Закусив хвосты

Мгновение тишины прервалось чувственным вокалом следующей композиции сборника. Основные инструменты не спешили вступать, но Уён вдруг вновь встрепенулся, поглощая наигранно надменным взглядом расслабленное лицо Сана. В бездне широких зрачков отразилась игривая улыбка. Обострённое до предела внимание ловило каждое плавное движение. Руки Чона рисовали извилистые линии на изгибах собственного тела, цепляя футболку, сморщивая складками, приподнимая и дразня оголённой на доли секунд кожей. — It`s a new dawn, — одними губами пропел он, не вторгаясь голосом в соло Майкла Бубле, и очертил ладонью контур лица преданного зрителя. — It`s a new day, — рука скользнула ниже, проведя по напряжённой шее. Было щекотно. Мурашки посыпались по спине и груди. Ощущение от прикосновений было таким ярким, словно по коже прокатился кубик льда — освежающим и бодрящим. — It`s a new life, — ворот послушно уступил ловким пальцам. Несколько пуговиц побеждённо покинули петли. — For me… — Чон приблизился к чужим губам. Дразнящий шёпот: — and I`m feeling good. — Тебе ведь тоже хорошо, Санни? — промурлыкал танцор. Воздух из лёгких вырвался вместе с разрывающим медь звуком аккомпанемента. Сан дёрнулся вперёд в попытке поймать губы Уёна, но тот ловко улизнул, поднявшись на коленях и соскользнув ступнями на пол. Его пальцы сгребли в кулак ткань рубашки на чужой груди, требуя подняться следом. Парень послушно последовал за ним, как большой кот, соблазнённый ароматом валерианы. Всегда ли гостиная квартиры Чона была такой большой? Иначе почему Уён так невыносимо долго вёл его за собой по ковру, описывая стройными бёдрами замысловатые восьмёрки? Почему так долго длился этот энергичный проигрыш, бивший ударными по самым вискам? И вдруг мелодия наконец достигла пика, зависнув вагонеткой на хребте американских горок. Она словно оборвалась на мгновение, а ладонь Сана впечаталась в стену рядом со смеющимся лицом. Колено задело угол комода, заставив качнуться стопку пластинок. Уён облизал пересохшие губы, выжидающе прожигая взглядом того, кто буквально пригвоздил его к стене. — Хочешь меня поцеловать? — он мелко подрагивал от рвущейся наружу энергии. Чхве часто дышал, хотя вовсе не он здесь потел, дрыгаясь под музыку, что сменила темп с началом нового куплета. Пронзительный голос певца теперь был совсем далеко, словно пытался прорваться сквозь толщу воды. До слуха доносился лишь грохот собственного сердца, надрывно бьющего по рёбрам. — Хочу. — Так целуй, — очередной смешок. Он тоже рассмеялся, заразившись чужим настроением. Сейчас взгляду заметна была каждая пора, морщинка, родинка на лице Чона. Он не просто видел, а чувствовал её. Это казалось забавным. Слышал, как громко лёгкие Уёна наполняются воздухом и выталкивают его наружу. Сан коснулся оголённой ключицы и по лестнице едва выступающих на груди сочленений рёбер спустился вниз, оттянув ворот футболки. Он не торопился, пробуя подушечками пальцев мягкую, слегка влажную кожу, на которой от малейшего давления проступал белёсый след, мгновенно розовеющий. Хотелось, чтобы эта секунда длилась бесконечно. Но у Чона первым закончилось терпение, и он сам ухватился за голову нерешительного парня, притянув к себе и впиваясь в губы поцелуем. Пальцы спутались с тёмными жёсткими прядями волос. Сан ответил моментально, грубо, почти злобно. Поцелуи с ним всегда напоминали Уёну борьбу. Он не давал вздохнуть, кусался, толкался языком и ударял своими о чужие зубы. Для него даже это действие было противостоянием, смертельной схваткой в первую очередь с самим собой. И в этот момент он умирал, проигрывая захлестнувшей с головой волне страсти. Его разум безуспешно сопротивлялся желанию, навязанному наркотиком. Или Уёном? Или этого правда хотел сам Чхве? Тогда с кем же он спорил? Теперь это было совсем не важно. Он жадно исследовал тонкую шею, втягивая губами разгоряченную кожу, под которой с бешеным напором билась сама жизнь. Сан хотел бы с силой сомкнуть зубы, разрывая, подобно зверю, горло своей жертвы, и напиться Чоном, высосать досуха всё его существо, чтобы навсегда остался с ним — внутри, в его власти. Чтобы больше не приходилось волноваться о том, где тот пропадает и чем в очередной раз изводит свои душу и тело. Если бы только мог запереть его в собственной грудной клетке, где так больно и мучительно ныло сердце, разрываясь в попытках выталкивать из себя раскалённую отравой кровь. Но Уён вечно ускользал от него. Притворялся смиренным, а затем — исчезал, просачиваясь сквозь пальцы невесомым мороком. И в то же время всегда был где-то на расстоянии вытянутой руки, но всё равно оставался неуловим. Только сейчас это одурманенное наваждение глухо постанывало Сану в самое ухо, настойчиво прижимаясь к сильному, напряжённому до предела телу. Первый «трек» после долгого воздержания будоражил не как в самый первый раз, но дарил обманчивое чувство всемогущества, наполняя мышцы силой. Он подхватил Уёна, казавшегося теперь легче воздуха, под ягодицы и усадил на комод. Проигрыватель жалобно скрипнул прорезиненными ножками по деревянной поверхности. Игла соскочила с дорожки, и гостиная погрузилась в тишину, нарушаемую лишь едва различимым жужжанием моторчика, что вращала теперь немую пластинку, и суетливой вознёй вперемешку с рваными вздохами. Чон искусанными губами сминал чужие, грубые, горьковатые от прочно въевшихся в кожу следов никотина. Он прочертил поцелуями влажную дорожку к стреле ключицы, торопливо освобождая партнера своими дрожащими руками от назойливо мешавшей одежды. Рубашка с шорохом скользнула на пол, открыв взору широкие плечи Сана, его роскошный, сформированный беспощадными тренировками торс. «Спорт уничтожил в тебе человека, но сделал Богом», — довольно усмехнулся про себя Уён, сжимая пальцами чужую грудь, казавшуюся ему просто необъятной. Сан был дико красивым. Особенно когда самодовольно смотрел вот так из-под полуприкрытых век, позволяя любоваться собой, как самым ценным экспонатом в коллекции искушённого ценителя прекрасного. По-настоящему прекрасного, просто восхитительного. Для полноты зрелища не хватало лишь несколько штрихов, ярких акцентов — пары ссадин, как раньше, или багровых засосов — на медовой, уже тронутой загаром коже. Ничего, Уён может самостоятельно завершить эту композицию своими силами — воссоздать лучшую ипостась Чхве Сана без насилия, искусно нанося губами страстные отметины. Уён потянулся к нему. — Тебе больно? Сан открыл глаза. Октагон пропитался потом, пылью и кровью. А теперь в отёкший нос ударил ещё и аромат парфюма. Бойцы так не пахли. Человек, силуэт которого склонился над ним, не был участником безрассудного шоу. Не судья и не медик. Чей-то покровитель? Фанат? Его лицо расплывалось. Перед взглядом ещё стояла мутная и тяжёлая пелена нокаута, чугунной кувалдой прибившего тело к холодному полу и погасившего свет в голове. И первым, что повержённый спортсмен увидел, был тусклый ореол вокруг тёмной фигуры незнакомца. Он хотел что-то ответить, но язык предательски отказывался шевелиться. Не было больно. Чхве перед боем по привычке вынюхал несколько белых дорожек, так что сейчас практически ничего не чувствовал кроме сладковатого металлического привкуса во рту и тяжести в конечностях. Незнакомец провёл рукой по его коротко подстриженным волосам. Пальцы пробежали по лбу, смахнув солёный пот вперемешку с кровью чем-то шершавым. Кажется, это было полотенце. Он предложил проигравшему бутылку воды, но Сан снова не смог даже кивнуть. Только продолжал молча всматриваться в нечёткий образ внезапно возникшего перед ним неизвестного. В уши словно натолкали ваты, заглушив шум зала. Зрители, наверное, уже начинали расходиться. До ещё недавней звезды подпольных поединков никому не было дела. Кроме этого человека. Может быть, Сан не отключился, а подох прямо на ринге? А этот странный тип был ангелом, пришедшим по его душу? Хотя, пожалуй, единственным, кому до неё имелось дело, был сам дьявол. И то, чтобы бросить несчастного в котёл и забавляться тем, как он там шипит и кривляется, клокоча в кипящем смраде собственных грехов. Каяться было уже поздно. Да и смысла это всё уже никакого не имело. Холод обжёг и без того горящее от побоев лицо. Вода попала в нос, прокатилась в самую глотку, и боец испуганно зажмурился, с кашлем и фырканьем выталкивая её обратно. В голове прояснилось, и он вдруг с горечью осознал, что ещё жив, потому что грудную клетку сдавило, и боль, пусть и глухая, далёкая, царапнула сознание, окончательно