Lavandula Somnambulist / Лавандула Сомнамбулическая

— О чём ты хотел поговорить? — Хизаши начинает разговор, обхватив руками кружку, когда Шота плюхается на диван рядом с ним. Напряжение в комнате нарастает, и Хитоши смотрит вниз на завитки на ковре.       Он не знает, с чего начать.       Пальцы сжимают подол рубашки, он прерывисто вздыхает и вместо того, чтобы начать разговор, как сделал бы нормальный человек, ему в голову приходят совсем не те слова. — Я просто хочу знать, не могли бы вы двое хоть раз заткнуться насчёт курсов героев. Просто спрашиваю, потому что вы знаете, я провалил экзамен и нахожусь не там, где хотел бы быть. Это просто отстой - выходить из моей комнаты и слышать, как вы двое болтаете о том, что вы запланировали для драгоценных маленьких учеников-героев, когда я не смог стать одним из них.       Слова звучат небрежно, и он очень удивлён, что они не прозвучали как крик. Учитывая, насколько плохим был его день, и как его настроение только ухудшалось и ухудшалось, он удивлен, что не закричал об этом.       Его родители выглядят одинаково удивленными, хотя их удивление вызвано совершенно другой причиной. Он не перестает говорить - у него не хватит смелости когда-нибудь сделать это снова, так что с таким же успехом можно было бы выложить все в открытую, верно? — Типа, я понимаю. Студенты-герои едут в USJ. Они смогут сделать всё, о чём я когда-либо мечтал, пока я буду гнить на общих занятиях. Я не получаю всего, чего хочу, да и не должен - я это понимаю. Но мне просто очень больно слышать, как вы продолжаете и продолжаете говорить об этом, когда вы оба знаете, что я провалил экзамен. Если это попытка подтолкнуть меня к более усердной работе, что ж, это не так работает. Это просто сводит меня с ума. У меня есть план на фестиваль, и мне не нужна ваша ужасная попытка побудить меня работать усерднее, напоминая мне обо всем, что я упускаю.       Шота открывает рот, чтобы что-то сказать, но слова даже не успевают быть услышанными из-за повышающегося тона голоса Хитоши. — И типа, вы явно пытаетесь быть родителями, но я знаю, что вы усыновили меня, только потому что меня собирались убрать из системы. Подростки - не взрослые, вы не можешь просто оставить меня в покое, у меня тоже есть чувства, и то, что я не говорю с вами о них, не значит, что у меня их нет! Я просто ненавижу разговаривать со взрослыми, в частности, и это было давно, но я просто больше не могу этого выносить, если вы не приложите сознательных усилий. Конечно, я проповедую здесь гребаному хору, но я хотел, чтобы всё было по-другому! Я хотел, чтобы вы приложили усилия, чтобы поговорить и пообщаться со мной, чтобы я поговорил с вами. Я хотел, чтобы вы старались усерднее. Лицемерно, потому что я вообще мало с вами разговаривал, но я просто хотел, чтобы кто-нибудь действительно попытался заставить меня увидеть в этом обещание. Ни один взрослый не разговаривает со мной, не критикуя или не желая чего-то от меня. У меня не было взрослых, которые просто разговаривали бы со мной ради того, чтобы сделать это. Я к этому не привык. Вот почему я хотел, чтобы вы убедили меня в обратном. — Хитоши... — Это не похоже на приемных родителей, вы действительно усыновили меня и хотите, чтобы я считал себя вашим сыном. Что ж, внезапная новость, этого не произойдет в ближайшее время!       У него болит сердце. Его покойным родителям, вероятно, не понравилось бы, как он разговаривал.       Он едва помнит голос своей матери, но может представить, что был бы слегка разочарован, если бы она услышала, что он говорит.       Его отец взъерошивал ему волосы и выводил подышать свежим воздухом, чтобы успокоиться.       Ни одного из них здесь нет, и ничего из этого не произойдёт. Он один, в гостиной, с двумя людьми, которые хотят заботиться о нём, но делают ужасную работу. Ему должно быть стыдно за то, что он сказал, потому что половина этого - его собственная гребаная вина, как и всё остальное. — ХИТОШИ.       Он поднимает взгляд от ковра и едва успевает оторвать пальцы от рубашки. Маленькие полумесяцы украшают его ладони, и он понимает, что сделал это через рубашку. — Хитоши, я рад, что ты решил поговорить с нами об этом. Я не знал, что разговоры об этом расстраивают тебя, а мне следовало бы. Этого больше не повторится... — Это не деловая встреча. Я твой ребенок? Веди себя соответственно.       Шота моргает и смотрит на Хизаши, который выглядит так, словно вот-вот заплачет. Ох, отлично. — Мне жаль, что я не старался говорить с тобой усерднее. Но ты был прав - я не собирался узнавать, что ты хочешь, чтобы я больше с тобой разговаривал, потому что ты не хотел со мной разговаривать. Мне жаль, что мы обсуждали USJ в твоём присутствии, но я не могу извиниться за то, что не знал, что ты хотел, чтобы я поговорил с тобой подробнее. У меня не было возможности узнать, и да, возможно, мы не самые лучшие родители, но я пытаюсь, и Шота тоже. Мы усыновили тебя не только потому, что ты скоро повзрослеешь. Мы заметили, что ты был одним из немногих детей в доме, которые не приставали к нам с вопросами, но ты знал, кто такой Шота. Мы думали, ты будешь счастлив с нами, и мне жаль, что мы сделали то, что тебя расстроило. Мы пытаемся, Хитоши.       Он говорит правду. В любом случае, эта часть очевидна. Очень жаль, что он не может заставить себя поверить, что у него когда-нибудь будет здесь место. — Я знаю, ты хочешь ребенка, который любит тебя и думает о тебе очень хорошо. — Его голос срывается, и рука тянется, чтобы вытереть горящие глаза. — Это просто не буду я. И мне жаль, но ты заслуживаешь лучшего, чем я. Мне не будет больно, если ты после этого отправишь меня обратно в приют, я всё понимаю.       Он убегает с дивана секундой позже, даже после панических криков Хизаши. Он не может быть здесь прямо сейчас. Не после того, что только что произошло.       Он обнаруживает, что плачет, и когда одна рука тянется, чтобы схватить его рюкзак, другая открывает дверь, а затем тянется за ботинками. Голос Шоты едва различим из-за громкого голоса Хизаши, но он слышит простое “Оставь его в покое”.       Уличный воздух ударяет ему в лицо, и запах кофе, который мучает его, даже когда его нет рядом, наконец-то выветривается из головы.       Он надеется, что Каяма не будет возражать, что он в слезах. В любом случае, он сомневается, что смог бы остановить их на этом этапе.

