* * *
Арсений переносит встречу с местным активистом из поднадоевших им за поездку баров в рок-клуб, где этим вечером выступает кавер-группа. – Нет, Тох, ничего не осталось от того, даже здания, – крепкий парень в татухах, собственно, их сегодняшний интервьюер, на счастье оказывается таким же рокером в теме. – Но музыка-то осталась, – у Арсения также горят глаза, это музыка его детства и юности. – Да. И я очень рад, что мы перебрались сюда, – Алексей чокается со своими собеседниками на этот вечер. – Если захотите тату, пока будете здесь – где меня искать, вы знаете. – Ааа... – постанывает Антон, у которого уже блестят глаза и идея не заставляет себя ждать. – Я загляну, возможно. Попов стреляет глазами с вопросом, но Шаст уже отводит и горланит вовсю, подпевая ребятам на сцене: «Не бойся, ты смелый, это ведь голоса».* * *
– Бля, какой же ты красивый, Антон, пиздец, какой же ты... Обожаю... Они дрочат друг другу прямо в сортире рок-клуба, после окончания вечера каверов. – Люблю тебя, Арс... Люблю, люблю, люблю... – Шаст почти без голоса, сорвал его, вопя «ветер свистит атональный мотив», «дети любви, мы уснём в твоих мягких лапах», «если нет своих слёз, под дождем пусть мокнут глаза» и кучу всего другого, многое из которого было популярно даже до его рождения. Они кончают следом друг за другом, у Антона появился кинк смотреть, как смешивается их сперма, лениво растирать её по опадающим членам, но тут самым главным было не упустить момент, когда это может перейти во второй заход. Потому что сейчас их ждёт Алексей, нужно закончить интервью. На концерте из-за пива и драйва они ничерта и не поговорили, зато фоток наделали таких, что Арсений успел запилить и в инстаграм, и сменить аватарку, и Варьке выслать на позавидовать. «Говняшки, высадили нас у родителей, а сами отрываться? А футболки крутые!» – Восьмой? – вопросительно шепчет Антон, восстанавливая дыхание и поднимая лицо любимого за подбородок для поцелуя. – А ты дрочку тоже считаешь? Давай пока седьмой с половиной, будет тебе завтра восемь. Если, конечно, ты не решил набить мой портрет на всю спину, – Арс смеётся. Шастун тоже, но про татуировку отмалчивается.* * *
– Ребят, я вас обожаю! Честно. И даже немного завидую, что вас двое и у вас общая цель. Смотреть – не насмотреться, насколько вы прекрасны в том, что делаете! Климова вся в чувствах, парни вдвоём и они втроём за последние три дня дали около десятка интервью, некоторые даже видео, которые Лена обещает всунуть и на федеральный канал. Хоть и изымут быстро, и штраф прилетит. – Но первый, что ли – похер. Зато кто надо – успеют увидеть, разлетится стопудово. Антон думает лишь о том, что мама может всё-таки увидеть и необходимо позвонить ей прям в ближайшее время, постараться быть первым. – Видела вашу традицию с футболками, поэтому вот, – женщина вручает им пакетик. – С нашим слоганом. И держитесь друг друга, умоляю. Борьба борьбой, но нет ничего важнее любви. И этот мальчишка, – она тычет в Шастуна и улыбается ему тепло-тепло, – точно в курсе. А мальчишка прикладывает руку к сердцу, где ещё немного саднит от набитого на днях, смотрит на Арсения, который до сих пор не то неодобрительно, не то восхищённо качает головой, потом на Лену, которая на них в ответ – как мамка, и просто счастлив в моменте.* * *