отогнав забытье. Незнакомец заботливо повернул его голову набок, подсунув под висок измазанную кровью тряпку. Сан вопросительно покосился на него. — Что? Предпочитаешь захлебнуться? Он нахмурился. — Не можешь говорить? — парень усмехнулся. — Знаешь, я немного огорчён. Не думал, что наше знакомство произойдёт таким образом. Из-за твоего проигрыша я потерял крупную сумму, — он вздохнул, заправив за ухо волнистую прядь. — А ведь ты так здорово махал ногами. У того боксера сломано несколько рёбер. Бокс. Сан ненавидел сталкиваться в октагоне с представителями этого спорта, особенно с инфайтерами. И сегодня ему выпал такой несчастливый билет. Выносливый и гибкий соперник небольшого роста — агрессивный медведь, разбуженный посреди спячки. Подпускать его слишком близко было большой ошибкой, обернувшейся для бойца, измотанного диким ритмом поединка, тяжёлым апперкотом. Мастера тхэквондо осуждающе покачали бы головами, глядя на такое эпичное фиаско. Челюсть до сих пор не подавала никаких признаков жизни и способности двигаться. Капа намертво прилипла к зубам и мешала дышать. Он попробовал открыть рот и вытолкнуть кусок пластика прочь, но успех этого действия так и остался в мыслях. На помощь снова подоспел «ангел», мягко коснувшийся его разбитых губ тонкими пальцами. За защитной накладкой потянулась вязкая алая слюна. Сан сплюнул её остатки прямо на полотенце, с облегчением пересчитав зубы кончиком языка. Все на месте. И воздух теперь стал явно вкуснее. — Кто ты такой? — боец устало прикрыл глаза. Ангел подполз ближе и уложил голову Сана на свои колени. Тот дёрнулся в попытке соскользнуть прочь, чтобы не запачкать брюки незнакомца. Не пустил. Только полотенце бесполезное под щёку подоткнул. — Меня зовут Чон Уён, — заботливый проходимец погладил его по виску и принялся выводить пальцем плавные линии на ушной раковине. — И что от меня, — Сан развернулся к нему лицом, силясь озвучить вопрос до конца, — надо? — Не напрягайся так, — Уён улыбнулся. Со спины на него всё ещё падал свет, рисуя на кончиках волос светящуюся ауру. Чистый херувим. Только без перьев. — Я пришёл забрать тебя. — В Рай? Чон засмеялся. Его смех был высоким, звонким, заразительным. Он болезненно разорвал суету вокруг, впиваясь Сану в самые уши. Во всём его лице не было ни намёка на фальшь, он сиял искренностью, чистым весельем. И Уёна веселила скорее шутка над самим собой. Он был похож на яркую искру в этом бетонном ящике подвала, пропитанного болью и мучениями, адреналином, страхом и запахом смерти. И если этот свет был способен вывести спортсмена-неудачника на поверхность, то он бы точно последовал за ним. Он бы даже в Бога поверил и молился бы каждую ночь о прощении своей души. — А ты смешной, — Уён ослепительно улыбнулся, вытерев уголком махровой тряпки кровь над губой бойца. — К Боженьке меня самого никто не пустит. Но я знаю место получше. Там тебе больше не придётся терпеть побои за жалкие гроши. — Ты вербовщик? — Скорее посол доброй воли. — Чьей? — Сейчас — здравого смысла. Посмотри на себя: ты обдолбался вусмерть, позорно проиграл, на тебе живого места нет. Спонсоры теперь вряд ли поставят на твою победу и точно потребуют вернуть им каждую вону с этого поединка. Ты больше никому не нужен, Чхве Сан. — Чон одарил его теперь серьёзным, тяжёлым взглядом. Он видел его насквозь, запустив пальцы не в мокрые волосы — в самую душу. — Каково это, открывать глаза и понимать, что ты всё ещё здесь? — Откровенно говоря, — Сан проморгался, смущённый резкой переменой в лице парня, — хуёво. — Тогда нам пора, тигрёнок. Лестница в небо устала ждать, пока ты поднимешься со дна. Мог ли тогда Сан предполагать, что Уён был на самом деле надломленной соломинкой, некрепко державшейся на волоске от собственного падения? Он с ловкостью канатоходца шагал по острию ножа, балансируя между затяжной депрессией, зависимостью, желанием покончить со всем и ярким миром искусства, где когтями цеплялся за славу безликого артиста. Каждый его выход на сцену приближал точку невозврата. Страх быть пойманным, дрожь в коленях и надорванный от волнения голос сделали самое родное место, где раньше он дышал свободно и наполнялся любовью к сцене, настоящей камерой пыток. Взгляды зрителей были уже не огнями надежды, они стали холодными и злыми глазами хищников, ожидающих момента, когда он оступится, неосторожно отвернётся и подставит спину под голодные пасти зверей. Улыбчивая маска приросла к его коже, скрыв под собой пустую оболочку пилюли, которой чужая рука кормила таких же безнадёжных. Эффект плацебо — тоже своего рода средство от болезни, пустившей корни в душах ипохондриков, вообразивших себя мучениками, несущими на плечах бремя всего мира. Сану тоже скормили эту горькую таблетку. Он поверил, что выход есть. И что он вовсе не в том, чтобы ждать гибели от ударов по голове, не в том, чтобы разбивать в кровь руки в попытках доказать кому-то, что он не бесполезен. Рецепт был куда проще, чем казалось блюдо на картинке. Тем более, что все необходимые ингредиенты уже были на столе. Человек, подославший Уёна, лишь подсказал путь, ненавязчиво подтолкнув заблудшую душу к решению задачи, над которой спортсмен бился долгие годы, ломая голову и самого себя. Только вряд ли он ожидал, что ответ не сойдётся, и Сан перескочит на другой параграф, вцепившись в новую истину, что обрёл в лице театрала-кокаинщика, став его верным поводырём. Проблема решилась куда более выигрышно. Но для кого? Чон отчаянно впивался пальцами в чужую спину, царапая её короткими ногтями и оставляя краснеющие полосы. Сан стянул с него футболку, позволив прильнуть к своей груди и согреться, несмотря на то, что воздух в гостиной будто потяжелел, раскалился и стал влажным. Или жарко было от ног Уёна, сомкнувшихся вокруг талии. А, может, это горячая волна гнала кровь к голове, непривычно легкой и пустой. Вся тяжесть скопилась совсем в другом месте, нывшем от возбуждения из-за того, что кое-кто тёрся о него своим стояком, требовавшим внимания к ширинке узких брюк. — Уён, — Сан хрипло позвал его в самые губы, — хочу тебя. Прямо сейчас. Тот рассмеялся в своей звонкой, заразительной манере. Он увернулся от потянувшегося за продолжением поцелуя парня, ловко подставив теперь свою шею под грубую ласку и испуская из себя высокий стон. — Давай прервёмся ненадолго? — Зачем? — Занавес. Антракт. Смена места действия, тигрёнок, — многозначительно прошептал он в самое ухо. — У меня уже задница затекла. И я хочу добавки. — Ещё по одной? Чон довольно промычал в ответ, оттолкнув Сана от себя и одарив коварной улыбкой припухших губ. Если он и был ангелом, то безнадёжно падшим. И от этого выглядел ещё более соблазнительным в тёплом приглушённом свете настенных ламп, очерчивающем все изящные достоинства стройного и гибкого тела. Его тонкие ключицы со следами похоти звучали как призыв, и дурман был ключом, чтобы прочитать это громкое послание. Вторая дорожка будоражила восприятие реальности с новой силой, но не заставляла откровенно тупить, как последующие. Нет, ниже опуститься Сан им точно не дал бы. Его всё ещё отдалённо беспокоило то, что Чон днём вынюхал неизвестно сколько порошка, что даже кровь носом пошла, и тот вместо подъёма словил бледный приступ беспричинного страха. Пока Уён на коротком поводке, подобного эпизода больше случиться не должно. Сан уложил его в объятия шёлковой простыни, стягивая остатки одежды. Он невольно фыркнул капризности партнера, удовлетворённо нежившегося теперь на своём излюбленном дорогущем постельном белье. — Не подобает королевскую особу трахать на тумбочке, да? — На комоде, Санни, — снисходительно поправил его растаявший от нежности парень и выудил из-под подушки тюбик лубриканта. — Тем не менее, похоже, принцессам нравится без резинки, — заметил Сан, указав на отсутствие презервативов в закромах артиста. Уён притянул его к себе, оставив новую горячую дорожку поцелуев на плече, раскатами мурашек разбегающихся по коже. Он ощутил новый вкус на языке: острый, солоноватый, маслянистый, совершенно естественный и животный. Ни один здоровый рецептор не смог бы уловить подобной палитры, пугающей и раззадоривающей ещё больше с новым ярким, безумным приходом. — Акт второй, — торжествующе объявил высокий голос, заставив Сана сорваться в очередной раз на зов выгнувшегося от наслаждения тела под собой. Сан был грубым, но боль от нетерпеливых движений его пальцев притуплялась припудренным дурью рассудком. Уён бездумно сминал под собой простынь, мучительно