______________________________

— Изуку? Милый, кто-то стучит в дверь.       Оторвавшись от рисования, он откладывает кисть и направляется к двери. Его мама в разгаре приготовления ужина, возится неизвестно с чем, если лязг с кухни - хоть какой-то намек.       Краска отмоется с дверной ручки, так что он без колебаний распахнет её. Он наполовину надеется, что это не тот, за кого он себя выдает, и что его разговор с родителями прошел хорошо, но он знает Шинсо достаточно хорошо. — Привет. — Он здоровается, и по выражению лица Шинсо сразу понимает, что всё пошло не так хорошо. Он на мизинце пообещал, что не будет спрашивать - так что единственное, что он может сделать, это впустить Шинсо и закрыть за ним дверь. — Извини, что я весь в краске, я пытаюсь следовать действительно старому видео-инструкции до причуд, но рисовать деревья сложнее, чем я думал. На моем холсте слишком много счастливых случайностей. — Всё в порядке. Спасибо, что позволил мне прийти. — Шинсо скидывает ботинки и осторожно подтаскивает их к стене.       Изуку чувствует себя ужасно, просто глядя на Шинсо. Он не может быть уверен, то ли это из-за засохших пятен от слёз, то ли из-за покрасневших глаз, то ли из-за того, что Шинсо просто выглядит грустным, и он ничего не может с этим поделать. — Эй. — Он кладет руку ему на плечо и наблюдает, как настороженный сиреневый взгляд устремляется на него. — Ты можешь приходить, когда тебе нужно, независимо от ситуации, хорошо? И я никогда не буду задавать вопросов. Думай об этом как о безопасном месте, хорошо?       Шинсо едва успевает кивнуть и начинает принюхиваться.       О, черт. Он снова плачет, а Изуку не знает, как обращаться с плачущими людьми. Итак, он успокаивает человека, который сотни раз видел, как он плачет. — Давай, ты хочешь познакомиться с моей мамой?       Он получает кивок в ответ, и Изуку начинает ходить по квартире. — Я думаю, она готовит ужин. Либо это, либо она ведет войну против чего-то там с кастрюлями и сковородками.       Немури поднимает глаза, когда они вдвоем входят, и улыбается ярче, чем любая улыбка, которую они видели за последние дни. — Привет, мальчики!! Ты, должно быть, Шинсо. Ты можешь просто называть меня по имени моего героя, если хочешь, так как это, вероятно, будет трудно, потому что ты уже зовёшь моего мальчика Каямой. — Как бы вы ни хотели, чтобы я вас называл, меня это устраивает, — говорит он, и Немури роняет одно из кухонных полотенец и подходит к ним двоим, прежде чем остановиться перед ним. — Ничего, если я тебя обниму? Ты просто выглядишь так, как будто тебе это нужно, милый.       Изуку видит конфликт, развязывающий войну в глазах Шинсо - из того, что он мог бы предположить, Ластик НЕ любит обниматься. Сущий Мик, вероятно, тоже не обнимает Шинсо из-за страха быть отвергнутым, поэтому он не предлагает. Кто знает, сколько времени прошло с тех пор, как его по-настоящему обнимали? — ...Конечно, я думаю.       Немури действует немедленно, заключая его в объятия.       Сначала Шинсо застывает, его поза напряжена, руки напряжены, но через несколько мгновений его руки опускаются, и он осторожно обнимает в ответ.       Изуку может только наблюдать, что беспокойство, которое мучило его с тех пор, как Шинсо ушёл домой, ничуть не уменьшилось. Он не хочет видеть своего друга грустным, и если он может сделать что-нибудь, чтобы помочь ему, он это сделает. — А теперь я собираюсь закончить ужин, а потом мне нужно пойти в свое агентство и оформить кое-какие документы для UA. Я могу не вернуться, пока вы двое не уснете, так что, если вам что-нибудь понадобится, не бойся спросить Изуку. — Она поворачивается к сыну, указывая пальцем: — И я клянусь, если ты снова заставишь его спать на надувном матрасе, я лишу тебя привилегий на утреннюю прогулку со Снайпом.       Она бы не посмела. — Это не моя вина! — Он протестует, и Шинсо наблюдает за их взаимодействием с намеком на улыбку: — Он отказывается спать в кровати! Я пытался сделать это в прошлый раз. — Что ж, старайся усерднее! — Однако Шинсо не избежал её гнева, когда она поворачивается и указывает на него пальцем. — Вам лучше поспать на этой кровати, мистер, или я поменяю места в классе и разделю вас двоих. — Меня это устраивает, - говорит Шинсо, и Изуку прижимает руку к сердцу. — Предательство. Ты ранишь меня, Шинсо. — Хорошо.       Немури, кажется, довольна их подшучиванием и возвращается к овощам, которые она нарезала. — Давай, ты можешь оставить свою сумку в моей комнате.

