Ятрочир

      Первое сентября. На деревьях уже желтеют листья; холодает и пахнет дождём. Что может быть хуже? Какой подросток любит школу? Ни-ка-кой. И, естественно, Аля — одна из них. Недавно она и её команда выиграли Гран-при, поэтому девочка твёрдо решила не расслабляться и уделять больше времени тренировкам (а не школе, которая лишь разрушает психику подростка).       Проснулась Аля с «хорошим» настроением. Умылась, оделась… и уже хотела выходить, когда Татьяна начала разговор:       — Аля, солнце, ты почему опять не позавтракала? Сколько можно?       — Только две вещи могут испортить утро — школа и завтрак. А я не хочу портить его окончательно.       — Ладно, — сдалась женщина, — иди одевайся, пойдём вместе.       Алёне не очень хотелось, чтобы Татьяна шла с ней, но отпираться было бесполезно.       У ворот школы девочка встретила свою подругу Настю.       — Привет! Как Гран-при?       — Привет. Хорошо, выиграли.       — Вау, поздравляю, рыжик! А в общем-то как дела?       — Отлично, — с иронией ответила Аля, — времени на тренировки теперь не будет, «любимейшая» математичка снова будет меня валить, а ещё можно попрощаться со сном и поприветствовать сонный паралич. Заебись!       — Ну… В общем-то жиза, только паралича у меня ни разу не было.       — Рил? Завидую.       — Ладно, пойдём. Не хочу в первый же день получить от классухи.       Девочки подошли к площадке перед школой, где на праздничной линейке уже собралась толпа. Если бы не подруга, с которой Алёна всё мероприятие хихикала над учителями, это были бы самые скучные сорок пять минут в её жизни.       — Кстати, ты слышала, что сегодня после классного часа будет чаепитие?       — Блядь, ну вот только не это! Мне в форме надо быть… Как беспалевно слинять оттуда?       — Как ты собралась линять, если там будет классуха и родители?       — Ну пиздец... Нет уж, я лучше уйду. Пусть влетит, зато останусь в форме перед соревнованиями.       — Аль, ты очень, очень, очень рискуешь!       — Я рискую потерять свой маленький вес. Подумаешь, получу пиздюлей дома... Не впервой же.       — Ну, как хочешь. Тогда пока.       — Пока, Насть.       Татьяна слышала весь разговор, поэтому направилась домой, чтобы застать там девочку, сбежавшую с уроков, и поговорить об этом. Но Алёна всё продумала! И вместо дома пошла на крышу многоэтажки, где её точно не стали бы искать. И когда Татьяна, не обнаружившая ученицу дома, так её и не дождалась, то решила позвонить.       — Алло, Аля? Ты где?       — В школе. А где мне ещё быть?       — Понятно. Тогда иди домой. Надо поговорить.       — Что? О чём?       — Я прекрасно знаю, что ты не в школе. Обещаю: ругаться не буду, — заверила женщина. — И, кстати, сегодня у нас с тобой капельница.       — …       — Аля, иди домой. Ничего не бойся, всё будет хорошо.       — Не будет! — воскликнула Аля и бросила трубку.       Девочка готова была заплакать, но вспомнила про свою подругу из Франции, которая всегда давала хорошие советы и поддерживала её. Причём делала это профессионально! Джаклин семнадцать лет, она учится на психолога, и Аля действительно прислушивалась к ней. Но, чтобы позвонить, нужен ноутбук. Поэтому Алёне пришлось пойти домой.       Максимально тихо и медленно она открыла входную дверь. Сняв ветровку, быстрым шагом прошла в свою комнату в ожидании пытки. Татьяна слышала, как девочка пришла, но решила не трогать её некоторое время, чтобы та успокоилась и собралась с мыслями. Алёна же решила воспользоваться моментом и позвонить подруге.       — Salut Jaclyn. Comment vas-tu?       (— Привет, Джаклин. Как дела?)       — Bonjour Aliona, tout va bien. Et tu as l'air effrayé. As-tu besoin d'aide?       (— Привет, Алёна, всё хорошо. Выглядишь испуганной. Тебе нужна помощь?)       — Oui. Jaclyn, tu te souviens quand je t'ai dit que je ne vivais plus avec mes parents?              (— Да. Джаклин, помнишь, я рассказывала, что теперь живу не с родителями?)       — Oh ouais! Vos parents vous manquent-ils ou votre soignant vous a-t-il offensé d'une manière ou d'une autre?       (— О да! Ты скучаешь по родителям, или попечитель тебя как-то обидела?)       — Non non. Mais plutôt la deuxième option. J'ai juste très peur d'elle, et aujourd'hui j'ai aussi séché l'école…       (— Нет-нет. Но скорее второй вариант. Просто я её очень боюсь, а я сегодня ещё и школу прогуляла…)       — Pourquoi as-tu peur d'elle? Est-ce qu'elle te frappe? Et en général, qui sèche l'école en le premier jour?       (— Почему ты её боишься? Она тебя бьёт? И вообще, кто школу в первый день прогуливает?)       — Personne ne me frappe, seule ma mère le faisait… Peu importe. J'ai vraiment peur des médecins.       (— Никто меня не бьёт, только мама раньше… Неважно. Просто я очень боюсь врачей.)       — Laisse-moi deviner… elle est médecin? Elle essaie de te guérir, et tu la fuis?       (— Дайте угадаю… она врач? Она пытается исцелить тебя, а ты убегаешь от нее?)       — Oui. Droit au but!       (— Да. Прям в точку!)       — Bien. Comment vous traite-t-elle?       (— Хорошо. Как она к тебе относится?)       — Oui, ça a l'air bien. Mais il y a quelque chose qui ne va pas…       (— Да вроде хорошо. Но в чём-то подвох…)       — Écoute, Alya. Tu es une fille douce et ensoleillée. Vous devriez être bien traité juste pour être vous.       (— Послушай, Аля. Ты — милая, солнечная девочка. К тебе должны хорошо относиться просто за то, что ты есть.)       — Merci Jaclyn. Mais j'ai très peur.       (— Спасибо, Джаклин, но мне очень страшно.)       — Pas étonnant qu'elle veuille te guérir. Vous rappelez-vous combien de fois vous vous êtes évanoui? Et le sang constant du nez, mais le corps constamment froid…       (— Не зря она хочет тебя вылечить. Ты вспомни, сколько раз ты падала в обмороки? А постоянную кровь из носа, а постоянно холодное тело…)       — Petite amie, je comprends. J'ai aussi peur de son traitement, comme toutes sortes de piqûres d'aiguille. Je commence immédiatement à trembler.       (— Подруга, я всё понимаю. Я боюсь и её, и лечения по типу всяких уколов, иголок. Я сразу начинаю дрожать.)       — Eh bien, chacun a ses propres phobies et c'est normal. En général, il vaut mieux lui en parler.       (— Ну, у каждого свои фобии, и это нормально. А вообще, лучше сказать ей об этом.)       — Que vais-je lui dire? Le fait que j'ai peur d'elle, je l'évite constamment, la nuit j'erre sous les porches, saute sur les toits, m'entraîne jusqu'à m'évanouir.       (— Что я ей скажу? Что я боюсь её, постоянно избегаю, ночами шляюсь по подъездам, прыгаю по крышам, тренируюсь до обмороков?)       — Cela semble hors de l'ordinaire… mais parlez-lui.       (— Звучит нестандартно… но поговори с ней.)       — Jaclyn, j'entends des pas, je te rappelle!       (— Джаклин, я слышу шаги, я перезвоню!)       Алёна быстро закрывает ноутбук и замирает. Татьяна стучит в дверь.       — Аль, можно?       — Ага.       — Алён, объясни, пожалуйста, зачем ты прогуливаешь школу.       — Я не хотела на классный час идти.       — Это не повод прогуливать. Что будет дальше? — строго спрашивает женщина.       — А что тут такого? Я пропустила даже не урок, а классный час. Не деградировала же!       — В чём-то ты права… Но можно же было меня предупредить?       — Я не хотела об этом говорить.       — Зря ты не пошла. У ребят из твоего класса было чаепитие.       — Я знаю. Поэтому и не пошла.       — А чаепитие тебе чем не угодило? — удивляется Татьяна с улыбкой.       — Мне все равно ничего нельзя из того, что там было.       — Послушай, зайка, нельзя ставить себе ограничения...       — Можно. Я флаер, и мой вес должен быть маленьким. Это профессиональный спорт! Здесь либо так, либо никак. К тому же я не люблю сладкое.       — Ну ладно, тебя не переубедить. Но мою точку зрения ты знаешь.       — Ага, — бурчит Алёна, уткнувшись в телефон, чтобы сделать вид, что ей все равно.       А в голове её между тем крутятся мысли о капельнице. Девочка уже сто раз пожалела о том, что всё-таки вернулась домой.       — И да, сегодня капельницу нужно сделать… — вспоминает Татьяна, будто прочитав мысли спортсменки.       — Ну не надо! — расстроенным голосом говорит Алёна.       — Зайка, надо. Давай без капризов, пожалуйста.       — Я сделаю всё что угодно, только не надо ничего делать!       — Аль, я хочу, чтобы ты была здоровой. Просто дай ручку, и всё.       — Я не хочу.       — Ну а что ты хочешь? В обмороки каждый раз падать? — строго спрашивает врач, глядя на девочку.       — Хочу стать мастером спорта. И всё для этого сделаю!       — Целеустремлённость — это хорошо. А о здоровье ты не подумала?       — Нет, и думать не хочу. Меня не переубедить.       — Хорошо, — спокойно говорит Татьяна. — Но капельницу я сделаю, хочешь ты этого или нет.       — Ну не надо… — жалобно просит девочка, по щекам которой уже текут слёзы. Её накрывала паника, начало трясти. Максимально далеко отодвинувшись от женщины, она очень хотела убежать, но все пути отхода были перекрыты.       — Ну солнышко моё, я ещё ничего не сделала, не бойся. Это совсем не больно.       — Нет, не надо. Я всё что угодно сделаю… Больше не буду прогуливать, только не делайте ничего!       — Ч-ш-ш, всё хорошо. Видишь? Я тебя не трогаю. Давай посидим, ты успокоишься, а потом, как будешь готова, сделаем.       — Ну это всего лишь классный час! Что за садизм?! — причитает Аля, решив, что капельницей Татьяна хочет её наказать.       — Солнышко, успокойся, пожалуйста. Я просто хочу тебя вылечить.       — Не надо, я не хочу! Потом ведь хуже будет!       — Почему хуже?       — Не хуже… — исправляется Алёна, осознав, что сказала лишнее. — Но всё равно не надо!       — Я же вижу, что ты скрываешь что-то. Расскажи. Это важно.       Но в ответ женщина получает лишь молчание.       — Алён, скажи правду, пожалуйста.       — Потом… кровь потекла…       — О боже мой! Почему ты раньше ничего не сказала? Ты хоть понимаешь, как это опасно? — строгим тоном причитает Татьяна.       Из-за этого девочка испугалась ещё больше. Врач делает глубокий вдох и продолжает:       — Дай ручку посмотрю.       — Дешёвый фокус! — Алёна одергивает руку. — Нет.       — Обещаю, что ничего делать не буду. Я просто посмотрю.       — Кровь была из носа, — поясняет девочка, чтобы избежать осмотра.       — Умеешь же ты напугать! — выдыхает Татьяна, а затем задумчиво произносит: — Но вот почему?.. Я за капельницей схожу, посиди спокойно.       Женщина вышла из комнаты, а затем, вернувшись, начала высчитывать состав.       — Так… Всё правильно. Ты же пятьдесят весишь?       — Да.       — Точно? По тебе видно, что что-то не так, — говорит Татьяна, внимательно разглядывая девочку. — Повторю вопрос: сколько ты весишь?       — Тридцать два… — тихо бормочет Алёна.       — Боже мой! Почему ты раньше не сказала? Ты хоть понимаешь, насколько это опасно?!       — Опасно было сразу сказать.       — У тебя очень маленький вес, Алён, — взволнованно замечает женщина, делая ударение на слово «очень». — Тебе надо набрать килограмм двадцать, не меньше! Это же ужасно, что ребёнок в тринадцать лет весит всего тридцать два килограмма. Так нельзя! Ты весишь, как ребёнок лет девяти…       — Меня все устраивает, — отрезает Алёна.       — А рост у тебя какой?       — Метр и пятьдесят восемь.       — Из-за того, что мы считали лекарство по весу в пятьдесят, вышла передозировка. Поэтому сосуды и лопнули, — объясняет врач. — Сейчас сделаем меньше.       — Ну не надо ничего делать!       — Надо, малыш, потерпи немножко, — настаивает Татьяна, надевая медицинские перчатки.       — Нет! Я буду кричать.       — Ну зачем же кричать? Там иголочка-то тонюсенькая... — заверяет женщина, решив не говорить правду. (Она решила использовать другой препарат, который придётся вводить большой и длинной иглой. А значит, процесс будет более болезненным и страшным.) — Ну, давай ручку, не бойся…       — Не буду, — сопротивляется Алёна, пряча руки за спину.       — Ну чего ты вредничаешь? Давай по-хорошему, а то я сама возьму!       — Угроза?       — Нет, малыш, просто по-другому с тобой не получается. Я ничего не могу сделать только потому, что ты не хочешь! И успокойся, пожалуйста: не могу смотреть, как ты плачешь.       — Хорошо, тогда не надо ничего делать.       — Нет, нет и нет! Это обязательно. Даю тебе последний шанс, иначе всё сделаю сама, а это будет больнее.       