стонал, но с упоением наслаждался дикой лаской. Очередной злой поцелуй заткнул ему рот, приказывая замолчать хотя бы на мгновение. Два скользких пальца внутри изогнулись, задев нужное место, и Чон от неожиданности укусил чужую губу, сорвавшись на крик. Привкус металла. Сан раздражённо рыкнул, отстранившись от него и облизав треснувшую алую кожу. Под его строгим взглядом Уён виновато улыбнулся и нежно погладил партнера по бедру. Тонкие пальцы требовательно обхватили напряжённый член, оттягивая вниз крайнюю плоть и заставляя парня сверху судорожно глотать воздух. — Ну же, Санни, — мурлыкал Чон, — тебе не терпится сделать это не только пальцами. — Ты уже готов? — в горле пересохло, голос надломило хрипом. Пальцы выскользнули прочь, оставив внутри ноющее ощущение пустоты. — Да плевать, — Уён уложил руки на подушке над своей головой, уверенно смотрясь в своё отражение в бездне зрачков напротив, — давай. Только будь со мной помягче. Сан усмехнулся, пододвигаясь ближе. — Помягче… Если бы он мог, то подарил бы этому человеку всю нежность мира. Если бы только кто-то научил его быть мягким и ласковым. Уён появился в его жизни слишком поздно, пытаясь укротить варварские привычки. Но все потуги Сана быть другим оборачивались нерешительностью, неловким топтанием на месте и неспособностью выразить красивыми словами всё то, что волновалось в глубине окаменевшего тяжёлого сердца. Не умел он, как Чон, изящно говорить о чувствах, о трепете, о любви (если то, что Сан испытывал к этому человеку, можно было так назвать), о том, что его откровенно заебала эта немота. Сан провёл ладонью по вздымающимся в такт частому дыханию рёбрам партнера, несмело коснулся подтянутой груди, провалился подушечками пальцев в ярёмную впадину, поднялся по гортани и встретил большим пальцем мягкие влажные губы Уёна. Вторая рука, всё ещё скользкая, прошлась по стройному бедру, подхватила под колено, уложив голень на предплечье. — Умничка, — похвалил его Чон и оставил в награду поцелуй на подушечке пальца. Тот смущённо опустил взгляд и потёрся членом о промежность, размазывая смазку. Маловато. Он взял тюбик и щедро разлил лубрикант по стволу. Уён дёрнулся навстречу, но рука, лежавшая на его ноге, несильно сжалась, предупредив о том, что помощь ни к чему. Они встретились взглядами. Глубокий вдох. Чон закусил губу, почувствовав давление головки снизу, плавно перерастающее в распирающее плоть ощущение. — Я не имел в виду то, что ты должен изводить меня своей медлительностью, — сладко простонал Уён, принимая в себя чужой член сразу на всю длину. — Не молчи, я хочу слышать твой голос. — И что мне тебе сказать? — Сан начал двигаться раздражающе неторопливо. — Да хоть матом меня крой, только не мучай, — дрожащие пальцы обхватили собственный стояк, — хочу кончить до того, как отпустит. — Он прикрыл глаза, вдавившись затылком в скользкую шёлковую наволочку. Тёмные волны волос рассыпались змеями по блестящей бордовой ткани. От жара его бледная кожа блестела отполированным мрамором с синеватыми прожилками вен. Эта болезненная бледность, несвойственная обычно смуглой коже, мерещилась смутным воспоминанием прошлых лет, когда под его тонкими веками с каждым днём всё темнее становились очертания глазниц, а каждая выпуклость истощённого тела впивалась углами в одежду, превратив когда-то привлекательного актёра в подобие вешалки. Этот таящий на глазах образ Чона вспыхнул в памяти, больно уколов Сана под ребром. Он стал двигаться чаще в попытке отогнать тревожное наваждение и ухватился покрепче за талию парня, остро ощутив плотное давление снизу. Уён был горячим, живым, настоящим, здоровым, лишь немного не в себе из-за прихода. Он был здесь, извивался под ним и громко стонал, да так, что в ушах звенело. Просил Сана подать голос, хныкал, продолжая мастурбировать с членом в заднице, судорожно сжимался на нём и нетерпеливо подбивался под рваный ритм движений. Развратный, но при этом такой хрупкий и беззащитный. Чон был более чем реальным. Сан осязал его каждой клеткой своего тела, чувствовал каждое содрогание его мышц, ловил каждый вздох и чёрный сумасшедший взгляд. Они оба уже были на грани помешательства. Обжигающая волна прокатилась по коже, опалив разум. Эйфория сладко разлилась по жилам, с каждым энергичным толчком приближая пик удовольствия, помноженный чёрт знает на сколько эффектом кокаина, замкнувшего в мозгу рецепторы, выбрасывающие в кровь эндорфин. Сдерживаться больше не было сил. Сан зажмурился, сжав с силой ноги Уёна и уложив его тонкие щиколотки на свои плечи. Из груди вырвался неровный грубый звук, и он смущённо спрятал его, целуя голень парня. — Санни, — высоко протянул Чон, — не молчи, умоляю… Он хотел возмутиться, хотел заткнуть его, но вместо этого снова простонал сквозь зубы. Уён ускорился, скомкал пальцами простынь, в исступлении раскрыв рот и жадно глотая воздух. — Ещё, — прокричал он, — громче! Быстрее! Сан вцепился в его кожу зубами, неистово вбиваясь в тугую плоть. В ушах стучала кровь, сердце надрывалось. Давление колотило по вискам. Голова налилась тяжестью. Дышать становилось почти невыносимо. Казалось, будто каждый вдох не давал легким ни капли кислорода. Постель, блеск простыни, лицо Уёна — всё закружилось. Ком подкатил к горлу. Тошнота. Пустые жадные бесполезные попытки вздохнуть. Тело двигалось на автопилоте. Ещё мгновение, и сознание рисковало померкнуть, унести его и высокий голос Чона во тьму. Но что-то мешало, беспощадно вырывало его внимание из потока неумолимо подступающего момента разрядки. Слух выцепил наконец надоедливый звук телефонного звонка, разметавшего напрочь остатки всё дальше уплывающего кайфа, сменившегося опасной близостью чего-то совсем неприятного. — Не отвечай, — капризно захныкал Уён, сжимая в ладони член и оттягивая долгожданную кульминацию. Сан что-то сердито пробормотал в ответ и остановился. В голове моментально прояснилось. Растерянный взгляд выцепил источник мелодии где-то в куче одежды, брошенной на краю постели. Чон стиснул его шею ногами, возвращая внимание к себе. Ошалелый взгляд гневно прожигал партнера, посмевшего так бесцеремонно нарушить Уёново представление. — Закончи начатое. — Это может быть что-то важное, — хрипло ответил парень, не смея отвернуться, но осторожно выискивая рукой телефон где-то позади, в складках смятых брюк. В голосе Уёна проступило истеричное раздражение. Он почти рыдал. Сердце сжалось. Вид его покрасневших слезящихся глаз резал по живому. Сан разрывался между долгом и желанием узнать, что же ждало их там, за гранью, которая едва показалась и вновь ускользнула. — Умоляю, — просипел Чон, давясь собственными судорожными вздохами, — я не смогу… без тебя. Чхве обречённо мотнул головой и впился в подрагивающие от напряжения чужие ягодицы, насаживая гибкое тело партнера до предела, до самого основания собственного члена. Уён всхлипнул, сдавив костлявыми ногами чужую шею. Сан подхватил его и приподнялся, наблюдая за тем, как судорожно перекатываются под кожей мышцы впалого бледного живота. Головокружение ударило с новой силой. Пальцы Чона снова задвигались, замелькали в неровном ритме. Он выгнулся. Упёрся лопатками в постель. Прозрачная дорожка слюны побежала по бледной щеке. Взгляд утонул в пустоте. Ничего человеческого. Ничего ангельского. Безумие. Распутство. Грязь. Такого Уёна было невозможно принять. Это был не он. Кто-то чужой. Самозванец. Белый демон, надрывно орущий чужой глоткой: — В меня, Санни, — стенал он, — кончи в меня! Блядский телефон не переставал трезвонить. Надрывал уши какофонией рингтона, стонов, криков, хрипов, мокрых шлепков одного тела о другое. Злость подступила к горлу. Она мешала дышать. Грубые пальцы сдавили кожу. Оставили за собой багровые пятна. Голени партнёра сжали голову, ограничив слух грохотом крови по капиллярам и набатом дерущего грудь сердца. Сан видел, как лицо Чона исказило судорогой. Он закатил глаза и широко раскрыл рот, слизывая слюну с губ. Глухота. Тонкий, болезненный писк в ушах. Будто само время застряло на месте и пыталось разогнаться вновь. Красные круги заплясали перед глазами, пугающе медленно разливаясь поверх образа Уёна. Взгляд упал на его руку, сжимавщую уже обмякший член, на кожу живота, усыпанную крупными каплями спермы до самой груди. Чон лениво моргнул, будто его ресницы потяжелели от слёз. Бездна его зрачков дрожала мутной водой. Затягивала. Стало мерзко. Не от его вида. От себя, позволившего ему поддаться лихорадке, превратиться в это. Это нечистое, тёмное, порочное