Из Нижнего Тагила в Сыктывкар езды – день. Арсений уже измотан трассами и впервые ловит себя на том, что хочет переночевать не в гостинице, а в их с Шастуном квартире, чтобы с утра никто не ждал на бесконечные интервью, чтобы нужно было только в штаб, к их команде, или вообще никуда – это даже приятнее. Они стоят на съезде, Попов лежит головой на коленях Антона, тот пьёт кофе и перебирает его волосы. Ехать ещё часов пять, к ночи их ждёт отель, где даже Сафо будет проживать официально. Она сама ушла в переноску и давно видит свои счастливые кошачьи сны. – У тебя права с собой? – перехватывая руку парня и целуя любимые длинные пальчики с массивными кольцами, интересуется Арс. – Ты пустишь меня за руль? Шутишь? – Если найдёшь права. Я, честно, уже всё. А ночевать тут неприкольно. – Могут быть даже в Воронеже, но надеюсь, что я не совсем идиотина, – Антон роется в вещах, права находятся в паспорте. Попов приподнимает его толстовку почти до подбородка, целует в раздвоенную букву «А» над левой грудью и пускает на водительское. – Надеюсь, ты скоро тоже осознаешь, что любишь меня сильно, и уже в Питере сделаешь такую же, – Шаст смеётся, выезжая на трассу. Боязно, но дорога почти пустая, а его любимый вкрай заебался. – Я это осознаю и без порчи тела, дурачок, – тыкает его в бедро Арс, но на удивление, в его голове эта мысль тоже осела. «Аутлендер» с Новосибирским кодом 154 обгоняет их вблизи Белозёрья. Ехать осталось три часа, за окном почти ночь, уже нестерпимо хочется в горизонтальное положение и вытянуть ноги, пусть даже на гостиничной кровати. – Возьми правее, малыш, – Арсений напрягается, наблюдая за поведением внедорожника, и быстро суёт провод регистратора в гнездо прикуривателя. – Блять, почему он отключен? – Чтоб не разряжать... – Шаст уже нервничает и елозит, видя, что Попов отодвигает переноску вплотную направо и не сводит глаз с неадекватной траектории «Мицубиси» спереди. – Съезжай, перестоим этого ебла... – но Арсений даже закончить не успевает, как внедорожник резко сдаёт назад, по касательной задевая их бампер. Немного дрифтует, отставая от них, затем резко нагоняет и херачит в бок «Инфинити», прямо в заднюю дверь. Целился в водительскую, но в последнюю секунду Арс выворачивает вправо, уводя от удара Антона. Они катятся на обочину и тормозят мордой в небольшую насыпь песка, которая немного трещит из-за первых заморозков. «Аутлендер» ожидаемо рвёт вперёд по трассе на немыслимой скорости. – Что это нахуй было? – Антон белый и почти не дышит. Сафо сидит у дверцы переноски с такими же выпученными глазами. – Гомофобия на дороге. Самый опасный вид... – Арсений переплетает пальцы с шастуновскими, тот судорожно сжимает в ответ. – Сейчас вышлю запись с регистратора своему юристу – и чувачок лет на десять пересядет на маршрутки. – Я светанул радугу, наверное, да? Я не подумал, темно же... Расслабился... – Антон чувствует вину – не успели ему оказать доверие, как они в кювете, а Арсова любимая малышка с двумя ранениями. – Брось, меня долбили и на абсолютно серых неприметных седанах. Не думаю, что это существо всматривалось в аэрографию, мы просто уже в девяти городах немного подразъебали скинов и православнутых, – мужчина улыбается, целуя костяшки своего встревоженного мальчика. – Стопудово либо из того, либо из другого лагеря. Поехали, это уёбище должно было хорошо оторваться. – Я??? – Ты, конечно, у меня в глазах будто песок. Не переживай, просто веди и довези нас до чёртового Сыктывкара живыми, Антош. – Теперь я понимаю, почему ты той девушке чуть в горло не вгрызся за вопрос, «а сталкивались ли вы с гомофобией?» —последнее Шастун произносит намеренно тонким противным голосом. – Ага... Тебя с десяток лет ебашут ни за что на трассах, пыряют ножами в переулках, разбивают лица, отбивают почки, ломают рёбра, носы, а какая-то Соня, которой написали на карточке вопросики, называет теоретиком... – Арс горестно вздыхает. Ему бы отпустить руку Антона, чтобы тот вёл надёжнее, но эта рука ему и самому сейчас необходима, как и дышать. – Чиниться дома уже? – Конечно, пусть Павел пока найдёт этого мудозвона, который не сдержал своего гневного порыва и теперь починит нашу «Фину». И перекрасит заодно. – Ты замажешь радугу? – Антону даже немного жалко. – Я, конечно, ёбнутый, но не настолько, чтоб по своему городу разъезжать как контрпропаганда. Тебе же нравится фиолетовый? – Арсений смеётся, глядя на худи Шастуна. – Очень. – Значит она будет фиолетовая.* * *
