Lavandula Somnambulist / Лавандула Сомнамбулическая

— Пробуждение - это первая часть его многочисленных проблем, потому что ух ты, у него их была целая тонна. Независимо от того, куда он идёт или что он делает, кажется, что все они никогда по-настоящему не исчезнут.       Удивительно, однако, когда ему удаётся сесть и сонно оглядеть комнату, он чувствует, что проблемы сегодня дали ему передышку. Если не считать вопиющего чувства, которое мучило его даже во сне и продолжало терзать его внутренности, как голодное животное, он чувствует себя более отдохнувшим, чем за последние месяцы. Он не может толком понять почему, пока не смотрит на пол и не находит спящее тело своего друга.       Каяма, должно быть, использовал на нем свою причуду, учитывая, что последнее, что он помнит, - это ошеломляющий запах растения, которое Каяма, похоже, просто обожает.       Ну что ж, он не может на самом деле злиться. Ему все равно нужно было поспать, и если это то, что требовалось, то так тому и быть.       Каяма… Выглядит симпатично, когда он спит. Он всегда выглядит симпатичным - это имеет смысл, увидев его мать, но когда он не говорит о шторме и путешествует по стране грез, он выглядит умиротворенным.       Хм. Как это выглядит, когда он спит? Он бы не узнал.       Но ему не удается долго восхищаться Каямой, потому что, во-первых, это жутко, а во-вторых, потому что начинает срабатывать веселый маленький будильник Каямы, и Хитоши ничего так не хочет, как швырнуть его в стену.       Его друг сонно моргает, потирая рукой глаз, в то время как другой убирает беспорядок, в который превратились его волосы. — Доброе утро. Ты хорошо спал? — шепчет Хитоши, перегибаясь через край кровати. Каяма отталкивает его лицо и бормочет что-то себе под нос, чего он не может расслышать. — Я знаю, что ты использовал свою причуду на мне.       Это будит Каяму, и другой мальчик хмурится, садясь, скрестив ноги под одеялом. — Ты был не в порядке, и я мог бы сказать, что твой недостаток сна усугублял ситуацию. Мне жаль, что я сделал это без спроса, но, основываясь на том состоянии, в котором ты был прошлой ночью, я говорю, что это было необходимо. — Он пожимает плечами и медленно встаёт, вытягивая руки вверх и над головой, когда потягивается. — Давай, вставай с кровати. Моя мама собирается приготовить завтрак, и если ты не хочешь голодать в школе, то пойдем. - Он хватает Шинсо за руки и начинает пытаться стащить его с кровати. — Ни за что. Это раньше, чем в прошлый раз, когда ты позволил мне остаться на ночь. — Да, потому что, если ты не хочешь столкнуться со своими родителями в школьных коридорах, нам нужно прийти туда пораньше. Кроме того, Хацумэ позвонила мне в 4:38 и сказала, что закончила прототип кое-чего для тебя. Меня пугает, что это может быть, но она довольно непреклонна в том, чтобы мы были там. Так что давай, вставай. — Он перестает тянуть, когда понимает, что Шинсо не собирается двигаться, и топает ногой. — Давай же. — .... Нет.       Каяма закатывает глаза и идет к своему шкафу, снимая форму с вешалки. — Если ты не встанешь и не двинешься с места к тому времени, как я выйду из душа, я оставлю тебя здесь. Ты можешь повеселиться, пытаясь выбраться из квартиры, как только я запру дверь снаружи.       Лениво переворачиваясь, Шинсо наконец позволяет своим ногам свисать с кровати. — Это меня не остановит. Я просто выпрыгну из окна. — Даже не думай об этом. — Каяма сурово указывает пальцем и исчезает в ванной.       Теперь остались Хитоши и его мысли. Его мысли, которые не оставляют его в покое по мере того, как тревога становится всё сильнее.       Он не знает, как смотреть в глаза своим родителям после вчерашнего. Он не знает, как исправить то, что сказал, и возможно ли это вообще.       Он, наверное, заставил их плакать. Боже, единственные два человека, которые взяли его в свой дом больше чем на месяц, - это люди, которым он причинил боль. Его глупый, озлобленный разум не позволил бы ему попытаться выразить это так, чтобы они могли понять.       Он будет… Он попытается поговорить с ними в ближайшее время. Он не хочет делать этого сегодня - он сомневается, что сможет даже поддерживать зрительный контакт. Ему стыдно за то, что он убежал, ему всё ещё больно из-за того, что у него нет способностей даже для того, чтобы пройти курс героя, и... ему просто хочется плакать. Но он не может этого сделать.       Он должен смириться с этим. Он сам вырыл себе яму и должен из неё выбраться.       Каяма - милый, он действительно милый, но это не то, о чём он может говорить с ним. Он не хочет навязываться, не тогда, когда его друг дал ему так много. Даже быть его другом достаточно, и это то, что он не хочет принимать как должное.       Наконец он встает с кровати, босые ноги ступают на холодный пол.       Ему просто придется смириться с этим. Скоро он справится с этими глупыми вещами, называемыми эмоциями, но извиняться не собирается. Он был прав, сказав то, что сделал. Он просто… ну, он даже не знает, собираются ли они вообще оставить его. Он понимает, что если его бросят обратно в приют - его старые знакомые будут “рады” его видеть, и это не значит, что его единственная мечта будет разрушена, верно? Он будет жить. Это его не убьет.       Он просто должен иметь дело с последствиями своих действий, и это всё.       Каяма выходит из ванной через несколько минут, темные волосы прилипли ко лбу, он моргает сквозь запотевшие очки и улыбается.       Этого достаточно, чтобы он почувствовал себя лучше, потому что, даже если он облажался, у него есть такой друг как Каяма.       И этого достаточно.