существо. — Не могу, — Сан остановился, выскользнул из разомлевшего тела, которое не осмелился бы назвать Уёном. Он наконец-то смог поймать собственное дыхание. Долгожданный кислород. Парень сбросил чужие ноги со своих плеч и отвернулся, натянув на себя край пододеяльника, будто этот ничтожный кусок шёлка мог спрятать его позор. — Прости. Рука наощупь выудила из кучи одежды неумолкающий смартфон. Слишком поздним был этот звонок и слишком неуместным. Он всё испортил. — Развлекаетесь? — поинтересовался энергичный голос по ту сторону. — Я не смог дозвониться Уёну. Проницательный, зараза. Сан попытался усмирить одышку и прочистил горло: — Что-то срочное, хён? Собеседник на мгновение замялся, его тон стал холодным и жёстким. — Завтра за ним придут. Ждите гостей. Что-то внутри, натянутое ранее до предела, звонко лопнуло. Чертов хён. Проклятая дурь. Она всего мгновения назад кричала в мозгах «нам охуенно хорошо и будет ещё лучше», а теперь с лёгкостью перевернула страницу на красноречивый заголовок «отчаяние». И Сан почувствовал, как эта тёмная волна беспощадно облизала липким языком разум. Его передёрнуло ознобом. «Кто-то видел, как он берёт дурь? Или как передаёт малолеткам данные? Или кто-то из своих сдал копам правую руку господина? Нет, они боятся. Не осмелились бы». — Как? — только и смог выдавить он из себя, беспокойно встретив взгляд обнажённого, совершенно ничего не подозревающего Уёна, что растерянно рассматривал помрачневшего партнёра. — Школьники, — ответил голос. — Это неофициальная информация, так что по сути у полиции на него ничего нет. Дай ему проспаться, и завтра пусть не трепет языком почём зря. Звонок завершился. Телефон выскользнул из негнущихся пальцев и утонул в холодной простыне. — Уён, — голос дрогнул на низких нотах. Он хотел сказать что-то ещё, но одёрнул себя. — Что-то случилось? — наивно поинтересовался парень и приподнялся, обхватив партнёра за талию, пачкая измазанным животом. Кожа Сана похолодела, и он нежно гладил её горячими ладонями в попытках согреть. — Говорил же трубку не брать. Грубый толчок, лопатки ткнулись в подушки, затылок едва не задел изголовье кровати. — Сан, это уже перебор! — Чон побледнел, всматриваясь в чужое лицо. Ему стало страшно, почти так же жутко, как было днём, когда он в одиночестве сидел на пирсе. Как было тогда, в запертой машине. Как каждый раз, когда рядом не было верного защитника. Вот только сейчас Сан был прямо перед ним. И в его глазах отражался точно такой же знакомый страх. Нет, если Сан сказал бы ему всё то, что только услышал, то Уён бы точно распрощался со сном. Он стал бы накручивать себя, трястись, плакать. Он попытался бы убежать. И проблем стало бы ещё больше. — Прости, — глухо, почти неслышно прошептали губы, которые теперь жгло от недавнего укуса. Сан мысленно наказывал себя за то, что должен был утаить от Чона важную новость до утра. Он сам не сомкнёт глаз, но ни за что не скажет ему об этом прямо сейчас. — Да за что? — Чон дёрнул на себя скользкий пододеяльник. — Если ты переживаешь по поводу того, что не смог закончить, то я помогу. Ты не один в этой постели, Санни. У тебя был тяжёлый день, и это всё, — он многозначительно покрутил ладонью в воздухе, — нелегко. Даже под снежком. Я же не глупенький, всё понимаю. Это был уже привычный Уён. Беспокойный, заботливый до тошноты. Чуткий и благодушный, возвышенный, даже несмотря на растрёпанные волосы, пот и запах спермы. Резкий и удушливый, как теперь казалось Сану. — Не нужно. Я в душ, — он приподнялся, сгрёб вещи в охапку, но так и не смог встать. Чон снова прицепился к нему. — Чего хотел хён? — Утром скажу. Уён чувствовал, как напряжённо под пальцами натягиваются сухожилия зажатой в кулак крепкой руки. Да и по лицу Сана было видно, что разговор предстоял не из приятных. Он отпустил его. — Чхве Сан, — дрожащий голос догнал его голую спину уже на пороге комнаты. Тот остановился, чувствуя пронзительный взгляд позвоночником. — Не нужно брать всё на себя. Совесть обычно мучает не тех, кто виноват. — Отъебись, Уён-а. Его силуэт скрылся в проеме и вернулся, уже когда постель сменила белье, а владелец квартиры сидел на её краю и кутался в снятую с матраса простынь, обессиленно потупив взгляд в пол. Никчёмный, измотанный, растерявший все остатки былого запала. Чон что-то долго обдумывал. — Санни, — тихо позвал он вошедшего. Сан, уже полностью одетый, опустился перед ним на колени, не смея в таком виде приземлиться на кровать рядом. — Ты уходишь? — Останусь, если хочешь. Утром уйду. Уён кивнул. — То, о чём мы должны поговорить потом… Это связано с тем, что я сорвался? — Его глаза обеспокоенно изучали вены на собственных кистях. Пальцы нервно чертили по их выпуклым сетям. — Я, правда, клянусь тебе, что больше никогда. Ни крупинки. «Не клянись в том, в чём сам не уверен, идиот». — Приведи себя в порядок. Потом — спать. — Не думаю, что смогу. — Я буду рядом. — Тебе очень тяжело, Сани? — рука Уёна коснулась чужого плеча. В его глазах плескалась привычная тоска, что так умело пряталась от других. Всех, кроме его верного поводыря. — Со мной. «Тяжелее будет, если тебя заберут у меня». — Только когда делаешь глупости. — Значит, всегда? — Чон грустно улыбнулся. — Не накручивай, Уён-а. Нужно отдохнуть. Иди, — Сан осторожно потянул его за руку, чтобы парень встал. И он послушался, стыдливо прикрыв себя грязной простынёй. Освежившись, Чон встретил Сана в гостиной. Пахло сигаретами. Он убирал то, что осталось от пира во время чумы двух кокаинистов в завязке. Проигрыватель молчал, отключённый, закрытый, похоронивший в тишине момент мимолётного помешательства. Миг свободы, былой страсти, праздника жизни. Их иллюзию. Сан поступил правильно — они не должны забывать, кем теперь были. — Я заберу это. — Конечно, — виновато уронил взгляд самопровозглашённая причина всех бед этого дня. — Твои вещи… Они там, где обычно. Футболки, бельё, спортивные штаны. — Не нужно. Посплю на диване. — Почему? Я бы хотел, чтобы ты был рядом. — Ты знаешь. Сначала он целовал Уёна, едва не свернул рожки его проигрывателю. Хотел взять его прямо на комоде. Так обработал его, что всё тело было сплошным синяком, а задница ныла от издевательств. И стоило раствориться дурману, так Сан снова превратился в каменный истукан строгого надзирателя. — Побудь со мной хотя бы до тех пор, пока я не усну. — Разумеется. «Мой пугливый ангел», — смущённо добавил он про себя, не в силах сказать это вслух. *** Сонхва неловко ютился на заднем сидении полицейского автомобиля. Пассажирское место ему никогда не нравилось. Колени упирались в спинку водительского, обзор — только слева или справа. Чтобы выглянуть в лобовое, нужно было высовываться между передних сидений. А оттуда на него глазел и лыбился этот шумный мальчишка, Ривер. Сегодня он был ещё громче, чем вчера. — Грей-хён, а это правда, что ты накрыл с командой лабораторию по изготовлению мета? И что там были боевики, а ты лично уложил пятерых? Блондинчик, бесцеремонно захапавший себе место у руля, сиял новенькой монеткой, блистая улыбчивыми глазами в зеркале заднего вида. Чему он так радовался? Тупости своего товарища? — Не уложил. Просто скрутил, — недовольно проворчал старший. — И не называй меня хёном. Когда вообще мы успели перейти на ты? — Говорят, вы их там прямо перегонными трубками перемотали! Хён очень крутой, — восторженно гремел похожий на щенка офицер, пропустив одно из замечаний мимо ушей, — я бы тоже хотел быть таким. Круто, что вы с нами поехали. «Всё лучше, чем ковыряться в бумажках». К тому же, едва он зашёл в отделение, так столкнулся с этим странным парнем, Бордером. Они с Чонхо мило щебетали о том, что стоило взять с собой, кто сядет за руль, как вести допрос и какие документы подготовить перед визитом к этому дёрганному Чону. Нашли друг друга, два чудо-мальчика-отличника. Только мелкий — копия папаша, зазнайка и хвастун; а старший — псих с биполяркой. Сначала прилип, вывернул наизнанку, а потом сделал вид, будто Пак Сонхва — какой-то прокажённый, к которому ближе чем на десять метров подходить не стоит, того и гляди — заразу какую-нибудь подцепишь. Бешенство, например. — Я тоже рад поработать с вами, офицер Пак, — добавил Юнхо, аккуратно вырулив на узкую дорогу между рядами невысоких домов с однотипными крышами и заборами. — Повезло так повезло, — угрюмо скрестил руки на груди старший. — Вы двое — друзья детства? — Как вы угадали, Грей-хён? — искренне восхитился Минги. Чон сдержанно кивнул. — Никак. Просто