***
За окном сильный ветер, который срывает с деревьев остатки сухих листьев, заставляет их кружится высоко в воздухе и врезаться в огромное окно, за которым стоит Чонгук и наблюдает за непогодой. Выходить из дома совсем не хочется, но не потому, что на улице холодно, дома он себя в таком же холоде ощущает и дело вовсе не в температуре помещения. Просто не хочется ничего, потому что в душе этот холод и проморзглая серость. - Господиин, - приторно сладко тянет чужой голос и укладывает свои ручки на плечи альфы, оставляя лёгкий поцелуй на чужой щеке, после чего, разворачивает Чона к себе лицом, - вы уже час тут стоите, - глядит в глаза чужие, старается не ежится от отсутствия каких - либо эмоций в них. Тянет раскрытую ладонь к щеке, желая прикоснутся, погладить, но Чон отворачивает лицо, не даёт и успеть коснутся. - За тобой уже приехала машина, тебе пора, - проговаривает и снова отворачивается. Даже себе признаваться не хочет, что не позволяет никому касаться своей щеки, потому что отвратно от этого касания, потому что нет в нём и толики того, что вкладывал в эти касания другой человек, тот, который ни как не оставит альфу, тот, которого не заменить, как ни старайся, тот который, умер для Чонгука. - Хорошо, - безвольно уронив руку, проговаривает, - ты приедешь за мной вечером? - Я пошлю водителя, встретимся там, - отвечает, после отходит от окна и не глядя на омегу, покидает номер, в котором находится стало тошно. В прочем, как и всегда. Выйдя в коридор, он проходит в лифт и долго смотрит на кнопки с номерами этажей. Взгляд останавливается на самой последней, той, которая поднимет его на крышу, палец тянется туда же. Чон сжимает пальцы в кулак и ударяет по стенке лифта, дверцы которого уже закрылись, борьба, через которую он проходит каждый день... Но сегодня... Сегодня он выдыхает стёртый воздух и нажимает на эту кнопку, лифт приходит в движение, вместе с ним, кажется и сердце. Стоит дверцам раскрыться, как в альфу ударяет холодный воздух и фантомный аромат того, кого здесь нет и больше не будет. После ливня, здесь всё прибрали, палатку убрали, как и оторванные гирлянды, остались только те, которые смогли удержаться, оказались прочнее, но тем не менее, они не горят. Один из работников предлагал заменить их, на более прочные, но Чонгук отказался. Что толку от этих ламп, когда здесь нет того, благодаря которому и светилось это место и излучало тепло, душевное тепло. Во всяком случае, Чонгуку так казалось тогда и он не хочет отравлять эти воспоминания. Выбирает, быть отравленным ими. Вот только сегодня решил сменить дозировку, ведь обычно он ими по ночам травился, а сегодня... Ровно два месяца назад, он привёл сюда Юнги и сказал ему, что тот может приходить, когда пожелает. Больше, он не приходил и надеется на это было глупо на самом деле, но... Чонгук присаживается на холодную поверхность и полностью укладывается спиной, плюя на холод, как и на то, что костюм замарается. Прикрывает глаза и уносится в прошлое, когда он так же лежал на этой самой крыше, под ливнем. Fleshback. - Господин, он ушёл, примерно, через четыре часа, после нас, - проговаривает, усевшийся рядом Минхо, - и вас просил Йен, ему что – то передали касательно омеги, мне он не рассказал. - Хорошо, - почти шёпотом роняет и поднимается на подкашивающиеся ноги, отказываясь от помощи, и проходит в лифт. Не поднимающий от пола взгляда блондин, семенит следом. Чонгук не помнит, как он спускался в лифте, как вышел из него и как дошёл до своего номера, в котором его уже ждал Йен. Соображать он начал только тогда, когда Минхо. стоящий позади, положил свою руку ему на плечо и чуть сжал. - Господин, может вам сначала сменить одежду? - Кивает на пол, на котором под Чоном уже образовалась лужа, от стекающих с него капель. - Меня если честно бесит этот мелкий, но думаю он прав, это может подождать, - проговаривает мрачный, хуже обычного Йен. - Это подождёт, что ты хотел сказать? - Отмахивается и как есть, мокрый, усаживается на белый диван, ни капли не жалея мебель. Йен вздыхает и шагает к Чонгуку, который шарит по мокрым карманам, очевидно в поиске сигарет, которые, конечно, тоже промокли. Достав из кармана мокрую пачку, Чон морщиться и откидывает её на светлый паркет. - Минхо, принеси мне сигареты, - проговаривает и откидывает голову на спинку дивана, прикрывая глаза. - А потом, можешь валить, - доносится до Чона шипение Йена. - Свалю, но не по твоему приказу, - огрызается Ли и покидает номер, а Чон ухмыляется. - Что ты его так не взлюбил? - А за что его любить? - Хмыкая, отвечает, - весь такой белый, пушистый и правильный, раздражает. - Смотри, не влюбись, - выдавляет смешок, и пока альфа не успел возмутится от сказанного, переводит тему, - говори уже, что у тебя там. - Я думаю, вам стоит дождаться сигареты, ну и виски прихватить, - прокашлявшись, тут же теряет весь свой пыл, и опускает взгляд в пол. - С ним что - то... - Нет, он в порядке, даже слишком, - зло выговаривает. - Не тяни уже, - начиная злится, поднимает на альфу свой взгляд, которому тот противостоять не может и сверлит им чёрную папку, которую тот держит в руках. Йен, тяжело вздохнув, подходит к Чону и передаёт ему папку, сразу шагая назад. - Это фото за вчерашний день наблюдения за ним и сегодняшнего утра, - хрипит и когда Чон раскрывает папку, делает ещё шаг назад и косится на открывшуюся входную дверь, в которой показался Минхо. Пока блондин проходил в номер и положил рядом с Чоном новую пачку сигарет и зажигалку, сам Чонгук листал фото и с каждым, лицо его становилось мрачнее, морщинка на лбу становилась глубже, движения резче, а хватка на фото сильнее. - Они встречались вчера и как видите, вполне себе хорошо общались. Он передал омеге визитку со своим номером. Благодаря хорошему разрешению снимка, мы смогли разглядеть и пробить его, это его личный номер, который есть только у его правой руки. А сегодня утром, они уехали вместе, встретившись совсем рядом с отелем, потом... Йен не успевает закончить, Чонгук взрывается. Он отшвыривает папку в сторону и вскакивает на ноги, пинает диван и снова поднимает фото с пола, на котором отчетливо видит, как Намджун ведёт омегу к своей машине, и что Юнги в этот момент совсем не сопротивляется, на его лице нет и доли страха или несогласия. Видит, понимает, что это факт и отрицать его нельзя, но верить всё равно отказывается. Выпускает обжигающее пальцы фото из рук, позволяя ему упасть на пол к остальным и закурив, сам усаживается на пол, в груду этих фото, которые теперь является доказательством его чрезмерной глупости. - Что было потом? - Шумно дыша, с дымом выдыхает. - Он довёз его до дома, но окольными путями, потом они ещё стояли и разговаривали о чём - то, там есть... - Ясно, - хмыкая, роняет. - Господин, у меня есть подозрения, что этот омега как - то замешан в наших проблемах. Именно после его, до сих пор не понятно каким образом, появления в клубе, у нас начала происходить утечка информации, а сейчас мы видим его очевидную связь с Монстром. Не думаю, что это какие - то совпадения. Думаю, его нарочно заслали к вам, как шпиона. Пока он устраивал истерику в клубе и ваше внимание было обращено на него, уверен, в клубе был кто - то ещё. Не мог он сам добраться до вас через охранников. - Ага, а что ты скажешь на то, что во всём этом пострадали его родители и он сам? - Вскрикивает Ли, зло глядя на Минхо, - только сегодня утром пришёл отсчёт о том, что у его отца остановилось сердце, его кое - как откачали. Его папа сидит на успокоительных всё это время, а самого омегу чуть не изнасиловали и не убили, при этом покалечив. - Насколько мне известно самой серьёзной травмой у омеги было треснутое запястье, - парирует Йен, - изнасиловать его тоже никто не успел, как и убить. Вам не кажется странным, что пришли они именно на следующий день, после того, как он пришёл к вам? Думаю, всё это было не иначе как запланированной сценой. - Озвучивает ужасающий присутствующих в комнате, свой факт. - Да быть такого не может, - взрывается Ли, - как можно было это подстроить? Ты видел, каким его вытащил оттуда господин Чон? Ты сам хотя бы веришь в то, что говоришь? - Подходит к альфе, которому уступал в росте на целую голову, из за чего пришлось приподняться на цыпочки, чтобы в глаза ему заглянуть, - ты несёшь бред, этот мальчик сам настрадался от рук этого чудовища. - Омеги, всегда были, есть и будут продажными существами, которые за пачку денег и жопу подставят и родителей продадут, так чем этот отличается? Мой тебе совет мелкий, выйди из своих розовых фантазий или я тебя сам пристрелю, - шипит, напирая на Ли, но и тот не сдаётся, ухмыляется в ответ и приставляет пистолет к груди альфы. Пистолет Йена. - Да как ты?... - А вот так, я может и мелкий, но у тебя проблемы с наблюдательностью, раз даже за своим пистолетом уследить не можешь. Поэтому, прежде чем угрожать, сначала докажи, что ты способен эти самые угрозы выполнить, чтобы посмешищем потом не выглядеть, - отшвыривает пистолет растерявшемуся брюнету и отходит от него, приближаясь к до сих пор сидящему на полу Чонгуку, который пустым взглядом смотрит в пол, держа в руке догоревшую сигарету. - Господин Чон, я уверен, что эти предположения не больше, чем бред собачий, - выговаривает, метая злой взгляд на Йена, - здесь точно что - то не так и не стоит принимать эти фото за чистую монету. Нужно разобраться во всём. - Да в чём тут разбираться? - Вскрикивает Чон, хватая парня за пиджак, отчего одна из пуговиц на нём, рвётся, - на взгляни, посмотри по лучше, - тычет одним из снимков в лицо, - ты видишь на его лице страдание или нежелание находится с этим человеком? А может, на его лице страх? Или он сопротивляется и его насильно заталкивают в эту ебучую машину? - Перебирает снимки, после чего сжимает каждый в пальцах, сминая их и отбрасывая в сторону. - Здесь не в чём разбираться, я проебался. Эта мелкая задница обвела меня вокруг пальца и выставила полным ничтожеством! В чём ещё разбираться? Как можно отрицать или оправдать это? Эта сволочь Намджун никогда и ни кому не давал своего личного номера, никогда и никому, сука! - Резко выпускает пиджак молчащего парня, и оттолкнув его от себя, поднимается на ноги и выхватывает из рук Йена бутылку виски, за которой тот успел сходить, пока Чон орал на младшего. - Может он и не замешан в утечке информации, но он точно заодно с Кимом, это была его месть, мастерски приподнесёная, а