* * *
– Итак, ребята, свалите! – Варвара перекрывает всем вход и открывает переноску. – Сперва Корюшка. – А потом и челядь, – смеётся Арсений, но не спорит. Корюшка всего за неделю стала поистине хозяйкой на Литейном, теперь ей предстояло быть украшением и вносить уют в новый штаб на Каменноостровском. Только когда та вальяжно проходит вглубь, Варя позволяет войти остальным. – А генеральный чё, не останется? – Михаил смотрит вопросительно на Попова, который поставил шампанское в холодильник, но сам не раздевается. Шастун так вообще стоит у двери. – Вы пока обживайтесь, работайте, мы хотим погулять. Вечером выпьем все вместе. – Когда это было последний раз, чтобы Арсюха между поработать и погулять выбирал второе? – Эмилия улыбается счастливо, показывая исподтишка большой палец Антону. – Ты видела, какая там весна, Эм? – Арсений возмущён подколами. – У меня есть надёжная команда, Мишаня пораскидывает почту, вы дорисуете третий выпуск газеты, в кафе идёт ремонт. Чего от меня надо? – Ничего, валите любиться отсюда подальше, а то у меня аж слипается от вас всё, – Миша бросает в товарища свою снятую шапку, тут же получая ею в лицо назад. Оба ржут, Шаст умиляется с этих двух великовозрастных дураков. – С возвращением, Арс, которого мы любили... – Юля не без намёка стреляет глазами в мелкого, кто собственно такого Арса им всем и вернул. – И изучи, пожалуйста, все кофеточки по дороге, чтобы я составила себе утренний маршрут, ладно? – Обязательно, Юленька. Мы пошли. К вечеру готовьте тосты и печень. – Ты правда не расстроен, что мы уехали оттуда? Ты же привязался к месту, – парни выходят из арки на проспект, Антон понимает, что прогулка – его тест на прочность. Сколько он сможет не трогать и не целовать любимого. Сложно, он хочет это делать уже. Но не торчать же в машине, когда в Питер пришла такая вкуснопахнущая весна, как в детстве, с капелью и грязью под ногами, но делающая так хорошо. – Место – это всего лишь место, Антош. Мне нужно было обезопасить тебя, ребят и себя, в конце концов. Привыкну и к этому, – Арсений дарит взглядом всю любовь, тоже осознавая, что даже за руку не взять. – Но нам отсюда и домой ближе, и «Blessed», и кафе тут. – А тебе тут как? – Да мне в Питере в каждом уголке заебись, особенно с тобой... Петроградку особо не знаю, давай показывай чё-нить. С крыши прямо на лоб вертящегося любопытного Шаста падает и разбивается смачная капля, он ржёт. Кажется, лучше весны в его жизни не было. – А вообще, эти острова – отдельные планеты какие-то, – продолжает Шаст, когда они сворачивают к зоопарку. Он не спрашивает, куда они идут и идут ли вообще куда-то, ему пофиг. Рядом Арс, он в прекрасном городе, солнышко шпарит прямо в лицо и заставляет щуриться, морщить нос и прикрывать один глаз. А Арс только и любуется им, даже не трепется без остановки, лишь смотрит неотрывно и влюбляется сильнее. – Меня сперва так пугали эти острова, я даже не хотел туда ехать, на Заячий этот, думаю, а вдруг он оторвётся, когда я туда ступлю – и меня унесёт. Оба смеются, Антон розовеет от смущения собственной глупостью, Арсений просто ржёт и любит, любит, пиздец как любит, любовной любовью и всем своим нутром, которое сейчас просто разрывается к херам от наплыва чувств. – А потом такой думаю, ну и чё, далеко всё равно не унесёт, ну пришвартуемся к противоположному берегу... Ну и пошёл смотреть крепость, короче. – В Финский могло вынести, Антош, – на серьёзных щах заявляет Попов, что заставляет того аж остановиться. – Чё? – Ну, остров твой оторванный. – Дурааааак! Сыпятся