спросил, — он нахмурился, отвернувшись к окну и сделав вид, что нашёл там что-то безумно интересное. Кем ещё могли быть два придурка с крашенными головами, приходившие на работу вместе и везде таскавшиеся едва ли не за ручку? Если бы не постоянные «бро-о-о», «братишка» и прочее, Сонхва бы подумал, что они парочка. И понимали друг друга с полуслова, будто родились сиамскими близнецами, которых разделили, но они всё равно безнадёжно друг к другу прилипли. Только извилина так и осталась одна на двоих, причём белобрысому досталась её большая часть. — Мы со школы дружим. Жили по-соседству. Минги был таким плаксой в детстве, — весело начал офицер Чон. — Ну, хён, — Минги надул губы, — чего ты меня перед офицером Паком позоришь. — И что, ты за него всем хулиганам зады надирал? — Да нет, я предпочитаю решать проблемы мирным путем, — Пинчер смущённо почесал нос. — Конечно, кто с таким великаном в драку полезет, — Пак многозначительно дёрнул бровью. Чего этот русый долговязик на него всё время таращится? — У моего бро слишком большое сердце, чтобы кого-то обижать, — гордо заявил тот самый «долговязик». — И я чувствую, что вы, Грей-хён, тоже очень добрый. Хоть и пытаетесь казаться строгим. — С чего ты взял? За него ответил водитель: — Офицер Сон у нас местная печенька с предсказаниями. По нему даже прогноз погоды можно составлять. Сегодня, вот, к вечеру похолодает, — он как бы в подтверждение своих слов взглянул на кучкующиеся облака, — а, может, даже дождь пойдет. — И как это связано с Ривером? — У него сегодня родимое пятно гусиной кожей покрылось. — Какое пятно? Минги гоготнул, отстегнул ремень безопасности и приподнялся над сидением. На Сонхва уставилась его задница, обтянутая форменными брюками. Парень потянул рубашку из-за пояса. — На жопе, что ли? — Пак скривился, — мелкий, а, может, не надо? А полицейский задрал одежду до самых лопаток, позволяя лицезреть повыше поясницы большую, похожую на жирную букву L, отметину. — Э-э… Не вижу никаких пупырок. — Да вот же они! — Упираясь макушкой в потолок салона, Минги ткнул в родимое пятно. — Вы рукой потрогайте: они прям пупырчатые-препупырчатые. Точно к осадкам! — Пожалуй, откажусь… Юнхо отнял одну руку от руля и попробовал мелкие бугорки на коже друга своими пальцами: — Да, к дождю, однозначно. Если бы не июнь, а ноябрь, то ждали бы снег. — Ривер, ты бы сел, — выглянув вперед, на приближающийся светофор, тихо пробурчал старший. Но офицер Сон его не расслышал, повернулся, чтобы переспросить, и звонко стукнулся головой о козырёк лобового стекла, когда автомобиль резко затормозил на красном. «О, да там, похоже, совсем пусто», — подумал Сонхва и слабо улыбнулся. Чон залился смехом, принимая тумаки от раздосадованного друга. Минги потёр ушибленный котелок ладонью и смущённо затолкал рубашку обратно за пояс. Младший был теперь похож на крупный помидор, поспевший до самых корней волос. Он что-то бубнил себе под нос, угрожая товарищу вернуть это фаталити после работы. — Детский сад, — вздохнул помощник инспектора. Но с этими мальчишками ему было на удивление комфортно находиться в одной машине, нежели вчера с лидером команды. Воспоминание о Хонджуне заставило Сонхва вздрогнуть и покрыться мурашками. Неприятный тип. А по пупыркам у Пака на спине можно было бы предсказать, как скоро Бордер опять полезет к нему с расспросами? И получит ли любопытный псих в нос? Краем уха внимая бессмысленной беседе двух друзей об играх, компьютерах и казино, старший погрузился в созерцание мелькавших мимо ворот и двориков с редкими прохожими. Он сосредоточенно изучал каждый проплывающий столб и гадал, о чём же необходимо было побеседовать с родителями пропавших. Ответ лёг перед ним на кухонный стол в виде белого конверта и сложенного вдвое листка, на котором был отпечатан незамысловатый текст: «Если хотите получить вашего сына целым и невредимым, то приготовьте к концу недели двадцать миллионов вон. Иначе Хван Давон вернётся домой по кусочкам». Мать похищенного рыдала и качалась из стороны в сторону, согнувшись пополам на табурете и запустив пухлые аккуратные пальчики в растрёпанные волосы. Глава семьи обречённо смотрел на письмо, сложив руки на груди и смяв полосатый галстук. Сонхва вытащил из кармана пачку сигарет и предложил одну Хвану-старшему. Тот согласился. — Умоляю, только не в доме! — давясь слезами, женщина махнула рукой в сторону двери во двор. Они вышли. Пак закурил и предложил зажигалку отцу Давона. — У нас нет таких денег, — выдохнув густое серое облако, произнёс мужчина. Офицер наполнил лёгкие горьким дымом, оценив его изможденное лицо. Этот человек ещё не разменял и шестого десятка, но уже выглядел стариком. Пока жена лила слёзы, его самого тихо изнутри пожирало горе. Стресс иссушил кожу, лег синеватой тенью под глазами, заострил нос и прочертил глубокие борозды морщин между бровей. Жизнь единственного сына, исчезнувшего без следа, теперь стоила им половины годового заработка отца семейства — простого бухгалтера в мелкой компании. А перед пропажей Давона их бюджет и так сильно обмельчал. Действительно, оставалось лишь нервно курить и надеяться на какое-либо чудо. — Они блефуют, господин Хван, — Сонхва стряхнул с сигареты столбик пепла. Мужчина уставился на него, не веря своим ушам. В глазах промелькнул тусклый огонёк надежды. — Вы уверены? — Не совсем, — помощник инспектора помотал головой, — но они же не идиоты, чтобы требовать подобную сумму в такой короткий срок. — И это всё, что вы можете сказать? — Хван-старший болезненно скривился. — Чего тогда, по-вашему, они хотят? — Пока что нам это неизвестно. Как письмо оказалось у вас? — Жена вытащила из почтового ящика, когда шла из магазина. У неё ночная смена была. Вообще, конечно, нам письменные уведомления не приходят уже давно, все счета в телефоне. Но она до сих пор по привычке каждое утро проверяет, ведь иногда рекламу приносят. Пак кивнул и затянулся, дым попал в глаза, он сощурился, сморгнул едкую пелену и неловко обернулся в поисках пепельницы или чего-нибудь похожего на урну. — Знаете, я до последнего надеялся, что Давон просто сбежал из дома, — отец похищенного бросил окурок под ноги. — А теперь я в растерянности. Надеюсь, что вы правы, и с ним не сделают ничего плохого. Прошу, найдите этих уродов. Сонхва хмыкнул и последовал его примеру. Как-то прохладно мужчина отзывался о сыне, которого злоумышленники обещали вернуть по частям. Юнхо сидел на кухне, держа безутешную женщину за руку. Завидев вошедших, он отстранился от неё и раскрыл блокнот. — Где Ривер? — спросил старший. — Он в комнате мальчика, занимается компьютером, — пшеничная макушка качнулась. — Итак, госпожа Хван, в котором часу вы обнаружили письмо? Женщина судорожно вздохнула: — Около восьми. Я всегда прихожу домой после смены в это время. Молодой полицейский сделал пометки. — Вы видели по пути домой кого-то подозрительного? Или незнакомого? — Нет, что вы! В это время только дети соседские в школу идут. Я их всех знаю, потому что они часто в магазин заходят перед занятиями или на обеде. Все местные и со мной тоже знакомы. — Что насчёт автомобилей? — офицер Пак опёрся на кухонную тумбу. Мать помотала головой и снова всхлипнула. Муж подошёл к ней и обнял за плечи. — Господин Хван, а где были вы в это время? — Ехал на работу. Но как только жена позвонила, я вышел на ближайшей станции метро и взял такси домой. Через полчаса был тут. — Чем же мы так провинились, дорогой… — женщина опять начала завывать, уткнувшись в ладони. — Разве мы похожи на богатых? Что с нас можно взять? Мужчина устало прикрыл глаза и наклонился к взлохмаченной макушке жены: — Успокойся, офицер сказал, что это блеф. Они просто хотят нас запугать. Пинчер озадаченно взглянул на старшего. Тот пожал плечами. — Если им хватило мозгов на то, чтобы умыкнуть парнишку без следов, то хватит и понять, что этим людям такие суммы не по карману. Если бы они хотели избавиться от жертвы, то уже бы сделали это. Грубо. Мать Давона заревела громче, а отец семейства и блондинчик осуждающе посмотрели на помощника инспектора. Чон покачал головой и продолжил делать записи в блокноте. — Офицер Пак хотел сказать, что у нас есть все шансы найти Давона целым и невредимым. — Да, именно это я и хотел сказать, — поспешил исправиться Сонхва. — Злоумышленники не указали ни места встречи, ни условий передачи денег. А значит, они ещё свяжутся с вами. И вы должны уведомить нас, когда это произойдёт. По лестнице со второго этажа сбежал Минги, радостный, словно