Дети гениев

— На эклеры у меня не хватило денег, пришлось взять печенье. — с этими словами Реган довершил лежащую на столе кучку пакетиков бумажной упаковкой печенья и сдул с лица вишневую прядку. На пол со звоном упала ложка, парень, ругнувшись, поднял ее. — Мог вообще ничего не брать. — укоризненно произнесла Улла, глядя на возвышающегося над ней парня. — Отец так и не разблокировал счет? — Не-а, — ответил он, садясь за стол, на котором уже стояли две чашки дымящегося чая. — Ничего, у Леннара есть свой. Отношения с отцом у Регана были, мягко говоря, непростыми. Все четыре года, что он учился у ее мужа, он то и дело жаловался на ссоры, а иногда и приходил ночевать, даже оставался на несколько дней. Они с Яно никогда не лезли с расспросами — пусть мальчик хранит свои тайны. И уж тем более Улла не хотела лезть в то, что касалось денег его семьи: с тех пор, как дела у них с Яно пошли не совсем гладко, Реган стал тратить на них непозволительно большие суммы, выписывая чеки на имя младшего брата. И все же, раньше лорд Тьер никогда не перекрывал сыну доступ к финансам. — Яно не спустится? — голос Регана вырвал ее из раздумий. — Он спит. Сам знаешь, у него сейчас непростой период. — она обхватила руками горячую чашку. — Я думаю… нам, похоже, придется переехать. — Что?! — Нам не по карману больше содержать этот дом, квартира вышла бы куда экономичнее… — Но вы же так любите его! — воскликнул Реган. — К сожалению, собственный участок требует постоянного ухода и ремонта… — протянула Улла. — Мне самой так жаль с ним расставаться, но Яно потерял свой контракт, а мне найти работу — сам знаешь… — Мне кажется ты зря в него не веришь. — сказал Реган. — Ну, то есть, это же Яно! Он отдохнет и найдет работу лучше, чем было! — Дорогой, Яно — обычный человек, даже не маг. Не делай из него божество. — Ты просто сама боишься. — Что? — Ты просто боишься получить отказ. — Боюсь получить отказ? — вскипела Улла. — Скажи-ка Реган, много ты знаешь нерийцев, которых взяли на хорошую работу в Империи?! Это заставило Регана стушеваться. До знакомства с Уллой и Яно он привык считать, что в Империи все расы равны. Оказалось, что только на бумаге — по сути же нерийцев не любили и не брали на работу, так же, как гоблинам не доверяли вести серьезные дела, а на троллей сходу вешали ярлык «преступник». С последним, правда, Реган не согласиться не мог. Да и второе вполне понимал. Но нерийцы — другое дело, они отличные ребята, и жители Империи к ним несправедливы! — Но ты ведь только наполовину нерийка! — попробовал он зайти с другой стороны. Улла грустно улыбнулась: — Это лишь означает, что мне нет места ни в Империи, ни в Нерии. Нерийцы прочим расам отвечали взаимностью и не жаловали даже полукровок, если таким случалось появиться на свет. — Что это вы тут так шумите? — на кухню вошел растрепанный Яно, в помятой после сна рубашке. Он спал, не раздеваясь. — Яно, это правда, что вы переезжаете?! — обернулся к нему Реган. — Что? Ах, любимая, ты опять начинаешь? — наклонил он голову к жене. — Начинаю? — выпрямилась она. — Яно, это просто разумная мера! — Что разумного в то, чтобы покидать дом, который любишь? — Мы не можем его содержать! «Золотой Феникс» разорвал с тобой контракт, у нас скоро совсем ничего не останется. — Да пусть горит адовым пламенем этот «Феникс»! — Яно направился к кухонному шкафу, в котором Вэли держали алкоголь. — Я найду другое место, и этот старый хрыч еще умоется. — Яно, может, на сегодня хватит? — Улла поднялась со стула, когда муж открыл дверцу шкафчика. — Брось, родная, смочу горло, чтоб проснуться. — он улыбнулся жене. — Реган, ты со мной? — Только если немного. — он не мог отказать своему учителю. — Вот видишь, мы немного. — Яно мягко чмокнул Уллу в нос. Она только тяжело вздохнула, махнула рукой и вышла из кухни, Реган проводил ее взглядом. Яно сел на ее место и плеснул яблочную настойку в стаканы. В бутылке после этого осталось едва ли на один бокал. — Последняя бутылка. — вздохнул музыкант. — Давай, за этот дом. Они чокнулись и выпили. Реган