оба. Сворачивают на Введенскую, впереди какой-то парк, Антон хочет мороженого и зайти в него. – Тебе какое? – он ждёт на пороге тесного магазинчика, пока оттуда схлынет толпа подростков, даже умудряется прикоснуться к шее, нарочито поправляя ворот свитера. – Мне шоколадное, самое шоколадное из всех. С шоколадным бисквитом, в шоколадном шоколаде и с шоколадным сиропом. – Жопа в порядке будет? – Не слипнется, не волнуйся, – улыбается, отпуская парня в подземное помещение, когда ребята оттуда наконец выходят. Всё равно не пользуемся, добавляет про себя. И почему-то хочет об этом поговорить. Он уже не раз возвращался к тому, фактически провальному, их сексу в Кирове. И до сих пор не понимал своего отношения к этому эпизоду. Но в данную минуту у него загорелся вопрос. – Тох, – они перебегают Введенскую прямо на красный, хотя сам Арс, будучи за рулём, таких ебланов материл на чём свет стоит. – Ответишь кое на что? – На что угодно, – тот замечает скамейку в виде таксы и несётся туда, как оголтелый, по дороге ещё и извазюкавшись бело-розовым мороженым. – Господи, какой ты ребёнок, – не ясно, Арсений умиляется или укоряет. – Ночью повторишь это? – мальчишка протягивает телефон и в гротескно сексуальной позе разваливается на таксе, позируя и улыбаясь, с перепачканными губёхами. – Фоткай, я маме пошлю. – Нельзя, ты без шапки, – стебёт его Арсений, пытаясь снимать одной рукой. – Давай свои вопросы, – Шаст накидывает капюшон и показывает в камеру «V». – Они насчёт той неудачной ночи... – Неудачной? У нас не было таких, – Антон насупливает лоб как раз в тот момент, когда Попов его щёлкает. – Я про Киров. – Всё было хорошо, ты чего, любимый? Просто я — да, пересрал немного, а ты... был не там. – Научи меня, – Арсений присаживается перед лавкой и смотрит так открыто и доверчиво, будто Шастун главный, старший, ведущий, умеет что-то, что пока неподвластно Арсу, которому подвластно всё. А тот просто рассыпается от этого оказанного кредита, хотя сам так отнюдь не считает. – Ты тогда сказал, что главное – доверие, Шаст, я тебе доверяю просто дохуя и больше, у моего доверия нет границ, но этого мало. Делись лайфхаком. – Да просто хотеть принадлежать тебе... – у Антона действительно нет никаких козырей ни в карманах, нигде, он делится абсолютно искренне. – А когда ты ещё и без гондона – то это вообще просто за гранью. Мне в ту секунду, когда ты в меня кончаешь, кажется... – Ну говори, что? – Арс даже не оборачивается, проверяя, есть ли в парке гуляющие, проводит ладонью по лицу напротив и останавливается большим пальцем в уголке губ. – Что мы единое целое. – Только когда кончаю? А я так стараюсь, чтобы ты всегда это ощущал, вот же зараза! – Попов переводит в шутку, потому что затянувшаяся его откровенность и обнажённость немного пугали. Делали уязвимым и не таким уж супергороем, каким он хотел казаться. – Я боюсь это чувство в себе растить, – внезапно лупит откровение и Шастун. Прямо сидя на этой нелепой собаке посреди ещё заснеженного, хоть и с проталинами парка, с полосатым мороженым в руке. – Не бойся, – только и отвечает Арс, тихо-тихо, глядя в глаза. Без уточнений, без развития темы, чего бы так не хотел сейчас Антон. Он произносит всего два слова – и в них целый мир. – А ещё знаешь чего? – Шаста понесло, неугомонный пацан до самой «Камчатки» расписывал свои преимущества нижнего. – Член твой обожаю. Эти ощущения, ну как бы это сказать... Много что можно заменить в этой жизни. Не можешь прыгнуть с парашютом там, к примеру, можно прокатиться