я безмозглый повёлся. - Хмыкает, откупоривая бутылку и жадно присасывается к горлышку, не чувствует обжигающей горло горечи, на душе более горько. Если бы её можно было выплюнуть, чтобы не болела, вместе с больным сердцем, он бы это сделал. Но приходится мучаться, пытаться чем - то заглушить, этот поднимающийся шум в ушах от сходящего с ума, зверя, который не верит, не признает, рычит на Чона, чтобы тот не верил в клевету на омегу, просит, умоляет, не лишать своего личного света. И поможет ли с этим всем справится какой - то виски, который на вкус, не больше, чем вода сейчас? Альфа перестаёт пить, утирает мокрые губы рукавом не менее мокрой рубашки, возвращается к дивану, упав на него, снова закуривает. Понимает, что и дым тут бессилен, всё бессильно, но всё равно пытается, хоть и тошнит уже от этих сигарет и выпивки, всё равно в себя заталкивает, давится, но продолжает. Закрывает глаза, но вместо спасительной темноты, видит под ними образ любимого, который сейчас хуже самого опасного яда, травит только, заставляя с громким криком отшвырнуть почти на половину пустую бутылку, едва не попадая ею в Минхо, который отшатывается и врезается в стоящего рядом Йена. Расстерявшись, парень отскакивает от него, и осторожно начинает подходить к Чону, уворачиваясь от тянущейся к нему руки брюнета. - Может, вам всё таки стоит поговорить с ним? Даже если ситуация такая, какой мы её видим на этих фото, может есть что - то, чего нам не видно? Может... - Перестань, - опустошённо хрипит, - даже слышать о нём не желаю, поэтому если не хочешь так быстро и глупо сдохнуть, не заикайся даже про него. - Но... - Ты не понял? - Поднимает на младшего угрожающий взгляд и тот тут же тушуется, опускает взгляд и отходит назад, под издевающийся смешок Йена. - С этого момента, он мёртв для меня. Любой, кто заикнётся про него, получит пулю в лоб. Надеюсь, я ясно выражаюсь, Ли Минхо. - Да, господин, я понял, - потухшим голосом, роняет. - А теперь проваливайте оба, - машет рукой в сторону выхода, а сам, поднимается с пола и идёт к бару, на ходу стягивая с себя мокрый пиджак и рубашку. - Господин, что делать с другим омегой? - Остановившись у двери, прикрикивает Йен, заставляя этой фразой обернутся на него не только Чона, но и Минхо, - он уже весь персонал отеля заебать успел, а уходить отказывается. - Ну, пусть идёт сюда, - скалясь, отвечает и присасывается к новой бутылке, только теперь уже коньяка. End flashback. - Господин, - Чонгук открывает глаза, уставляясь в серое небо, желая думать о том, что вернулся в тот день не только мысленно, но и физически и сможет исправить, сможет поступить как - то иначе, но блондин рушит эту приятную иллюзию, проговаривая, - вам пора выезжать. - Как ты нашёл меня? - Приподнимается, сменяя свою позу на сидящую. - Вас не было в номере... - И поэтому ты пошёл сюда? - Перебивает. - Нет, я пошёл сюда, потому что помню, какое сегодня число, - усаживается рядом с Чоном, - поэтому не был удивлён, найдя вас здесь. - Чонгук на эти слова только хмыкает и закуривает, - можете прострелить мне лоб, как и обещали, но вы ведь скучаете по нему и сами не желаете верить в то, что он мог вас так предать. - Я хотел с ним поговорить, я передал своё письмо, вместо того, которое оставил мой отец для Ёнсана. Уверен, что тот не стал бы его читать, но Юнги не смог бы перебороть своё любопытство и прочёл бы его сам, но даже если он это и сделал, за два месяца я не получил ответа, а он живёт припеваючи, находясь подле Кима. Я бы мог закрыть глаза на те фото, но не могу закрыть их на то, что вижу сейчас собственными глазами. Более того, мы оба видели то, что было после похорон. Он нашёл своё утешение в объятиях того монстра, потому, давай не будем, - поднимается на ноги и идёт в сторону лифта. Минхо, тоже ловящий флешбеки от этого момента, поднимается и идёт следом. Ему на самом деле больно смотреть на буквально, распадающегося на части Чонгука, который медленно, но теряет всё, а главное, он теряет себя. За это время, он по немногу, но начал учится контролировать свой гнев, потому что понял, что пока им правят эмоции, он не может сконцентрироваться на проблемах, которых стало слишком много. Намджун оказался более жадным и, судя по его действиям, хочет остаться единственным монстром в этом городе. Чонгук с ним борется, но с каждым днём, его упорство гаснет. Многие начали перешёптываться и пускать слухи о том, что Чон просто спёкся и выдохся, а Минхо видит, что Чонгуку просто не за что бороться, не за кого. Он начал это, готовый ко всем потерям и последствиям, точно зная, что сможет дать отпор. До того дня, когда он привёз Юнги сюда, Чон упёрто шёл вперёд, не желая даже принимать возможность поражения, но после того вечера, Чон потерялся. Сначала он несколько дней не выходил из своего номера, утопая в алкоголе, похоти и веществах, к которым, как Ли узнал от Йена, он редко прибегал. Вышел из своего запоя он резко, за день до похорон отца Юнги. Минхо, плюя на Йена и приказ Чона не упоминать ни омегу, ни всего, что связано с ним, вломился в номер и утащил в холодную ванну, прогоняя остальных. Он был готов к тому, что после такой выходки его просто убьют, но смотреть на этот цирк не было ни сил больше, ни желания. Немного, но приведя его в чувство, он сказал о том, что на следующий день похороны и только после этих слов, увидел настоящее прояснение в чужом взгляде. Казалось, что эта новость отрезвила его куда лучше, чем холодная вода. После этого Минхо не был даже хоть как - то наказан, напротив, заполучил ещё большее уважение от Чонгука, а так же, именно он поехал с ним на похороны. Почти накричал на него, когда тот злой, но больше убитый вернулся в машину и, нарочно ослушавшись приказа возвращаться в отель, поехал к дому Юнги. Он хотел убедить Чона, чтобы они нормально поговорили, но после он пожалел об этом решении. Когда они заехали в переулок, то первым, что бросилось в глаза, это дорогая машина напротив дома Юнги. Чон тут же напрягся и готов был выйти из машины и рвануть в дом, боялся, что та история повторится, но всё вышло иначе. Не успел он выйти из машины, как из подъезда вышел Юнги, к спокойно курящему у машины Намджуну. Они так же спокойно говорили, а потом, Ким обнял его. В этот момент Минхо боялся, что сейчас Чон снова взбесится, но тот, просто сидел и смотрел на то, как его любимого обнимает другой, закурил и попросил уехать. Когда они вернулись в отель, Минхо попросил прощения, а Чон выпить с ним. После той молчаливой ночи пьянствования, Чонгук вернулся к работе, смог даже сделать не большой, но ответный удар Киму, но к жизни так и не вернулся, словно душу Чона похоронили вместе с отцом Юнги, если не раньше. Так же они не возвращались к разговорам об омеге, до этого дня. Минхо соврал, что заходил в номер. Он сразу поднялся на крышу, уверенный, что найдёт Чонгука там. Он сам понимает правоту слов Чона, но то ли от своей врождённой наивности, то ли ещё из за чего, не может поверить в то, что даже видел собственными глазами. Он не может принять факт такого предательства Юнги и не понимает, как Чонгук мог так легко, смирится с этим. Ли принял решение разобраться с этим, и не догадками, какими - то письмами и ещё чем - то, а реальными фактами. Он не собирается наблюдать за моральной гибелью Чона, уверен, что не он один так же погибает сейчас. Даже если он не прав и омега действительно оказался таким типичным и гадким, всего навсего хорошо отыгрывающий свою роль, плевать, тогда он это примет, и будет стараться помочь Чону как - то по - другому, но оставлять всё так, больше не собирается. - Господин, - окликает собирающегося выйти из лифта Чона, - моё присутствие с вами сейчас, обязательно? - В принципе нет, это короткая встреча и со мной будет Йен. Не хочешь ехать? - Покидая лифт, разворачивается к остановившемуся рядом парню и смотрит на него, в ожидании ответа, - или вы опять рассобачились? - Выгнув бровь, спрашивает, пуская на лицо ухмылку. - Да бесит он меня, - вспыхивает, стоило услышать имя главного врага в этом месте, возможно и мире. - Ладно, - пуская смешок, хлопает парня по плечу, - дам вам перерыв. Но имейте в виду, что после сегодняшнего вечера, вы мне оба будете нужны. - Я знаю, - бурчит, радуясь, что Чон сам дал ему причину откосить от поездки, - я буду готов, просто передышка нужна. - Хорошо, тогда встретимся на вечере, - Минхо кивает, а Чон уходит в сторону выхода. Дрожащими пальцами Минхо снова вызывает лифт и тихо молится про себя, чтобы его не убили за то, что он собирается сделать. Осторожно пробравшись в номер Чона, Ли заходит в его кабинет и начинает проверять ящики стола и книжные полки в поисках папки, которую он лично доставлял Чону, на следующий день, после прихода Юнги в клуб. Чон не стал читать личное дело парня, желая самому узнать его, а не пользоваться таким грязным методом. Ли тоже не хотел бы поступать так, но отчего - то уверен, что начинать искать правду, нужно именно оттуда. - Да не мог он, избавится от неё, - сокрушённо вздыхает, когда поиски не увенчались успехом, но потом громко охает и выбегает из номера, вспомнив, что папку он приносил именно в клуб, а Чон её оттуда вроде и не забирал. Альфа хочет на это надеяться. Покинув отель, он запрыгивает на свой мотоцикл, надеясь добраться до клуба раньше, чем туда приедет Чон, ведь ему по пути нужно будет заехать в ещё одно место, а зная Йена, ехать они будут долго. Конечно, это всё равно рискованно, но он должен успеть узнать хоть что - то до вечерней встречи. Желательно, чтобы это что - то, было из разряда оправдывающего омегу, иначе дальше всё будет только хуже, а допустить этого нельзя. Быстро добравшись до клуба и с облегчением для себя узнав, что приехал первым, он врёт охране, что приехал по повелению босса и беспрепятственно проходит в его кабинет, начиная искать там. В этот раз поиски были не долгими и более того, удачными. Он сразу находит голубую папку в нижнем ящике стола и тут же начинает быстро просматривать её и от каждой новой прочитанной строчки, его глаза расширяются до таких размеров, что со стороны можно было подумать, что они сейчас выкатятся из глазниц. - Да как ты, чёрт возьми, вообще выжил? - Ошеломлённо бубнит себе под нос, прикрывая рот ладонью, - и после этого, вы хотите сказать, что он продал бы своих родителей? Да даже самая последняя мразь не была бы способна на такое... - Что ты делаешь? - Минхо поднимает взгляд на знакомый