подождал, пока яблочная горечь обожжет горло и спросил: — У вас все в порядке? — Настолько, насколько это возможно. — Яно откинулся на спинку стула. — Все нормально, она просто беспокоится. Решила, что раз я разругался с владельцем, старик обеспечит мне волчий билет во все рестораны и концертные залы. — Ты так не думаешь? — Я думаю, что совсем скоро это не будет иметь никакого значения. — Он отхлебнул чая из кружки жены. Пальцы руки, лежавшей на столе, непроизвольно сжались, и он поспешил их расслабить. — Ну, я надеюсь, ты сюда не чаи пришел гонять? — сменил мужчина тему, резко хлопая себя по коленям. — Давненько ты не приносил мне новых песен! — Да, я тут никак не могу продумать один момент, все не то… — Реган собрал деревянной заколкой растрепанные волосы и взял с маленького диванчика гитару. Инструмент звали Генже — в честь любимой певицы, Генже Мируны, чистокровной нерийки, кстати. Это был подарок Дэриана на пятнадцатилетие, из-за чего тогда, четыре года назад, брат даже немного поругался с отцом, но право младшего заниматься музыкой отстоял. Реган подкрутил колки, настраивая гитару, и начал наигрывать еще сырую мелодию. Мысли его, тем временем, были совсем далеко. От него не укрылись ни темные круги под глазами Уллы, ни осунувшееся лицо Яно и легкий запах перегара. Это началось вскоре после праздника Смерти Зимы: сначала Яно рассорился с Иулиэном — лучшим голосом Империи и, по совместительству, своим лучшим другой, — потом почти со всем своим окружением и, наконец, потерял работу управляющего столичного филиала «Золотого Феникса». А окружение у Яноро было непростое: почти вся творческая элита Темной Империи. Между ним и Уллой, кажется, тоже пролегла трещина. На Улле всегда был дом, каждая деталь в нем носила отпечаток ее руки, от садика перед крыльцом до обережных нерийских амулетов на стенах. Не сумев найти работу, она ушла с головой в домашние хлопоты. Детей у пары не было, они были друг у друга одни. Теперь, из-за непонятного упрямства Яно, они могли потерять дом. Реган переживал за него, как за свой: зеленая крыша была свидетелем, наверное, самых счастливых четырех лет его жизни. Он злился на Яно, даже несмотря на слепое обожание, которое испытывал к учителю, а тот не желал никак объяснять свои поступки. — Заново. Ты отвлекаешься. — требовательно заявил Яноро, выливая в стакан остатки настойки. Реган, утомленный многократным повторением одной и той же мелодии, шел к своим комнатам мимо дверей Леннара, когда из них вышел Дэриан. Он скрестил руки на груди, в темноте сверкнуло кольцо на мизинце. — Темных. — бросил Реган брату. — Кошмарных. Где ты был? — остановил он его вопросом. Реган посмотрел на вечно суровые брови Дэриана, сжав губы: — Разве мне нельзя выходить из дома? — У нас был ужин. — Полагаю, прошло хреново? Дэриан шагнул ближе, втянул носом воздух и попытался вглядеться в зрачки парня. И без того расстроенные чувства Регана вспыхнули от этого действия, как сухая солома от искры. — По-моему, у тебя паранойя, Дэриан. — процедил он сквозь зубы. — Подлечись и занимайся своими делами. Реган прошел мимо него, едва сдержав желание пихнуть его плечом, но чувствовал настороженный взгляд темных глаз на своей спине, пока не закрыл за собой дверь. У Дэриана периодически случался острый приступ подозрительности в отношении Регана, и больше всего в этом раздражало то, что повод у него был, хоть и представлял из себя давний единичный случай. Тогда еще пятнадцатилетний Реган, чьи социальные навыки прихрамывали на обе ноги (попробуй приобрести их, сидя на домашнем обучении), нашел себе компанию. Был период, когда искренне считал, что нашел друзей. Одной ночью он ускользнул незамеченным через дверь для прислуги и вернулся за пару часов до рассвета. Регана всего потряхивало, от громкости собственного дыхания закладывало уши, в носу щипало, хотя всего час назад он был на подъеме, ощущая, что может свернуть горы. Регану до Бездны хотелось курить, но его карманы оказались пусты — кто-то, видимо, одолжил безвозвратно его портсигар, полный