Дети гениев

Юго-Восточный имперский тракт, через неделю после каррского восстания За прошедшую неделю Реган проехал на разнообразных телегах, повозках и даже почтовых каретах больше, чем за предыдущие девятнадцать лет. Он отбил себе зад, узнал, что морская болезнь бывает на суше и вынужденно бросил неблагодарное дело расчесываться — сам он расческу взять не подумал, а Улле, с её послушными кудрявыми волосами она была не нужна. До нерийского города Иматра — конечного пункта их путешествия, оставалось ехать ещё прорву времени. Империя оказалась больше, чем Реган себе представлял. Её жирной туше, исчерченной дорогами, не было видно края. Она простиралась с севера на юг и с запада на восток; западная граница шла близко к территориям Хаоса, а на восточном краю скучковались семь человеческих королевств. Под Третьим, бочком касаясь Империи, притулилась крохотная — с медную монетку на карте — болотистая Нерия. Изначально путешествие туда, конечно, не входило в его планы. Планировщик из него, в принципе, был как из орка танцор. Поэтому продумал он два пункта: снять со счета Леннара деньги, а потом, попрощавшись с Уллой и Яно, уехать из столицы, куда глаза глядят. Когда Реган вошел в вычурное здание Императорского банка, посетителей там почти не было. Нужный ему гном, к счастью, был на месте. Молодой, с недлинной ещё бородой, он поглядывал на огромные настенные часы и явно считал минуты до конца рабочего дня. — Темных! — изобразив радостное лицо, поприветствовал его Реган. — Помните меня? Гном выпрямился, улыбаясь клиенту, как родному брату: — Конечно-конечно. Ужасающих, лорд Тьер, — еще бы он его не помнил, этих гномов натаскивают помнить всех клиентов, а таких, как Тьер — в особенности. — Я заходил к вам вчера, вместе со своим братом, Леннаром Тьером, припоминаете? — Реган непринужденно устроился на мягком стуле напротив служащего. — Разумеется, лорд Леннар снимал со счета наличные, а вы были с ним, — услужливо сказал гном. — Как чудесно, что вы все помните, — это была чистая правда. — Видите ли, моему брату снова нужно снять деньги, но он очень занят. Реган замолчал. Гном ждал с той же вежливой улыбкой. Когда он понял, что продолжения не последует, спросил: — Прошу прощения, что же от меня требуется? — Можем ли мы сделать это без него? — внутренне замирая, спросил Реган. — Мы никогда не снимаем деньги со счета клиента в его отсутствие… — замялся гном. — Но?.. — с надеждой спросил Реган. Гном растеряно захлопал глазами. В сочетании с вежливой улыбкой это выглядело почти мило. — Боюсь, никаких «но». Мы не можем снимать деньги со счета клиента, если он лично об этом не просит. — Но я ведь его родной брат, разве это не считается? — Боюсь, нет, лорд Тьер. Реган задумчиво покрутил кольцо на среднем пальце: ему эти деньги нужны были, как воздух. Как клиент банка, он был крайне доволен самоотверженностью его сотрудников и их готовностью защищать имущество своих клиентов. Но как темный, рассчитывавший снять деньги со счета в обход владельца, он был в бешенстве. Но времени терять было нельзя. Ему ничего не оставалось, кроме как прибегнуть к самому нелюбимому аргументу. Он состроил надменное выражение лица, сложил руки на груди и, откинувшись на спинку, сказал: — Позовите главного. Через четверть часа он уже спускался по мраморному крыльцу, чувствуя в нагрудном кармане приятную тяжесть тридцати золотых. На память Реган не жаловался, но до нового дома Вэлли добрался с трудом, слишком уж похожими были все эти грязные домишки с прохудившимися крышами и маленькими, для экономии тепла, оконцами. Во дворе, как и днем ранее, было полно чумазых детей, с визгами носящихся друг за другом. Реган проскользнул мимо них и прошел в комнату Уллы и Яно, ладонью пряча нос от запаха прогорклого масла. В комнате было темно, сумрак разгоняла единственная свеча с неровным пламенем. Уллу он застал за странным занятием: она с какой-то остервенелой аккуратностью складывала вещи, чтобы затем уложить их в большую холщовую сумку. Она была так поглощена этим, что Регану пришлось кашлянуть, чтобы привлечь ее внимание. Женщина вскрикнула и подскочила. — А, это ты, — с облегчением выдохнула она. — Ты что делаешь? — спросил он, заподозрив неладное. — Собираю вещи! Она яростно запихала в сумку сложенные рубашки. Потом вытащила одну из них, развернула — это была рубашка Яноро — и, подумав швырнула на кровать. — Он так и не пришел? — догадался Реган. Улла сухо подтвердила его предположение. — Ты хотел остаться? — она, наконец, заметила за его спиной гитару и сумку. — Э-э… нет, — он почесал шею. — Попрощаться зашел. Я уезжаю отсюда. Навсегда. — Куда собрался? — Пока не знаю, — пожал он плечами. — Выйду из города, а там придумаю. Улла сощурилась, но сказать, что думает, ей не дало раздавшееся за спиной Регана сопение. — Ежели ты мужиков сюда собралась водить по десять раз на дню, я их вышвырну вон и тебя вместе с ними! — прорычала полуорка, отлучившаяся с кухни ради незваного гостя. — У меня тут дети, я им с прошмандовкой под одной крышей жить не позволю! Реган