Радужный Питер (Шастун, ты пиздец)

– Ребят, ну плииииз, – Арсений сидит с ноутом, а поверх него ещё и с телефоном на коленях, на них открыто всё, что только возможно, а он смотрит туда и тупит. – Никогда ещё у меня не было проблем с названиями... Антон? – А я чё? Я не отдел нейминга, я жду названия и забабахаю аккаунт. Ещё придумал название концепта – гетеро-френдли, — тот лишь отмахивается. Они с Милой и Варей второй день отрисовывают макеты вывески, стаканов, капхолдеров, листовок-салфеток и прочих расходников. Но ступор Арса по поводу названия стопорит всех. – Нас за это съедят, пацан, – хмыкает Михаил. – И закроют через неделю. Но мне нравится. Давай оставим, только не напоказ, а в акках кафехи, ладно, любимый? Ты ответственный, – Попов немного раздражён, сконцентрирован и отстранён. Поэтому его любимый было очень кстати. – Ну если бар «Blessed», то может продолжить отсылки к Элтону Джону? – робко предлагает Эмилия, дорисовывая абрис манжета. – Не, не то, уже и у него, и у «Квин» всё перерыл. – А если прям чисто про вас с Антоном? – Варя тоже подкидывает, немного стесняясь. Ушедшего в себя Арсения побаивались все. – Типа два парня на «А», обыграем это? – Шаст забирает с колен любимого бук и плюхается рядом, впритирку, как обычно. Стучит по местечку с татуировкой. Ему позволено вторгаться и в личное пространство, и в душу без ограничений. – И логотип уже готов, считай... – шестерёнки в голове Арса заработали с новой силой, идеи генерируются внутри быстрее, чем он успевает высказывать. Антон знает и любит такого Попова. – Тут вообще целый бренд, те же футболки... – глаза и Шаста загораются наравне с его. – Обожаю тебя, – целует быстро и хватает обратно ноут. Записать, зарисовать, законспектировать, пока свежо, пока горит. – Я перекурю, – оповещает Шастун. Он только что создал целую будущую империю двух питерских педиков – заслужил. – Шапку надень, – смеётся Арсений, даже отрываясь от компа, чтобы перекинуть тому пару сотен сердечек одними глазами. – Ну маааам, ну там почти веснааа, — хихикает Шаст, но шапку и правда захватывает. Парень докуривает в арке, рядом с так зацепившими его недавно строками «За тобой через года иду, не колеблясь, если ты – провода, я – троллейбус». Он даже нашёл это стихотворение Рождественского чуть позже, когда они ехали на Ваську вечером. Конец февраля, всё тает, течёт и валится, как куча снега на их многострадальную «Фину» вчера. Слава богу, что там не было льда и крышу не помяло, а то у Арсения уже появлялась шальная мысль о том, что тачку сглазили и надо продавать. На что Шаст поржал и предложил альтернативу – освятить. Ёбаный в рот! Из дальней арки на него идёт не кто иной, как Денис. Крайне любопытно. Антон тушит бычок и скидывает в прорезь стока. Стоит ждёт. Бесится. – Ну привет, малой. Ты всё ещё здесь? – Прикинь. И никуда не планирую. – А я тоже не планировал, но у нас планировщик решает. – Дэн, ты в говно. Можно было и без в. Антон старается говорить спокойно, хотя внутри всё клокочет. – Благодаря кому? – Только себе. Почему ты не в Норильске? Мы же хорошо поговорили полгода назад, мне казалось. – Там холодно, – фыркает мужчина, надвигаясь на собеседника. Тот не двигается, да и некуда ему – сзади только стена со стихами. – Дай сигарету. Шастун вытаскивает из задницы пачку «Мальборо», стучит по донышку и протягивает. – Хорошо у вас всё пока, значит? Я смотрел и читал весь ваш радужный тур. Такая парочка, что чуть не обблевался. – Чего тебе нужно? – Разговор есть. – Давай. – Да не к тебе, ты мне нахуй не сдался! – язык у Дениса уже ни к чёрту, заплетается. – Я не думаю, что Арсений будет говорить с пьяным. – Я скучаю, я волком скучаю, я будто в твоём сраном спектакле... – Дэн затягивается, уже не перхая, как в конце лета. Всего полгода, а он уже дымит как заправский. – Но всё уже в прошлом, ты так порешил, ты выбрал не короля пентаклей, – заканчивает Шастун. Денис смотрит с ненавистью прямо в упор. – Изучал мои тексты? – Только этот, не мог не заметить, кому посвящение, – Антон уже тоже не скрывает неприязни. Он неделю назад нашёл-таки и сайт, и фан-аккаунты его группы и не мог не заметить песню, датированную декабрём прошедшего года, под названием «Ars». – Велкам в фан-клуб. – Чего я там