Несколько секунд Алёна обдумывает сказанное женщиной, а затем тихо произносит:              — Ладно…       — Молодец. Вот так бы сразу, — с облегчением произносит врач, взяв правую руку девочки, чтобы протереть её спиртом перед уколом. — Солнышко, ручку расслабь и не трясись, а то я попаду не туда, и будет больно.       Увидев огромную иглу, Аля рефлекторно вырывается, но Татьяна держит её крепко, зная, что девочка может передумать. Если бы врач не сидела прямо перед дверью, Алёна бы давно сбежала!       — Малыш, не вырывайся, я тебя никуда не пущу. Ты чего?       — Я не хочу! Игла большая!       — Ничего страшного, ты не заметишь. Чтобы сделать укол, мне надо тебя отпустить… Только спокойно!       — Угу…       Татьяна приготовила лекарство и на секунду ослабила хватку. Аля не успела убрать руку, хотя очень хотела. Когда игла вошла в вену, она почувствовала боль, начала трястись, дёргаться и выворачиваться, пытаясь отвлечься.       — Аленька, почему ты дёргаешься? Тебе больно?       — Да, очень.       — Котёночек, потерпи немного, пожалуйста.       Всё тело девочки трясло. И, конечно же, ничего умнее, чем вытащить катетер, в её голову не пришло. Алёна коснулась иглы, и руку тут же пронзило болью, из-за чего девочка очень резко дёрнулась. Татьяна вовремя её остановила.       — Солнце моё, что ты творишь? Ты сейчас сделаешь ещё больнее! Спокойно посиди, сейчас уберу, — успокаивает женщина, извлекая из вены иголку. — Но теперь нужно сделать укольчик, потому что мы почти ничего не ввели…       — Вот честно, это из-за того, что я классный час прогуляла?       — Нет, солнышко, это из-за того, что ты в обмороки падаешь, — отвечает Татьяна, доставая одноразовый шприц.       — Я больше не буду, — наивно упрашивает Алёна, думая, что это ей поможет.       — Конечно! Сейчас вылечишься и не будешь, — соглашается врач, наполняя шприц.       — А я не хочу!       — А тебя никто не спрашивал. Надо лечить — будем лечить.       — Ага, конечно, своего же мнения у меня нет… Может, ещё связать меня, чтоб не рыпалась?       — Ну всё, зайчик, успокойся. Связывать я тебя, конечно, не буду, но давай договоримся: ты не сопротивляешься и слушаешься меня, а я постараюсь закончить побыстрее.       — Нет! Из взрослых у меня только один авторитет, других я слушать не буду.       — Ну что это такое?! Что значит «не буду»? Я за тебя ответственность несу!       — То и значит: не бу-ду!       — Ну и кто же этот «единственный авторитет из взрослых»? Мама?       — Да.       — Любишь её?       — Очень.       — Твою маму Катя зовут, да?       — Нет, Даша.       — В смысле? Как? — От удивления Татьяна хмурит брови. — Мне казалось, Катя…       — Биологическую — да. Я про другую.       — Алён, я не понимаю… Ты про что?       — Про тренера.       — Господи, напугала! А почему ты её мамой называешь?       — Потому что это моя мама. Она меня больше любит, чем настоящая.       — Нельзя так говорить! Мама ведь тебя родила, растила, воспитывала…       — А я не просила меня рожать. Я вообще залётная. А воспитание… Не знаю. Не её профиль.       — Что значит «залётная»?       — То и значит: не было возможности аборт сделать, и всё.       — Перестань так говорить!       — Она сама так говорила. И брата она больше любит…       Татьяна впадает в ступор. Женщина росла в любящей семье и даже подумать не могла, что родная мать может так говорить с дочерью.       — Ну… а ты её любишь? — аккуратно спрашивает она.       — Люблю другую, эту — нет.       — А какие у вас были отношения?       — Я не хочу об этом говорить.       — Хорошо, не хочешь — не надо. Давай полечимся немного — и ты свободна, — заверяет Татьяна, взяв в руку ранее наполненный шприц.       — Не хочу. Не хочу, не надо!       — Ну нет, солнышко, нужно лечиться. Не испытывай моё терпение… — Но она не договаривает. Закрывает шприц колпачком, кладёт в карман и берёт подростка за плечи.       Зелёно-карие глаза Алёны становятся стеклянными от слёз. Врачу очень жалко девочку, но успокоить её не получается. Время идёт, нужно лечить, но она такая несносная!.. А уговаривать её — как об стенку горох: упёрлась, и всё. Не слушает, и хоть вешайся. Женщина понимает: срываться на ребёнка нельзя, это отпугнёт ещё больше, но и объяснять бесполезно, потому что страх Али перекрывает все доводы.       — Котёнок мой, давай просто посидим, успокоимся… — предлагает врач.       — Я не успокоюсь.       — Я тут почитала советы от психолога, — вспоминает женщина, — и там пишут, что избегание пугающих ситуаций лишь усиливает страх перед ними.       — Намёк понят, но не принят, — язвительно отвечает девочка со слезами на глазах. (Ну а что? Характер показывать никто не запрещал.)       — Зайка, ну я же не могу сделать что-то насильно: тебе так страшнее будет, да и вводить неудобно, больнее может быть… Поэтому давай ручку, и закончим эту истерику, — рассудительно и нежно предлагает Татьяна, гладя девочку по плечу. Но та, конечно же, не даёт этого сделать — отстраняется, что побуждает врача сменить тему: — Солнышко моё, сейчас ответь очень честно... Мама когда-нибудь позволяла себе ударить тебя?       — Не буду я на это отвечать!       — Значит, да? Правильно понимаю? — уточняет Татьяна, глядя в детские наивные глазки.       — Да. Только не надо это обсуждать.       — Давай поподробнее, не бойся.       Алёна медлит, но всё же отвечает:       — Пощёчину могла дать, губу разбить, как-то ударить пару раз… Не избивала — уже хорошо. Больше говорить ничего не буду. Не люблю это обсуждать.       — Понятно всё… Не переживай, пожалуйста, я тебя не трону. Не нужно каждый раз вздрагивать.       — Раньше она тоже так говорила. Откуда у вас столько терпения? Сильно же нарываюсь… Была бы тут она — меня бы в живых не было.       — С детками только так и надо: спокойно, без криков и истерик. Но тебе следует меня слушаться. Что бы ни случилось, я никогда тебя не трону.       — А если я курить начну?       — А то я не видела, как ты куришь, заяц! Я даже больше скажу: я слышала, как ты с Даней это обсуждала, — отвечает Татьяна с ухмылкой. — Это, конечно, очень плохо, но ещё хуже — бить маленького ребёнка… — замечает женщина серьёзным тоном, с ноткой грусти. И тут же добавляет: — Так! Это не значит, что курить можно! В первую очередь, это вредно.       — Я больше не буду. Я и до этого редко парила.       — Вот и прекрасно.       Ничего не сказав, Татьяна достаёт из кармана шприц и снимает колпачок. Алёна смотрит на шприц и вновь приходит в ужас, со страхом посмотрев на врача. Но та лишь кивает с доброй и нежной улыбкой. В ответ девочка отрицательно качает головой и отводит взгляд в сторону.       — Солнышко… — мягко начинает женщина.       — Не надо.       — Малышка моя…       — Не надо, — громче перебивает Алёна.       — Подойди ко мне поближе, — просит Татьяна, но девочка отсаживается ещё дальше от своего мучителя. — Ну куда же ты, моя хорошая? Сейчас уколю быстренько, и ты свободна. Главное, расслабься… — нежно говорит она, натягивая жгут на тонкую руку ребёнка. Затем берёт ватку со спиртом и протирает кожу перед уколом, из-за чего девочка нервно дёргается. — Ч-ш-ш, всё хорошо, заинька, я только протёрла. Посмотри в другую сторону, чтобы не пугаться. Будешь паниковать — будет хуже.       — Отпустите меня! — чуть ли не кричит Алёна, когда Татьяна сжимает девочку крепче, чтобы та не вырвалась и было удобнее вводить лекарство.       — Солнышко, ручку расслабь, пожалуйста, и перестань дёргаться. Мне же неудобно тебя лечить...       Тридцать секунд, пока делался укол, шли вечность. Наконец Татьяна вынула иглу и согнула руку девочки, чтобы не открылось кровотечение. Сняв перчатки, врач сразу начала успокаивать:       — Ну, всё, зайчик. Не больно было?       — Не сильно.       — А вот расслабилась бы — не заметила бы даже. Это совет тебе на будущее.       — На какое будущее? — недоумевает Алёна.       — Вот такое. У невролога давно была?       — Кто это?       — Понятно… Это такой доктор, который проверяет рефлексы, нервную систему и лечит обмороки.       — Я не пойду никуда.       — Не ходи, — пожимает плечами женщина. — Завтра сама тебя осмотрю. А теперь отдыхай. Намучилась, наверное, — ласково говорит она, гладя девочку по спине.              И та впервые не сопротивлялась. Может, не было сил... А может, это маленький успех в пользу врача? Главное, что укол поставлен.       Татьяна вышла из комнаты, и вскоре девочка заснула.