вынужден был вжаться в дверной косяк, чтобы плечи полуорки, вместе с шеей и головой, вошли в проем. Улла возмутилась: — Что вы себе позволяете?! — Я вас, нериек, знаю. Юбка у земли не держится! — Уважаемая, — обратил Реган внимание полуорки на себя. — У вас там горит что-то. Сильно. Последнее слово, под тяжелым, снизу-вверх, взглядом матери семейства, было сказано тихо. Реган был намного выше, но в три раза уже, и живо представил, как её мощные ручищи запросто складывают его вчетверо. Женщина потянула широким плоским носом. — Чтобы не было этого тут, — она тяжелой походкой ушла на кухню. Улла сердито зыркнула ей вслед и вернулась к сборам. Реган прикрыл дверь, отрезая комнату, все еще полную неразобранных коробок, от зловонного коридора, и сел на кровать. Улла методично сгребала все нужное и аккуратно раскладывала в сумке. — Кто еще приходил? — спросил он. — В смысле? — на секунду замерев, спросила женщина. — Она сказала: «по десять раз на дню». Значит, кто-то был здесь кроме меня. Она молча складывала вещи. Сгребла богатое содержимое полочки возле зеркала, сверху бросила четыре комочка чулок и застегнула замочки на сумке. Затем она обняла себя за плечи и обратила встревоженный взгляд на Регана: — Я не маг, их лиц не видела за мороком. Они искали Яно. Не знаю, во что он ввязался, но они придут еще. Реган впервые в жизни лишился дара речи. — Так что я хочу убраться подальше. — женщина замолкла и, подумав немного, продолжила: — А ты вот что: в ночь не ходи. Переночуй тут, а утром обдумай еще свое решение. Живи, если надо, за два месяца оплачено. Она поднялась с пола и закинула на плечо лямку. — То есть, мне в ночь не ходить, а ты пошла прямо сейчас?! — сердито воскликнул он. — Да, Реган, — с нажимом сказала Улла. — Потому что свой дом — это всегда хорошо, а ты — маленький мальчик, который этого пока не понимает и постоянно пытается из него убежать. — А что мне делать, Улла, если я в своем доме, как чужой? — он почти закричал. — Мне тошно там, на меня давят эти стены, мне тяжело дышать под этой крышей! Мне плевать, сколько там слуг, насколько дорогая там мебель, все, чего я хочу, когда захожу в свой дом — это скорее из него уйти! Улла смотрела на него со смесью жалости и испуга. Ему вдруг пришло в голову, что крик может нервировать женщину, что ей было категорически запрещено. Он продолжил уже спокойнее: — Я все решил. И я не маленький мальчик, — твердо сказал он. — Снимем где-нибудь квартиру или комнату, вдвоем всяко лучше, чем одному. Не рядом со столицей, конечно, я думал над чем-то нетривиальным, знаешь, полузаброшенная деревня на границе с Хаосом, северная крепость, занесенная снегом по пояс… летом. — Нет, Реган, ты не понял, — мягко возразила Улла, прерывая словопоток. — Я уезжаю в Нерию. — А, — только и сказал он; в голосе уже не было твердости: — Настолько дальше. Ну… ну, ладно. Нерия, так Нерия. — Ты всегда сможешь развернуться и вернуться домой, если захочешь. — Не захочу, — ответил он. Улла посмотрела на него долгим не слишком довольным взглядом, а потом вздохнула: — Ладно, мне же легче. Пошли только на свежий воздух, меня тошнит. — Бездна, Нерия, что может быть лучше! — воскликнул Реган, подскакивая с кровати. Женщина дернула бровью, мол, много что. — Давай свою сумку, — потребовал Реган. — Только если я понесу гитару. Он прикинул вес того и другого и снял с плеча инструмент. Выходя, Улла резко задула свечу, погружая комнату во тьму. Так, теплой летней ночью Реган покинул столицу Темной Империи. Целый день они шли по проселочной дороге, являвшейся частью Юго-Восточного имперского тракта. Этим путем пользовались редко. Подтверждая этот факт, им встретилось лишь несколько путешественников: один всадник, проскакавший мимо с такой скоростью, что поднятая копытами коня пыль осела на одежде путников; да подозрительного вида мужик на телеге, заполненной загадочными мешками. Ближе к вечеру Улла вдруг свернула с дороги в сторону леса. Реган не смел возражать. Он бессмысленно смотрел на пятки, мелькающие из-под красного платья в мелкий цветочек. Дорога для его изнеженной аристократической тушки оказалась труднее, чем он думал, так что руководила их путешествием Улла. Она шла впереди, как-то различая среди прошлогодних листьев и свежих зарослей травы тропинку. За спиной у нее висела гитара. Она несла еще и деньги, но спрятанный под платьем мешочек был не виден. Реган планировщиком был никудышным, включая планирование финансов. Он и подумать не мог, что за пределами города, имея одни золотые, можно умереть от голода и никуда не уехать. Дорога их была трудной и, в основном, пешей, пока они не добрели до гномьей лавки, где ворчливый хозяин, пробуя на зуб каждую монетку, разменял им половину денег. Реган хромал следом, его грудь крест-накрест пересекали лямки сумок. Солнце ползло к горизонту, и будь у парня чуть больше сил, он бы начал беспокоиться, как бы им не стать поздним ужином для местных обитателей. Впрочем, чем восточнее они двигались, приближаясь к человеческим территориям, тем менее привычным