качественного табака. Он крался по спящему коридору их «детского» крыла. Дэриан, студент академии Ночных Стражей, тогда приехал домой на каникулы и был единственной надеждой Регана. Дверь спальни открылась идеально тихо, лежащий на полу пушистый ковер смягчил шаги босых ног — обувь он снял еще в коридоре. Дэриан спал на спине, повернув голову к краю кровати. Черты его во сне разгладились, и, слишком серьезный для двадцатидвухлетнего, парень выглядел на свой возраст. Немного постояв на шатающихся ногах и подумав, Реган решил, что брат, наверняка, хранит сигареты в прикроватной тумбочке, подкрался и, миллиметр за миллиметром, принялся выдвигать верхний ящик. — Ты чего творишь? — тут же открыл глаза и недоуменно прошептал Дэриан, разбуженный этим шорохом. — Дай сигарету. — странным голосом прохрипел Реган. Дэриан откинул одеяло, встал с кровати и вытащил из кармана висящего на спинке стула пиджака портсигар. Реган, как утопающий соломинку, выхватил тонкую сигарету, позволил брату ее поджечь пальцем и отошел к открытому окну, выдыхая горький дым в спящий под звездами сад. Дэриан привалился к стене, буравя брата взглядом. — Ну и как тебе пыльца? — от его вопроса Реган вздрогнул и замер. Белый с золотыми крупицами порошок кто-то достал в тот вечер за бесценок, и он успел обругать себя всеми известными словами за то, что соблазнился попробовать. — Не очень. — сдавленно ответил он. Красный огонек раздулся, как маленький маячок. Дэриан подождал, пока парень стряхнет пепел в стоящую тут же, на подоконнике, пепельницу, и звериным броском припечатал его к стеклу. — Ай, Дэриан, голова! — собственные движения и реакции казались ему заторможенными, потому ему было не только больно от удара — он на самом деле испугался. — Если ты еще раз, — низким голосом проговорил брат, и от каждого слова в голове Регана раздавался гул. — только взглянешь в сторону пыльцы, о голове тебе переживать не придется. Потому что я лично откручу ее, Реган. Он еще раз вжал его в стекло и отпустил. Реган осел на пол и, дрожащей рукой поднеся сигарету ко рту, затянулся. Дэриан смотрел на него сердито, но и сам, при этом, выглядел напуганным. Хотя, Регану могло и показаться, он в тот момент своему восприятию не очень-то доверял. — Иди-ка спать. — с этими словами Дэриан открыл переход. А утром, точнее, далеко после полудня, когда Реган проснулся абсолютно разбитый, но уже в адекватном состоянии, Дэриан принес ему сверкающую новыми боками гитару из светлого дерева и радостную новость: ему удалось уговорить отца. Хотя Реган и был до одури рад, его это задело: он уже год как забросил ненавистное ему, но любимое бабушкой фортепиано, и начал играть на гитаре. Однако, стоило ему начать, как оценки стремительно полетели вниз, посыпались жалобы от преподавателей, и родители категорически запретили прикасаться к инструменту, пока они не улучшатся, как бы он не просил (вариант учиться он не рассматривал, потому что считал, что поддаваться на ультиматумы — ниже его достоинства). Но стоило Дэриану попросить всего раз… Так он и познакомился с Яноро, о занятиях с которым тоже договорился Дэриан. Родители так ничего и не узнали о той ночи, а Дэриан, хотя и был в курсе, где он пропадает, все равно периодически подозрительно вглядывался в зрачки младшего брата. Реган стянул светлую рубашку с вышивкой по вороту, не глядя, бросил ее на спинку стула и упал на кровать в одних широких брюках. Рубашка долетела до места назначения, но тут же с тихим шорохом сползла на пол. Он потер лицо руками и шумно выпустил носом воздух, затем сел и достал из-под кровати жестяную коробку. Аккуратно работая худыми музыкальными пальцами, скрутил толстенькую самокрутку из табака и болотной травы, поджег ее от спички и, отойдя к окну, затянулся. Болотная трава действовала расслабляюще, но наркотиком не являлась и даже использовалась в медицинских целях. Однако Дэриан страдал паранойей, мать с отцом — предубеждениями, а младшие доверием им троим, поэтому приходилось прятать под кроватью и тщательно проветривать.