______________________________

      Учеба продолжает тянуться во всех классах, кроме класса его матери.       Он всё ещё счастлив, что может учится в её классе, и что она у него учительница. Странно называть её именем героя вместо мамы, но он просто счастлив, что она вообще стала учительницей.       Однако он все ещё беспокоится о Шинсо. Конечно, он выглядит лучше и снова ведёт себя как обычно, но в его глазах есть выражение, которое, как знает Изуку, означает неприятности. Что он не рассказывает ему всего.       И это не значит, что он имеет право знать всё о своем друге, потому что это не так, но он всё ещё беспокоится, потому что жизнь Шинсо далека от совершенства, и всё, чего он хочет, - это убедиться, что единственная мечта, за которую всё ещё держится его друг, станет реальностью.       Однако все, что связано с этим ходом мыслей, заканчивается, когда Сущий Мик врывается в их класс, заставляя дверь хлопнуть о стену, когда он бежит к Полночь.       Всё, что Изуку может услышать, это “Атака...” и “USJ” и... этого достаточно.       Сущий Мик поворачивается и бросает обеспокоенный взгляд на единственного ребёнка в классе, с которым у него есть связь, и следует за Полночью через класс и дальше по коридорам.       Изуку поворачивается, и его сердце разрывается ещё сильнее, потому что Шинсо выглядит бледным, как полотно, и он - о боже, он дрожит, как лист, и Изуку едва стоит, когда Шинсо падает вперед, ударяясь головой о стол и заглушая панический шепот остальной части класса.       На несколько секунд воцаряется тишина, прежде чем открываются рты, и некоторые студенты начинают плакать, в то время как другие достают свои телефоны, проверяют новости, звонят членам семьи, что угодно. Он должен остановить это до того, как оно взорвется, станет неуправляемым и превратится в беспорядок эмоциональных подростков, у которых нет причуд, подходящих для самозащиты. — Ладно, БЕЗ ПАНИКИ! Без паники, хорошо?! — Он едва успевает закричать и трясущимся пальцем указывает на дверь. — Один из вас, идите заприте это и убедитесь, что используете защитные замки. У нас все будет хорошо. Атака только в USJ, с нами все будет в порядке. — Ш-Шинсо нет! — Девушка плачет, и Изуку пытается не заплакать от разочарования. Да, он знает это, это очевидно, но лучшее, что можно сделать прямо сейчас, - это успокоить всех. Паника приводит к массовой истерии, а массовая истерия приводит к наихудшему сценарию, и эти дурацкие окна, которые показывают, насколько они высоки, ни в малейшей степени не помогают. Кто спроектировал это место?? Он собирается мило поболтать с ними, потому что с точки зрения дизайна это ужасно, и неужели они действительно думают, что они просто непобедимы? Стекло так легко разбить, какого черта? — Я знаю, что это не так, но он не ранен! Он просто упал в обморок! Никакие злодеи не придут за нами - мы не героические студенты, но это не значит, что мы не можем сохранять хладнокровие и вести себя как они. С нами всё будет в порядке, но только не в том случае, если вы все начнете вопить и паниковать.       Это звучало совсем не обнадёживающе, и он это знает. Тем не менее, он попытался, и это всё, что он может сделать, когда бежит к столу Шинсо, останавливается и осторожно убирает сиреневые пряди волос. Он уже может видеть, где образуется синяк, и где его лоб начинает опухать.       Но он не пострадает. Его разум не мучает его, и, несмотря на вызвавший его ужас, судя по тому, что он видит, он выглядит умиротворенным. Он никогда не видел его таким в бодрствующем мире, и это делает его печальнее, чем большинство других вещей, которые эта вселенная бросила ему. — Мне нужна вода. У кого-нибудь здесь есть бутылка с водой или что-нибудь ещё? У него будет ужасный синяк и шишка, когда он очнётся, и лучшее, что можно сделать - это не обращать на это внимания. — спрашивает он, и в мгновенной паузе его мозг приходит в бешенство.       