выглядел ландшафт: сквозь листву пробивалось больше света, стволы деревьев редко были черными, все чаще коричневыми. Да и пахло иначе, а значит — меньше было мертвецов. Им встретилось лишь одно умертвие, и то скромно уползло обратно в кусты, признавая превосходство соперников. Наконец, спустя примерно час-полтора (а может и меньше, Реган в тот момент не доверял своему чувству времени), впереди показался просвет. Из тени деревьев они вышли на небольшую полянку. — Ну все, хватит. Ночуем здесь, — с этими словами Улла положила гитару на землю, примяв траву. Реган, безо всяких возражений не сел — упал, — рядом с инструментом. Стянул правый ботинок, а затем испачканные кровью носок и бинт. — Больно? — спросила женщина, глядя как он, шипя сквозь зубы, трогает пальцем кровавую мозоль. — Нормально, — буркнул он, доставая новый бинт. Привычными движениями он замотал ногу — уже неделю она все никак не заживала. Улла присела чуть поодаль, разглядев в траве землянику. Делая вид, что он вовсе не устал, Реган лёг на траву. В нос ударил запах нагретых за день растений, свежей земляники и каких-то мелких цветочков, над которыми деловито сновали насекомые. На щеку Регану села мошка, но отгонять ее было слишком лень… — Ночуем здесь?! — смысл сказанного Уллой дошел до утомленного сознания, заставив его обладателя подскочить. — Ты с ума сошла?! — Да и нет, — она невозмутимо протянула ему пригоршню мелкой лесной земляники. Он ссыпал ягоды себе в рот и буркнул: — Не понял. — Да, ночуем здесь, и нет, я не сошла с ума. — Знаешь, умертвия только днем такие скромные, а ночью мы проснемся либо от того, что нас жрут, либо, если повезет, от хохота! Весь лес придет посмотреть на придурков, которые устроили тут ночлег! — Все сказал? — спросила Улла, дослушав его тираду. — Теперь смотри. Она сняла с пояса странное украшение в виде кривоватого ромба, сделанного из сложенного вчетверо прута; внутри фигуры паутинкой была намотана нить с нанизанными бусинами. Амулетом Улла очертила пространство вокруг них, оставив в земле глубокие борозды, и положила вещицу там, где замкнула линию. Очерченный участок повторял форму амулета, и в нем вполне могли поместиться двое и костер. Закончив, она бросила на него такой красноречивый взгляд, что Реган осознал: дорога оказалась трудной не только для него. Он попытался было уговорить явно помешавшуюся спутницу убраться из леса поскорее, пока их не сожрали умертвия или вполне живые, но тоже голодные звери. Тогда Улла, цокнув языком, вышла из ромба, поискала что-то на опушке и вернулась с пучком крапивы. — Самое опасное, что тут есть, — пояснила она. — Пока, — заметил Реган. Он хотел предположить, кто будет поопаснее крапивы, но осекся: Улла приложила пучок к границе ромба, и та его половина, что находилась внутри, моментально сгорела. — Заговоренный на охрану. Я еще из Нерии привезла, — она прыснула, глядя, с каким выражением он смотрит на невзрачный ромбик. — Вырой яму для костра, я пока за хворостом схожу. Они обустроили себе уютный лагерь посреди полянки, выкопав яму для костра и обсыпав ее землей, в лесу нарубили лапника, устроив постель. Под аккомпанемент урчащего живота работа шла медленно. Дорога была тяжела для Регана еще и тем, что ему постоянно хотелось есть. А когда не хотелось есть — хотелось жрать. Перловка на воде с солью, чей запах вызывал у него одновременно тошноту и повышенное слюноотделение, казалась деликатесом только первые несколько ложек, а дальше превращалась в разочарование. Впрочем, выбирать не приходилось. — Нахрена мы вообще с тропы свернули? — решил он разбавить ужин светской беседой. — Юго-Восточный тракт идет вот так, — проглотив кашу, черенком ложки Улла изобразила на земле дугу. — А мы срезаем через лес, вот так. Полдня или даже целый день точно выиграем, — она зевнула, широко открыв рот. Танцующий свет и треск костра и правда убаюкивали. — Чем быстрее подойдем к границе, тем лучше. Может, повезет и до них не долетит весть о твоем исчезновении. — Я бы не рассчитывал больше, чем на неделю, — хмыкнул Реган. — Тогда не повезет, — пожала она плечами. — Не переживай, — ответил он. — Я почти полгода, с самой Смерти Зимы, не пользовался огнем. Моя аура теперь ощущается иначе, — пояснил он, получив вопросительный взгляд. — Другой темный меня, может, узнает, но гончие на границе — нет. — Что ж, это нам здорово поможет. Реган глубоко вздохнул, собираясь с силами, и тремя полными ложками расправился с остатками перловки. Ложку облизывать не стал. — А почему мы, собственно, будем пересекать границу? — задал он давно волнующий его вопрос. — Я думал, Нерия входит в состав Империи. Улла со своим ужином уже тоже покончила, и улеглась на лежанку из лапника, накрывшись курткой. — Не совсем. Это протекторат. Формально — другое государство, но с лордом-протектором от Империи, — она снова от души зевнула, заражая своим зевком Регана. — Не очень у тебя с географией и историей, я смотрю? — Отвратительно, — протянул Реган, тоже укладываясь и чувствуя, как костер согревает правый бок. — Их преподавал