голос, в горле тут же пересыхает, а сердце уходит в пятки. Йен кажется готов сейчас дыру в нём прожечь, но он должен собраться. - Я тебя спрашиваю, что ты тут делаешь дубина? - Шипит, угрожающе приближаясь. К слову, этот тон Минхо совсем не помогает собраться, он только сглатывает и взяв папку в руки, начинает осторожно обходить стол. - Йен, я объясню, - начинает, но старший тут же ударяет ладонью по столу, от чего тот вздрагивает. - Что ты мне придурок объяснишь? Ты блять смертник или кто?... Йен резко смолкает и прислушивается к приближающимся шагам и голосам, тянущимися из коридора. Не думая он прыгает к напуганному Ли и схватив его, утаскивает за плотные шторы, прижимая к окну и зажимая его рот рукой. - Молчи, - тихо шипит, после чего они оба слышат, как открывается дверь кабинета и голос Чонгука. - Я только заберу документы, и можем вернуться вниз, сейчас там тихо, а бармен уже на месте, - проговаривает на ходу и достаёт из сейфа нужные ему документы. - Мне кажется, и здесь вполне удобно бы было, - отвечает второй голос. - Хочу выпить, поэтому пошли туда, - как - то неубедительно произносит, на что Ли хмыкает в чужую руку, но тут же успокаивается, стоило поймать очередной устрашающий взгляд старшего. - Я смотрю, ты так и напрашиваешься на пулю, - зло шипит старший альфа, когда за Чонгуком закрывается дверь и сжимает парня в своих руках сильнее, игнорируя его попытки выбраться. - Думаешь, если он простил тебе ту выходку и разок бухнул с тобой, то вы теперь друзья не разлей вода? Спустить ты уже на землю, наивный дебил! - Да отпусти ты меня, - с силой наступив на ногу альфе, вырывается из кольца чужих рук, - ты ничего не понимаешь, - дышит шумно, зло глядя на старшего, но пятится назад, стоило Йену начать приближаться к нему. - Чего я не понимаю? Что ты долбанный суицидник? Так сильно на тот свет просишься? Так давай я сам тебя пристрелю, чтобы тебе не утруждаться, - багровея, на полном серьёзе достаёт из за пояса пистолет и сняв с предохранителя, наставляет ствол на парня, который не менее зол сейчас. - Даже если и так, какое тебе дело? Что ты вечно лезешь? Почему постоянно мешаешь? Ты... - Я тебя защищаю, еблан ты мелкий! - Вскрикивает и тут же опускает руку с зажатым в ней оружием, зарываясь второй в короткие волосы. На парня, что опешил, старается не смотреть, иначе боится, всё таки спустит курок, только не в него, а в себя, за слова, которые вылетают из собственного рта. - Что ты тут делал? Что у тебя в руках? Какого хера ты вообще творишь? - Я... - парень запинается, сглатывает, всё ещё не в силах переваривать сказанное старшим. Пытается собрать мысли хоть в какую - то целеобразную кучу, да только стоит посмотреть на старшего, как все эти жалкие попытки летят к чертям. А он ещё гордился своим умением сохранять трезвость рассудка в стрессовых ситуациях, да в каком блин месте? Стоило ему услышать то, что в разрез шло с его мыслями, так и двух слов теперь связать не может. Стоит посреди кабинета, папку к себе прижимая, выглядит сейчас, как забитый в угол мышонок и плевать, что вокруг него ещё, минимум, для десятерых рослых альф места хватит, ему тесно, а дышать тяжело. Слишком много древесины в воздухе. - Что ты? Ты мелкий, наивный, болван, который верит во всякую чушь и из за этого вечно влипаешь в какие - то неприятности, которые тебе, мелкому придурку, могут стоит твоей грёбаной, маленькой, жизни! Ты если в своей башке, до сих пор по цветочным полям скачешь в обнимку с розовыми единорогами, так нахуя сюда припёрся? - Да что ты вечно в мой возраст тычешь? - По - новой взрывается Ли, - думаешь, если старше на каких - то пару лет, то можешь на меня свысока смотреть? - Пару лет? Мне двадцать девять, а тебе через неделю только двадцать три стукнет, мелкий ты сопляк, а потому, могу себе позволить... - Откуда ты знаешь? - Вдруг тихо роняет, перебивая старшего и заставляя его растеряться. Если бы сам Минхо в этот момент не находился в таком же состоянии, то непременно достал бы телефон и со смехом стал бы снимать Йена, чтобы потом дразнить его этим. По факту же стоит, ресницами хлопает, ответа ждёт. - Я, да не важно. Что ты тут делал? - Спокойно уже спрашивает, доставая из кармана сигареты, - я ведь не шутил когда говорил о том, что на пулю нарываешься, вряд ли он стал бы выяснять. Должен ведь был понять уже, что он всё делает без разбора. - Не всегда, - Йен скептически изгибает бровь, - ну, сейчас он не так заводиться, старается держать себя в руках. Ладно, это тоже сейчас не важно. Я хотел посмотреть личное дело Юнги, он ведь его так и не прочёл, а я уверен... - Да куда ты суёшь свой нос, мелкое ебанько? - Снова взрывается, только уже сильнее прежнего и, забыв о сигарете, которую он и закурить, не успел, приближается к пятящемуся назад, парню, - ты хоть понимаешь, куда ты лезешь? Не много - то своими мозгами работаешь или их там и нет вовсе? - Я знал, что ты знаешь больше, чем говоришь, - почти пищит парень, когда упирается спиной в книжный шкаф, а Йен останавливается буквально в шаге от него, а его вид заставляет сжиматься и без того низкого паренька. - Почему ты останавливаешь меня от этого? Ты знал, что они не родственники? Знал же, что его усыновили? Йен не отвечает, молчит, а Минхо не может понять, чего в его взгляде больше, злости или сожаления, от того, снова теряется, но именно это позволяет ему держаться на ногах и иметь смелость задавать вопросы. - Ты ведь тоже знал, что он не стал его читать, так почему не сказал ему? Почему не рассказал о том, что с ним было? Что ты ещё знаешь и почему продолжаешь молчать? - Да потому что всё это дерьмо собачее, - вскрикивает, зарываясь пальцами в собственные волосы и сжимая их, - не лезь в это, - снова поворачивается к блондину, уперевшись руками в шкаф, по бокам от него, глубоко вдыхая, запах аниса, который наполняет собой кабинет. Или это только Йену, кажется, что остальных запахов тут не существует? - Я хочу помочь им, - тихо выдыхает, стараясь не думать о том, что последний свой воздух выдохнул. Старший слишком близко, опасно, запретно, но... почему так спокойно становится, когда он вот так, рядом стоит? Почему в этих глазах, цвет которых он только сейчас разглядеть смог, не злость уже, а что - то другое. Что - то, что сравнимо с заботой? Да нет, головой мотает, бред какой - то. Кажется этот кабинет, какой - то магически - мистический, соединяет всё то, что не должно соединяться. - А тебе потом, кто поможет? - Как - то тоскливо спрашивает, опуская лицо ниже, делая так, чтобы быть с чужим на одном уровне. - Сам справлюсь, - приложив раскрытую ладонь, к чужой, горящей груди, едва не шепчет, - не хочешь помогать, не надо. Но прошу, не мешай тогда, - прикладывает чуть силы и отталкивает от себя, не сопротивляющееся тело. - Хочешь, чтобы я позволил тебе пойти на смерть? Чтобы спокойно смотрел на это? - Отшатываясь, так же тихо спрашивает. - Просто закрой глаза на это, ты в этом хорош, - проговаривает и выходит из кабинета, оставляя Йена одного. - Если бы я только мог на тебе эту способность использовать, - шепчет, глядя на закрытую дверь, и чертыхается себе под нос, тоже покидая кабинет. - Сам он, конечно, да из тебя бы уже давно решето сделали, если бы не я, мелкий придурь, - бубня, игнорирует лифт, который сейчас спускается вниз и проходит к лестнице. – Ох, и влипну я из за тебя, сопляк, - останавливается напротив комнаты охраны и, постучавшись, заходит внутрь.***
- Нет, я конечно не сомневался в том, что ты смерти моей хочешь, но давай как - то иначе, - косясь на пожарную лестницу, проговаривает, а после, переводит взгляд на омегу, который в лице не меняется, - да ладно тебе, просто скажи, что это твои тупые приколы, я пожму тебе руку и поедем отсюда. - Тебе совсем не обязательно подниматься туда вместе со мной, - сбрасывает с плеч пальто и просовывает пальцы в перчатки, - просто подожди меня тут. - Да ты ебанулся? А если ты сорвешься? - Я это уже слышал, - грустно улыбнувшись, Мин идёт к лестнице и вытянув руки, подпрыгивает, схватившись за первую ступень и начинает карабкаться дальше. - Да ты, айщщщ, точно сам тебя прибью, - дождавшись пока парень заберётся выше и встанет уже ногами на ступеньки, тоже начинает подниматься. - Тогда тебе точно голову оторвут, - не спеша, поднимается. - Да похуй, задрал уже, - злясь, выговаривает. - Прибереги мат, там дальше ступенек хватать не будет, придётся только по перилам. - Да, ты... - Не кричи, лучше следи за ногами и руками, не оступись, - спокойно отвечает и как ни в чём не бывало, продолжает подниматься. Слышит, что альфа что - то ещё бормочет недовольно, но сам больше не заговаривает, он хочет подняться туда. Хочет... почувствовать. Тэён, продолжая ворчать и спрашивать себя, зачем он гоняется за сварливым омегой, когда мог спокойно доложить о его таком поведении и выходках Намджуну, чтобы тот приструнил его, не замечает, что парень остановился, а потому, едва не ставит руку на его ногу, отчего даже пугается. - Блять, чего встал? Только попробуй сказать, что передумал? - Угрожающе прикрикивает, - я тебя сам отсюда сброшу. - Я буду только рад, Тэён, - выговаривает и альфа слышит, как немного, но голос у омеги дрогнул. - И я не передумал, - проговаривает, не отводя взгляда от новых, приваренных ступеней, продолжая подниматься. Тэён не отвечает, решая промолчать, чем развивать эту тему, но теперь пристальнее наблюдает за омегой. - Разве ты не говорил что где - то не должно было хватать этих железок? Или опять твои шуточки? - Поднявшись и наблюдая за тем, как парень идёт к перегородке, проговаривает. - Когда я был тут в последний раз, их не было, - чуть развернувшись, отвечает. Оглядывает крышу и, улыбнувшись, отходит в сторону, под таким же пристальным взглядом альфы, - с ума сойти, он ещё здесь, - поднимает с пола свой старый, оставленный в тот вечер, рюкзак, и присаживается с ним на пол. - Что это за мусор? - Скептически оглядывая рюкзак, который Мин с довольным лицом начал открывать. - Сам ты мусор, - надувшись, отвечает, - я забыл его тогда. Не думал, что найду его здесь, - открывает и достаёт оттуда недопитую бутылку соджу, улыбается, но тут же морщится, словно от боли. Правильно говорят, бойся своих желаний. Юнги хотел проверить, чувствует ли ещё что - то? Способен ли вообще, что - то чувствовать? Как самоуверенно. Разве можно так быстро остыть? Хотя, смотря сейчас на зелёную бутылочку в руках и вспоминая