Тайны дневника Гермионы. Новая жизнь

      16 мая.       Сегодня произошло то, чего я даже не могла представить в своей жизни.       Был самый обычный вечер, дети поспорили о том, какую сказку мы будем читать перед сном. Грейнджи хотела сказки барда Бидля, а Эридан — подаренного бабушкой и дедушкой Грейнджер «Кота в сапогах». Он вообще очень любит таких бравых и ловких героев, которые помогают другим.       Поэтому сказку дочке отправился читать Драко, так уж ей захотелось, а я осталась с Эдди.       Мы сидели рядом, я читала, иногда поглядывая на внимательное личико сына. Не передать, какой трепет я испытываю, видя его сходство с папой. Если бы не мои каштановые кудри — просто не отличить!       В какой-то момент я почувствовала, как его ладошка осторожно потрогала мою левую руку. Вообще Эридан очень ласковый ребёнок. Он хоть и мальчик, а любит забраться на руки, обниматься, поцеловать в щёку. Для него это так же естественно, как для Грейнджи. Это Лео и Орион очень сдержанные, но мои дети другие, и я вижу в этом исключительно плюсы.       Вот и сейчас он сидел рядом, поглаживая мою руку и, на удивление, не задал ни одного вопроса по сюжету сказки, о поступках героев. Но как только я закончила читать, он тут же спросил:       — Мама, у тебя здесь полосочки как у папы? Это шрамы?       Дыхание перехватило. Я так растерялась, даже не знала, что сказать.       — Это шрамы, да, — с трудом улыбнулась я.       — А где ты поранилась? Тебе было больно? — Его невероятные огромные серые глазки заискрились сочувствием. Ох, он был таким трогательным, что ком сдавил моё горло до полной остановки дыхания.       — Да, было больно, — стараясь сохранять спокойствие, ответила я. — Но уже давно всё прошло.       Он прислонился к моему плечу, поглаживал предплечье и повернул голову, пытаясь разглядеть шрам.       — Бедная мамочка, — ласково говорил он, а мне становилось всё тяжелее сражаться с нахлынувшими воспоминаниями. Столько лет они меня не тревожили, и вот…       — Они похожи на буковки, — вдруг снова заговорил Эдди. — Г. Р. Я. З…       — Не надо, сынок. — Я в страхе отдёрнула руку. — Это просто шрам.       — Там ещё буквы? — настойчиво спрашивал Эридан. — У папы не такие шрамы. Они у тебя волшебные? — С интересом пытал меня он. — У Грейнджи змея на руке, а у тебя буквы — это магия?       — Нет, малыш, — вздохнула я. — Это не магия, просто порезы.       — Но как ты так порезалась? Ты их сама написала?       Я была так растеряна — просто в ужасе. Поняла, что совершенно не готова посвятить в эту историю своего маленького сына, дочь, да вообще кого бы то ни было. Я никогда не думала, что однажды наступит день, когда кто-то из моих детей приглядится к этому злосчастному шраму, заметит его, ведь следов почти не видно, они практически слились с кожей. Но Эридан заметил, рассмотрел, даже определил буквы. Подготовиться к этому было невозможно.       — Эдди, я расскажу тебе в другой раз, хорошо? — с надеждой спросила я. — Я не порезалась. Это сделал… другой человек.       Не надо было говорить даже этого, потому что его нижняя губка тут же вывернулась наружу, а глаза наполнились слезами.       — Мамочка, кто это сделал? — дрожащим голосом спросил он.       — Злой человек, — шепнула я, притягивая его к себе и обнимая.       Эридан забрался ко мне на колени, обхватил ногами, обнял крепко-крепко за шею и заплакал.       — Мамочка, мне так тебя жалко! — всхлипывал он. — Я бы тебя защитил! Я бы тебя спас!       — Я знаю, знаю, мой прекрасный рыцарь, — с трудом говорила я, поглаживая его по спинке, по волосам. — Прошу тебя не волнуйся. Это было очень-очень давно. У меня ничего не болит — это главное.       