пёс, откопавший во дворе запрятанную годы назад косточку: — Пацан реально юзал FRRTM с домашнего компа! Пинчер облегчённо улыбнулся и встретился с таким же обнадёживающим взглядом старшего. — Вот только войти в его учётку уже нельзя, она удалена, — Сон разочарованно почесал затылок. — И восстановить доступ можно только с разрешения администратора сайта. Они поймут, что это кто-то чужой. Надо новый логин найти. — А ты не можешь как-то взломать эту штуку? Или как там это делается, — Сонхва недовольно нахмурился. Чему так радовался этот мелкий, если нёсся вниз с плохими новостями? — Могу попробовать. Но лучше будет дождаться решения Бордера. Вдруг они раздобудут данные для входа? — О чём вы говорите? — Хван-старший непонимающе перевёл взгляд с одного полицейского на другого. Пак раздражённо вздохнул. Похоже, версия, за которую так держались все члены команды, и правда становилась убедительнее с каждой новой уликой. Нужно было проверить остальные семьи. Он вытащил из кармана телефон, засомневался, специально пролистал мимо нужного контакта несколько раз, но всё-таки пересилил себя и набрал номер Бордера. — Юнхо, расскажи им, — старший кивнул на родителей Давона и вышел на улицу. Хван Давон сидел в тёмном грузовом контейнере на тонком матрасе. Запах пыли вперемешку с едким оттенком нечистот плотно засел в носу. В металлическом ящике было душно — летнее солнце нагрело его стенки, превратив убежище пленника в настоящую душегубку. Сколько дней он не видел дневного света? Чувство времени исказилось в окружении непроглядной тьмы и давящей тишины. Свежий воздух он глотал жадно каждый раз, едва дверь темницы с металлическим скрежетом впускала очередного визитёра, что приносил еду и воду или менял ведро, служившее туалетом. Руки затекли, но он знал, что очередной смутный силуэт придёт навестить его и разрежет стяжки на запястьях перед сном или приёмом пищи. Не сказать, что с ним обращались плохо. Спал он крепко — видимо что-то подсыпали в скудный паёк или безвкусное питьё. Парень смирился, оставалось только ждать. Чего? Неизвестно. Смерти, освобождения или окончательной потери рассудка. Глухой контейнер гремел эхом происходящего на улице. У двери послышались шаги, шелестящие подошвами обуви по гравию. Грохот. Металлическая задвижка отъехала в сторону, и железная пластина впустила ослепляющие лучи внутрь. Он зажмурился. На глаза легла повязка. Вкрадчивый, мягкий голос раздался над самым ухом: — Ты хорошо ел, Хван Давон? Он кивнул. Во рту пересохло. Его губ коснулось горлышко пластиковой бутылки. Вода пролилась на пропитанную потом форменную рубашку. Пить хотелось безумно, страшно было терять драгоценные капли влаги, и он стал судорожно глотать предложенное питьё. — Скоро всё закончится. Твои родители уже знают цену. Как думаешь, много ли стоит твоя жизнь? Посетитель отнял бутылку от его рта и коснулся лица мягким полотенцем. — Вы же знаете, — слабо подал голос пленник, — у моих родителей нет денег. — И кто в этом виноват? Он прекрасно знал ответ. Всё, что произошло, было на его совести. Эту мысль он вынашивал долгие часы, сутки, казалось, что даже недели. Семье ни за что не расплатиться за ошибку Давона. — Я, — плотная ткань на глазах намокла от слёз, — я виноват в том, что сделал. Я глуп, я болен, я должен поплатиться за это. — У тебя есть шанс всё исправить, молодой человек. Нужно лишь доказать, что ты готов к переменам. Хонджун ответил сразу после третьего гудка. Его голос звучал так, будто он явно не ожидал звонка от этого напарника. На фоне что-то лепетал младший, шумело радио — вероятно, они ехали по своему заданию. — Да, Грей, я вас слушаю. — Никто из потерпевших не связывался с отделением? — А что случилось? — У нас письмо с требованием выкупа. Двадцать миллионов до конца недели. — Да они с ума сошли, — Ким немного заглох в трубке, а затем замолкло и радио, и Чонхо, а голос лидера снова стал громче. — Ещё что-то было? Как дела с компьютером? Сонхва кратко передал ему всё, что они с Пинчером и Ривером узнали, а также поделился мнением насчёт того, что сумма выкупа — очередная попытка запугать семьи. — Возможно, — задумчиво протянул Бордер. — А может быть так они сообщают о том, что шанса увидеть детей живыми у них нет. И опять никого подозрительного в округе. Там есть камеры поблизости? — По пути я заметил несколько. Сброшу вам названия улиц. — Отправлю запрос по тому району. Продолжайте работать. Сонхва уже отнял экран от уха и потянулся пальцем к красному кружочку, как голос Хонджуна вновь раздался в динамике: — Грей? Вы ещё здесь? Он молча приблизил смартфон обратно. — Чиндо, погоди, не включай радио. Я не договорил! — В трубке послышалась возня, музыка на фоне стала громче. Звонок оборвался. Пак сердито изучал плашку с цифрами, показывавших длительность разговора. Через мгновение на экран выползло уведомление — сообщение от Кима. «Хотел извиниться за вчера. Давайте соберёмся вечером?» И следом ещё одно: «Передайте Риверу с Пинчером тоже». — Я уже думал, что мы какие-то не такие, раз ещё вчера не пошли отмечать знакомство, — Ривер радостно гремел с заднего сидения. — Отделы каждый день собираются. Наконец-то я с вами выпью, Грей-хён! Сонхва хотел его осадить, но совесть как-то не позволила опять ворчать на мальчишку, любезно уступившего ему переднее пассажирское. Славный малый всё-таки был этот Сон Минги. Да и Юнхо был молодцом: успокоил-таки не затыкающуюся мать, отцу что-то сказал такое, что он словно десяток лет с плеч сбросил. Показаний накатал целых пять страниц мелким почерком, конверт упаковал и подписал, записал все улицы, где Пак заметил камеры. Его одного можно было бы отправлять, ведь в сравнении с ним остальные полицейские просто болтались без дела. — Едем к семье Со, — пристегнувшись, объявил Пинчер. И там их встретила похожая картина: письмо, рыдающая мать, обеспокоенный отец, удалённая учетная запись на сайте FRRTM. Сумма выкупа была идентичной. Возможность её собрать до конца недели — такая же фантастическая. — Господин Со, во сколько примерно вы обнаружили письмо на коврике? — Пинчер полистал блокнот. — Выходил на работу в начале восьмого, наступил на него случайно, — худощавый мужчина в очках виновато опустил глаза. — Простите, я его, наверное, затоптал? Это важная улика? Сонхва аккуратно развернул когда-то белый конверт с пыльными пятнами в форме подошвы ботинка. — Если там и остались какие-то отпечатки… Думаю, эксперты разберутся. — Ох, Джихёк… — вздохнула женщина, драматично утерев слёзы платком, — что же ты наделал, сынок… Это всё оттого, что твоего отца вечно нет дома. Со-старший густо покраснел, его кулаки напряженно сжались. Видно было, что главой этой семьи он явно не был. Жена отчитывала его, совершенно не стесняясь посторонних. А он только нервно грыз собственные губы, не смея возразить. Какой позор — выслушивать порицания на виду у других мужчин. — Привет, Джихёк. Как самочувствие? — знакомый голос послышался из темноты. — Бывало и лучше. Чем вы нас пичкаете? — он пытался различить, с какой стороны находился тот, кто пришёл как обычно пудрить ему мозги. Нога упёрлась в жестяной поднос на полу, от которого исходил слабый аромат еды. Совсем неаппетитный, смешавшийся с вонью железного ящика, в котором пленник сидел неизвестно какое время. — Вас? — Я знаю, что есть и другие. Слышал, как вы искали кого-то. Ему удалось сбежать? — Парень прочистил горло, — счастливчик. Смешок. — Ты очень наблюдательный малый, — рука незнакомца легла на грязный затылок. — Знаешь, ты мог бы добиться куда большего, чем втянуть собственную семью в долги. Как думаешь, смогут ли они теперь заплатить по счетам? — Чего вы добиваетесь? — парень нетерпеливо мотнул головой, сбросив пятерню визитёра. — Ты должен покаяться. Только так можно заслужить прощение грехов. Ты молод, Джихёк, ещё не поздно встать на путь исправления. Следующим был дом Мун Мёнджи. Старшеклассницы из школы Санхи, у которой вчера Сонхва и Хонджун караулили хулиганов. Отца у неё не было. Мать надрывалась на двух работах, а потому застать её дома было очень трудно. С разрешения хозяйки, дверь открыла соседка — пожилая женщина, иногда приглядывавшая за чужой дочерью. Полицейские взяли на себя ответственность вскрыть почтовый ящик. Там тоже лежал уже знакомый совершенно ничем не примечательный конверт с содержимым, не отличающимся оригинальностью. — Удивительно, как она вообще могла пользоваться даже браузером, — Минги сидел на полу, воюя с ноутбуком пропавшей. — Он только включился, а