один учитель, и он начал заикаться всего через полгода работы со мной. — Несносным же ты был ребенком, — хихикнула Улла. — Это да, — согласился он и недоверчиво покосился на амулет. — А эта штука точно работает не только против крапивы? — Точно, — сонно отозвалась Улла. — Спи давай. Сама она быстро последовала своему совету, и вскоре в ночи раздавалось ее мерное сопение. Реган же, несмотря на усталость, не сомкнул глаз до самого рассвета. И не только потому что подозрительно вглядывался в темный лес, не доверяя сомнительному «заговоренному» амулету, но и потому что на душе у него было неспокойно. Он соврал своей спутнице: сам он не был уверен, что гончие на границе его не узнают. Видимо, когда начало светать, он все-таки забылся коротким сном. По крайней мере, когда Улла потрясла его за плечо, он определенно спал. — Вставай, — сказала она. — Этот милый господин согласился нас подвезти. Продрав глаза, Реган осмотрелся. «Милым господином» оказался коренастый мужик на груженной сеном телеге. Руки у него были жутко волосатые, что выдавало примесь оборотничьей крови, а вот клыкастая улыбка говорила о наличии в его роду еще и орков. Крепкая, как и хозяин, лошадь воспользовалась остановкой и щипала траву. Реган угрюмо кивнул мужику, закинул в телегу сумки и помог забраться Улле. Нога за бессонную ночь разболелась только сильнее, солнце слепило глаза и било по больной голове. Мужик, представившийся мастером Роххом, как назло, оказался говорливым и не замолкал ни на секунду. Реган оставил на долю Уллы разбираться с этим, подчеркнуто игнорируя оживленную беседу, и устроился поудобнее на стоге сена. Телега тронулась. Сено источало терпкий аромат, колеса мерно скрипели и немудренный экипаж покачивался вместе со всеми пассажирами. Регана начало укачивать, но он не мог понять в каком смысле: собирается ли он уснуть или перевеситься через бортик. Улла хихикала, улыбалась и краснела — вела светскую беседу. Она выглядела возмутительно хорошо для женщины, которая неделю пробыла в дороге. Реган, высокий и тощий, на фоне очаровательной путницы с копной кудрявых русых волос и гитарой за спиной напоминал взъерошенного грача. Мужик не оборачивался, только периодически бросал на хорошенькую собеседницу взгляды через плечо, продолжая беседу, которая началась, пока Реган спал. — Вы нерийка? — вдруг спросил мастер Рохх. Улла напряглась, но врать не стала: — Наполовину. — А сказки нерийские знаете? — огорошил он вопросом. — А почему вы спрашиваете? — Да вот, когда я был, значица, мальчишкой, жила у нас в селе одна нерийка, настолько старая, что никто не знал, сколько ей лет. Вся деревенская ребятня к ней вечерами приходила сказки слушать, — мужик вздохнул. — Редко нерийца встретишь, а такого, который сказки знает — тем более. Расскажете, может? — А чего ж не рассказать? — расцвела Улла, заражаясь деревенским говором полукровки. — Расскажу, дорога веселее пойдет. И она начала свой рассказ. Реган, умостив поудобнее больную ногу, слушал ее убаюкивающий голос и не заметил, как сон все-таки взял верх над тошнотой. Ему снился Туазал Объединитель — первый нерийский князь, в незапамятные времена объединивший разрозненные нерийские племена и правивший в триумвирате с чародеем и воителем. Затем князь, который уже несколько сотен лет покоился в земле, вдруг начал ругаться с Императором Анаргаром, который наступал и огромным мечом отсекал от Нерии землю и присоединял к Империи. Несчастные нерийцы сбегались на клочок болотистых земель, которые темные им оставили, по пути пытаясь вытащить у Регана деньги из карманов. Их подгонял ставленник Империи, лорд-протектор — им был почему-то Дэриан. Дальше уже начался конкретный бред: появилась Ариана, выхватила из толпы какого-то нерийца и крикнула: «Я люблю его!». Леннар схватил его с другой стороны и завопил: «Это я его люблю! Черных вдовцов не бывает!». И тут вспыхнуло алое пламя и наступила тишина: появился отец. Он шел к Регану, прожигая его взглядом темных, как само Темное искусство, глаз и намереваясь что-то сказать. Реган замер, как жертва перед хищником, не в силах сдвинуться с места или сказать хоть слово, как это всегда происходит в ночных кошмарах. Он резко втянул воздух носом и открыл глаза. — О, а я уже собиралась тебя будить, — заметила Улла. — Вылезай, я, кажется, придумала, как мы дальше поедем. Телега стояла на проселочной дороге посреди поля, вдали виднелся лес. Видимо, он проснулся от толчка, когда повозка остановилась. — Вам вон туда, — мужик, держа вожжи одной когтистой лапой, указал им в сторону леса. — А город, ежели чё, вон там, часа полтора пешего ходу. — Спасибо вам, мастер Рохх. Всего вам темного, — сердечно сказала Улла. — Кошмарных, голубушка, — едва они слезли с повозки, он стегнул коня, и тот лениво поплелся дальше по тракту. — И что ты придумала? — спросил Реган. В носу намертво застрял запах сена. На плечах снова были две сумки, в животе урчало. — Мастер Рохх рассказал мне тут по секрету… Реган скептически отнесся к идее подруги, но варианта получше у них не было. — С