забыл? – Малой, ты бесишь меня! – Так что тебе надо здесь? Ты припёрся на нашу территорию и говоришь, что бешу тебя я? Не ходи, иди в свою зону комфорта нахуй назад. Ты взрослый мужик, чего тебе... Не успевая договорить, Шастун ощущает сильный толчок в спину, от которого оступается, поскальзывается на одной из многочисленных глыб, упавших с крыши, и впечатывается прямо подбородком в основание шлагбаума, который услужливая управляющая компания установила раньше, чем ворота, которые тряс из неё Арсений. – Блять! – парень ощущает, как по рукам, прямо под куртку и худик, хлещет кровища, несмотря на то, что рану он зажал. Денис преспокойно обходит его, швыряет в сторону даже непотушенный окурок и сворачивает к двери штаба. – Ну привет, – Дэн топает, стряхивая снег с гриндеров у порога. – При...вет, – Варя не уверена, хочет или не хочет, можно или нельзя теперь с ним общаться. – Где Антон? – Арсений за ноутом, строчит что-то как пулемёт, на бывшего вообще не реагирует. – Курит. А у тебя в башке кроме него хоть что-то ещё осталось? – Ты пьян. – Ты пьян, Денис. В один голос Мила и Юля. – И? Арс, поговорим? – Не о чем. Счёт за покраску тачки могу дать, хочешь? – Убрать его? – негромко интересуется Миша, подсаживаясь на подлокотник Арсения и кивая Димке, чтоб в случае чего помогал. – Да пусть выскажется, а то ведь не попустит парня, – саркастично позволяет Попов, продолжая игнорировать гостя. Тот стоит поперёк входной железной двери, не двигаясь с места. – Пройти дай, свали , – Шастун появляется сзади, отодвигая нетрезвое нечто со своего пути, не церемонясь. – Антон! – взвизгивает Варвара, подскакивая на месте. Тот держит насквозь кровавую шапку прижатой к подбородку, но сквозь неё сочные капли стекают через пальцы и плюхаются на пол. Денис столбенеет: он оставил его всего лишь ударившимся о шлагбаум, откуда это месиво? – Тох! – Арсений отшвыривает ноут, толкает парня на диван, осёдлывает его, выбрасывает кровавую шапку и запрокидывает его голову. – Варь, перекись, срочно! Что, где, откуда это, блять? Кровь сочится с бешеной скоростью, застилая рану, что делает практически невозможным выявление очага и его размера. – Подбородок, – лепечет Антон, насколько ему позволяет неудобное положение, крепкая хватка любимого на челюсти и хлещущая кровища. – Но у меня эта... Как её... – Коагулопатия? – у Арса уже самого руки как у Декстера, кровь сворачиваться даже не думает, жидко течёт от его ладоней к локтям. – Гомо... Что-то там. – Гемофилия, я понял. Варя! – Я тут, держи, держи! – девчонка суёт бутыль перекиси и с десяток уже намоченных ею дисков. – Я отвернусь, прости, мне дурно. – Принеси эту рыжую хуету, ну типа губки, помнишь, когда мне нос ломали? – Миша посылает Милку, неопределённо маша в сторону кухни. – Должна быть в верхнем шкафу. – Мишань, Дим, разберитесь с этим! – зло стреляет Арсений глазами в сторону выхода. Дэн уже и не рыпается, сам притих. Юля обливает диски перекисью и передаёт Арсу. Тот прикладывает к ране, пытаясь стереть кровь и вокруг, чтобы дислоцировать площадь. Кровавые кидает прямо на пол. Варя, стараясь не смотреть, собирает их в ведро. Миша и Дима утаскивают Дэна, обоих ещё нет – видимо, не ограничились лишь проводами нахуй, ещё и беседуют. Мила матерится на кухне, перерывая все ящики в поисках треклятой гемостатической губки. – Господи, Тош, она не останавливается, – Арс почти в отчаянии. Диски подходят к концу, но стоит отнять хоть на секунду, кровь уже бежит по шее. – Да, мне нельзя раниться, я в курсе, – мычит тот, у него уже затекла шея сидеть откинувшись. Спасибо Арсу, что хоть за затылок поддерживает. – Мож в «Мариинку»? — сочувственно интересуется Варя, ловя очередной кровавый диск ведёрком. – Мы просидим там часа два. Ради трёх швов. – Димка? – Димка, конечно. – Чего, блять? Ты дашь меня шить психологу? – Антон начинает трепыхаться под любимым, чтобы утихомирить, тот садится на его бёдра всем весом. – Не дёргайся, Тош... – Дима работал хирургом лет пять, – подсказывает Юля, тоже стирая кровь с лица пострадавшего. Потому что она просто всюду. – Юль Викторовна, можно попросить куртку стянуть? У меня рукава слиплись, противно, – канючит Шаст. Женщина с трудом, но выпутывает его из пуховика, рукава голубой толстовки действительно