то соприкосновение пальцами, понимает, что сколько бы времени не прошло, он не забудет и вряд ли остынет. - Ты же не собираешься пить сейчас? Я твою пьяную тушку спускать отсюда не буду, - со всей серьёзностью, предупреждает, и бесится, когда видит ухмылку Юнги. - Можешь мою пьяную тушку просто скинуть, - отвечает и открыв бутылочку, делает глоток, вкуса снова не чувствует. - Блядь Юнги... - От одного глотка со мной ничего не случится, не волнуйся, - закрывает бутылочку и хочет убрать её обратно в рюкзак, но замечает в нём какой - то пакетик. Хмурится, отставив бутылку в сторону, что не укрывается от Тэёна и достаёт этот пакетик, - что это? - Сам себя спрашивает и достаёт из пакета конверт. - Собирался письмо отправить? - Приближаясь к парню, спрашивает, хоть и сам в этот вопрос не верит. - Нет, - подтверждает догадку и, повертев в руках пустой конверт, принимается открывать его. Тэён, присевший рядом, наблюдает за действиями парня. Вскрыв конверт, Юнги достаёт оттуда небольшой, исписанный мелким почерком лист бумаги и начинает читать. С каждым, новым, прочитанным словом, дышать становится тяжело, хотя казалось, что на крыше пятнадцатиэтажного здания, такое невозможно, да и самих слов не много, всего два предложения, от лицезрения которых, точно песок в глаза забивается. - Что там? - Обеспокоенно спрашивает Тэён, пытаясь заглянуть омеге через плечо, чтобы прочесть. - Это он, он починил лестницу, только зачем, не понимаю, - дрожащим, от просящихся наружу слёз, тихо отвечает, и поворачивается к альфе. - Я такой придурок, - улыбнувшись, проговаривает, - я думал, - сглатывает, - думал, что справлюсь, что у меня хватит сил. Ещё тогда, когда он пришёл в дом, я знал, знал, что будет больно, но говорил себе, что смогу. Говорил папе, что я сильнее, но кто я? Разве можно назвать меня сильным? - Едва не задыхаясь, выговаривает. - Что я, чёрт возьми, могу? Я, обыкновенное ничто, слабак и тряпка, который впервые повёлся на красивого альфу, принял его минутную заботу, за нечто большее. Просто наивный долбоёб. Как, я могу дальше? Не могу я дальше, - начиная плакать, закусывает нижнюю губу, что противно дрожать начала, опуская голову, а Тэён прижимает к себе паренька. - Ну, давай не реви, слышишь? Ты, чёрт возьми, самый сильный и упёртый омега, которого я знаю, - хлопает рыдающего во всю парня по спине, мысленно извиняясь перед ним, - этот Чон просто недостойный тебя придурок. - Ох, а Намджун достойный? - Оторвавшись от чужого плеча, смотрит заплаканными глазами, вдыхает лёгкий запах можжевельника, который не может успокоить раненного зверя, потому что не тот, потому что не он… - Нет, никто из них, - серьёзно отвечает и позволяет парню снова упасть на его грудь и выплакаться, понимает, что ему это нужно. Со дня похорон отца, Юнги больше не плакал, поэтому, его самого даже не удивило то, что сейчас, у него не было сил, чтобы хотя бы попытаться, сдержаться. Он не хочет, хочет хотя бы тут, в этом месте, быть честным с собой и хоть на мгновение сбросить все маски. Даже если бы не был уверен в Тэёне, что тот не расскажет всё Наму, всё равно бы не стал держаться. Он за этим сюда и пришёл, потому что устал быть тем, кем не является. Всю жизнь претворяется. Сначала, Юнги нужно было претворяться, что его не существует, чтобы никому не мешать, в особенности своим биологическим родителям, которые были мелкими барыгами, но и сами по немногу употребляли, в итоге подсев на низкокачественную наркоту, которая очень быстро прожгла их мозг. Потом, ему пришлось забыть о том, что он маленький омега, вытаскивая отца из всяких переделок, в которых и сам мог пострадать, нужно было учится скрывать свой запах от постоянно нашествия альф в их маленькую квартирку, учится защищать себя и отца, в то время, как другие омеги его возраста, учились или мечтали о богатеньком, красивом альфе, который приедет за ними на белом мерседесе. Маленький Юнги бросил школу и просто учился выживать. Особенно тяжело стало, когда от передозировки, умер папа, он до сих пор помнит эту его вечную фразу, "не вставляет, нужно ещё". Ну что ж, вставило. Отец тогда даже не сразу понял, что супруг мёртв и под дозой, две ночи трахал труп, издавая отвратительные на слух хрипы, слышать которые было откровенно страшно, а потому и спать под них было невозможно. А узнал Юнги, о кончине родителя, только по усилевшимуся, отвратительному запаху гнили, который, в прочем, был привычен в их доме, как и рвоты, плесени и спермы, но в этот раз, дышать было совсем невозможно. Зайдя в комнату родителей, и получив за это от отца, который и не сразу узнал родного сына, Юнги смог отбиться от него именно криками о том, что папа не дышит. Занеся кулак для очередного удара, он резко остановился, вслушиваясь в слова омеги и, перевёл взгляд на супруга, который уже начал разлагаться, лёжа на старом, местами погрызаном крысами, одеяле на полу. Это был последний момент, когда Юнги видел долю осознанности во взгляде отца. Денег на похороны у них, конечно, не было, поэтому отец просто сжёг тело супруга в одном из мусорных баков, вывалив оттуда мусор, и пересыпал прах в обыкновенную стеклянную банку, поставив её у себя в комнате. После смерти папы, отец прожил ещё почти четыре года. Возможно, мог бы и дольше, но в одну из ночей, в их дом вломились какие - то альфы, требующие от них денег за наркоту отца. Началась драка и в итоге его просто зарезали на глазах подростка, собираясь, расправится и с ним. От пережитого в ту ночь шока, он даже не помнит, как выбрался из дома и спасся. Последнее что он помнит, как сидел в каком - то переулке, прячась за мусорными баками, дрожа от страха, холода и голода, а руки его, как и одежда, были в крови, рядом с ним лежал нож, которым и был убит его отец. Именно в таком состоянии его нашли Кихён и Ёнсан, а так как омега совсем ничего не говорил, просто забрали его с собой, перед этим, Кихён аккуратно забрал нож из рук, убеждая, что они не навредят ему, а только хотят помочь. Стоило мужчине взять выматанного, худощагого омегу на руки, как тот, почувствовав тепло, моментально отключился. Вспоминая этот момент, Юнги ухмыляется, думая, что именно поэтому, наверно, он так зацепился на Чонгуке, ведь он спас его так же, как и когда - то супруги Мин. Очнулся Юнги тогда не в больнице, а светлой, хорошо пахнущей, уютной комнатке, лёжа на чистой и мягкой постели, а рядом с ним сидели двое людей, которые, стоило Юнги открыть глаза, сразу одарили его такими светлыми и тёплыми улыбками. Они не стали подробно расспрашивать Юнги о том, что с ним произошло, а предложили остаться с ними. Юнги долго сомневался, говорил, что благодарен уже за то, что они сделали для него и он не хочет наглеть и обременять их. Тогда Ёнсан рассказал о том, что у него тоже был ребёнок, и если бы он не погиб при родах, то они с Юнги были бы одногодками, разница у них в возрасте была буквально месяц. Больше пара иметь детей не могла. Они хотели усыновить ребёнка из приюта, но подумали и решили, что сначала откроют свой ресторанчик, дадут ему немного развиться, чтобы была точка опоры для дохода и тогда уже думать о детях, в прочем, как и полагается, наверно. Так же, Ёнсан говорил о том, что уверен, не зря именно они нашли Юнги, они должны были встретится и стать семьёй. Юнги от этих слов расплакался, впервые услышав такое слово, как семья, в свой адрес и согласился остаться, надеясь, что теперь обрёл дом и сможет жить спокойной жизнью. В целом, его надежды и желания воплотились. Ёнсан и Кихён записали его в новую школу, помогали с уроками, когда Юнги чего - то не понимал и не ругали его за это. В выходные они вместе гуляли, ходили в походы и ездили к морю. Юнги даже сам не заметил, как стал называть этих людей родителями, а они не акцентировали на этом внимания, просто счастливо улыбаясь, каждый раз, когда Юнги обращался к ним и называя сыном. Все трое были счастливы, да только счастье это длилось не долго, всего около семи лет. Сначала родители всячески старались скрыть от Юнги, пришедшую, в их тихий, до этого район, беду. Сам омега подозревал, что - то не так, замечал, что в ресторан стало приходить меньше людей, как и появляться на улицах, которые с каждой неделей, становились всё грязнее, а многие знакомые стали массово переезжать. Пришли Монстры и забрали покой местных жителей, и Юнги. Омеге снова пришлось претворяться, только в этот раз, бесстрашным и сильным, тем, кто может защитить свою семью. Хм, защитил. А потом... потом Чонгук и сейчас Намджун, перед которым он играет роль омеги похуиста вот уже почти два месяца, хоть глубоко в душе и благодарен ему. Он прекрасно помнит конец их разговора, когда он привёз его домой из отеля Чона, помнит, как сам ему сказал, что не желает знать о его человечности, но это именно то, за что он благодарен. Намджун ещё ни разу не тронул его за это время. Юнги соврал папе, что нашёл хорошую работу, убедив, что она не зависит от Чонгука, а так же в том, что им больше не нужно бояться монстров, ведь он понемногу, но закрывает накопившийся долг. Ёнсан, было видно, полностью омеге не поверил, но тем не менее, сделал такой вид, прося только Юнги быть осторожным и сразу сказать ему, если сил справляться не хватит. Юнги даже сам не до конца верит, что смог в тот момент не рухнуть в объятия мужчины и не разрыдаться, крича, что о том, что он уже давно не справляется. После таких новостей, старший омега, пытался следовать примеру сына и собрать себя в нечто, что может жить, и вернулся к работе в ресторане. Он не мог уйти сразу за мужем, хоть и хотелось до безумия, но он не мог бросить Юнги опять одного, он для него ещё с первой встречи стал родным ребёнком. Так и прошло это время. Юнги изредка виделся с Кимом, но ничего больше объятий, между ними не было, но омега уверен, что после сегодняшнего вечера, будет. Как рассказывал Тэён, в так называемом свете, уже известно о том, что у Кима новый фаворит, а значит, нужно показать свой, так называемый трофей. Поэтому сегодня, он должен быть с Намджуном, на каком - то вечере в честь открытия нового казино, какого - то давнего знакомого Кима. Он все эти подробности толком не слушал, но отчётливо понял, что отказаться он не может, а альфа дал намёк на то, что им пора двигаться дальше. Переводчик в голове Юнги, моментально перевёл эту фразу как "двигаться в постель". Он не злится за это на Нама, не имеет права, понимает, что тот и без того долго