уже нагрелся так, что вот-вот я сам от него поджарюсь. — Мама Мёнджи собирала на новую вот эту штуку. Для учебы, говорит, детям такое нынче необходимо, — соседка недоверчиво покосилась на чудо современной техники, тяжело тарахтевшее на ногах у рослого офицера. — А сама девчонка-то тоже работала в магазинчике. Только недавно уволилась. И как-то им совсем туго стало… А потом такое горе! — Во сколько госпожа Мун обычно уходит на работу? — Юнхо открыл блокнот. — Ранёхонько, к шести часам. Оставляет мне ключи, чтобы я проверила, ушла ли Мёнджи в школу. Она девчонка хитрая — одно время притворялась, будто будильники не слышит. Теперь, конечно, когда она пропала, я хожу только вечером компанию её матери составить. Очень уж её это всё подкосило, — старушка печально погладила свои пятнистые руки. — Сегодня утром вы никого подозрительного около дома не замечали? — Сонхва присел рядом с ней, — примерно до восьми часов. Юнхо встревоженно взглянул на старшего, затем на женщину. Она помотала головой. — Я гуляю с собакой по утрам. Никого незнакомого не видала. — Во сколько обычно выходите на прогулку? — Чон привычно чиркнул в блокноте. — Часов в семь. Нунсони любит провожать деток в школу. — Нунсони? — Переспросил помощник инспектора. Старушка кивнула. — Мой пёсик. Беленький он у меня, как снежок. Шпик. — Бабуль, — громыхнул Минги, — вы хотели сказать шпиц? — Да, как-то так. Маленький, пушистый такой. «Опять собаки», — Сонхва закатил глаза, устало откинувшись на спинку старенького дивана: — А почему Мёнджи уволилась с подработки? Пожилая женщина задумалась и пожевала морщинистые губы. — Ну, — неуверенно начала она, — ей там докучали мальчишки местные. Украли что-то, а ей пришлось платить. Я слышала только, как она подружкам жаловалась на них и хвасталась, что нашла место получше. Только вот матери она ничего не рассказывала. Я её спросила, но она отказалась со мной делиться. Попросила только ничего никому не говорить, пока не накопит маме на подарок. Минги победно хрустнул пальцами и повернул к напарникам экран старенького ноутбука: — Вот. Историю девочку явно чистить не научили. Три письма, три компьютера в домах пропавших подростков. Слишком ровно кусочки пазла складывались в одну картинку. У Мёнджи болел живот. Не от пресной еды, которую приходилось через силу впихивать в изголодавшийся по домашним разносолам желудок. Это её природа напоминала о том, что скоро среди многочисленных неудобств добавится ещё одно. Менструация даже в такой стрессовой ситуации не намеревалась нарушать привычный график. Значит с момента, когда её усыпили и привезли сюда, прошло около трёх дней. Возможно больше. Но точно не неделя. — Как долго ты собиралась скрывать, что смогла повредить стяжки? — Холодные пальцы коснулись саднеющих запястий. — Если ты нашла что-то острое здесь, то лучше признайся. Я не хочу, чтобы дорогая гостья навредила себе. Твоя мама тоже этому не обрадуется. Девушка молчала. Этот вкрадчивый голос был слишком проницательным. Не таким, как другие: грубые, глупые. Их можно было одурачить. Но когда приходил он и закрывал глаза повязкой, было сложно что-либо предпринять, ведь он видел пленницу насквозь. Край ткани на лице небрежно отодвинулся, Мёнджи увидела, как незнакомец осветил фонариком пол контейнера, шаря под матрасом. У него были стройные ноги. Это всё, что удалось различить в полумраке. — Нашёл! — Что-то звякнуло сбоку о металл темницы. Это был кусочек жестяного ведра, отколовшийся, когда она вывернула подобие ночного горшка на пол. Её ключ к возможности не сидеть со скрученными за спиной руками. Ничтожная капля свободы в этом раскаленном ящике. — Какая же ты молодец, Мун Мёнджи. Никто бы и опомниться не успел, схвати ты эту штучку и резани по горлу кого-то из ребят. Жаль, что ты слаба. Он был прав. Ей бы не хватило сил. Да и что делать потом? Там, снаружи, девушку бы обязательно поймали. — Выглядишь бледной. Тебе нездоровится? — свет ударил в лицо. Она зажмурилась, и мужчина заметил, что повязка сползла. — Какая неприятность. Ты же не разглядела моё лицо? Страх холодом прокатился по спине и запустил липкие щупальца под рёбра. — Тебе нечего бояться. Заканчивай уже играть в молчанку, милая, — он поправил ткань на её глазах и коснулся оголённой кожи колена. Мёнджи дёрнулась. — Прошу, не трогайте. Прохладное прикосновение моментально растаяло. — Я не причиню вреда. Никто здесь не посмеет обидеть тебя, Мёнджи, — голос отдалился, в пустоте осторожные шаги гулким эхом отразились от металлических стен контейнера. — Вот увидишь, мы подружимся. Просто знай — я хочу помочь. Дом семьи Хан встретил офицеров кучей мусорных пакетов на входе. Женщина средних лет, совершенно не чувствовавшая и малейшего неудобства от подобной картины, проводила их в гостиную. Там тоже было не убрано. На журнальном столике валялись пустые контейнеры от лапши и помятые сигаретные пачки. Воняло табаком и кошачьим туалетом. — Госпожа Хан, мы приехали потому, что нам необходимо проверить компьютер Тэуна. И семьи других пропавших сегодня обнаружили письма с требованиями о выкупе. Вы получали что-то подобное? — Сонхва спихнул с крохотного диванчика огромного лохматого кота и уселся, разгребая ногами мелкий мусор на вылинявшем коврике. — Так это был не розыгрыш? Полицейские непонимающе обернулись на неё. Мать Тэуна выглядела уставшей. Кожа лица приобрела сероватый оттенок, захвативший теперь не только редкую седину на висках. В глазах стояла пелена бессонницы. Юнхо потянулся к блокноту, наблюдая за тем, как женщина принялась искать конверт в мусорном ведре. На удивление он выглядел лишь слегка помятым. — Где сейчас ваш муж? Он в курсе, что вы получили письмо? — Чон что-то записал на новом, чистом листке. — Он на работе, где же ещё ему быть? Не стала я ему по такому пустяку названивать. — То есть вы считаете угрозу жизни вашему сыну пустяком? — Пак нахмурился, проводив взглядом Минги, что устремился прочь из гостиной на поиски компьютера. — Тэун не мой сын, — женщина развела руками, — но это вовсе не значит, что я не обеспокоена произошедшим. Просто его отец очень занятой человек. У нас всё равно нет такой суммы. Это ваша работа — спасти его. «Не похоже, что вас это вообще волнует», — про себя заметил помощник инспектора и развернул конверт, извлекая уже знакомый листок с другим именем. Ривер вернулся быстро. Ситуация была идентичной другим. — Вы должны сообщить мужу, — Юнхо разочарованно вздохнул, захлопнув блокнот и прикрепив ручку на кожаную обложку. — Когда вы обнаружили послание? — Утром, когда вернулась с дежурства. Я работаю в больнице, — она сложила руки на груди, всем видом показывая, что разговор её уже утомил. — Можете сказать точнее? — Часов в восемь. Может, начале девятого, — женщина недовольно покосилась на вернувшегося офицера Сона, державшего в руках ноутбук. — Вы это забираете? Минги кивнул. Сонхва поднялся с дивана, отряхивая брюки от шерсти и раздражённо поглядывая на питомца семьи Хан, что выглядел таким же недружелюбным, как и хозяйка дома. — Пожалуйста, сообщите нам, если похитители свяжутся с вами, — Пак потёр ладони, пытаясь хотя бы так отчистить кожу от налипших ворсинок. — И мужу не забудьте сказать. Он имеет право знать, что происходит. — Этот мальчишка приносит одни беды. Может даже к лучшему, если мы больше никогда его не увидим, — мачеха устало опустилась на освобождённый полицейскими диван и демонстративно закурила — провожать парней она не собиралась. — На днях мне понадобились документы на дом, но их не оказалось на месте. Уверена, это Тэун их умыкнул. Одному Богу теперь известно: где они, у кого, и когда к нам заявятся с просьбой покинуть жильё. Так что не думайте, что это я ужасная мать. «Неизвестно кто хуже — плохая мать или жестокая мачеха». В салоне автомобиля повисло тяжёлое молчание. Минги уложил на сидении ноутбук Тэуна на другой, что принадлежал Мун Мёнджи. Старший вопросительно уставился на него с переднего пассажирского. — Они могут пригодиться, когда будем штурмовать сайт, — младший заботливо погладил серую пластиковую крышку компьютера, обклеенную стикерами. Юнхо завёл мотор. Обычно сияющий, он выглядел теперь обеспокоенным и уставшим. На боковой стороне его правой ладони синими следами отпечатались чернила. — Офицер Пак, может после того, как навестим последнюю семью, пообедаете с нами? В идеале, конечно, перед этим вернуться в участок, но пока Бордер и Чиндо не позвонят, у нас будет немного времени, — парень запустил пятерню в волосы, убрав