чего это он такой добрый? «Голубушка», — передразнил его Реган. — Хороший мужик, — пожала плечами Улла. — Я ему понравилась. Неизбалованному крестьянину хватает простого ласкового слова… Глянув на вытянувшееся лицо Регана, она добавила: — Если не выгорит с Нерией, вернусь, выйду за него. Скажу, что ребенок его, заставлю нас обеспечивать. — Шутишь, — дошло, наконец, до сонного парня. — Шучу, конечно. Я просто умею договариваться. Следуя совету отзывчивого мастера Рохха, они направились в лес. Стоило им пересечь поле, как Улла спрятала оберег, чтобы их нашли те, кого они сами искали. Без этой маленькой штучки, оплетенной нитями и камнями, Реган стал подозрительно озираться на каждый куст и прислушиваться к шебуршаниям, которыми полнился лес, и ожидал появления умертвия или агрессивно настроенного зверя. Долго ждать не пришлось: как только лишаистые солнечные пятна, проникающие сквозь листву, стали совсем мелкими, перед ними появился серый волк. Огромный, встав на задние лапы, он наверняка оказался бы выше Регана. Нормальные волки такими не бывают, и путники, вопреки размеру зверя, с облегчением сказали: — Темных. — Ужасающих, — вежливо ответил оборотень. — Вы заблудились? — Почему? — растерялась Улла. — Мы к вам. — К нам? — поддельно удивился оборотень. — Уж простите наше негостеприимство, но пригласить мы вас не можем. — Но мы хотим что-нибудь купить. — с намеком сказала она. — С такими полными сумками? — поняв, что сболтнул лишнего, страж стойбища поспешил исправиться: — В смысле, где? Рынок-то в другой стороне. — и он недвусмысленно указал носом направление: город, до которого полтора часа пешего ходу. — Нам нужен не товар, а услуга. — Какая? — волк навострил уши, но, услышав ответ, замотал башкой: — Не-не-не, мы таким не занимаемся. — Вы что, баро?! — возмутилась Улла. — Вам решать? — Баро вам то же самое скажет, — быстро ответил оборотень. Посягнуть, пусть и на словах, на место баро, главы табора, было настоящим святотатством. — Только пройдете больше. Так что искать вам на нашем стойбище нечего, разворачивайтесь, да идите, господа. Мы оборотни честные, нам… — Так, послушайте, — перебила его женщина. — Мы не из Дневной Стражи, если вы об этом подумали. Скажите нам, как пройти к стойбищу, нам нужно поговорить с баро. — Стражи разве бы сказали, что они Стражи? — занервничал оборотень. Звериный нос сморщился от волнения, хвост поджался. — Стражи разве бы предложили охраннику стойбища золотой? — не выдержал Реган. — Вот с этого и надо было начинать, — тут же успокоился оборотень. Он развернулся и махнул им хвостом. — Давайте за мной. Потерять огромного зверя из виду было трудно, поэтому Реган дал ему отойти на приличное расстояние и самодовольно заявил спутнице: — Не ты одна умеешь договариваться. — Язык золота — самый ненадежный, — уязвленно сказала она. — Это почему же? — Слова заканчиваются. Немного погодя, оборотень перекинулся в человека, подобрал спрятанный в корнях дерева красный кафтан и натянул его. Первым делом он протянул руку за вожделенным золотым, попробовал его на зуб и, одобрительно кивнув, махнул рукой, приглашая путников за собой. Голые волосатые ноги оставляли на сырой земле следы. Мастер Рохх по секрету рассказал Улле, что в ближайшем лесу несколько дней назад встал оборотнический табор. Оборотни-кочевники были совсем не похожи на городских оборотней, живущих кланами. На их торжище можно было найти все, что угодно, и потому потоки горожан и селян, желающих оставить там деньги, не иссякали. Пути добычи ("изготовления", как деликатно поправляли кочевники) товаров, оставались покрыты тайной, и потому рынок разбивался за пределами города, подальше от зорких очей Дневной Стражи. Которая, впрочем, эти самые очи прикрывала, поскольку цены кочевники не драли, усмиряя тем самым алчность городских торговцев. Их иногда даже в шутку называли «санитарами леса»: в тех районах Империи, куда караваны оборотней не захаживали, местные купцы совсем теряли стыд. Оборотень указал им на шатер баро — самый большой и богато украшенный яркими тканями — и тут же пошел обратно. Надолго покидать свой пост стражник не мог, еще, как-никак, толпу покупателей с тугими кошельками до торжища сопровождать. — Так, я пошла договариваться, — сказала Улла, издалека разглядывая тяжелые бархатные занавеси на входе в шатер. — Можешь пока сумки оставить и по рынку погулять, это надолго. — В смысле? — не понял Реган. — Я с тобой. — Не думаю, что с тобой она станет разговаривать. — "Она"? — Баро, — пояснила Улла. — Самая мудрая и уважаемая оборотница в таборе. Незамужняя и, как правило, мужчин не особо привечающая. — Ладно, — подчеркнуто равнодушно бросил он. — Попробуй в этот раз сразу начать с "ненадежного языка". Ему уже начинала надоедать непрошенная опека Уллы, которая с самого начала их путешествия носилась с ним как с тухлым яйцом. Больше всего его раздражало, что сравнение было весьма точным: от самого Регана толку было ноль, и если бы не она, они бы и из столичного пригорода не выбрались. Яйцо в качестве спутника было бы