Интервью и фотосессия с местной группой активистов прямо с утра. Арсений невыспавшийся и всё ещё психующий по поводу ночной аварии. – Любимый, – Антон ловит его в коридорчике по пути в фотостудию. Дважды стучит кончиками пальцев по татушке, которая прячется за надписью на футболке «Я отказываюсь быть невидимым», тем самым напоминая сразу про два аспекта: в сердце две буковки «А», но продолжать бороться необходимо.* * *
– Юлечка? – звонок принимает Шаст, сдвигая Сафо, которая мохнатой жопой пытается загородить экран. – Что случилось? – Арсений только выходит из ванной, но ему уже не нравится выражение лица коллеги. – Яна покончила с собой. – Ёбаный в рот. – И что теперь? – Антону стыдно, но он пугается именно за Юлю Викторовну, Яну он не знал. – Да нет, меня вряд ли прям затронет. Сессии записывались, запрет на приближение на руках у мамаши... – У мамаши-гомофоба. Вот, с кем работать надо, девчонка-то нормальная была, в отличие... – Арсюш... – женщина не хочет, чтобы он распалялся. – Ей с этим жить. С адвокатами я говорила, они уверены в нашем выигрыше. Если мать вообще не отзовёт обвинение... – Эта – нет. Я слушал её показания, она невменяемая. Приеду – расскажешь мне всё, сделаю пост в инстаграм про таких вот мамулек. Пизда, гомофобная, узколобая, невежественная пизда, кто ей мозги вкладывал в череп? С улиткой перепутал, что ли? – Попов падает на диван, под бок к Шастуну, тот целует в висок. – Тиш-тиш... – Рада видеть, что у вас всё хорошо, – несмотря на беду, Юлия улыбается им с экрана. – Вопросики. И, Антош, даже не смей убегать! – Я и не пытался, – парень улыбается. – Начну? – Конечно, котик. – Арс, ты сделаешь такую же татуху? Вместо парных футболок. Я хочу, правда... Ну, хотя бы в перспективе... – Я уже обдумываю, – не успевает договорить Арсений, как его звучно и смачно целуют в губы. Шаст сияет и демонстрирует удивлённой на экране Юле своё приобретение: красивую «А-шечку», которая раздваивается, но они такие одинаковые, повторяют контуры друг друга и стоят близко-близко, а тень отбрасывают и вовсе одну на двоих. – Ух ты, смелый парень. — Да нуууу... – Арсюш, вопрос. – Если я не вывезу, Тох... Ты уедешь со мной из этой страны? Ну, тоже в перспективе... – Без вопросов вообще. Хоть завтра, честно. Только пока я горю этим, оттуда помогать всё равно не перестану. Но мы хотя бы... себя обезопасим... Юля видит, что у мальчиков действительно всё более, чем хорошо, поэтому со словами: «Обожаю вас, вы моя отрада сейчас» прощается.* * *
Архангельск, последний город, парни вымотаны, но счастливы, через три дня дома, они будут спать ДОМА. Антон даже не заморачивался с футболками, просто перенёс на них макет с «Фины»: радуга и перечёркнутое 6.21. – Какие у вас планы на ближайшее время, вот прям когда вернётесь в свой город? Как бороться с системой? – Пока лишь информационная война, мы чуть подустали в этом так называемом туре. Ещё на Р-243 на нас наехал некий Александр Дербенёв, госномер три-семь-шесть, код региона 154, это Новосибирск. Так что ещё и от него буду очень ждать извинений за свой гомофобный несдержанный жест, – Арсений кровожадно улыбается: в Новосибе много друзей, по Сибири очень большое и дружное комьюнити, которое стопудово его в данный момент слушает, и есть шанс, что обидчика их брата они немного отпинают. А то денежная кара и лишение прав для него – слишком лёгкое наказание. – А ещё мы готовим день поцелуев, как в прошлом году в Москве, – подхватывает Шастун. – О! Когда и где? – парень воодушевлён, сам Шаст тоже, он так мечтал об этом. Да, собственно, от его шальной мысли этот флешмоб и родился. Арсений обещал организовать. Для него. В подарок к новому году. – Да ну вы