Мама едет в USJ, злодеи нападают, мама может пострадать, мама может умереть, Сотриголова в USJ, ластик может быть мёртв, боже мой, что будет делать Шинсо, если Сотриголова мёртв? Что будет делать мама, студенты героического курса в порядке, на школу нападут, почему я не могу быть там, я мог бы помочь, почему я не сдал рекомендательный экзамен, я мог бы спасать жизни, но вместо этого я застрял здесь, и люди могут умереть и.... — Каяма? Вот, у меня есть бутылка с водой. — Один из его одноклассников протягивает контейнер, и Изуку останавливает мысли, проносящиеся в его голове. Его сейчас вырвет. Однако это должно быть после того, как он попытается разбудить Шинсо, потому что он не может справиться со всем этим сам, а Шинсо, честно говоря, самый зрелый из всех них. — Спасибо. — Его голос звучит хрипло, и он чувствует, что вот-вот задохнется, но он берёт воду и выливает её на пальцы, прежде чем плеснуть в сторону своего друга. Шинсо слегка шевелится, поэтому он делает это снова и снова, пока Шинсо, наконец, не двигается, затуманенными глазами оглядывая класс. — Привет.       Взгляд Шинсо встречается с его взглядом, и Изуку не может остановить глупые слёзы, которые наворачиваются на глаза, несмотря на его попытку сдержать их. Он не должен был плакать. Ему не о чем плакать. — Никогда больше так не делай, хорошо? Не умирай просто так, чёрт, на столе, ладно? — Он шепчет, и Шинсо что-то бормочет в ответ, что-то, чего он не слышит, но всё равно принимает. — Мы что, просто сидим и ждем? Придут ли за нами какие-нибудь учителя? Откуда нам знать, что там происходит? — спрашивает одноклассник взволнованным голосом.       Изуку требуется всё, что у него есть, чтобы не удариться головой о стол, потому что теперь Шинсо вспомнит, что заставило его потерять сознание в первую очередь, и он не в настроении беспокоиться о том, что его друг получит травму головы. — Мы просто ждём и надеемся, что с ними всё в порядке. Учителя там, и я слышал, что Всемогущий тоже там. С ними всё будет хорошо. — Изуку пытается быть весёлым, пытается подбодрить, но он знает, что его слова звучат скорее как вопрос, чем как твердое утверждение. Его одноклассники тоже это понимают.       На самом деле они ничего не могут сделать, кроме как ждать.       Однако у всех его одноклассников есть что-то общее. Никому из них не нужно беспокоиться о потере родителя сегодня - или в случае с Шинсо? Потеря обоих. — Ни один из них ничего не может сделать, кроме как ждать с бьющимся сердцем и обеспокоенными умами, потому что для них это наихудший сценарий. — Он не хочет терять свою маму. Он не хочет, чтобы Шинсо потерял других своих родителей, единственных людей, которые предложили показать ему родительскую любовь, которой заслуживает каждый ребенок. — Я был ужасен с ними.       Шепот слышен только ему, и когда он поворачивается со своего места за столом лицом к Шинсо, он пытается не плакать дальше. — Я был таким ужасным. Если... если они умрут, это будут последние слова, которые я им сказал. Я сказал им, что не собираюсь считать себя их ребенком. — Он звучит... честно говоря, нет никакого реального способа объяснить, как он звучит.       Его голос звучит лишенным эмоций. И это страшнее, чем видеть сердитого Шинсо или грустного Шинсо вместе взятых.       На его лице нет никакого выражения, кроме растущего выражения печали и ненависти к себе в глазах, когда его кулаки сжимаются на столе, и он пытается сделать прерывистый вдох. — Я фактически дал им пощечину тем, что сказал. И я не смогу забрать это обратно. Я не буду извиняться, потому что я знаю, что они пытались. Я просто был озлобленным мудаком, как всегда, и я облажался. Я действительно облажался. — Он смеется один раз, протягивая руки, чтобы вытереть лицо. — И если они умрут, это последнее, что они запомнят. Что я ненавидел их и что я не хотел быть их сыном. Я ужасный человек, Каяма. — Он наконец поднимает взгляд от поцарапанного стола и улыбается. — Я никогда не прощу себя.       Изуку может только с растущим ужасом наблюдать, как его несколько слов совета выдыхаются, и класс снова превращается в панический беспорядок из-за предупреждений, которые они, наконец, получают от USJ - панические сообщения разосланные по всем номерам.       Это ад. И не важно, через что он проходит, через что они проходят.       Он знает, что всё, через что проходят его мать и другие учителя, намного хуже.