***

Конечно, Ариане было грустно, когда ругались ее родители. Безусловно, она считала Ленни талантливым, а его увлечение фотографией — перспективным, и ей нравилось рассматривать сделанные им кадры. Она действительно давно не видела вечно занятого Дэриана и была рада этим милым подколкам и его слегка покровительному тону идеального старшего брата. Но за ужином она могла только вяло поддерживать разговор, когда обращались напрямую к ней, так как мысли ее, то и дело, возвращались к утру этого дня и еще к десяткам ночных и утренних часов трех прошедших месяцев. К тому же, родители ругались почти всегда, когда речь заходила о Регане, и тут, по мнению Арианы, виноват был только он. Ленни иногда не понимал, что ей уже хочется поговорить с ним по душам, посекретничать, а не слушать в очередной раз о гениальности композиции на том или ином снимке. А уж Дэриан со своими советами и жизненной мудростью иногда перебарщивал, между ними ведь разница — всего девять лет. Так что, едва перед ней замаячил шанс улизнуть в Ардам, пока там нет обоих родителей, вместо того, чтобы красться в ночи по территории Академии, она им воспользовалась. Дверь Ариане открыл Змей, явно как раз собиравшийся уходить. — Темных, Леди. — кивнул он и не полез трижды целоваться в щеки — так можно было здороваться только со свободными девушками, которые носили ленточку на правой щиколотке. Занятые блестки, соответственно, носили на левой, подавая всем, кто в теме, знаки. Ариана, конечно, никакой ленты не носила, и на прозвище свое отзывалась только потому что считала его подходящим. Змей выскользнул мимо нее из квартиры. Собственно, за это он свое прозвище и получил — за плавные, скользящие движения и тихие шаги, оборотнем-рептилией, как она подумала при первой встрече, он не был. И волосы у него, кстати, были красными не от природы, а от хны. В Доме было тихо, свет не горел ни в коридоре, ни выбивался из-под закрытых дверей справа от входа. Они были одни, и это не могло не радовать. Ариана, против обыкновения, сняла туфельки, оставшись в черных чулках со швом сзади, и, зажав обувь в руке, на цыпочках двинулась в сторону комнаты Феликса, самой дальней. С темной дверью контрастировала яркая полоска света под ней, изнутри доносился какой-то шум. Внутренне замирая, девушка открыла дверь и заглянула внутрь. Первое, что она увидела, — стриженная девушка в одной комбинации и выглядывающих из-под нее кружевных трусах! Затем уже она заметила склонившегося перед ней Феликса с мерной лентой. Он обернулся на звук открытой двери и на лице его тут же появилось радостное выражение. В сочетании с зажатыми в губах булавками смотрелось презабавно, и Ариана счастливо улыбнулась ему в ответ, остановившееся на короткое мгновение сердце забилось быстрее. Она закрыла дверь, обулась и отправилась на кухню, пить чай и дожидаться, пока Феликс снимет мерки для очередной блестки, желающей новое платье. Блондин, фактически, обшивал всех блесков, иногда беря заказы и у обычных жителей Ардама. И вот, что Ариана могла сказать с позиции искушенной нарядами аристократки: руки у него были золотые. На кухонном столе были рассыпаны иголки, будто Феликс начал творческий процесс здесь. Ариана повтыкала их в лежащую рядом плюшевую летучую мышку — ее первую и последнюю попытку рукоделия, предпринятую лет в двенадцать, которая с недавних пор хранила в своем кривоватом тельце все булавки и иголки в Доме. Чай, черный и крепкий, был выпит наполовину и даже успел остыть, когда в коридоре послышался шум. Мимо кухни