«Куда бы я ни бежала, стены своей тюрьмы я возьму с собой».
Орсон Скотт Кард, «Игра Эндера»
Северус проснулся еще до восхода солнца. Ночную мглу уже сменили предрассветные сумерки, а в приоткрытое окно задувал прохладный, пахнущий осенью ветерок и приятно холодил разгоряченную кожу, посылая табун мурашек вдоль предплечий. Подниматься Северус не спешил: несмотря на то что еще вчера он уснул мертвым сном, едва голова коснулась подушки, его не покидало ощущение, что за всю ночь он так ни разу и не прилег. И сейчас он чувствовал себя неимоверно уставшим. К тому же в районе солнечного сплетения ощущалась тупая боль, как после удара, не сильная, но вполне заметная. Он отбросил одеяло и, осмотрев область, где чувствовался дискомфорт, провел пальцами по грудине сверху вниз. На ощупь ничего необычного не было, но при несильном надавливании боль усиливалась. Северус снова накрылся одеялом и прикрыл глаза. Отголоски прошлого сна, что до этого были лишь далекими тенями, соединились в единое целое как кадры старой кинопленки; и Северус снова во всех подробностях увидел сад с лилиями, залитый ярким солнцем, кота, вальяжно положившего свою рыжую морду на его колени, мольберт и каштановую макушку, что слегка выглядывала из-за него. Картинка резко поменялась, и вот он уже в лаборатории — вместе с Грейнджер занимается подготовкой ингредиентов для основы будущего зелья. Северус вспомнил, как скептически отнесся к ее предложению заменить драгоценный металл соком лимона. Вспомнил, как не верил в то, что из этой затеи выйдет что-то стоящее. Вспомнил, как стоя за ее спиной внимательно наблюдал, как она смешивает ингредиенты в котле, готовый снова броситься вперед, если что-то пойдет не так. Но зелье вдруг поменяло цвет на лазурно-голубой и из мутной жижи стало прозрачным. Его вновь окутал фантомный запах дикой вишни. Северус резко открыл глаза и сел в кровати. В комнате стало уже заметно светлее. Он провел ладонью по лицу, разгоняя сонную негу и непрошеные воспоминания, которые вместе с запахом шоколада и дикой вишни грозили затуманить разум. Посмотрев по сторонам, он, в прошлом так привыкший к одиночеству, не сразу сообразил, что Вивиан в комнате не было. Не придав этому факту особого значения, он поднялся с кровати и пошел в душ. Вивиан часто вставала ни свет ни заря. Когда они жили в Анси, в квартирке над аптекой, она любила прогуливаться по набережной перед рассветом, еще до того, как ее заполонят туристы, приехавшие посмотреть на местные достопримечательности. С переездом в Лондон привычка никуда не делась: поднималась Вивиан по-прежнему рано и порой — хотя теперь и значительно реже, чем раньше, — выходила на утреннюю прогулку по еще пустынным теперь уже лондонским улицам. «Ну что ж, так даже лучше», — подумал Северус, почувствовав, как настроение с каждой минутой становится все хуже, потому что несмотря на все приложенные усилия не думать, отогнать прочь воспоминания, он до сих пор ощущал ароматы дикой вишни и шоколада, словно они прямо сейчас витали в воздухе, а вовсе не приснились ему. Спустя пару минут послышался шум воды, и просторная душевая кабина заполнилась густым паром, который, оседая на стеклянных стенках, капельками стекал вниз. Сбросив пижамные штаны, Северус шагнул внутрь и встал под хлещущие потоки воды, зажмурившись и низко опустив голову. Тяжелые струи, ударяя в затылок, тонкими ручейками стекали с кончиков волос и скользили по коже. Северус глубоко вздохнул и запрокинул голову, подставляя лицо под поток воды. Кабина все сильнее заполнялась белым густым паром, а он все не двигался с места. Когда в легких закончился воздух, он опустил голову и сделал глубокий вдох, по-прежнему не открывая глаз. Под струями воды мысли улетучивались из головы одна за другой. Северус потянулся к флакону с тягучей жидкостью цвета