шутите? Хотите, чтобы автозаки нас ждали заранее? – Попов хмыкает. – Ищите новости после. – Борьба – это действительно ваша жизнь? Самая главная составляющая? – интервьюер смотрит с восхищением. – Уже нет, – Арсений берёт слово, как старожил в этом деле. – Не хочу углубляться в рефлексию, но скажу одно: если борьба для вас главное – меняйте партнёра. Антон переплетает их пальцы под столом, ему хочется целовать этого мужчину прямо здесь и сейчас, но их снимают, кажется, даже в прямом эфире, поэтому единственное, что он себе позволяет – потёкший от любви взгляд. – Систему можно изменить? – Нет, систему мы не изменим, но жизни некоторых людей – можем, – Шаст торопится ответить. – Арсу и его команде присылают такие слова благодарности, что я, пока вижу их, вижу смысл продолжать бороться.* * *
Антон не знал, что можно встречаться с человеком, но постоянно быть голодным до него. Антон не знал, что можно быть с человеком рядом постоянно, но захлёбываться им, от единственного же касания, взгляда, да просто запаха. Антон не знал этого до встречи с Арсением. Тот входит медленно, Шаст сам берёт свой стояк, чтобы любимый не отвлекался, ему нравятся руки Арса в собственных волосах и на шее. Они в едином ритме. Парень облокотился на подоконник и смотрит на ночной северный город. — Давай жёстче, любимый, – просит, выгибая спину, ища и находя ласку, когда пальцы ведут по его колючему позвоночнику, от поясницы до впадинки под волосами. – Давай не надо, хочу нежно сегодня, мой мальчик, — откликается Арсений, подключая к рукам ещё и губы. Антон рассыпается в пыль и умирает от поцелуев в спину. Сафо прыгает на подоконник и пытается бодать хозяина, что доводит того почти до истерического гогота. – Сафо, на место! – шипит на неё Арс и, на удивление, она прыгает назад на кровать. Попова тоже разрывает от чувств к этому парню, хочется брать его быстро, грубо, глубоко, вышибая крики, стоны и хрип, но он сдерживается и только чуть ускоряется, поднимая торс Антона на себя и лаская его грудь и шею. Тот ловит губами пальцы, знает, что его мужчину возбуждает. Сосёт. Надрачивает себе до первых мурашек по бёдрами. – Арс... Ускоряйся ещё... – прямо с пальцами во рту стонет, хочет кончить вместе. — Я чувствую, Тох... – тот перемещает руки ему на бёдра, ведёт, выбивая мелкую вибрацию, доходит до дрожащего уже члена, перехватывает сам. — Дааааа, Арс... – парень упирается вытянутыми руками в подоконник, когда ощущает пульсирующий внутри себя ствол, самому уже секунды три, но рука пережимает и откатывает оргазм. Арсений достанывает свой ему в плечо, покусывая лопатку. Расслабляет руку, ласкает головку пару раз и шепчет: – А теперь ты, мой хороший... Антон воет, закусывая губу и дрожит в объятиях. – Люблю тебя, блять, как я тебя люблю... Заляпывает подоконник, но ему даже не стыдно. – Почему не одновременно? – на лице Шастуна полнейшее безоговорочное счастье, но вот этого он немного не понял. – Я обожаю, когда ты кончаешь в моих руках, – Арс целует влажную кожу за ушком, аккуратно покидая любимое тело. – А когда я и сам, то это проходит мимо меня. – Ммм, ясно, – счастье Антона переваливается за все возможные границы. – Одиннадцать, родной. Одиннадцать. Мы это сделали. Они падают на постель, душ и очистка подоконника – позже, пока жизненно необходимо ощущать друг друга, кожей к коже. – Знаешь, что самое важное в этой поездке? – Попов держит своего мальчика за подбородок и ласкает большим пальцем его губы. – Что мы вышли из шкафов на улицу? – Неа. То, что это всё состоялось лишь благодаря тебе. Тому, что у меня такой парень. Ни один, ни с кем-то другим я бы на такое не решился... Антон умирает в не-помнит-какой-раз. Это лучшее, что ему кто-либо когда-либо говорил. – Спасибо тебе, Антош. Ты – просто всё... Завтра смотрим твой Нулевой километр и домой, бля, домой!