______________________________

      Полночь остаётся ещё на какое-то время, и Шинсо пытается вести себя как можно более нормально. Он не хочет, чтобы Каяма спрашивал об этом, но он действительно хочет поговорить об этом, а потом не хочет, но…       Он не знает. Завтра ему предстоит встретиться с одним из своих отцов на уроке, так что, несмотря ни на что, эта ночь - единственная передышка, которую он получит от последствий своих действий. — ...и что? Шинсо??       Нежный голос Каямы - это то, что наконец выводит его из задумчивости, и он моргает глазами, чтобы прогнать туман из головы.       Его друг наблюдает за ним, обеспокоенным взглядом следя за каждым его движением. — Ты в порядке, Шинсо? Нет, нет, это не так. — Отлично. Так что мы будем делать со сном? — Он отвечает и поднимает свою сумку с пола на комод.       Каяма не задаёт вопросов, потому что ранее он дал обещание, что не будет этого делать. Как бы то ни было, Шинсо хочет поговорить об этом. Он просто не знает, как это сделать. — Ты займешь кровать, а я буду спать на матрасе. Ты остаешься здесь, и поскольку я тебе позволяю, ты должен спать на кровати, потому что я так сказал. - отвечает он, приподнимая простыни и указывая на них.       Думаю, они снова собираются поспорить. — Нет. Это твоя кровать, я её не возьму.       Каяма хмурится и на секунду выглядит сожалеющим. Почему, он не совсем понимает. — Шинсо... — Он подходит к нему, волоча ноги, и смотрит серьезно. — Мне жаль, что я должен это сделать, но тебе это нужно.       Мерцающий туман и лаванда - это все, что он видит и чувствует, и ему удается только открыть рот, чтобы что-то сказать, прежде чем всё исчезает в темноте, которая приветствует его.

______________________________

      Изуку утром разберётся с сожалением о том, что вырубил Шинсо. Ему нужно хорошенько выспаться ночью - особенно если дела шли плохо до такой степени, что ему приходилось вести себя так, словно он не собирался срываться в любой момент. — Спи спокойно. — шепчет он и натягивает одеяло на своего друга. Шинсо даже не шевелится - единственное движение, исходящее от него, - это поднятие и опускание его груди.       Хорошо. Ему нужен отдых.       Завтрашний день не обещает быть веселым ни для одного из них, но им просто придется двигаться вперёд. Изуку просто придётся быть рядом с ним в качестве опоры для всего, что ждёт его на следующий день.       Он может только надеяться, что это не сломает его ещё больше.