прошла одетая блестка, незнакомая, кстати, Ариане, а за ней — Феликс. Ариана встала в дверном проеме, наблюдая за провожающим клиентку парнем. Когда та поцеловала его в щеку на прощание, что-то неприятно кольнуло в груди. Едва входная дверь захлопнулась, Феликс развернулся к девушке, раскрыв объятия. Она шагнула навстречу, прижавшись щекой к узкой груди, ощутила, как тонкие руки обнимают ее. — И суток не прошло… — прошептал Феликс, оставляя на виске поцелуи. Она согласно промычала, подняла голову и потянулась к губам, которые сейчас вызывали желание не улыбаться, а целовать их обладателя. Разорвав поцелуй, она за воротник цветастой рубашки, слишком свободной для худых плеч, потянула его вперед по коридору. Оказавшись в комнате, они не стали включать свет. Феликс прижал ее к стене, запечатлев на губах короткое прикосновение, от которого у Арианы, тем не менее, чуть закружилась голова, и стянул с волос бархатную ленту, прежде чем дал утянуть себя к стоящей у дальней стены кровати. Ариана опустилась на простыни, одновременно пытаясь справиться с пуговицами подрагивающими пальцами. Феликс не особо помогал, целуя чувствительное местечко под ухом, упирался коленом в матрац между ногами Арианы и скользил рукой по коленке под подол бордового платья. Дойдя до края черного чулка, он становился и отпрянул, чтобы стянуть его, а потом его собрата, не отрывая взгляда миндалевидных зеленых глаз от ее карих. Покончив с чулками, Феликс вновь склонился к девушке и припал ее губам, выдавливая из ее груди судорожный вздох. Тишина темной комнаты, прерываемая лишь дыханием двоих, подглядывающие нахалки-звезды, свежий ветерок, чуть колышущий занавески, теплая тяжесть родного тела. Если бы у Арианы в этот момент были силы думать, она бы, наверняка, испугалась, насколько соскучилась всего за день. Ариана шла по улицам, сама не замечая, что с губ не сходит счастливая до глупости улыбка. Были бы силы — еще б и пританцовывала, а так только неспешно шагала, выбивая каблучками медленный ритм по мостовой. Девушка дошла до академии и постучалась в калитку. Сил и желания лезть через стену решительно не было, а если Жловис расскажет маме, скажет, что ходила к Ирде. То, что можно было открыть переход, она сообразила позже. Хотя, в таком случае, ее позднее возвращение со стопроцентной вероятностью засек бы отец, а так шансы были, что гоблин не проболтается. — И вот тебе загадка, Ариана. — хитрым тоном встретил ее пожилой привратник. — Что бледное, но блестит? — Не знаю, Жловис. — беззаботно отозвалась она, направляясь мимо гоблина к женскому общежитию. По пустому в поздний час общежитию Ариана шла в том же мечтательном настроении, по лестнице на свой второй этаж поднималась, то ставя ноги крест-накрест, то подпрыгивая. Светильники на стенах осветили коридор тусклым светом, стоило ей сойти с последней ступеньки. Не дойдя немного до своей двери, расположенной в конце коридора, она остановилась, услышав странный звук. Девушка подошла поближе и поняла, что не ошиблась: это действительно был всхлип, и издавшая его Лада сидела возле ее двери, поджав коленки. — Ты чего тут делаешь? — недоуменно спросила она и вздрогнула, стоила девушке поднять лицо. Даже в тусклом освещении оно сверкнуло разноцветными блестками, плотно покрывавшими всю кожу, частично волосы и те части рук, в которые Лада упиралась лицом. — Не смыва-ается. — слезы стекали по краске, не оставляя чистых дорожек, что прямо указывало на ее магический состав. — Заходи. — Ариана открыла дверь, назвав свое