почти до локтей превратились в бордовую корку. – Я нашла эту мразь, – Эмилия, наконец, приносит драгоценную коробку, отламывает кусок от души и лепит Антону на подбородок. Эпицентр не маленький, сантиметров на шесть. – Держи сам, должно остановить, меня уже мутит, – Арсений слезает с колен любимого, смотрит на свои руки мясника и уходит в ванную. – Эй, – Эмилия следом, привалилась к косяку и понимающе окликает. – Это никогда не закончится, Эми... – мужчина включает воду, суёт руки. – Мы меняем места, что-то делаем, рыпаемся, дрыгаемся, а я по-прежнему лечу тут своих самых близких людей, по колено в их крови. – Или в своей. – Или в своей. – Но на этот-то раз другое, это не ебучие скины и православнутые. – Так ещё хуже – свои, Мил. – Он не наш, уволь! – Он – да, но ты меня в целом поняла же... Все просто пиздят всех. И конца этому не видно. А я не в силах защитить тех, кого люблю, – кое-как Арсений смывает кровь, хотя футболка тоже наполовину красная. – Не вини себя, это случайность. Нельзя быть рядом ежесекундно. А у тебя почти получается. Ну вышло так, ну что теперь? Дэн – мудила, ты тут не виноват. Мы все взрослые, защитим себя и друг друга сами. Вот за нас только ответственность на себя не взваливай, ладно, друг? Детей тут нет, голова и инстинкт самосохранения вроде присутствуют пока. А мальчишку своего защитишь. Всё хорошо будет, не загоняйся. Это случайность, – она сжимает его плечо и отходит к Варе в общую комнату, которая до сих пор белая – её тоже мутит. Крови много, очень много. – Мил, можешь подтереть там? – просит Юля, кивая на выход, где Шаст тоже наследил. – А то Варьке нехорошо. – Да, конечно, Юлёк. – Милый... – Арсений возвращается в чистой футболке, падает на диван рядом и прижимает к себе Шастуна. Тот способен ответить только одной рукой, второй пока держит у подбородка бесформенную кучу кровоостанавливающей субстанции. Это уже второй кусок, но губка и правда справляется. – Всё хорошо, всё хорошо, Арс. Я сам пересрал. В детстве я чуть не подох, когда на футболе грохнулся и содрал кожу с обеих коленок. Но тогда не было всех этих штук и тебя, я просто истекал кровью. Пока только врачи допёрли, что это гомо... – Гомо у тебя в другом месте, дурак, — Арсений целует его в лицо, которое доступно, в основном это верхняя часть. Низ всё ещё немного в крови. Рука – так просто пугающе кровавая. – Что произошло? – Шлагбаум. – Только давай без благородства, Шаст, бесишь вот щас! – Дэн причастен? – жёстко и чётко спрашивает Эмилия. – Всё вместе. И Дэн, и лёд, и моё заболевание, – Антон честен и усугублять не желает. – Ясно. Это наше четвёртое место, но пришла пора и с ним прощаться, – вздыхает Попов, обдумывая что-то. – Самое долгое наше... – Юля растроганно улыбается, отрывая от пациента старую губку и лепя уже третью, новенькую. Рана почти не кровоточит. – И самое любимое, – вторит ей Варвара. – Не надо, Арс. Пожалуйста. Сколько вы тут? – Два года. – Не надо, из-за меня точно не надо. Лучше позвони по воротам и дай пизды управляющей компании, почему они три месяца ебут вола? – Меня Гриша порезал тут, на тебя напал он же, потом второй раз они притащились с Севой, потом опять этот хер плешивый до тебя доебался, потом Дэн испоганил тачку, теперь это... И два уёбка до сих пор таскаются со своими представлениями. Не много ли для одного места? – Арс гладит по волосам и целует в макушку, зарываясь в неё носом. – Мы все привязаны к этому месту, но хватит. Вот реально перебор уже. – Напишешь Янику? – Напиши ты, Варюх, пусть подберёт нам. Может ещё и роднее станет. – Уже пишу! – Щас Димка тебя заштопает и погоним домой, – Арсений шепчет всё в ту же макушку, прижимая к себе парнишку. – Смотреть «Волка с Уолл стрит» или макеты делать? – Никакой работы, Антош, сегодня никакой больше работы. Я и так весь нахер в этих макетах, газетах и инстаграмах. Побудем вдвоём... – Это очень правильно, мальчишки, – Эмилия забирает до сих пор открытый ноут Попова. – Но «save» нажать бы не мешало, Арсень Сергеевич. – Нажми, пожалуйста, кот. – Уже. Мы с Варюхой постараемся до завтра доделать всё. Значит лого и вывеска – просто двойная «А», макет ваших тату? А соцсети «Два парня на А»? – Так точно. – Вопросов больше не имею, мы всё сделаем, а вы отдыхайте.