на аттракционах. Не можешь купить какую-то невъебенно дорогую вкусняху – купи подешевле, но утоли голод. А тут, понимаешь? Этому нет альтернативы. – Страпон! – Арсений ржёт уже, как его порой веселили и бесили сравнения этого мальчишки. – Хуйня! Страпон мягче, холоднее, он не умеет дрожать внутри, к нему не прилагаются ни руки, которые обнимают в этот момент, ни губы... – Всё-всё, я понял, до чего ж ты дурной, Шаст! Иди сюда! – на Блохина тихие жилые дома, сегодня будний день, в сквере Цоя никого, чем Арс и пользуется, притягивая к себе парня. – Я люблю тебя... Но своё место просто так не отдам... – за мгновение до поцелуя шепчет Шаст в губы. Он сегодня со вкусом клубники и банана, а не табака и орбита – и какой же это восторг. Антон не уточняет про смену ролей, Арсений не обещает ни попробовать, ни подумать, ничего не говорит. Просто выведал, ну ок. А Шастун и не настаивает, ему и так зашибись. – Каждый раз смотрю на это здание и горюю, что не умею рисовать, – парни выходят к Петроградке, и Арсений замирает при виде дома с башнями Белогруда, в котором ныне располагается театр Миронова. – Вау! Так вот оно где! – Шаст подходит сзади вплотную, обнимать за пояс, хотя и нестерпимо хочется, нельзя. Час-пик, все бегут к метро с работы. Поэтому он просто вжимается всем собой в спину любимого. Ещё бы не сраные куртки! – Это второе нереальное здание после того, на Арбате, забыл... – Если ты имеешь в виду особняк Арсения Морозова, то я обижусь! – Попов отпивает кофе, поднимает вполоборота голову на испуганного Шаста, поняв, что не ошибся. – Это потому что Арсений для меня один, того я выбросил из памяти, – Антон делает глазки щенка и улыбается: я прощён? – Поедем в Москву в мае? – резко спрашивает Арс, хотя собеседник уже перебирал в голове ещё нелепые оправдания. – Или нет... – что-то обдумывает, прикидывает. – В июне. – Дааа! Куда скажешь и когда скажешь! – Я что-то уже тоскую. По Нескучному, по Арбату, по Патрикам.... – мужчина уже полностью откидывается на Шастуна, они стоят как дураки на перекрёстке, Арсений потягивает свой кофе, ему никуда не хочется из этого ощущения тепла, защищённости и чётко найденного своего места в жизни. А этот малолетний дурак ещё и, насрав на всех прохожих, не выдерживает пытку и обвивает его руками под курткой, сцепляя их на груди. – А кафешка твоя же тут недалеко, да? – Да, на Медиков, – неопределённо кивает Попов куда-то вперёд, сам даже не смотря. – И не моя, а наша, Антош, на-ша...* * *
Шастун так переживал по поводу переезда, чуть ли не сильнее остальных. Ощущал вину, что дёрнул дорогих себе людей с насиженного места. Но они втянулись буквально за пару дней, только по-прежнему путали ванную и кухню, которые на новом месте находились в противоположных концах. Миша так вообще был счастлив, потому что «Blessed» располагался чуть ли не за углом – на отсыпной можно было пробежаться пешком. Да и отсыпался в штабе он только в дни, когда Анатолий работал. Иначе – ехал сразу домой. Антон смотрит на всех: на счастливых девчонок, сидящих, прижавшись, в новом огромном кресле за вёрсткой газеты, на Димку, которого любят уже, страшно подумать, целых двадцать лет, на Юлечку, суд которой назначен на лето, но юристы очень поднажали, чтобы лицензия не была отозвана до рассмотрения дела, на отсутствующего Мишку, который всё равно незримо дрыхнет на диване, и конечно на сосредоточенного любимого мужчину рядышком. Оба работают, но сидят, соприкасаясь жопами – и Шасту этого достаточно. Только он параллельно ведёт поиски какого-нибудь