имя, и втащила всхлипывающую адептку в комнату. Убедившись, что краска водой, мылом и средством для снятия макияжа действительно не смывается, Ариана усадила всхлипывающую Ладу на стул и принялась убирать ее магией. При свете комнаты оказалось, что краской покрыты еще и плечи, открытые платьем, и ладони, которыми девушка терла лицо, да и вообще почти вся адептка целиком. Неизвестно, что это было за краска, но даже огнем снималась она с трудом, особенно учитывая то, что Ариане приходилось держать мощность пламени очень низкой, дабы не оставить на нежной коже блондинки ожоги. Из сбивчивого рассказа одногруппницы, настороженно выпрямившейся и рефлекторно моргающей от каждого всполоха, выяснилось следующее: в назначенное в утреннем приглашении на свидание время она пошла к воротам академии, ожидая, что, вероятно, оттуда таинственный воздыхатель заберет ее гулять по Ардаму. Она надела свое любимое платье, сливочно-персиковое, в котором, в отличие от голубой формы, выглядела чудесно, и кучу украшений. И то, и другое сейчас было покрыто плотным слоем блестящей краски. Лада снова скривила губы и всхлипнула. — Все очищу, не реви. — сказала Ариана. Лада вздохнула и продолжила: — Ну, я стояла-стояла, ждала-ждала, а он все не приходил. Я подумала, что, наверное, забыл, и пошла назад в академию. И как только подошла к стене… — она сделала паузу, сдерживая слезы. — Я толком не поняла, что случилось, просто меня сверху накрыло чем-то теплым… Потом смотрю — руки все в краске. И смех… — Кто это был? — напряженно спросила Ариана, впрочем, зная ответ. — Первокурсницы-аристократки. — почти шепотом ответила Лада. — И остальные смотрели. Ариана промолчала, продолжая методично убирать следы краски огнем. Лицо уже было чистым, и девушка перешла к шее и плечам. Аристократы в целом простолюдинов за личности не считали, воспринимая их скорее, как часть обстановки вокруг или объекты для своего развлечения. У «золотой» группки их академии любимым объектом были блески: зацепить в коридоре, поиздеваться во время утренних или вечерних упражнений было святым делом. Блески и блестки, которые были почти все приезжими или из бедных семей, то есть, заступиться некому, да и сами по себе мирные, терпели молча. Это была просто часть студенческих будней, а вот устроить нечто подобное в конце года — своего рода обряд посвящения. В прошлом году Ариана закрывала глаза на происходящее в течение года, но на этом предложении закончилась ее дружба с золотой молодежью. Как бы она ни была тогда влюблена в Джаеша, для нее, воспитанной крайне принципиальным отцом и мамой, родившейся и выросшей в деревне, это было неприемлемо. Да и не смешно ни капли. — Одна из них, которая брюнетка, подошла потом ближе, — продолжала Лада тихим голосом. — и сказала… Я, если честно, не очень поняла, но она сказала: «даже не думай жаловаться директору, не то он кое-что узнает о своей дочке»… Ай! Ариана спохватилась и выровняла пламя, но на плече одногруппницы все равно остался красный ожог. Она продолжила молча убирать краску, сжав челюсти. Значит, он уже рассказал всем своим дружкам. Нет, часть аристократов из группы видела, что между ними что-то было в том году, но, во-первых, в интимные подробности они никого не посвящали, а во-вторых, первокурсницы этого знать уж никак не могли! Огонь под пальцами Арианы норовил разгореться сильнее, и ей приходилось гасить свою ярость. Нужно действовать тоньше, тем она, собственно, и отличается от этих уродов. Джаеш Сингх напрасно решил, что может ее шантажировать.