* * *

– Антош... Любовь моя... Малыш... – Арсений снова сидит поверх его бёдер, но теперь уже делая приятное. Выцеловывает каждый миллиметр лица: лоб, после чего ласкает его большим пальцем, чтобы не хмурил, виски, надбровные дуги, веки, щекоча себя ресничками, скулы, щёки, обцеловывает вокруг раны, на которую пришлось наложить аж восемь стежков, держа еле-еле, почти воздушно, под челюсть. – Тебе же не чересчур, когда я так называю? – целует в родинку на носу, которую обожает, приближаясь неумолимо к шее. Шастуна уже потряхивает от возбуждения и нетерпения. Так медленно, мучительно и изучающе Арсений ласкал лишь в первую их ночь. – Не чересчур, никогда не останавливайся так меня называть... – Антон запрокидывает голову, открываяся губам навстречу полностью. Но руками уже нетерпеливо опускается вниз по торсу любимого и обхватывает его налитой член, просто задыхаясь на первые несколько секунд от ощущения его размера в руке. – Эй, не твоя очередь, – сдавленно противится Попов, на какое там сопротивление, когда умелые пальцы его мальчика на его каменном стояке. – Я сегодня пострадавший, мне всё можно, лучше возьми мой... Давай вместе... Когда Шаст перестаёт смущаться себя, своих желаний, своих чувств, своей худобы, дохрена чего ещё, то он просто верх секса. У Арсения не остаётся ни слова против, да его и самого нифига не остаётся, когда он утопает в таком пошлом и развратном, не скрывающем своих намерений мальчишке. Он опускает руку открытой ладонью на головку и водит по кругу, размазывая уже проступившие капли возбуждения. – Бляяяя, да какой же это кайф... – выстанывает в ухо, повторяя движения точь-в-точь. – Давай, Арс, покажи, что хочешь, чтоб я сделал с тобой... Большой палец ложится на щёлочку и ласкает. – Повторяй, Антош... Хороший мальчик, способный... Набирает немного смазки и медленно, настолько, что оба почти взвывают, распределяет по всему стволу, беря его в плотное кольцо пальцев. У Шаста ещё три увесистых кольца из серебра, добавляющие острых ощущений. Арсений запретил их снимать, на что парень фыркнул «ты поехавший девиант», но спорить не стал. – Пиздец, эти кольца – просто пиздец... – В следующий раз тоже наденешь, я хочу это испытать... Рука уже ласкает яйца, у обоих чуть колятся уже, но они обоюдно решили на это забить. Антон любит перекатывать, сжимать и повторять пальцем чёткий шовчик. Арс же оттягивает и почти скулит от невозможности пососать нежную кожицу там. И с чего этот пацан захотел сегодня руками-то? – Лишил меня этого во рту, засранец... – вышёптывает Попов, ловя губами мочку уха. – Заткнись, – смеётся тихонько Шаст, носом подталкивая и чуть разворачивая лицо любимого на себя, и накрывает его губы. Своими огромными, бессовестными, чуть суховатыми от зимы, но такими податливыми и открытыми для ласк. Рука Арса уже набирает темп, успевая при каждом заходе наверх снимать капли смазки, чтобы распределять по всей длине. Шаст уже послал нахер синхрон, лаская как придётся, как получается, потому что он задыхается уже, по заднице бегут мурашки, знаменующие скорый оргазм. – Хочу вместе, родной, вместе, пожалуйста... – припадает к шее, слегка закусывая её, чтобы громко не стонать – в этой новостройке стены как картон. – Да-да, всё под контролем, любимый, я с тобой... – Попов приобнимает за влажную уже спину, натыкается на острую лопатку. Он никогда не озвучивал, но эти зачатки крыльев на спине Шастуна, колючий позвоночник, выпирающие ключицы, острый подбородок и длинный носик сводили его с ума просто невообразимым образом. Остеофил недоделанный, думает про себя мужчина. В то время, как мальчишка уже намерен кончать. Лопатки под рукой вздрагивают, член в руке пульсирует. – Арс, давай, давай, со мной... – Конечно, – Арсений отпускает себя, длинные пальцы на его стволе работают, не переставая, ласкают как надо и где надо. – Арс, любимый... – хрипом почти в лицо, глаза в глаза, последний толчок в руку – и изливается на грудь и живот. – Тоша, малыш... – буквально через десять секунд следом, покусывая хрупкое плечико, заливая мальчишку от самого пострадавшего сегодня подбородка до живота.