суперразъёбного подарка ему на день рождения, который уже через пять дней, но поиски никак не увенчаются успехом. Все варианты буквально меркнут перед этим мужчиной. – Да фак, – тихо ругается он, ещё и переписку с воронежским другом ведя. – Что такое, Антош? – Мила всегда подрывается первая, наравне с Арсом, как мамаша прямо. – Люди меня расстраивают... – Подробности? – Да у меня на родине есть друзья геи, пара. Точнее, были... Потому что Юрец ушёл к девчонке. – Ну, может, влюбился? – робко предполагает Варвара, она не хочет, чтобы их зажигалочка Антошка грустил. – Да как??? – Знаю я одного пацана, – смеётся Арсений, не отрываясь от переписки, – Который шесть лет был с девушкой, а потом влюбился в мужика. – Это другое, Арс! – Чем же? – Ты опять будешь бурчать, что у меня странный мозг, – хмыкает Шаст, кидая любящий взгляд, даже секундный, но в нём столько нежности. – Но я постараюсь объяснить. Короче, гетеро – это не то, что ты выбираешь, это ну как дефолтная ориентация, с которой ты принудительно рождаешься. Настройка по умолчанию, так сказать, навязанная нам извне. А потом осознаёшь себя и уже сам выбираешь, кем быть. Поэтому я не изменник и не играю в двое ворот, я просто выбрал. А когда ты выбрал, а потом... – Сброс до заводских настроек, Шаст, только и всего, – Дима понимает его печаль и негодование, но знает также, что жизнь порой непредсказуема. Даже собственная. – Да вот именно, блять. – Тох, дай ему самому право решить, кого он любит, ладно? – Арс хлопает его по заднице и чуть сжимает бедро в знак поддержки. – Мы не за письку любим. – Ну не скажиии, – подло хихикает парень. – Стоп, мы не хотим знать про член Арса! – тормозит его Варька, округляя глаза. – Если ошибётся – только скорее осознает и вернётся в наши ряды. Ок? – тот игнорирует писечную тему. – Да ок, я ему не мамка и не психолог, но блять расстроил, сука! Перекурю это. Эм? – Ага, пошли. – Слишком часто, – куксится Варя, когда Мила выпутывается из её рук. – Воооот! – присоединяется к ней и Арсений, но не зло, скорее, подстёбывает. Табак он не любит, но любит Антона. Да и сам раз в месяц может приложиться к папироске, чего уж бубнить. – Да я редко ж, родной, – Шастун демонстрирует пачку «Мальборо», на которой ещё два кровавых отпечатка пальцев. – Одна с нового года. – Тебе тут нравится? – затягивается Шаст. – Да мне везде уютно с теми, кого я люблю, пацан. Петроградская сторона – это кайф, я родилась тут. Поэтому хватит загонов, – девушка его раскусила. – Не из-за тебя переехали, не бери на себя слишком много, – смеётся. – Да вы частенько упоминаете, что Арс и работу из-за меня задвинул на второй план, и поменялся, мало ли... – Так мы же счастливы, дурак! Он до всех этих законов и этого придурка таким и был – живым, горящим. Ты нам его вернул. Расслабляйся. – Миль, что ему подарить, а? – парень не выдерживает и ищет совета, хотя обещал себе не делать этого. Ну что он, маленький и тупой, в конце концов? Но, видимо, маленький и тупой. – Я уже пас. Она смеётся. – Ну правда, я неделю уже даже сплю плохо, гоняю мысли. Понял, что знаю о нём много того, что не знает никто, а какие-то банальные вещи прошли мимо меня. – А чего думал? – Да от прыжка с парашютом до кольца со словами любви... – Так, цацки оставь нам, пожалуйста, Варька нашла уже какой-то не в рот ебаться ошейник за тридцать косых, он к нам уже спешит. – Бля... – Я помню, тебя возбудил тот митинг, где он весь в цепях, но они там с этим были. Так что его, скорее всего. Он тоже любил побрякушки. – Ну как бы... – Антон