ждал, тогда как свои части договора выполнил все без исключения и даже больше. Он и Ёнсан, действительно ни в чем не нуждаются, их никто не трогает и они даже начали по тихоньку делать ремонт, который задумывали ещё при отце, воплощая в жизнь его идеи. Так же, Намджун снизил налоги, благодаря чему и ресторан стал оживать, за счёт приходящих в него людей. И всё бы хорошо, если не знать цену этого. Всего лишь сердце, душа и тело маленького, глупого омеги, который потерял все надежды на своё личное счастье. А потому, перед тем, как потерять то последнее, что ему принадлежит, как лечь под того, с кем даже представить себя в постели не может, он решил прийти сюда, выплакаться, чтобы опустошить, переполненный сосуд, чтобы было, куда копить новое. Набраться несуществующих сил и просто вспомнить, какого это, чувствовать себя, счастливым... с любимым... чужим. - Нам пора, Юнги, - тихо проговаривает, не выпускающий из своих утешительных объятий, Тэён. - Да, - отстранивший от чужой груди, Юнги стирает с лица слёзы, кивает и поднимается на ноги, надевая рюкзак на плечи. - Не тяжёлый? Давай я... - Не нужно, я справлюсь, - чуть приподнимает уголки губ в улыбке и оба понимают, что говорил Юнги совсем не про рюкзак, как и оба умалчивают это, чтобы не добавлять драмы на этот и без того, драматичный день. Спускались они, молча, как и не разговаривали по дороге домой. Юнги, как и обычно, сидел на заднем сидении и смотрел в окно, а Тэён, боролся с собой. Омега так и не узнал, что не видится он практически с Намджуном потому, что Чонгук ни как не отступится и продолжает бороться, что тщательно скрывается от него. Он не знает, что Чонгук давно вступил в игру и многим пожертвовал ещё до той ночи на крыше отеля. Как и не знает о том, что Чон не предавал его и тоже сходит с ума. Тэёну жаль этих двоих обречённых, больше всего, Юнги конечно, Чон же его больше бесит, чем вызывает в нём жалость. Он верит, что тот искренне Юнги любит, но не понимает, почему так быстро сдался, почему так легко поверил в глупые фото, которые пусть и отбирались тщательно, но неужели не заметил он боли и страха в глазах любимого? Неужели настолько подвержен собственным эмоциям? Пытался поставить себя на его место, понимал, что по началу, поступил бы так же, плюнув на всё, ушёл бы в себя, но после того, как эмоции прошли, всё равно попытался бы разобраться во всём. А Чон просто опустил руки и "отпустил". Именно поэтому Тэён был абсолютно честен с омегой, когда говорил, что его не достоин ни Чон, ни Ким. Тэён до зуда на коже, хотел бы рассказать всё омеге и похуй, что Нам его босс, и рассказал бы, если бы это не было опасно для самого Юнги. Будучи уже знакомым с буйным характером Мина, он уверен, что как только тот узнал бы всё, тут же начал бы рвать и метать, а Нам такого не потерпит. Убить он его, вряд ли убьёт, но придётся омеге худо, как и его, тоже сполна настрадавшемуся, папе. А потому, Тэён может только так, только умалчивать Наму о том, чем занимается омега или его самочувствии, умолчать о сегодняшней прогулке, разговорах и конечно слезах. У Нама есть человечность, но у неё есть лимит и лучше за него не выходить, он и так все свои рекорды побил, находясь рядом с этим омегой. Но от Юнги кое - что, решает всё - таки не утаивать. Не знает, лучше сделает, или хуже, но уверен, что должен предупредить. - Юнги, - окликает парня, когда они уже подъезжали к дому омеги, на что тот только промычал, но головы не повернул, может и к лучшему, - ты же знаешь, что это казино открывает знакомый Кима? - Если ты хочешь посвятить меня в какую - то их историю, то мне плевать, - сразу огрызается, благодаря чему альфа понимает, что парень успокоился. - Не хочу, более того, мне нельзя этого делать, но думаю, что ты должен знать, чтобы в случае чего, быть готовым, - слова и интонация дают свои плоды, Юнги поворачивается к Тэёну, глядя на него через зеркало, пока тот паркуется у подъезда. - Быть готовым, к чему? - Напрягаясь всем телом, задаёт свой вопрос, сжимая в руках рюкзак. - Этот знакомый, - набирает в грудь больше воздуха, впервые настолько теряясь, - это его общий с Чоном знакомый, - обрушивает на омегу такие подробности и взгляд на него сейчас поднимать боится, - до своего отъезда из города, он занимал нейтралитет между ними и поддерживал хорошие отношения с каждым, а теперь вернулся. Вполне вероятно, что... - Он тоже может быть там, - бесцветным голосом, роняет, заканчивая за альфу, стараясь не растечься по этому кожаному салону, кровавой жидкостью. - Юнги, может, с моей стороны это прозвучит жестоко, но ты должен выдержать, - повернувшись к омеге, проговаривает, и отводит взгляд. Сил, смотреть на него не хватает. - Я выдержу, я ведь сильный, - приподнимает уголок губ, поднимая взгляд на альфу, - это всего лишь Чон Чонгук, - пускает смешок, который своей интонацией напоминал предверие истерики и не желая больше говорить, открывает дверцу, покидая машину. Да, чего ему волноваться, это ведь просто Чон Чонгук. Всего лишь его глупая, но такая сильная любовь. Его сердце и душа, его всё, которое так и не стало по - настоящему, его. Конечно, Юнги справится.***
- Это твоё окончательное решение, Чонгук? - Выдыхая густой дым от сигары, спрашивает, сидящий на чёрном, кожаном диване, белобрысый мужчина, ответа на свой вопрос сразу не получает, только тяжёлый вздох, который говорил о неуверенности собеседника, в своём решении. Не привычно. - Я вижу, ты всё же, сомневаешься? - Нагнувшись к низкому столику, стряхивает пепел в хрустальную пепельницу, и пристально смотрит на Чона, который упираясь локтями в колени и сцепив пальцы в замок, уложил на них свой подбородок, глядит в одну точку, практически не моргая, уже почти, пять минут. - Чонгук? - Я слышу тебя, - с глубоким вздохом, отвечает, выпрямляясь и разминая шею. Вдыхает глубоко в лёгкие воздух, пропитанный дымом, кофейными зёрнами, от старшего, его собственным и слабыми нотками алкоголя, но не находит в этом всём то, чем на самом деле хотелось бы дышать и задохнуться. Тут не пахнет малиной. - Я решил, - кивая сам себе, проговаривает, словно этим жестом хочет придать уверенности собственным словам. - Но ты сомневаешься, - перебивает, - я же не первый день тебя знаю, что тебя тревожит, что заставляет сомневаться? Если дело в недоверии, то я тебе уже несколько раз сказал, что больше я наблюдать не буду, Намджун перешёл границы дозволенного. - Я полностью доверяю тебе, Хо, просто... - Чон откидывается на спинку дивана и тоже закуривает. В голове это всё выглядело намного, иначе и куда проще, нежели на деле. Чону сложно решится. - Просто боишься, что пострадает тот омежка? - Непринуждённо роняет, делая глоток слабоалкогольного коктейля, делая вид, будто не замечает мгновенно устремлённого на него взора. – Ты просил меня собрать на него информацию, к слову, это первый раз, когда ты просишь меня о подобном, касательно омеги, а потом я узнаю, что ты в рыцари записался. Когда собирался рассказать мне всё? – Поворачивается к Чону и ухмыляется его растерянному и даже несколько, виноватому, виду. - Это было не так важно, - отмахивается и глубже затягивается. С одной стороны, возможно Хосок, тот самый человек, который если и не помог бы уладить всю эту бурю в душе, возможно, Чонгуку стало бы легче, выговорившись ему, возможно, старший мог бы дать какой – то совет. Но рассказывать обо всём, это значит снова окунаться во всё это, доставать все эти потаённые воспоминания из себя и разжёвывать, каждое, заново переживая. Да, он занимается этим по ночам, пока не увидит первые лучи солнца, но когда говоришь об этом с кем – то, это другое, как бы банально не звучало. - Ну да, паренёк, который усыновлён твоим двоюродным братом, пришёл к тебе просить помощи, а ты, ввязался из за него в такие проблемы. Совершенно не важно, Чонгук. - Что ты сказал? – Заикаясь, поворачивается к старшему, глядя на него, в неверии выпучив глаза. - Ты о чём? – Не понимает удивления младшего. - В каком смысле, усыновлён? - Ахринеть, ты не читал? Зачем просил тогда? - Нет, нет, подожди, - перебивает, мотая головой, - то есть, он не сын Ёнсана? - Ты меня удивляешь, Чон, - со вздохом отвечает, - нет. Мин Юнги, настоящая фамилия которого Сан, был из семьи барыг, которые сами злоупотребляли товаром, таким себе кстати. Я сам, когда дело читал, охуевал, бедный парень, про Джина молчу, он просто рыдать начал. Папа мальчишки умер, когда тому и девяти лет не было, а отца убили на его глазах, за проёбанный товар и неуплаты за него, через, года три или четыре, точно не помню. Тогда его и подобрали Мины, и оставили у себя, дав свою фамилию. - Но я же помню, последнее, что я узнавал о Ёнсане, было то, что он беременный, где тогда?... - О, да, его ребёнок умер при родах, я пытался тебе тогда сказать, но ты ведь и слушать ничего не желал. Если бы ребёнок не умер, то у них с Юнги была бы совсем маленькая разница в возрасте, месяц или вроде того. Насколько я помню Ёнсана, он любил символизм, так что не удивительно, что они не отдали мальчишку в приют, а забрали к себе. Но я одного понять не могу, почему я тебе это рассказываю, ещё и спустя столько времени, а не ты сам прочёл? Чонгук не знает, что сказать. Он, молча, тушит сигарету и тут же закуривает новую, при этом беря в руку недопитый бокал старшего и опустошая его. Не помогает, конечно, хочется чего по крепче, хоть и нельзя сегодня напиваться. Но и переварить, полученную информации, тоже крайне сложно. Сразу вспоминается ночь, когда Юнги пришёл сюда, как ему было отвратительно просить о помощи такого, как Чонгук, он даже не скрывал этого. Более того, Чон до сих пор помнит эту его фразу « - Я себе язык сейчас откусить готов, но помочь мне можешь только ты, пожалуйста». Теперь он понимает отвращение омеги и даже призрение, а он ему ещё и столько гадостей наговорил… Стоп… - Хосок, можешь проверить фото на подлинность? - Могу, конечно, но ты мне объяснишь, что происходит? - Кажется я вдвойне проебался, а верить я сейчас могу только тебе, - проговаривает и поднимается с дивана, - помоги мне разобраться в одном деле, тогда я смогу дать точный ответ. Хосок скрещивает руки на груди, принимая задумчивый вид. Он понимает младшего, но и на дело это повлиять не должно. - Я так понимаю, ты хочешь попросить меня прошарить, какие на самом деле отношения между Намом и этим омежкой? Но ведь в независимости от того, виновен он перед тобой или нет, ты всё