Нехорошо забытое старое

Шлейф духов, который принёс загадочный посетитель туалета, защекотал в носу. Я бы с ног свалилась от головокружения, если бы крепко не сидела. Я потёрла нос пальцами, потом уткнулась им в рукав свитера, чтобы забить лёгкие своим ароматом. Но не помогло. Я почувствовала, как из недр моего организма рвётся он. Звучный, отрывистый, неприкрытый чих. Я чихнула в воздух, забыв в последний момент подставить руку. На секунду всё замерло. Звук воды из крана перестал тревожить мой слух. И я даже на радостях подумала, что всё обошлось. Но, как положено, не обошлось. В ответ на моё неожиданное разоблачение мне очень громко сказали: - Будьте здоровы! И я, не сообразив, не прикинув, что и о чём, так же громко отозвалась: - Спасибо! — еле сдержала в себе это грубое, но любимое «и Вам не сдохнуть». А потом зажмурилась. Когда осознала происходящее по всех красках, я крепко-крепко зажмурилась, надеясь спастись от беды, которую накликала на себя. Я узнала голос только через секунды после того, как ответила на него. Я увидела перед глазами образ его обладательницы через мгновения после того, как стук каблуков стал отчётливее. И ближе. - Андреева! — завопила моя любимая математичка. И я выдохнула с подобием облегчения, потому что натянутые нервы резко ослабли и напряжение, державшее меня за грудки, спало. Да, конечно, было страшно, что именно она стояла там, за дверью кабинки, и прожигала её взглядом. Но ещё страшнее было бы, если бы чуть позже мой труп нашли в этой самой кабинке с пробитым виском. Или ножом под ребром. Или, в общем, в любом другой кровожадной позе, если бы там стоял маньяк, а не она. Свою удобную позу мне пришлось сменить. Я сдвинула щеколду и предстала во всей красе. Сказать, что блондинка обалдела от моего вида, — ничего не сказать. Наверное, она до последнего надеялась, что ей просто показалось. Нет, не показалось. Или — у нас были коллективные галлюцинации друг на друга. В чём я, между прочим, тоже до последнего не хотела сомневаться: ну не бывает так, чтобы вот она и в новой школе, вот она и в расписании, вот она и в сраном туалете, где, мать её, я от неё же и пыталась спрятаться. Глядя в глаза математички, я представляла, что она думает о том же самом. Ну, что материт меня в своей голове за такое повторное появление в её жизни. - Что ты здесь делаешь? — женщина сложила руки на груди и беспощадно выпрямила спину, чтобы быть чуть-чуть выше меня. Получилось плохо. Она всегда была такой миниатюрной, лёгкой, что хотелось всеми правдами и кулаками её защищать. Ещё класса с восьмого я как дотянулась до её уровня, так больше вниз и не росла. А она иногда поглядывала на меня снизу вверх своими большущими глазами и улыбалась, чувствуя, что под защитой. Тогда же в туалете она смотрела на меня лишь немного свысока. Роста добавлял каблук и надменность, сочившаяся через пульсирующие в висках венки. Она была до чёртов злая. Хотела рвать и метать. Но держалась так величественно, что даже мне дыхание перехватило. Я попыталась передразнить её красивый жест, но мои руки сдуло вниз одним её недовольным хмыком. Я опустила глаза. Нет, никакой вины за собой я не ощущала. Я опустила глаза, чтобы не засмеяться в голос. Комичность сцены била все показатели: она, я, туалет, слишком длинная пауза. Я в какой-то момент настолько растворилась в тишине, что даже забыла её вопрос. Она продолжала смотреть. Долго так, пронзительно. Любой другой человек давно бы спрятался в укрытие от этого взгляда, но не я. За годы я настолько привыкла к ней, что могла выдержать практически всё. Как тараканы, которые с тонущего корабля и то вперёд меня, такой волевой, бежали бы. Меня не пугало вообще ничего. Мне так думалось. А потом прогремел звонок, от которого я дёрнулась, будто от оголённого провода. Но которого ждала с нетерпением, как маму, возвращающуюся из магазина с вкусняшками. Да, сравнение так себе, но пока я над ним думала, математичка успела уйти в закат со своим вечно недовольным лицом и так и неотвеченным вопросом. × В моей жизни иногда случались моменты, когда хотелось начать курить. Беспробудно курить, чтобы лёгкие сжались в точку и я умерла мучительной смертью. Но были и моменты, когда дико хотелось жить. Однажды вечером отец принёс мне новые кисти, и я засела в комнате рисовать. Мне очень хотелось отвлечься от суеты будней. Поэтому я включила музыку, разложилась хорошенько на столе и приступила. Вдохновение для меня всегда было волной в самую ясную из всех погод: я не знала, когда оно нахлынет. В бурю каждую свободную минуту ждёшь, что тебя обольёт. При штиле приходится бросать в море гальку и надеяться, что вот-вот вода на тебя обязательно разозлится. В моё море гальку подкидывала Даша. Моя неугомонная подруга вечерами напролёт заваливала меня историями о своей и не только жизни. Я слушала со всем вниманием, подставляя то одно, то другое ухо к динамику ближе. - И Колька