И тут в комнату вошёл Драко. Его взгляд моментально замер, сосредоточившись на нас. Он нахмурился, поняв, что случилось что-то серьёзное. Он медленно подошёл ближе, присел возле нас на корточки, погладил Эдди по голове, осторожно обнял меня за плечи.       — Что случилось? — тихо спросил он.       — Папа! — возмущённо воскликнул Эридан. — Маму обидел злой человек! У мамы шрамы, как буквы! Почему ты не защитил маму?!       — Эдди папа не мог меня защитить, — зашептала я, наблюдая, как нервно дёрнулся уголок губ Драко.       Он медленно прикрыл рот ладонью и смотрел на меня огромными от растерянности глазами. Но сын требовал ответа:       — Почему никто не спас маму?       — Твою маму спасли, Эдди, — тихо произнёс Драко. — Её спас твой крёстный.       — Дядя Гарри? — моментально успокоившись, обрадовался Эдди. — Он правда тебя спас? — Сын с восхищением смотрел на меня.       — Да, — с трудом улыбнулась я. — Они с дядей Роном примчались и меня спасли.       — Мамочка, расскажи! — И сын забавно потряс меня за плечи. Драко вымученно улыбнулся.       — Когда-нибудь расскажу, — шепнула я, целуя его в висок и осторожно опуская на пол. — Только надо, чтобы ты немножечко подрос. Ты сможешь пока никому не рассказывать об этом?       — Даже Грейнджи? — насупился он.       — Пожалуйста, — улыбнулась я.       — Это секрет? — ещё больше нахмурился он.       Драко присел перед ним на корточки, осторожно погладил плечи сына, сжал слегка и смотрел прямо в глаза.       — Это деликатная тема сынок, — тихо заговорил он. — Маме неприятно об этом вспоминать, понимаешь? — Эридан молчал, тогда Драко продолжил. — Наша мама — леди, верно?       — Да, — кивнул малыш.       — А если леди просит тебя хранить её секрет, что мы должны делать?       Эдди взглянул мне в глаза серьёзно, решительно, а потом снова посмотрел на отца.       — Я буду хранить секрет, обещаю.       — Спасибо, сынок, - улыбнулся Драко. - Настоящий джентльмен именно так и поступает.       Эдди кивнул.       Папа и сын обнялись, пожелали друг другу спокойной ночи, и Драко ушёл, а я стала укладывать Эдди.       Пока я помогала ему надеть пижаму, укрывала одеялом, сынок глаз с меня не сводил. Моё сердце разрывалось от нежности и трепета. Было неловко, но так тепло от того, как он за меня переживал. Так хотелось его успокоить.       — Но ты мне расскажешь потом, мама? — шёпотом спросил Эдди. — Того человека наказали, ведь правда?       Ком застыл поперёк горла.       — Да, наказали, — шепнула я. — Тот человек уже никогда никого не обидит. Не думай об этом. Спокойной ночи, Эдди.       — Спокойной ночи, мамочка.       Я не могла уйти. Сидела рядом, ласково поглаживая его кудри, маленькие плечики, пальчики. Любовалась, как медленно смыкались его длинные тёмные ресницы.       — Мы с папой всегда будем тебя защищать, — засыпая, еле слышно прошептал Эдди.       Я крепилась изо всех сил, чтобы не поддаться эмоциям, не напугать его. А выйдя из комнаты, на ватных ногах отправилась к Грейнджи. Я заглянула в комнату. Дочку, разумеется, не заставишь заснуть так просто — она считает себя достаточно взрослой, и сразу засыпать — это не выгодно. Она сидела в постели и читала при свете прикроватной лампы.       — Вы не заняты, леди? — с улыбкой спросила я, подходя ближе.       — Мамочка, а можно попросить у дедушки Герберта ещё энциклопедий? — с горящими глазами спросила она. — Тут одни картинки и совсем мало написано.       Я восхищаюсь ею. Просто восхищаюсь и не могу подобрать слов, чтобы это по-настоящему выразить.       — Обязательно. Уверена, дедушка обязательно что-нибудь для тебя подберёт.       — Только не про зубы. Про них у меня уже есть. Я хочу про остальное. Мне надо знать, как всё внутри человека устроено.       — Надо? — с сомнением спросила я. — Почему надо?       — Невозможно быть целителем и не знать, как устроен человек изнутри.       Кажется, это был уже не первый раз, когда она заговаривала об этом, но всё равно, вот так целенаправленно она не рассуждала ещё ни разу.       — Ты уже приняла решение стать целителем? — спросила я, садясь рядом на её постель, и она смотрела на меня сияющими азартом карими глазами.       — Конечно, всё в жизни меняется, — до умиления деловым тоном произнесла она. — Я могу ещё передумать, но пока это самое интересное. Дедушка Люциус обещал научить меня зельеварению.       — Вот как?       — Да. Он сказал, что для целительства не нужно знать много зелий. Главное знать два — бодроперцовое и… верисферум.       — Как-как? — с трудом скрыв улыбку, уточнила я.       — Вири… сферум? Не знаю, я не помню.       — Да уж, дедушка действительно выделил самые важные, — улыбнулась я. — Веритасерум — это сыворотка правды.       — А зачем она нужна?       — Чтобы человек не мог соврать.       — Это чтобы пациент не скрывал, что у него болит? — с интересом спросила она.       — Нет, это чтобы можно было выведывать тайны.       Её глаза широко распахнулись.       — А что оно лечит?       — Ничего не лечит, моя радость, — вздохнула я. — Дедушка, очевидно, просто пошутил. Это средство сейчас запрещено законом и применяется лишь в крайних случаях, при допросе преступников.       Грейнджи нахмурилась.       — О чём ещё тебе рассказывал дедушка? Про какие зелья? — решила я немного подстраховаться.       Она подумала немного, а потом ответила:       — Я не смогла запомнить названия, но он говорил про разные: одно отращивает кости, другие лечат раны, третьи помогают хорошо спать. Дедушка говорит, что правильный сон очень важен, поэтому мы все ложимся рано. Он сказал, что я, когда была маленькой, решила не спать, но ничего не получилось. Это правда?       — Да, был у нас такой эксперимент, — усмехнулась я. — Ты хорошо держалась, но спать всё равно нужно, ты же понимаешь?       — Понимаю, — вздохнула она и отложила книгу на тумбочку. — Спокойной ночи, мамочка.       — Спокойной ночи. — Я поцеловала её в щёчку, укрыла одеялом.       — Мама, а ты хотела стать целителем?       — Так, чтобы работать в больнице, нет. Но мне очень нравится зельеварение. И если захочешь, мы с тобой со временем в плотную этим займёмся.       — Правда? — обрадовалась она. — Я очень хочу! Это будет здорово! А когда?       — Ближе к школе, хорошо? Сейчас пока рановато.       — Жаль. — Она снова вздохнула.       — Доброй ночи, Грейнджи.       Наша спальня совсем рядом, но стоило мне закрыть дверь комнаты дочери, на меня обрушились воспоминания. Мне нужно было пройти всего десять шагов, но я впала в ступор, прислонившись к стене.       Этот дом… Ведь это тот самый дом. Прошло столько лет, и я привыкла, полюбила этот дом и свою семью.       Странное, очень странное чувство, будто кто-то или что-то пытается отнять мою любовь, мою радость, мой покой, который с годами овладел душой. Я не хочу помнить зла, но оно всё равно о себе напоминает.       Драко как-то очень порывисто выскочил из комнаты, тут же резко затормозил, заметив меня. Несколько шагов, и он спрятал меня в объятиях.       — Гермиона… — с нежностью вздохнул он. — Как ты, моя Грейнджер.       — Я не знаю, — шепнула я, утыкаясь лицом ему в грудь. — Не ожидала, что такое может случиться. Эридан… очень внимательный ребёнок.       — Надо стереть ему память, — прошептал он, и я резко подняла голову, в ужасе уставившись ему в глаза. — А-а! — резко с досадой выдохнул он. — На него же магия не действует.       — Малфой, ты спятил? — тут же поняв его шутку, усмехнулась я. — Разве можно так пугать?       