равно не сможешь навредить ему. А пока он с ним, - Чон разводит руками, - сам понимаешь, - цокает. – К тому же, когда бы ты в чём – то разбирался? - Я не стал читать его личное дело, кроме первой страницы с именем, родителями и адресом, не хотел. Точнее хотел, но… - Подумал, что вы родственники, поэтому решил не лезть дальше? - Вроде того, - как – то потерянно кивает, - но как они поменяли ему фамилию и вписали? Разве у них были такие деньги? – Поворачивается к Чону и смотрит на его довольную ухмылку, - да ладно? - Я всегда тебе говорил, что даже между тобой и братом я буду занимать нейтралитет, так как смотрю на ситуацию со всех сторон, а не как ты, судишь только по тому, что видишь на поверхности. Я сказал ему как – то, что он может просить меня о помощи, если понадобится, он сказал, что если и попросит, то лишь однажды и для чего – то, действительно важного. Когда он связался со мной и стал говорить что – то, про найденного ребёнка, которого хочет забрать опека, я тут же перенаправил его к Джину. В подробности он не посвящал, просто просил помочь оставить его у себя. Больше он не связывался и о помощи не просил, да и я быстро забыл об этом. - Если он действительно с Кимом, то сделаем так, как задумали, - проговаривает, громко сглатывая. - А сможешь? Он ведь и в казино наверняка его притащит, - ни капли, не веря словам друга, спрашивает. - Да, - кивает, на этот раз, звуча твёрже, - если он с Кимом, то пусть от него и ждёт защиты, - поднимает руку, глядя на часы на запястье, смеряясь с тем, сколько у них осталось времени и недовольно, цыкает, сейчас они ничего не успеют. - Давай сделаем так, - поднимаясь на ноги, предлагает Хосок, - сегодня мы всё равно только прощупаем почву, план требует доработок, поэтому не будем спешить. На сегодня откинем всё, а завтра, покажешь мне фото и что там у тебя ещё, а я всё прошарю, окей? - Хорошо, - кивает, - Джин с тобой приехал? - Конечно, куда я без него, - взгляд альфы сразу становится ярче и теплее, стоило заговорить о своём омеге, в прочем, так наверно было всегда, просто Чонгук раньше этого не замечал, или не понимал. Думает, что если бы он сейчас рассказывал о маленьких, но всё же моментах своего счастья с Юнги, он бы наверно, так же светился бы. – Кстати, можно будет его познакомить с этим Юнги… - Нет, - тут же вскрикивает, сбрасывая с себя чужую руку, - даже не смей. Твой, отбитый, а мой ему не уступает, наверно даже хуже. Если оставить их в одном помещении и им в голову что – то придёт, всё, всему пиздец, апокалипсис и парад планет, - вполне серьёзно негодует, а Хосок, не стесняясь, смеётся над такой эмоциональностью младшего. - Во первых, - подняв палец в воздух и пытаясь отдышаться, присаживается на подлокотник дивана, - парад планет, это и есть апокалипсис, а во вторых, - принимая из рук Чона сигарету и, благодарно кивнув, закуривает, - ты назвал его своим? - Я… - У Чона сигарета изо рта выпадает, он проматывает в голове собственные слова, и по началу пытается найти им какие – то оправдание, но потом повторяет в голове ещё раз «мой» и отрицать сказанное, даже для самого себя, уже не получается, не говоря уже о том, чтобы произнести эти слова вслух, да ещё и убедительно. - Да ты в него по уши, - старший улыбается во все тридцать два, когда выдыхает дым, даже слышать обратное не желает. - Я не знаю, что это, как – то раз даже об истинности задумывался… совсем умом тронулся. - Твой зверь сходит с ума и постоянно скулит, когда его нет рядом, а когда вы вместе, превращается в покладистый шерстяной комочек и ты готов питаться только запахом омеги, я прав? – Весьма самоуверенно произносит и не удивляется совсем, когда младший давится дымом. – У меня с Джином было так же, тогда ты называл меня полоумным дураком, но я никогда не забуду, как хотел откинуться, когда едва не потерял его, как мне казалось, что зверь меня изнутри разорвёт и сам отправится искать его и принесёт мне его в зубах, как котёнка. Я не знаю, истинность это или нет, да и похуй мне как это называется, но я точно знаю, что без него я сдохну, сгнию, заживо. И если ты чувствуешь тоже, самое, то ты никогда не сможешь навредить ему, во всяком случае, сознательно. Он твой свет, твой воздух, твоё всё, без него, ты полудохлое ничто и мне стоило начать наш разговор именно с этого, потому что я сразу заметил, что с тобой что – то не так, как бы ты не пытался убедить меня в обратном. - Я не буду отрицать твоих слов, но что мне делать с этими чувствами, если он любит его? – Морщится от того, насколько невыносимо даже произносить эти слова, а зверь внутри, снова на дыбы поднимается, рычит зло на своего хозяина. - У вас ведь было что – то? Ты можешь сказать, что это было не по – настоящему? - Он признался мне в своих чувствах, я эти его слова без преувелечения, на всю жизнь запомнил. В могилу лягу, в следующей жизни их помнить буду, как и его взгляд. - Замолкает, прикрыв глаза. В груди снова что – то сжимается, колется, напоминая о том, что живо ещё, - он не мог, - совсем тихо выдыхает, и поднимает, словно прозревший взгляд на старшего, не стесняясь выступивших в уголках глаз, слёз, - это не могло быть ложью, чувствую, не могло. - Значит разберёмся во всём, - поднявшись на ноги, подходит к младшему и заключает его в по – братски крепкие объятия, похлопывая того по спине и улыбаясь, ведь искренне рад за младшего, который наконец, нашёл, своего человека. - Но с Джином я его всё таки познакомлю, - но и без подкола не может, посмеиваясь, отстраняется, от лёгкого толчка в грудь. - Спасибо, что вернулся, Хо, - искренне проговаривает, слабо улыбаясь. - Да вас тут вообще одних оставлять нельзя, уехал на пару лет и устроили непонятно что. - Но ведь и моя вина была перед ним, я думаю… - Во первых, там не было твоей вины, - повышенным тоном, яро выражает своё несогласие с услышанным, - поэтому завязывай винить себя. Во вторых, он при любом раскладе перегибает, и его нужно остановить, пока он сам, о содеянном не пожалел. Джин ему вообще голову оторвать готов, за такие выходки. - Вот и братская любовь, - хмыкает Чон, вырисовывая в голове то, как омега будет отчитывать Кима. Забавное будет зрелище, при том, что они на самом деле похожи с Юнги своими взрывными характерами. - Так, всё, поехали. Мне нужно ещё тысячу комплиментов сделать моему, а тебе, вернуть своего, а потому, не задерживаемся. – Хосок, хлопнув младшего по плечу, первым идёт к выходу, счастливо улыбаясь, а Чонгук, хмыкая, достаёт из кармана телефон и набирает короткое смс с базовыми извинениями. Теперь, после этого разговора, он не может, появится там, с другим омегой. Чонгук на самом деле не знает, что думать обо всей ситуации, и как он будет всё это расхлёбывать. Уверен, что у Юнги были более весомые причины уйти в тот день, чем просто обида на то, что проснулся один. Нужно будет как – то постараться, поговорить с ним, а пока не придушить себя за то, что столько времени мучился, но не предпринял ни одной настоящей попытки, узнать всё.***
Юнги стоит напротив большого зеркала в своей комнате и, уже около пятнадцати минут, смотрит в своё отражение. Намджун просил его одеться красиво, а Юнги не смог выбрать, из своего многочисленного теперь гардероба, что – то, кроме чёрного, на нём и остановился, надев свободную, чёрную шёлковую рубашку, с ремешками на длинных рукавах, заправленную в такие же чёрные, зауженные брюки. Из украшений, не стал ничего добавлять, кроме тонкой, подаренной отцом, на один из дней рождений, цепочки. Юнги не хочет быть красивым сегодня, потому что те, кто увидит его, а омег волнует конкретно два человека, будут думать, что эта созданная, фальшивая красота, именно для их лицезрения. Папа всегда говорил, что в первую очередь, должна быть красивой душа, иначе, красивая внешность, не будет что – то значить, она, как обыкновенная яркая обёртка, сняв которую, внутри увидишь только разочаровывающую гниль, а потому, Юнги выбрал чёрный, как цвет своей теперь души. Не хочет признаваться даже себе в том, что выбирая его, думал о Чонгуке, о их ночи, и фальшивой, но любви. Отойдя от зеркала и присев на край, заваленной одеждой, кровати, Юнги зарывается руками в волосы и прикрывает глаза, на какое – то, крохотное, но мгновение, он хотел бы, вернутся в ту жизнь, с биологическими родителями. Тогда, его жизнь не была разочарованием, потому что другой он и не знал, а по сторонам смотреть было просто некогда, каждый день, стараясь просто дожить до утра. А сейчас… сейчас, происходящее более невыносимо и болезненно, потому что Юнги согрели. Маленькому мальчику показали, какого это, когда ты не один, когда тебя любят и гордятся твоими маленькими, но победами. Юнги научили верить, мечтать и надеяться. Научили замечать солнце и радоваться дождю, наравне со снегом. Ему показали, какого это, когда тебя обнимают и касаются так, словно он самое драгоценное сокровище в этом мире, для этого человека. Юнги познал сладость поцелуев, и оставшуюся после них же, горечь. Юнги научили любить, любить по – другому, по взрослому. Как и обнимать и касаться иначе, вкладывая во все эти прикосновения все свои чувства, которые внутри просто не умещаются. Научили… А вот как выжить после того, как потерял это всё, когда разочаровался в чувстве, которые другие люди восхваляют и мечтают испытать его… Хм, Юнги испытал, теперь не мечтает. Вообще ни о чём не мечтает, кроме как подойти к случайному прохожему, и спросить, как чёрт возьми жить с этой ебаной дырой в груди? Как продолжать просыпаться по утрам, улыбаться и идти в какое – то «вперёд», когда ты чувствуешь себя не иначе, чем гнилым куском мяса, которое собаки пережевали и выбросили, растерзанное, дальше гнить. Как жить дальше? Где взять эти титанические силы, чтобы пробить собою дно и ночью, под светом луны, касаться нелюбимого человека, для которого не являешься ни чем, кроме как телом? Юнги только от этих мыслей, становится дурно. Он отгибает рукав рубашки и смотрит на своё запястье, на котором теперь красуется тату. То самое запястье, которое было треснуто, то самое, что целовали с нежностью и любовью, в которое, такое искреннее на слух влюблённого, «прости», выдыхали. Юнги оглаживает кончиком пальца, тонкие каллигрофические буквы и, прижав руку к губам, старается сдержать себя и не расплакаться. Скорее всего, это и не помогло бы, если бы не стук в дверь и показавшаяся, макушка папы, на которой заметно прибавились седые пряди, на