ка-а-ак пнул по ведру. Мы практически затопили весь кабинет. Классная орала так, что физрук прибежал. Он думал, что сигнал тревоги был. Ну, та противная сирена, — Даша тоже прижимала трубку очень близко, отчего её голос звучал слегка странно. Она будто пыталась создать эффект присутствия, пролезть в маленькое отверстие на телефоне и пробраться в мою атмосферу. Материализоваться прямо тут, на пустующем стуле рядом. После моего переезда мы с Дашей перестали жить на расстоянии вытянутой руки, и мне часто не хватало подружки прямо под боком. Она раньше дневала и ночевала в моей комнате, пока отец где-то развлекался. Теперь же она была постоянной только в моём телефоне и голове, где и без того места было мало. - А Соколов вчера на рюкзаке с лестницы решил покататься. Скатился прямо в ноги Елены Павловны. Она шутку, конечно, не оценила. Он ей там руки, ноги целовать хотел, а она его к классной. В общем, люлей он отхватил знатных, — улыбалась подруга. Я слушала её размеренный голос и таяла. Мне было ну очень приятно погружаться в жизнь моей старой школы. Сначала я входила туда по щиколотку, было непривычно. Потом я двигалась по колено, потом — по грудь. И в секунду, когда на очередной истории Даши, я уже нырнула с головой, подруга замерла на полуслове. Я оторвала телефон от уха, вглядываясь в тёмный экран. - У тебя там вторая линия? — подруга подала слегка заинтересованный голос. - Ага. Подождёшь? — я бормотала, ища кнопку переключения вызова. На дисплее наконец-то выплыл номер нынешней классной руководительницы. - Рита, добрый вечер! Это Татьяна Александровна, — услышать эту женщину через телефон было чем-то очень странным, волнующим, но нежным и мягким, как пуховое одеяло. Я, в итоге, нырнула прямо на дно. Не в Дашкины истории, не в воспоминания. В нынешнюю, безумно интересную жизнь, где тишину какого-то банального вечера разрывала прекрасная брюнетка. И ей ведь было даже не стыдно, что на дворе глубоко за девять. Напротив, она была полна гордости, что набрала номер, заговорила. - Ага, здравствуйте, — мне оставалось лишь гадать, чем я заслужила столько внимания. Мыслей в этот раз не было совсем. Я представляла там себе какие-то картинки, но их будто вообще и не было в моём подсознании. Они исчезали со скоростью света. - Я всё забываю узнать у тебя: не обладаешь ли ты какими творческими способностями? Ну, музыка там, рисование, стихи. Мне для отчётности надо. Да и просто, — брюнетка пожали плечами. Нет, я не видела этого. Но за тот недолгий срок, что я лицезрела её в школе ежедневно, мне удалось выучить какие-то базовые её повадки. Она любила закусывать губу, поправлять волосы и пожимать плечами. Вот почти в таком же порядке. Губу она закусила на «добром вечере», волосы поправила, выделяя «творческие». А вопрос закрепила своими изящными плечами. Вне сомнений, так и было. Я на секунду застыла над подсолнухами, появляющимися на моём листе. Вдохновение уже хорошо так по мне ударило, что я успела большую часть полотна замарать старой гуашью. Мне очень хотелось съязвить что-нибудь про кривые руки и отсутствие вкуса. Но ситуация эта настолько смешно выглядела в лишь моей голове: взгляд вниз, на картину, сносную такую, очень сносную. Потом фраза с наигранно выпученными глазами и рука к груди: «Знаете, я вот вообще ничего делать не умею». Душная шутка. Заезженная. - Эм, да, балуюсь рисованием, диплом из художки под чашку подкладываю, — я спокойно ополоснула кисть в уже подкрашенной жёлтым воде. На том конце провода выдохнули так громко, что я даже телефон немного отодвинула. - Так это же отлично! — брюнетка улыбнулась. Совершенно обезоруживающе, вне сомнений. — А ты сможешь подготовить плакат-поздравление для учителей на День Учителя? Ну и как ей можно было отказать? На самом деле, вариантов «как» я имела в своём арсенале откровенную тьму. Но ключевым стало то, что я просто не хотела ей отказывать. В моей жизни было мало людей, с кем я чувствовала себя комфортно. Мало ситуаций, когда я получала удовольствие от процесса. А там всё так совпало: и Татьяна Александровна, и мои любимые почеркушки на ватмане. - Да, конечно, — ответила я, задумавшись. Уже когда вызов был сброшен, я не поторопилась перезвонить Даше. Моя голова вдруг стала так активно работать, что я не смогла на месте усидеть. Я бросилась в один угол комнаты, из которого резко направилась в другой, а сама всё это время представляла в своих мыслях то, о чём боялась говорить вслух. Татьяна Александровна, сама того не зная, в очередной раз дала мне дружеский совет. Своим звонком она напомнила о том, что совсем скоро будет один из самых важных для нас, всех причастных, праздников. День Учителя это не пустой звук для тех, кто завязан на школе. А я, к счастью, знала одну такую, желающую, надеюсь, получить от меня огромный презент в честь профессионального праздника. Ещё и так совпало — плакат поздравительный теперь на моей совести.