даже лучше — его не укачивало от долгой езды по колдобистой дороге. Он огляделся. На кочевом рынке не было, разумеется, никаких прилавков, товар был разложен на красных шерстяных одеялах. Желтоглазые продавцы сидели, скрестив ноги, и клыкасто улыбаясь, расхваливали свой ассортимент. А расхваливать было что — глаза разбегались от обилия украшений, деревянных поделок, обуви, оружия, правда, в основном, разобранного на части; травяных сборов, благовоний, загадочных темных склянок, шкурок животных… Даже пластинок, Реган заприметил уголок знакомой обложки последнего альбома Генже Мируны. Прошвырнувшись по рядам одеял, он завис, глядя на целую коробку стеклянных глаз, некоторые из которых произвольно вращались, будто бдя. — Глазками интересуетесь? — спросила сидящая у одеяла оборотница-подросток. — Спасибо, своих хватает,, — пробормотал Реган. Он решил, что на рынке ему делать нечего — все равно все деньги остались у Уллы — и, выяснив у торговца, в какой стороне река, и отвязавшись от уговоров купить позолоченные фиксы на зубы («Красавцем будешь, а! Сам Император такие носит!») он протолкался сквозь толпу. Покупатели друг с другом почти не болтали, как это бывает на обычных базарах, и избегали поднимать друг на друга взгляд. Никто не мог однозначно сказать, законное это торжище или нет, и потому давать соседу понять, что видел его тут, тоже никто не стремился. Берег был пуст. Реган как попало стянул с себя одежду и ботинки, и с наслаждением погрузился в воду. Это лето выдалось жарким: за пару часов пути он трижды облился потом, и прохладная вода с небурным течением, не дававшим ей, тем не менее, застояться и нагреться, благостно обволокла горячее тело. Река была неширокой, но достаточно глубокой, особенно, в середине, где Реган не доставал ногами до дна. Она напомнила ему реку, впадающую в загребское озеро, в котором он, проводя каникулы у маминых родителей, учился плавать наперегонки с русалками. Реган промыл волосы, набравшие сухой травы, от души наплавался и нанырялся. В конце-концов, он лёг на воду, выдыхая полной грудью. Периодически он поглядывал на чахлую, гнущуюся на ветру иву, как ориентир, чтобы не отплыть далеко от своих вещей. По небу, словно столовым ножом, были размазаны перистые облака — бабушка называла их «вестниками плохой погоды». Вода слегка пахла тиной, ветерок доносил с противоположного берега запахи теплого лиственного леса. В ушах, погруженных в воду, отдавалось его собственное дыхание и сердцебиение. Он любил летом бывать в Загребе. Не только потому, что удавалось убраться подальше от шумной, пыльной столицы, наполненной приторными ароматами городской жизни, но и потому, что тихий северный ландшафт не привлекал Ариану с Леннаром. Мшистые прохладные леса, озеро с полуразвалившимся мостками и вечерний чай с ватрушками принадлежали ему одному. Капли на лице высохли, и Реган ощутил, как веки тяжелеют под полуденным солнцем. Так и заснуть недолго. Посмотрев на берег, он понял, что ива осталась далеко вверх по течению. Он перевернулся и сильными гребками поплыл назад. Рядом с вещами, к своему удивлению, он заметил двух девушек-подростков, желтоглазых и в цветастых юбках. Одну он узнал — это она продавала стеклянные глаза. Реган застыл по плечи в воде, гребя на месте. Оборотницы и не подумали стушеваться при виде обнаженного хозяина вещей. Перешептываясь и смущающе хихикая, как это умеют делать все девчонки в количестве больше двух штук, они подбирались к кромке воды и бросали на пловца хитрые взгляды. — Как водичка? — невинно спросила одна девушка, повыше. — Нормально, — сухо отозвался Реган. — Хорошо плаваете? — поинтересовалась торговка. Он повторил свой не слишком любезный ответ. Девушки поняли, что большего от него вряд ли дождутся, и сделали, наконец, то, за чем пришли: схватили валяющуюся на берегу одежду и ботинки и с диким хохотом умчались вверх по берегу. Там им навстречу из кустов выскочило еще парочка девочек, видимо, не таких смелых, и вся стайка убежала, оставив Регана наедине с его воплями праведного, но нецензурного гнева. — Бездна! — выплюнул он, оставив последнее слово за собой. Только толку? Не пойдешь же голышом до стойбища, на котором, как на настоящем рынке, полно народу. Ах, если бы он мог сыпать не только ругательствами, но и огнём, этим паршивкам мало бы не показалось. Но он не мог. Нет, физически он был способен, но подпаленные цветастые юбки не стоили долгих месяцев терпения. А что, если Улла согласилась взять его с собой из жалости? Он ей в пути даром не сдался, лишняя обуза. Она и одна бы не пропала, а он… Стоило им разойтись, как он уже остался без одежды и ботинок. Но домой не хотелось. «С каждым днем я все дальше от него» — эта мысль согрела. Ничего, ещё поплавает. Когда Улла спустилась к реке, по ощущениям Регана, через несколько часов, пейзаж растерял все свое очарование, а пальцы — чувствительность. В добавок, над водой набежали предсказанные тучи. Промокнуть он уже не боялся, но в их темной утробе угрожающе погромыхивало. — Как водичка? — усмехнулась Улла. В