Он беззвучно засмеялся, крепче сжимая меня в объятиях, целуя макушку и вдыхая мой запах.       — Я не знаю, что сказать, Гермиона, — с грустью произнёс он. — Мне так жаль. Если бы я мог… хоть что-то исправить.       — Ты отлично всё сделал. Правда. Я не ожидала. Так растерялась, что представить не могла, как выкручиваться, как не дать этой истории новую жизнь. Он ведь по-настоящему потрясён, понимаешь? Заинтересован и хочет докопаться до правды. Ему ведь всего пять!       — Может быть, уже завтра он об этом забудет… — Слабая надежда сквозила в его тоне.       — Хорошо, что хотя бы заснул и почти ничего не спрашивал.       Драко немного отстранился, посмотрел мне в глаза.       — Да, он не остановился на обещании, — вздохнула я. — Он спросил, наказан ли тот злодей, что меня обидел.       Его ноздри дрогнули, Драко вдохнул медленно, глубоко.       — История… — тихо заговорил он. — История нашей семьи ужасна. История… этого дома. Ты потрясающая женщина. Меня вдохновляет твоё мужество, как бы странно это ни звучало. Ты преодолела то прошлое, что нас разделяло, разногласия и недопонимание с моими родителями. Иногда мне кажется, что ты жертвуешь слишком много. Непомерно много.       Я прижалась к нему крепче, обнимая за талию.       — Это наша история, — отвечала я. — Рано или поздно мы должны будем открыть детям многие тайны нашего воссоединения. И наших войн. Хотим мы того или нет, а твоя семья была против меня — это правда. Да, твой отец был вынужден смириться, но проблема даже не в нём. — Я подняла голову, заглядывая в бездонные любимые глаза, наполненные сожалением. — Рано или поздно наши дети должны узнать о том, кто на самом деле Дельфи, кто её мать и что она сделала. В том числе со мной. Я совсем не готова. Совсем.       Он зажмурился и привлёк меня к себе. Мы стояли в коридоре обнявшись. Не знаю, почему. Может быть, нам был просто необходим этот разговор именно в такой обстановке — в коридоре древнего дома Малфоев. Дома, где я должна была умереть.       — Нам придётся это пройти, — прошептал он. — Придётся. Это будет больно, возможно, непоправимо. Но если у Эридана уже сейчас есть вопросы, рано или поздно он задаст их снова.       — Нужно как можно дольше оттягивать момент, согласен? — прошептала я. — Они должны понимать, что произошедшее во время войны не должно отразиться на близких людях. Они все любят Дельфи, Норму, Линкса. А ведь Беллатриса была их матерью, бабушкой. Боже… — Я зажмурилась, осознавая, насколько бредово, но правдиво это звучит. — Она могла быть нормальной женщиной, с нормальной жизнью, но выбрала это безумие, забыв о том, кем является в первую очередь.       — Ей это не было дано, — холодно бросил Драко. — И к лучшему. Не представляю, кем бы стали рядом с ней её дочери. Ты права. Пока дети маленькие, необходимо избежать упоминания о ней. Страшно подумать, что испытает Тедди, когда узнает, что сестра бабушки убила его мать. Как объяснить им роль… мою и моих родителей. Как? Мы просто… в неоплатном долгу.       — Не говори так. Не говори, — зашептала я, сминая пальцами джемпер на его спине. — Я знаю. Я видела твои воспоминания. Ты ничего не мог сделать, а твои родители были практически в рабстве.       — Если бы всё было так просто…       — Драко! — Я взглянула ему в лицо. Он не мог смотреть мне в глаза. — Ты не должен всё усложнять, слышишь? Ты знаешь, какова правда. Ты знаешь. И мы сделаем всё правильно. Как надо, чтобы сохранить семью, мир между нами, между родными и близкими. Правда… я пока не знаю как.       Он осторожно повлёк меня за собой в спальню. Мы вошли в комнату, забрались на кровать и долго лежали обнявшись. Как всё-таки важна эта поддержка: объятия, тепло, надёжное плечо. Знаю, мы могли бы просто молчать и умиротворение наступило бы само по себе, но для меня было нужным сказать то, что по-настоящему восхитило.       — Спасибо, что ты вспомнил о Гарри, — улыбнулась я, крепче прижимаясь к его боку. — Для меня это очень важно.       — Да, теперь Поттер в глазах моего сына будет ещё большим героем, чем отец, — с явной горечью усмехнулся Драко.       — Не говори так, — вздохнула я. — Ты в тот день мог отдать нас Волан-де-Морту…       — Не мог. Этого не могло случиться. Всё, чего я хотел — это чтобы он убрался и забрал тебя. Раз я сам оказался жалким, ничтожным…       — Замолчи. — Я резко приподнялась, зажимая его рот ладонью. — Ни слова больше. Пожалуйста. Не погружайся в это, столько лет прошло. Я сама не представляю, как мы всё это переживём, но уверена, что в своё время найдутся нужные слова, верно?       Я почувствовала поцелуй на своей ладони, отдёрнула руку, но он тут же перехватил моё запястье и потянул меня к себе. Быстрые поцелуи покрывали еле заметный шрам на моей руке, а мне хотелось обнять его, хоть как-то дать понять, что всё это давно забыто. Наша детская вражда, его тётка, война. Важны только мы. И я хотела бы защитить наших детей от всей этой грязи, от прошлого, причиняющего боль.       — Может быть, я смогу что-то сделать, как думаешь? — зашептала я. — Может, удалить этот шрам? Не знаю. Уж лучше такой, как у тебя, чем это слово. Как я буду объяснять Эридану и Грейнджи смысл написанного? Что будет, когда твои братья поймут суть…       — Гермиона, они любят тебя. Это клеймо — мой грех! И я люблю тебя, понимаешь? Я любил тебя, сколько себя помню, хоть этого не осознавал. — Он прижал мою руку к своей мягкой щетине, закрыл глаза, улыбнулся будто блаженный. — Я мог бы тысячи раз произнести это слово так, что ты полюбила бы его. Я знаю, это звучит бредово. Но я люблю его, люблю его значение, смысл. Люблю несмотря ни на что. Если ты захочешь, мы сделаем всё что нужно. Пока не знаю, что, но приму любое твоё решение. Это твоё тело. Только не делай себе больно, ладно? Я не представляю, что пережил бы, если бы ты сотворила с собой то же, что сделал я.       Он вдруг резко сел, закатал рукав на левой руке, протянув мне белоснежное предплечье, словно изрезанное реками и каньонами. Много лет назад заживший ожог, навсегда стёрший из памяти его прошлое.       — По-твоему, это лучше? — усмехнулся он.       — Да, это лучше, — нежно погладив бугристую поверхность, улыбнулась я. — Это лучшее, что можно было сделать. Жаль, я не решилась на это раньше.       — Гермиона! — простонал он.       — Ты сам знаешь, что это лучше, чем позволить Эридану, прочитать это слово на моей руке.       — Если ты не сотрёшь ему память, — усмехнулся Драко, — тебе всё равно придётся сказать ему, что там было написано. Или ты готова соврать? Какие буквы он успел прочесть?       Я вздохнула и легла, отвернувшись от него. Он ведь и правда мог запомнить буквы и однажды сложить их в слово "грязь". Драко опустился рядом, прижался к моей спине и обнял, целуя рядом с ухом, запуская стайку мурашек по шее.       — Наивная, — шепнула я. — Надеялась, что мои дети никогда в жизни не услышат, не узнают это слово. Как глупо. И знаешь, если твои обзывательства в школе не были для меня чем-то умопомрачительно страшным, то на суде в Министерстве, когда на моих глазах маглорождённых арестовывали и объявляли врагами, я в полной мере осознала весь ужас, заключённый в этом слове. И знаешь, что? — Я резко повернулась к нему лицом, оказываясь в его собственнический хватке, будто он готов был на что угодно, только не отпустить меня.       — И что же? — в ожидании шепнул он.       — Я выжила. Мы выжили в той войне.       — Верно, — выдохнул Драко.       — И мне нечего стыдиться.       — Согласен.       — Мы найдём все нужные слова.       — Не будем сторониться прошлого, важно, с чем мы пойдём в будущее.       — Ты совершенно прав. Только не сейчас. Они слишком малы, чтобы правильно понять. — Я снова устроилась на его плече, вздохнула: — Хоть бы он об этом вспомнил лет через двести.       — Будто ты не знаешь Эридана, — улыбнулся Драко. — Этот парень ничего не забывает. Но надо отдать ему должное, он прямолинеен и честен, не то что наша маленькая леди Малфой.       — Я всё же думаю, что и у неё намечается прогресс. После того, как Эдди пару раз её сдал… — Драко тихо засмеялся, — она перестала быть такой хитрой.       — Или стала ещё хитрее, мамочка. Я бы бдительность не терял.       — Ты меня расстраиваешь, — проворчала я.       — Не расстраивайся, в ней течёт кровь Малфоев, так что не обессудь.       Кстати говоря, Драко очень импонирует её увлечение медициной и целительством. Причём неважно — магловской или магической. Он считает, что и то, и другое на пользу. Думаю, он прав. И Грейнджи права, заметив, что её интересы ещё могут поменяться. Она так мудра и благоразумна для своих почти семи лет. Если бы она пошла учиться в магловскую школу — была бы лучшей среди одноклассников. Но я рада, что она будет с нами ещё столько лет. Достаточно ей пока и домашнего образования. Тем более, что кроме основных дисциплин она очень увлечена рисованием. Дельфи поглощена этим, и Грейнджи, глядя на неё, тоже увлеклась, да так, что невозможно оторвать. По моим личным наблюдениям у неё получается даже лучше, чем у Дельфи в том возрасте. Мы это поощряем, как и дедушка Люциус.       Забавно было наблюдать, когда Нарцисса в прошлом году попыталась заинтересовать Грейнджи скрипкой. Бедняжка… Помню, как наша дочь кривилась от собственного непопадания в ноты. С её слухом, когда она идеально слышит фальшь, каждая ошибка была сродни смерти. Её так злило это занятие, что она категорически и наотрез отказалась учиться играть на скрипке. Сказала, что в этом году попробует играть на рояле, но только с первого сентября, как в школе, чтобы это было серьёзным занятием. Надо было видеть довольное лицо Люциуса. Он считает скрипку «инструментом дьявола», и говорит, что для своей драгоценной внучки не хочет такой участи — продать душу за владение инструментом.       — Уж лучше пусть уделит внимание зельеварению, чем этой бесполезной деятельности. Музыкой нужно заниматься всерьёз или не заниматься вовсе. Играть плохо — стыдно, играть виртуозно, значит, посвятить этому всю свою жизнь. А Грейнджи не должна делать что-то наполовину. Она должна быть лучшей! — При этом он горделиво задрал свой острый нос, будто Грейнджи не наша дочь, а его. Благо, что он позволяет себе подобные высказывания только в её отсутствие.       Однако леди Малфой тут с ним не согласилась.       — В прежнее время, — спокойно заговорила она, — прилежная девица многое должна была уметь, в том числе музицировать, танцевать, выбрать для себя иные виды творчества, например, рисование или вышивку…       — Милая моя, — вздохнул Люциус. — Это было в наше время. Сейчас юные леди стремятся к большему, вы же знаете. А Грейнджи всерьёз увлечена целительством. Для чего ей вышивка, позвольте полюбопытствовать? Вот зельеварение, анатомия, ну и прочие связанные с этим дисциплины — то, что ей нужно.       — В любом случае, — заключил Драко, — необходимо дать ей возможность попробовать себя в разных направлениях, уверен, что до поступления в Хогвартс, она во многом определится.       — Уверена, Грейнджи добилась бы чудесных результатов в игре на скрипке, жаль, что никто её не поддержал, — будто раздосадованно вздохнула Нарцисса.       — Душа моя, это невозможно было терпеть, — сквозь зубы процедил Люциус. — Моё сердце так страдало, причём оба моих сердца.       — Ну зачем так преувеличивать, — развела руками миссис Малфой, в то время как мы с Драко еле сдерживали смех, потому что фальшивую скрипку слушать не каждый сможет, а Грейнджи терпеть не может быть не успешной. — Уверена, рояль ей подчинится легко, — улыбнулась Нарцисса. — У Драко превосходно получалось.       Я в удивлении уставилась на мужа. Знаю, что он прекрасно поёт и вальсирует, да и современная музыка его обожает, но чтобы музицировать…       — Не надо! — Он настойчиво ткнул в небо указательным пальцем. — Не впутывайте меня в это. Никогда я больше не сяду за этот инструмент.       — Но милый! — простонала Нарцисса. — Неужели тебе совсем не нравилось?       — Матушка, вы всё знаете.       И хоть Драко наотрез отказался хотя бы раз в жизни продемонстрировать свои умения, я всё же внесла этот пунктик в свою память. Кто знает, может быть, Драко Малфой ещё много-много раз удивит меня в этой жизни.       — Ну а вы, дорогуша, какими дисциплинами вас увлекали родители в столь же юном возрасте? — с интересом спросил Люциус, и я всерьёз растерялась.       — Оу, ну, я очень много читала, сэр. Ведь мои родители дантисты и медицинской литературы в доме всегда было предостаточно. Я изучала школьную программу с пяти лет: письмо, литература, математика и логика меня особенно увлекали.       — А как же музыка, искусство? — осторожно поинтересовалась Нарцисса.       Я вдохнула поглубже, чувствуя, как робею под их взглядами. Драко был заинтересован не меньше и это очень смущало.       — Признаться, я не посещала занятия и у меня не было педагогов. Я училась играть сама, на фортепиано, оно стояло у нас в гостиной… до войны. Честно признаться, я играю не очень хорошо и только по памяти, ноты мне как-то не дались.       — Прекрасно! — Нарцисса явно была довольна. — В таком случае пример мамы для дочери будет дополнительным стимулом. Я очень рада, что наш музыкальный зал обретёт вторую жизнь.       — Правда, мне бы не хотелось, — продолжила я, — чтобы для Грейнджи это было… обязанностью. Учёба — это прекрасно, но если ей будет не по душе…       — О, ну что вы, дорогая! Ни в коем случае!       — По мне, лучше бы Грейнджи занималась зельями, — вздохнул Люциус, — но раз вы так решили…       — А чем будут заниматься мальчики? — тут же перевела я тему. — Какие у вас планы на их счёт.       — О, это просто, — фыркнул Люциус. — Фехтование, верховая езда, освоение метлы. К одиннадцати годам они должны отлично всем этим владеть. Ну и кроме того, естественно, они должны освоить все дисциплины для поступления в Хогвартс. Малфои должны быть лучшими — и они будут!       — Домашнее образование — это очень важно, — поддержала Нарцисса. — Но, увы, Министерство не позволяет детям использовать волшебную палочку вне школы. Выбросы магии оно не отслеживает, а вот палочка — дело серьёзное. К сожалению, полноценно использовать волшебство дома непозволительно. В этом есть и плюсы, и минусы.       В целом я согласна с ними. Если подумать, не отправили бы меня родители в Хогвартс, я бы не смогла получить столь обширную практику. В волшебных семьях это было бы просто, ведь знания дети получают прежде всего от родителей, но если ты единственный волшебник в семье, то это становится невозможным.       Как же мне не хочется нарушать этот хрупкий установившийся баланс. Сейчас кажется, что всё стало более-менее гармонично, прошлое давно никого не тревожило, но всё ближе момент поступления Дельфи в школу. Всё ближе то время, когда наши дети начнут вникать в реальную жизнь, в историю своего происхождения, и этот баланс может нарушиться.       Естественный ход вещей. Нужно быть готовыми к этому.