пряди со лба. — Да, Грей-хён, отобедайте с нами, — Сон умоляюще сложил ладони вместе, — пожа-а-алуйста. Сонхва улыбнулся. Как можно было отказать этому ребёнку? Или это он сам начал оттаивать? «Команда», — это слово невольно легло на язык знакомым вкусом. Может Пинчер и Ривер были людьми из совершенно другого мира, но с ними было так легко. Крашеные волосы, наверное, ещё не показатель, что их обладатели — хулиганы или позеры. Они вполне могли оказаться хорошими парнями. — Разве я сказал, что против? Минги победно взревел, а офицер Чон удовлетворённо кивнул, выкручивая руль на повороте. Неприятный осадок, оставленный посещением дома семьи Хан, постепенно растворился и салон снова ожил грохотом обсуждения предстоящего обеда. — Здравствуйте, офицеры. Мы как раз с женой недавно позвонили в участок, и нам сказали ожидать вашего приезда, — мужчина в спортивном костюме поклонился и пригласил их в дом. Здесь хотя бы было чисто. В кресле посреди гостиной сидела молодая красивая женщина и вытряхивала на ладонь таблетки. Драже звонко билось о стенки стеклянного пузырька. Муж отделился от гостей и подал стакан воды, заботливо погладив худое плечо супруги. На её маленьком личике розовели припухшие веки. — Офицер Чон запишет показания, — переступив с ноги на ногу, Сонхва осмотрел помещение и представил коллег. — У вашей дочери был личный компьютер? Офицер Сон должен им воспользоваться. — Да, конечно, я провожу вас в её комнату, — глава семьи позвал Минги проследовать за ним по коридору. Квартира родителей Ан Хаюль выглядела куда богаче остальных, со свежим ремонтом в европейском стиле. — Сегодня утром мы нашли это в почтовом ящике, — женщина запустила дрожащую руку в щель между подлокотником и сидением кресла, извлекая оттуда белый конверт. Сонхва подошёл к ней и принял письмо. Она жестом предложила офицерам присесть. Юнхо приготовился записывать данные, потирая испачканную ладонь. — В котором часу это было? — на автомате спросил младший. — Мы с мужем собирались на работу. Это было где-то около восьми. «То же время», — Пак встретил взгляд Чона. — У вас домофон с видеозвонком? — уточнил Грей. Мать пропавшей кивнула. — Записи можно просмотреть? — Управляющая компания может вам их предоставить. Но нам никто не звонил с утра, — госпожа Ан осушила стакан и поставила его на пол. Её ухоженные ладони нервно сжали худые колени. — Прошу, офицеры, скажите, что с нашей Хаюль всё будет в порядке? Если нужно, мы найдем деньги. Мой муж на хорошем счету в университете, они всем коллективом смогут нам помочь, если нужно. — Мы надеемся, что это не понадобится, и ваша дочь вернётся домой в целости и сохранности, — Юнхо одарил её успокаивающей улыбкой. Её лицо исказилось в попытке сдержать подступающие слезы. — Но они…угрожали убить еë, — мягкий голос женщины дрогнул, — вернуть домой по кусочкам! Наша дочь! Она всегда была умницей. Как можно было так поступить? Мы же обычная семья педагогов. Как кому-то в голову пришло… Хаюль пыталась рассмотреть в темноте пальцы собственных ног. Глаза уже настолько привыкли к темноте, что можно было смело передвигаться по контейнеру без страха запнуться о собственные ступни. Единственным развлечением в темнице было нарезать круги от одной стены к другой. Скукотища. А ещё хотелось курить. Ей удалось уболтать одного из надзирателей поделиться сигаретой после приёма пищи. Всего-то нужно было прикинуться паинькой и сделать комплимент его неуклюжим лапам, которыми он стягивал её запястья. Следующим шагом было уговорить тупоголового мужлана смилостивиться и забыть пару раз о пластиковых кандалах, что за все эти дни натёрли болезненные борозды на тонкой коже. Красавицам не пристало ходить с уродливыми руками. Кто-то вошёл, громыхнув задвижками двери. Она привычно прошла к спальному месту и уселась, скрестив ноги. Судя по тихим шагам, это был тот приятный парень, приходивший раз в день, чтобы поговорить о родителях. Она прикрыла глаза, подставив лицо чужим рукам, накладывающим на лицо повязку. — Ты умница, Ан Хаюль, — ладонь коснулась её макушки. Этого было не так просто одурачить. Он и сам неплохо пудрил мозги, да так, что колени дрожали от одного только его голоса. — Оппа, у меня так устали руки… — девушка запрокинула голову, подставляясь под ласку. — И хитрая, как лиса, — усмехнулся неизвестный. — Ты же знаешь правила. Будь хорошей девочкой и не кури больше. Это вредно для твоего красивого лица. — Что толку от красоты, если ты не видишь меня в этой темноте? — она капризно надула губы. — Думаю, оппа тоже красивый. Вот бы его увидеть хоть раз. Чужие холодные пальцы поправили повязку и растаяли в пустоте. — Когда я буду доверять тебе, мы познакомимся поближе. Лесть сейчас ни к чему. — Ты можешь верить мне, оппа! — Она поёрзала на матрасе, сведя колени теперь вместе и покачиваясь из стороны в сторону. Форменная юбка скользнула по бёдрам. Если он видел это, то точно не мог остаться равнодушным. — Я сделаю всё, что только попросишь. — Твои родители сегодня получили письмо. Если они будут готовы оплатить твою свободу, то мы больше не увидимся, — голос из темноты стал отстранённым. — Они не смогут, — девушка горько вздохнула. — Значит, я смогу остаться с тобой? — Разве ты не хочешь вернуться домой? — осторожные шаги, парень отошёл подальше, как будто собрался уходить. — Я люблю тебя, оппа. Ты добрый. И голос у тебя красивый. Мама с папой больше любят возиться с чужими детьми. А ты, только ты, по-настоящему заботишься обо мне. Гладишь по голове несмотря на то, что я грязная и воняю. — Ты ошибаешься, Хаюль. Они любят тебя, и ты должна стать для них лучшей дочерью на свете. — Если ты этого хочешь, то я постараюсь! Поверь мне! — Сможешь ли ты доказать, что достойна моего доверия? — он снова оказался рядом, шёпотом обжигая её маленькое ушко. — Да! Маленький ресторанчик, отгороженный от улицы пологом из тканевой сетки, дразнил офицеров ароматом жареного мяса. Минги неловко поджал под себя длинные ноги, чтобы ненароком не задеть кого из товарищей, и обмахивался листком меню. Было душно, как перед дождём. Предсказание сбывалось набегающими комками туч, собирающихся разрыдаться над городом летней грозой ближе к вечеру. — Повезло, что Бордер-хён ещё не звонил. Хоть поедим нормально, — он широко улыбнулся, жадно поглощая глазами кусочки говядины, над которыми колдовал, как требовал обычай, самый старший. Сонхва закатил рукава рубашки до локтей и вытер со лба тыльной стороной ладони набегающий от жара открытой печи пот. В ней были зажаты ножницы. В другой руке ловко поместились щипцы для мяса. У него самого в желудке ходуном ходил голод, но для начала нужно было приготовить порции для младших. Юнхо щёлкнул открывашкой на крышке бутылки с газировкой и пригубил холодный напиток, довольно мыча. — Знаете, что самое приятное в нашей работе? — он ослепительно улыбнулся, глядя на товарищей. Помощник инспектора вопросительно дёрнул бровью. Офицер Сон нахмурился, изобразив на лице усиленную мыслительную деятельность. — Плотный обед в награду за хорошую работу. Когда всё складывается, то любая еда становится вкуснее. — Бро, это звучит как тост! — Минги оглушительно рассмеялся и стукнул свою бутылку с напитком о бутылку друга. Старший согласно кивнул и, отложив в сторону ножницы, присоединился к ним. Задний карман брюк внезапно завибрировал, и он выудил смартфон, оставив теперь и другое орудие труда. На экране светился номер лидера команды. Пак мгновенно помрачнел. — Офицер Ким? — Светлая чёлка скрыла разочарованный взгляд Пинчера. Сонхва поморщился и принял вызов. — Мы едем в участок, с нами Чон Уён. Вы где? — голос Хонджуна звучал обеспокоенно. — У нас обед. — А у нас допрос. Ваш опыт работы в ОБН здесь очень бы пригодился, Грей. — У. Нас. Обед. — Через двадцать минут жду всех троих в управлении, офицер Пак, — ехидно отозвался Бордер в трубке и сбросил звонок. — Да пошел ты! — полицейский выругался на кого-то, кто его уже точно никак не мог услышать, суетливо засовывая телефон обратно в карман. Младшие озадаченно уставились на него. Брови у Минги печально поползли к переносице, складываясь домиком. Юнхо же как обычно был спокоен. Сонхва сердито схватил щипцы и перевернул подгорающий ломтик мяса. — У нас обед, мелкие, — злорадно повторил офицер, выкладывая на тарелки товарищей сочные и ароматные кусочки говядины. Офицер Сон с таким восхищением посмотрел на него, что в голове невольно пронеслось: «Да, Пак Сонхва, сегодня ты точно в ударе. И ударит тебя сегодня Ким Хонджун».