которые, Юнги физически больно смотреть. Он боится того дня, когда снова останется совсем один, и плевать, что именно так он и ощущает себя уже, потому что не может даже с папой поделится своей болью, но он уверен, что не перенесёт его потерю. - Какой ты у меня красивый, - проговаривает, мягко улыбаясь, и проходит в комнату, присаживаясь рядом с Юнги на кровать. Смотрит тёплым, но в то же время, каким – то грустным взглядом на омегу, поправляет упавшие на его лоб, пряди, - такой красивый, но такой грустный. - Просто волнуюсь не много, - тихо отвечает, утешает себя тем, что почти не врёт, ведь он действительно очень волнуется. - Если твои волнения связаны с внешностью, то я уверяю тебя, даже в чёрном, ты затмишь всех, куда бы не пошёл, - сжав чужую, холодную ладонь, в своих пальцах, проговаривает, вызывая на лице сына слабую, но улыбку. – Я лишь надеюсь, что ты так для любимого человека нарядился. - Папа… - Не надо, Юнги. Я ведь далеко не молод и совсем не глуп. Я вижу твой печальный взгляд, слышу твои вздохи. Я не прошу тебя рассказать мне, чувствую, что для тебя это тяжело, но прошу об одном, не ври сам себе. - А если, по – другому, не получается? Если не врать, слишком больно? – Глядит в глаза родные, так сильно ответ в них найти желает, но видит только сожаление безграничное. - Это только в начале, кажется, что жить во лжи, игнорировать происходящее внутри тебя, проще, но потом, ты будешь жалеть об этом, вот только, уже может быть поздно. Часы, лежащие на тумбе, пикают, и Юнги обречённо вздыхает, осторожно вытаскивая пальцы из чужой хватки. - Мне пора, - совсем тихо получается, и на самом деле Юнги идти никуда не хочет. Снять бы сейчас всё с себя и, накрывшись одеялом, свернуться калачиком в постели, а лучше и вовсе существовать перестать. Юнги где – то слышал такую фразу, что если ты чувствуешь боль, значит, ты ещё жив. Так вот, к чёрту такую жизнь и того, кто это сказал. - Я люблю тебя, сынок, - приобнимая омегу, мягко проговаривает, - и всегда буду любить. - И люблю тебя, папа, - утыкаясь носом в шею старшего, вдыхает совсем слабый запах магнолии, который раньше, всегда его успокаивал и, отстранившись, поднимается на ноги, мысленно прося прощения у папы за то, что принёс в его жизнь, только несчастье. - Задерживаешься, - бурчит Тэён, стоит Юнги сесть на заднее сидение. Омега на эти слова только привычно фыркает и просит включить музыку, а когда они отъезжают дальше от дома, открывает окно и закуривает, - ну как ты, готов? - Нет, - выдыхает вместе с дымом, заставляя Тэёна обернуться, и удивиться тому, насколько спокойно было произнесено это слово, - но я справлюсь, - уверенно добавляет и альфа не сомневается. Как бы его этот омега не бесил моментами, именно своей упёртостью и непоколебимости, он покоряет. Альфа кивает на слова омеги, говорит, что тот непременно справится и сам мысленно желает ему ещё больше сил, потому что он знает о том, что может подкосить его, но даже если заранее предупредит, это действительно не улучшит ситуацию. Тэён просто хочет верить, что омега куда сильнее, чем, кажется и сможет выдержать всё то, что уготовано для него сегодня. На протяжении всего пути, парни молчали. Тэён пытался завести какой – то разговор, как – то подкалывать омегу касательно его внешнего вида, хотя, сколько не смотри, на этот, казалось бы, простой образ, Юнги выглядел шикарно, придраться было абсолютно не к чему, но Тэён добросовестно старался, пытаясь подобным образом выводить парня из его глубокой задумчивости. Юнги же не обращал на эти жалкие попытки альфы никакого внимания, хоть и понимал, для чего он это делал и в душе, был ему очень благодарен. Не смея даже, злится на то, что зная о том, что в душе у него, всё равно везёт его к этому человеку, потому что Тэён, точно так же, как и Юнги, выполняет, отданный ему приказ, которого он не может ослушаться. Тем не менее, Юнги хотел побыть в себе. Он знал, что стоит ему выйти из автомобиля, он сам, как и его мысли, перестанут принадлежать ему, а потому, хотел хотя бы сейчас, последние минуты, побыть собой. Но стоило начать подъезжать к высокому яркому зданию, который своим видом завораживал и заставлял поверить в чудеса, Юнги не мог думать ни о чём, кроме как красоты и величия этого здания. - Это же, - заворожено роняет омега, а Тэён перебивает его, сам восхищённо оглядывая здание. - Это наш сегодняшний пункт назначения, отель и казино «Lootust», высота небоскрёба, двести пятьдесят восемь метров, сорок семь этажей. Шестьсот пятьдесят гостиничных номеров, и изюминка этого, конечно, восьми этажный, сферический подиум с казино, ресторанами и барами, - довольный собственной осведомлённостью, рассказывает. Юнги внимательно слушает, но глаз от переливающегося, яркими огнями, здания, построенного в стиле постмодернизма, своим видом действительно напоминающий, раскрывшийся цветок лотоса, не может. Он в жизни не видел ничего прекраснее этого, и теперь в голове не может уложиться то, как люди, своими руками, могли создать такое, поистине бесподобное, не здание, а настоящее творения искусства. - Интересно, как там внутри? – Со вздохом, проговаривает, готовый, намертво к окну приклеиться, чтобы разглядеть ближе. - Интерьер казино выполнен в традиционном китайском стиле, чрезвычайно богато. К слову, любителям подобной архитектуры, можно приходить сюда на экскурсию, потому что роспись стен, и тонкая инструктация, действительно бесподобны и завораживающи. Некоторые детали даже выполнены из настоящего золота и слоновой кости, представляешь. Не думаю, что игрокам это нужно, но выглядит это действительно невероятно, - радуясь, что омега отвлёкся от своих негативных мыслей, увлечённо рассказывает, ведь сам поистине восхищается этим местом. - Кто же мог сотворить подобное, в смысле, у человека, который задумал это… я даже не знаю как сказать, - теряется в собственных словах. - Да, архитектор, на самом деле настоящий безумец, - с какой – то, особенной теплотой в сердце, проговаривает, что не укрывается от внимания омеги, и заставляет его, всё же оторвать взгляд от стекла, - но я рад, что он смог воплотить эту идею в жизнь, он давно ею горел. - Ты знаешь этого человека? – Выгнув бровь, спрашивает, пытаясь понять странные нотки в чужом голосе. - Знаю, - получается тише, чем того планировал, а пальцы сильнее сжимают кожаный руль, - ты, кстати, наверно тоже с ним познакомишься сегодня. Это брат Кима. - У него есть брат? – Удивлённо спрашивает, и получает в ответ угуканье, - я искренне восхищаюсь этим творением, но не думаю, что… - О нет, не волнуйся, Сокджин полная противоположность Намджуну, из общего у них, только фамилия. И, думаю, вы бы могли подружится, он тоже на голову отбитый, как и ты, так что позови бы ты его по крышам, со сломанными лестницами ползать, он вперёд тебя, с улыбкой до ушей побежит, - улыбаясь, рассказывает и из голоса, как и из взгляда мужчины, не уходит какое – то, особенное тепло. Юнги задумывается и вспоминает, как когда – то, именно с таким же выражением лиц, рассказывали ему родители о том, как познакомились, грустно ухмыляется. - А о твоих чувствах, ему известно? – Спрашивает, когда машина заезжает в подземный паркинг. - Это в прошлом, - спустя только несколько минут, отвечает, когда припарковался, - сейчас он счастлив и я искренне рад за него, - повернувшись к Юнги, проговаривает. – Мне тоскливо немного, но, я знаю, что выбери бы он меня, то был бы несчастен, а этого я, совсем не хотел, эгоизма не хватит. А теперь, идём, - отворачивается и выходит из авто, подходит к дверце со стороны Юнги и помогает ему выйти. - Значит, сегодня нам обоим будет больно? – Спрашивает, уже стоя в лифте, чувствуя, как колени начинают предательски подрагивать, а ладони потеть. - Всем людям больно, просто у каждого боль своя. Мне уже не больно, а ты, - вздыхает, когда дверцы лифта разъезжаются, открывая вид на потрясающий воображение, интерьер зала, - а ты, я уверен, справишься. Юнги на эти слова не отвечает, только кивает и, глубоко вдохнув, делает шаг вперёд. Ступает по паркету, стуча по нему каблуками туфлей, просит себя не умолять всех богов о том, чтобы пол провалился, и он просто упал в эту пропасть, ведь это не будет сильно отличаться от действительности, он уже давно в ней. Просто хочется туда и физически, чтобы спрятаться, чтобы не пришлось справляться. Чтобы не пришлось отсчитывать каждый шаг, до встречи с тем, кому добровольно свою жизнь на растерзание отдал, чтобы закрыть глаза, и не видеть на себе этого, восхищённого взгляда, улыбающихся глаз, просто потому, что не те глаза, не та улыбка, не тот голос и руки, не тот запах. Всё не то и никогда не будет тем самым, потому что карий, не чёрный, потому что сандал, не грецкий орех, потому что Намджун, не Чонгук. - Ты превосходно выглядишь, - проговаривает Нам, беря в руку его ладонь и поднося к губам, чуть касаясь губами нежной кожи. Стоило ли говорить о том, сколько усилий стоило Юнги, чтобы не отдёрнуть руку и не начать её чесать, ногтями сдирая кожу, которая словно кислотой после этого прикосновения, облитая, жжётся до невозможного больно, а зверёк, снова проснулся, снова покоя не даёт своим скулением, от которого закладывает уши. Юнги вдруг становится дурно, он чувствует, как к горлу поднимается огромный ком, а низ живота скручивают спазмы, заставляя омегу, едва не согнуться пополам. Что – то не так. Зверь, из маленького, жалкого комочка, встал на дыбы, уши навострил, принюхивается, звуки странные издаёт, точно зовёт кого – то. А Юнги пытается, удержать в себе, вырывающийся наружу запах. - Юнги, ты плохо себя чувствуешь? – Участливо спрашивает Нам, недовольно косясь в сторону, стоящего рядом с ними Тэёна, только взглядом расправу обещая, если недоглядел за состоянием омеги. - Нет, - чувствуя, как напряжение от Нама, заставляет ещё больше задыхаться, а омега внутри брыкаться, от усилившегося, чужого запаха, - я в порядке. В дороге утомился просто, здесь слишком неудобный и долгий въезд, - выпрямляется, стараясь контролировать себя, свой голос и взгляд, которым он обычно смотрит на Нама. Ни капли заинтересованности и эмоций, пустота, ни больше. - Это сделано для того, чтобы люди могли, насладится, наружным видом этого здания со всех сторон, - чуть расслабляясь, отвечает, поправляя один из выбившихся локонов парня, заправляя его за ушко, не отказывая себе в удовольствии провести кончиками пальцев по чужой скуле. Прекрасно