руках у неё была его одежда. То, что Реган пробормотал синими губами, расшифровке не поддавалось. — Представляешь, иду по рынку, присматриваюсь, и вижу за спиной у какой-то девчонки твои ботинки. Он поскорее вылез и дрожащими руками натянул на себя одежду. — Рубашка не м-моя, — проклацал он зубами. — Ага. Твою продать успели. — За б-бесценок ушла, наверное, — кто бы мог позариться на потную грязную рубаху? Пока он одевался, подруга, отвернувшись, рассказывала о своем визите в шатер баро оборотней: — Они еще завтра стоят здесь, потом — трогаются. Идут прямо в Нерию, повезло. Хотя это у них частый маршрут: я еще с детства их помню. Когда к нам приезжал табор — это было настоящим праздником… — она помотала головой, отгоняя воспоминания. — В общем, за десять золотых она согласилась взять нас в караван. И еще за десять — дать мне это. Она через плечо протянула ему маленькую книжицу из темно-коричневой бумаги. Реган взял ее дрожащей рукой и прочел: — Йо-ран Ул-ко-май. Что это? — Твое новое имя. — Чего?! — он аж подскочил. — А как ты хотел? Пересечь границу под именем Регана Тьера? — А с этой книжечкой это проще будет? — взявшись двумя пальцами за один край, он помотал книжкой перед лицом Уллы. — С паспортом-то? — подняла она брови. — А, — Реган смущенно кашлянул. — Ты что, паспортов не видел? — Не-а. У… аристократов их нет, только родовые книги. Пришел черед Уллы смутиться: — Я не знала. — Да ерунда. Пошли поедим лучше, а то у меня от голода уже мозг работать отказывается, — как подтверждение его слов, в животе у Регана протяжно заурчало. — Сначала повтори свое новое имя трижды. Давай-давай, — добавила она, когда он попытался отмахнуться. — Йоран… — он заглянул в паспорт и заработал щелчок по носу. — Ул-ко-май. Йоран Алко… тьфу ты! Улко-май. Ну и имечко! — Обыкновенное нерийское. Еще раз. — Йоран Улкомай, — медленно произнес он. — Неужели нельзя было попроще придумать? — Какое было. Пошли, — она, подобрав юбку, пошла вверх по склону. — Подожди-ка… Что значит «какое было»? — он последовал за ней медленным шагом, чтобы держаться вровень. — А ты думал, откуда берутся фальшивые паспорта? — Я не то чтобы об этом думал. Хочешь сказать, где-то сейчас ходит настоящий нериец по имени Йоран… Улкомай, только без паспорта? — имя он вновь произнес с небольшой запинкой. — Может, уже и не ходит, — Реган (Йоран!) фыркнул, хотя шуткой это было лишь отчасти. Неисповедимы были пути попадания товара на кочевой рынок. — Одно мне скажи, — уже на подходе к шатрам попросила Улла. — Ты уверен, что гончие на границе не считают твою ауру? — Я же уже говорил, что да, — немного раздраженно отозвался он. — По ауре имя не прочитать, можно только почувствовать огненную сущность. А огнем я не пользовался с самой Смерти Зимы. Торжище сворачивалось (в прямом смысле, в красные толстые рулоны) на закате. Когда с поляны ушли покупатели, которым еще предстояла обратная дорога через темнеющий лес, оказалось, что оборотней в таборе около сорока: две семьи из нескольких поколений. Из-за того, что погода совсем испортилась, и небо вот-вот обещало разразиться грозой, ужинать все сели в шатре баро, в тесноте, но вместе. Молодой парень подкинул дров в очаг, вырытый в земле посередине шатра. Голодное пламя набросилось на дерево, осветив лица сидящих вокруг. Дети в длинных рубахах разносили всем миски с похлебкой, начиная со самых старших, в том числе, баро. Реган с любопытством посмотрел на нее: желтоглазая, как и почти все члены табора, лицо испещрено глубокими морщинами, на плечи спускаются две длинные седые косы. Баро ответила ему долгим взглядом, и он отвел от жуткой бабки глаза, тем более, что один из детей как раз поднес им с Уллой чашки. Когда все получили свои миски, баро представила Регана и Уллу, как гостей и поблагодарила всех за сегодняшнюю работу. Раздались возгласы одобрения, тут же сменившиеся хлюпаньем: столовыми приборами оборотни не пользовались, похлебку пили прямо из чашек. Реган подозрительно принюхался, прежде чем попробовать похлебку, и вдруг встретился взглядом с девчонкой-торговкой. Воровка поспешно отвела взгляд и уткнулась в тарелку. Реган мысленно пожелал ей провалиться в Бездну и отхлебнул, так и не поняв, из чего его ужин сварен. В кабинете лорда Риана Тьера царит невыносимый порядок. Невыносимый, потому что у Регана в нем начинает сдавливать виски, а в горле пересыхает. Хочется наследить на паркете грязными ботинками, рвануть манжеты и закатать рукава рубашки, оставить на спинке стула за рабочим столом какую-нибудь деталь одежды или развалиться на кресле, сложив ноги на этот стол. Но сейчас отца лучше не злить: он и так до крайности взбешен заявлением Регана. Отправил его в свой кабинет, а сам не явился, — успокаивается. Крушит, наверняка, какое-нибудь несчастное дерево или сокращает поголовье ардамских умертвий. За окном шумит столица, провожая зиму. Реган опирается бедрами о стол и ждет, даже не пытаясь придумать какие-то аргументы, — все уже сказано, — а просто пустым взглядом обгладывая кабинет: ровные ряды книг на