крутит руки, на каждой из которых минимум по паре увесистых браслетов, среди которых прячется и нежность из каури, подаренная на новый год. – Нет, это охуенно, и на тебе, и на Арсе, я не спорю. Вы наши рок-гей-звёзды, – Эмилия смеётся. – А подарок, подарок... Да ты для него и так подарок, как бы тупо ни звучало. Не думаю, что ему необходимо что-то материальное. Подари эмоции, время с тобой наедине, чтобы он понял и охуел, насколько ты его любишь... Как мы тут все хуеем, глядя на тебя. – Я понял, буду ещё думать, – Антон докуривает и вздыхает. Последние фразы даже комментировать не считает нужным, всем всё понятно и без того.* * *
Рабочие не успевают с ремонтом, производители LED-экранов не успевают с вывеской, привезли только стаканы и манжеты, Эмилия печатает салфетки с информацией. Вовсю продвигается идея Шастуна про гетеро-френдли концепт. Он сам готовит видеопрезентацию с уже популярным Рейнбоуменом к открытию, Арсений строчит посты, но они пока все в черновиках. Даты нет, он нервничает. – Любимый, ну давай с запасом, например, первое апреля, как тебе? Всяко же за одиннадцать дней успеют эти Джамшуты, – Антон подсаживается вплотную, ещё миллиметр и уже бы на колени сел, обнимает, берёт за подбородок, но целует вокруг губ – дразнит. С ними только девчонки, Корюшка и полутьма. Девочки сами вызвались печатать в ночь. – А тебе нужна дата, чтоб туда пририсовать, да? В ролик? – Нужна, но я не тороплю тебя. Просто сколько необходимо гонять его, с учётом блокировок, чтобы это возымело успех? Недели достаточно? – Думаешь, на первое апреля нормально будет, малыш? – Я? – А что, я не имею права проконсультироваться со своей половиной? – Арс возмущается и отбирает всё-таки свой законный поцелуй. – Имеешь... Неожиданно просто. Давай правда на первое число, как правило, они запоминаются ярче, чем всякие двадцать восьмые и тому подобное. Не совсем поздно? Тебе простой дорого выходит? — Рабочие, считай, тусуются там за мои двести косарей. Ну пусть уж тогда месяц досидят, чего париться. Пока кофемашину и витрины привезут как раз. Рисуй тогда завтра в свой клип день дурака, я согласен. – Завтра, точнее уже сегодня, – Шаст смотрит на часы: 0.32, – у нас выходной, а послезавтра всё нарисую. С днём рождения, родной. И поехали домой уже? – Стоять! – Варя отрывается от своих салфеток, убегает, прибегает и вручает мягкую упаковку с огромным радужный бантом. – Это тебе от нас с Милей, любимый наш. Мы тебя обожаем, Арсюх, – девчонка целует его в обе щеки со звучным чмавк, далее то же повторяет Эмилия. А у Шастуна трескается от умиления ебало – до чего же хорошо, как он гордится этим человеком и, наверное, никогда не перестанет удивляться и восторгаться, что стал его партнёром. – Ну что, побрякушкодрочер, тебе нравится? – смеётся Варвара над Шастом, который уже приоткрыл рот и обводит губы кончиком языка, защёлкивая на шее друга цепь с необычной пряжкой-фаст. – Очень... Я могу уже увезти этого мальчика домой? – наигранно истекая слюной, ржёт Шаст, но ему действительно до одури нравится. – Мальчика. Деду сегодня тридцать один, – смеётся и Арсений, обнимая девчонку. – Спасибо, роднуль. Мы и правда поедем, ладно? Вы не напрягайтесь, как устанете – стопорите, завтра допечатаете, машина никуда не денется. – А ты меня завтра так решил угонять, что мы даже на работе не в силах будем объявиться, да, Антон? – они выходят, именинник снова с головной болью, поэтому кидает ключи любимому. – Увидишь, я подарки не спойлерю, – тот как дурачок показывает язык, будто ему пять.