слышит, как зверь омеги недоволен, но оправдывает себя тем, что и без того, слишком долго ждал, - тебе очень идёт этот цвет, надеюсь, ты его надолго оставишь. Юнги кое – как себя сдерживает, чтобы тело не дрогнуло от чужих, не приятных совсем прикосновений и едва не вырвавшийся вздох разочарования. Меньше всего он хотел, чтобы этому человеку, понравился его образ. - Но если честно, я думал, что ты выберешь что – то более яркое, например тот красный костюм, он идеально смотрелся бы на тебе, - пропуская в голос лёгкие нотки недовольства, подмечает альфа, становясь ближе к Юнги. - Тут и без того слишком много внимания к моей персоне, - оглядывая взглядом большой, наполненный, богато одетыми альфами и омегами, которые в основном являются их шлюхами, зал, а эти самые альфы, не стесняясь рассматривают Юнги и довольно облизываются, подобно голодным псам, на свежий кусок мяса, отвратно конечно. Подумав об этом, Юнги возвращает пустой взгляд альфе, - они и без того смотрят на меня как на диковенную зверушку, которую так и хотят сожрать, а будь я в красном, то не постесняясь, клыки обнажат, а я сегодня не в том настроении, чтобы заставлять эти клыки ломаться. - Они смотрят на тебя как на того, кого у них нет, и никогда не будет, а тебе не стоит думать об этих взглядах, потому что ты со мной, никто не посмеет навредить тебе. - Никто, кроме тебя, - сам не понимая, зачем сказал это, поднимает на альфу пристальный взгляд, не понимая, откуда в нём появилось столько злости, которая словно переполняет его, вытесняя всю боль и здравомыслие. - Будь хорошим мальчиком, и тогда и я тебе не наврежу, - нагнувшись к уху омеги, тихо проговаривает, нарочно касаясь губами аккуратного хрящика, принюхивается к слабому, сладкому запаху, чувствует, как голова начинает кружится, только от этого, а зверь так и хочет выпустить клыки и впиться ими в эту чертовски соблазнительную, открытую шею, на которой пульсирует жилка. Намджун догадывается, почему Юнги сейчас не может удержать свой запах, понимает, что омега его выпускает, не для него совсем, не его зверя зовёт, но плюёт на это, наслаждается, мысленно себя жалким называя, смеётся над тем, куда сам себя загнал. Этот омега думает, что он на коленях, на его тонкую шейку ошейник заброшен, поводок от которого в жёсткой, Намджуновой хватке, тогда как всё на самом деле, ровно так, да наоборот. Это Намджун на свою шею, собственноручно ошейник надел, поводок к нему пристегнул и головой поворачивать будет только в ту сторону, в которую омега укажет, покарает каждого, кто обидит его. Да только глуп омега, не замечает этого. Руку свою, от протянутого ему поводка отдёргивает, о чужой душе, тянущейся к нему, знать, не желает. Ким отстраняется от чужой шеи, так и не коснувшись её губами, берёт омегу под локоть и двигается с ним к центру зала, пытаясь понять, когда всё зашло так далеко, с какого момента? Когда обыкновенный интерес, сменился зависимостью? С того дождливого дня, после похорон отца Юнги, когда впервые прижал к себе хрупкого мальчишку? Или когда они гуляли по парку, поедая мороженное, и Юнги рассмеялся над ним, когда он уронил своё на асфальт? Когда они катались по ночному городу или когда он привёз его в книжный магазин, наблюдая за тем, как тот ходит меж рядов, своими тонкими пальчиками проходясь по корешкам книг? А может ещё раньше, когда увидел его сидящим на груде листьев, опираясь спиной на шероховатую стену и топая ногами? Или когда спрашивал, что будет, если он откажется от предложения Нама? Альфа не знает, не может выбрать один конкретный момент, потому что каждый из них, был по - особенному, прекрасен для него. Он готов был каждый день покупать мороженное и ронять его, только бы это вызывало улыбку омеги, готов вечность наблюдать за радостью в его глазах, когда он, наконец, находит книгу, которую так долго искал, как и за его лицом во время её же чтения, когда они только выходят из магазина. Намджун очень этого хочет и готов к этому, если бы только и Юнги, хоть на каплю захотел поделится, хоть самой малой, но частичкой своей души. Альфа уверен, что тот ещё не до конца сломан, не умер ещё, способен, почувствовать заново, но потом вспоминает Чонгука, и хмыкает, ведь они оба, способны смотреть на ситуацию, только с одной стороны.***
- Йен, ты не видел?... – Парень не успевает договорить, как его хватают за руку и утаскивают куда – то из зала, после прижимая спиной к одной из колон. - Какого чёрта ты творишь опять? – Шипит Йен, снова возвышаясь над парнем, - где тебя носило? Я тебе весь телефон оборвал! Тебя Чон искал! - Это ты, какого чёрта творишь? – Не уступает в злости в голосе, как и во взгляде, - сейчас его ищу я, и если ты знаешь, где он, то просто скажи и отвали, - пытаясь отойти, легко толкает в грудь старшего, но оказывается снова припечатанным к стене, - да как ты заебал… - Заебу не встанешь, - ухмыляется, глядя на жалкие попытки парня выбраться. - Силёнок не хватит, - понимает, что в таком положении, эти слова звучат больше смешно, чем угрожающе, но и сдаваться так просто не собирается. - Проверим? – Играя бровями и не скрывая насмешливого взгляда, продолжает издеваться, почти не прикладывая усилий к тому, чтобы удержать мальчишку, но его улыбочка сползает с лица, стоит получить носком чужой туфли, по коленной чашечке. - Ебанутый, - выбирается из чужой хватки и отходит от колонны, как от своего самого главного триггера, хочет выдохнуть этот, забившийся в ноздри и, казалось, в самые поры, запах древесины, но получается, от слова, херово. Нужен свежий воздух, срочно, желательно, напрямую, в череп, чтобы выветрить всё лишнее оттуда, что затуманивает разум, снова. – Просто скажи мне, где он, - беря себя в руки, спрашивает, стараясь не дышать и не смотреть, на идущего к нему, прихрамывающего теперь, но ужасно потрясающе выглядящего в чёрном, элегантном костюме, подчёркивающим накаченную фигуру. Чёрт, да ладно… - Зачем он тебе сейчас? – Спрашивает, останавливаясь напротив, оставляя между ними расстояние, которое не в трёх шагах, а во взгляде парнишки, которое не преодолеть, просто физически приблизившись. Оглядывает тонкую фигуру, облаченную в ни чем не примечательный, казалось бы, костюм, но на нём смотрящийся, бесподобно. Сжимает пальцы в кулак, чтобы не заправить светлую прядку за ухо, которая упала на бровь парню и теперь лезет в глаза, заставляя того, чаще моргать. - Мне нужно поговорить с ним. Юнги уже здесь? Нужно сказать ему до того, как они встретятся… - Сказать, что они не связаны кровными узами? Он уже об этом знает, больше тебе говорить ему нечего, а потому, повторюсь, забудь об этом, мелкий… - Да, да, мелкий долбоёб и придурок, я в курсе, - передразнивает, - не хочешь говорить, не надо, сам найду. – Резко разворачивается, желая поскорее уйти, но его снова хватают за руку, и прижимают к стене, - да что ты прицепился ко мне? – Едва не кричит на весь коридор, пытаясь отцепить от себя альфу, - ты всё время повторяешь о том, как ненавидишь меня, так наблюдай и радуйся, когда меня пристрелят, - шумно дыша, выговаривает. - Ты действительно придурок. Мелкий, глупый дурак, который не понимает, что ненавидь бы я тебя по настоящему, давно бы сам тебя пристрелил и не пытался спасти, - выговаривает, негодует, но тут же сдувается, стоит вдохнуть, щекочущий все нервные окончания, запах аниса. Да к чёрту всё! – Сейчас начнётся официальная часть, ты всё равно не успеешь. - Но я хотя бы попытаюсь, вместо того, чтобы просто смотреть, - с паузами, для нового вдоха, проговаривает, не пытаясь уже дышать чем – то другим, а не запахом альфы и, выскользнув из чужой хватки, спешит обратно в зал, пробираясь ближе к центру, ища глазами Чона. - Минхо, стой! – Крик, как и вытянутая вперёд рука, повисает в воздухе. Блондин, замерев, стоит на одном месте и немигающим взглядом смотрит куда – то вперёд. Йен подходит к нему и прослеживает за его взглядом, после чего понимает, что далеко не его слова, заставили парня остановиться. Там, впереди, стоят Чон Хосок, со своим мужем Джином, Намджун и Чонгук с Юнги. Стоит признать, что увидев то, как стоят двое последних, художник, то непременно захотел бы написать эту картину. Альфа, с чёрными волосами, во всём белом, а Юнги, с белыми волосами, во всём чёрном. Эти двое, такие разные и в тоже время, такие похожие, дополняющие друг друга, словно два кусочка пазла, которые долго сидели в разных углах, потерянные и вот, теперь, нашлись, да только соединится, пока не могут. Йен не силён в искусстве или в отношениях и эмоциях, но уверен, увидел бы он картину с этими двумя, не смог бы оторвать от них глаз. Они стоят друг на против друга, глядят так, словно они одни в этом зале, да что там, в этом мире, и кажется, не дышат даже, как и не моргают. Альфа видит, как у Чонгука подрагивают пальца на руках, как он их сжимает и разжимает, как хочет вытянуть руку и коснутся своего любимого. Даже с такого расстояния был виден взгляд, которым он смотрел на него, в нём столько эмоций, что голова кругом. А омега, Йен в жизни не видел, чтобы омега так смотрел на кого – то, сколько боли в этом взгляде, столько же и любви. Он замечает, как хрупкие плечики, чуть подрагивают, когда Чонгук, всё таки протягивает к нему раскрытую ладонь, кивая на неё, и как дрожит маленькая ладошка Юнги, когда он вкладывает её в чужую. Минхо смотрит на двух, очевидно, влюблённых и едва не плачет, а в глазах его, неприкрытая вина и сожаление. У Йена от этого сердце сжимается, ведь если кто и виноват из них двоих, то только он сам. - Я не успел, - роняет, сухими губами, - посмотри на Юнги, на Намджуна. Я опоздал, - поднимает взгляд на старшего, - доволен теперь? - Да, доволен, - знает, что после этих слов, парень его возненавидеть ещё больше может, но и обманывать не собирается. В ответ получает удар кулаком в солнечное сплетение, негромко охая, - признаю, заслужил, - хватая воздух ртом, проговаривает в спину, собравшегося уйти парня, - но не жалею, потому что уберёг твою глупую задницу. – Выпрямляется, кое - как и, положив ладонь на чужое плечо, поворачивает парня к себе. – Я помогу тебе, - серьёзно проговаривает, - обещаю, помогу. Минхо не отвечает, только кивает благодарно и возвращает взгляд, кружащейся по залу паре, такой прекрасной, совершенной и такой печальной. Он не до конца верит Йену, но надеется, что с его помощью или без, сможет соединить эти два, пылающих и тянущихся друг к другу сердца.