полках, такие же ровные строчки на меловой доске, даже ковер на полу лежит отвратительно ровно. Даже запаха книжной пыли, присущего подобным помещениям, не чувствуется. Нет, это невыносимо. Он позволяет себе меньшее из возможного: двигает лежащую параллельно краям стола книгу так, что уголок ее висит теперь над полом. Так-то лучше. Пару дней назад, он объявил семье, что бросил университет. Мать с отцом побесились, почитали нотации о важности образования, но ничего было не поделать — указ об отчислении уже был подписан. И тут, в ночь Смерти Зимы, Реган столкнулся с лордом Тьером на лестнице, ведущей в гостиную, и тот задал, наконец, логичный вопрос, на который ему очень не хотелось отвечать. Отец появляется во всполохе алого пламени и, не глядя на сына, идет к своему рабочему месту, по пути машинально выравнивая книгу, снова возвращая этот удушающий порядок. — Мне просто интересно, — шипит он. — Ты вообще думаешь наперед хоть немного? — Сомневаешься в моих умственных способностях? — В последнее время — да! — Значит у нас с тобой разные понимания того, что разумно, а что — нет. — бросает Реган. — Я точно не считаю таковым учиться там, где не нравится! — Никто тебя и не заставляет. — парирует отец. — Найди дело, которое тебе по душе. — Мне по душе заниматься музыкой! — Занимайся ей в свободное от учебы время! — Да сдалась мне твоя учеба! — ему хочется схватить отца за ворот рубашки, может, хотя бы это сдвинет его каменную уверенность в своей правоте. — Твоя мать сбежала из дома и почти не спала четыре года, чтобы иметь возможность учиться! Я обманом отвоевал у своих родителей право поступить в Школу Искусства Смерти! — Реган даже не пытается не закатывать глаза, слушая знакомую пластинку. — И все это для чего? Чтобы ты спрашивал, зачем тебе учиться? Чтобы твоим главным жизненным стремлением было бряцать на гитаре? — Да, пожри тебя Бездна! Я ваш ребенок, а не питомец! — Кем ты будешь? — терпению лорда Тьера, и так хрупкому, приходит конец: вокруг глаз отчетливо проступают черные вены. — Лабухом без образования? Стоять на улице с шапкой для медяков? — Да! — Реган тоже зол. — А в лучшие дни — играть на чьих-нибудь похоронах! Провокация удается: черные вены проступают еще отчетливее. Ему бы прикусить язык, но он скрывает за агрессией и сарказмом страх перед собственным родителем и не может остановиться. — Мой сын не променяет образование на музыку! — Тогда я не хочу быть твоим сыном! Кабинет погружается в вязкую, как болотная грязь, тишину. — Как скажешь, — звучит с убийственным спокойствием. Регану кажется, что его тело покрывается инеем. Реган распахнул глаза. Ночь была теплой, в шатре, где им с Уллой предоставили ночлег, было еще теплее, но его колотило как на морозе. Он знал по опыту, что больше не уснет, поэтому встал и украдкой вышел из шатра. Этот проклятый кабинет, это ледяное "как скажешь" снились ему уже четвертый месяц. Песок и камни под ногами шуршали и скатывались вниз по склону, когда он спускался к реке. Сидя на берегу, было все равно, смотреть вверх или вниз: звезды, сахарной крошкой обсыпавшие небо, отражались в воде, рябью подрагивая под воздействием течения. Регану было страшно. Он чувствовал себя маленькой рыбешкой, угодившей в водоворот холодного черного океана. Что будет дальше? Куда его приведет эта дорога? Он никогда не был так далеко от дома, еще и без огня — а воспользоваться им означало моментально себя обнаружить. Он подтянул колени к подбородку и обхватил их руками. В тишине спящего стойбища, прорезаемой только редкими молодецкими всхрапываниями, зашуршали кусты на склоне. — Ты чего тут? — спросила Улла, спустившись. Реган узнал ее до того, как услышал голос — уже научился различать ее шаги. — На звезды смотрю, — ответил он, не повернув головы. — Да, в столице таких не увидишь, — она, в отличие от него, посмотрела наверх, а не на воду. — Шел бы ты спать, завтра будет шумно. — Не хочется. — Потом выедем засветло, чтобы не по жаре ехать, а в дороге не поспишь — тебя снова укачает… — Бездна, Улла, тебе не надоело со мной нянчиться?! — не выдержал он. Она смутилась: — Прости. Слишком, да? — Да нет, — Реган устыдился этой вспышки. — Спасибо. Если бы не ты, я бы до сюда точно не добрался. — Я просто… — она присела рядом. — Какой матерью я буду? У меня не было младших сестер или братьев, я с детьми-то не общалась никогда. Еще и росла с одним только отцом… — Ты не рассказывала. — Да ничего интересного. Отец — человек, мать — нерийка. В Нерии такие браки не одобряются, так что они быстро разошлись. Она потом вышла замуж снова. — Вы не общались? — У меня есть от нее целых три открытки на день рождения, — горько усмехнулась Улла. — И сводная сестра, которая согласилась меня приютить. — О, — удивился он. — так мы к твоей сестре едем? — Да. Я разве не говорила? — Не-а. А я побоялся спросить, вдруг ты и сама не в курсе, куда мы. Улла рассмеялась и пихнула его в плечо. — Ладно, я спать. Ты еще звездами полюбуешься? — Ага, — он глядел на воду, слушая, как удаляется и окончательно стихает шорох её шагов.