сочной травы и, вылив немного на ладонь, принялся распределять ее по волосам. Под его ловкими пальцами жидкость вспенивалась и пузырилась, в воздухе повеяло запахом трав. К вящему недовольству Северуса основной доход в их с Люциусом давнем предприятии приносили не лечебные зелья и снадобья, а косметические средства ухода и гигиены. Этот вот шампунь, изобретенный Северусом еще в то время, когда они только начинали, пользовался популярностью и по сей день. Немалая заслуга в этом принадлежала Вивиан, которая, поколдовав над ним, убрала ненужные запахи, оставив лишь ароматы трав и полевых цветов. Задумчиво массируя кожу головы кончиками пальцев, Северус вновь ощутил прижавшееся к груди девичье тело и холод рук у себя на шее. Такой леденящий, он пробирался под кожу, словно силился заморозить его изнутри. Почему она такая холодная? Будто она уже… мертва. Он покачал головой и, зажмурившись, снова встал под душ, смывая с себя пену.***
День сегодня явно не задался. Некстати затупившийся разделочный нож, испорченные ингредиенты и вдобавок ко всему зелье, которое из лазурно-голубого вновь сделалось землисто-мутным — должно быть, допущена какая-то ошибка. Северус окинул взглядом царящий в маленькой лаборатории беспорядок, — словно не мог решить, с какой стороны к нему подступиться, — и посмотрел в дальнюю ее часть, где расположилась лестница. Не прошло и пяти минут, как Грейнджер поднялась наверх, гордо вздернув подбородок после очередной перепалки, и скрылась за дверью. Он усмехнулся, вспомнив выражение ее лица, и принялся за дело. Привыкший держать лабораторию в идеальном порядке, он не изменял себе даже во сне. Убрав все по местам, он оглядел плоды своих трудов, оставшись явно довольным проделанной работой, подхватил с края стола книги, что взял из библиотеки наверху, и поднялся в небольшую гостиную, больше напоминающую одну из комнат кукольного домика. В лучах послеполуденного солнца, на диване, с одним из многочисленных выпусков журнала по чарам за прошлый год в руках нежилась Грейнджер. Она лежала на животе, а ее босые ноги то и дело мелькали в воздухе. Невольно улыбнувшись собственным мыслям, но тут же спрятав улыбку за саркастичной ухмылкой, Северус подумал, что она чувствовала себя здесь более чем прекрасно, вопреки мнению ее близких о том, что ей нужна помощь. А еще он в очередной раз отметил, что девчонка изменилась. Или он не слишком хорошо знал ее раньше. Как бы то ни было, сейчас она выглядела расслабленной и беззаботной, что явно говорило о том, что от недавней обиды не осталось и следа. От собственных мыслей его отвлек голос: — Мистер Снейп, а что если нам устроить пикник? Вопрос сбил его с толку, потому что он не имел ни малейшего понятия о том, как относится к пикникам, по одной простой причине: у него никогда их не было. Посиделки с Лили на берегу Черного озера во время учебы в Хогвартсе не в счет. Северус вновь приложил недюжинные усилия, чтобы сдержать предательскую улыбку, так и рвущуюся наружу вопреки его желанию, и, нахмурившись по обыкновению, сделал рукой в воздухе неопределенный жест, побуждая ее продолжить. — Я просто подумала, что, возможно, для вас это последние теплые дни в этом году перед наступлением холодов. И мы могли бы устроить пикник в роще, — она на мгновение замолчала и указала рукой в сторону зарослей зеленого кустарника, за которыми виднелись такие же зеленые кроны деревьев и слышался плеск воды. — К тому же мы пропустили обед. Он перевел взгляд на незашторенное окно, сквозь которое виднелся кусочек ясного неба. Ничего здесь не говорило о том, что там, в реальности, уже наступила осень: абсолютно ясное ярко-голубое небо с палящим солнцем в зените совершенно даже не намекали на скорое наступление холодов. Он старательно делал вид, что обдумывает предложение, краем глаза отмечая, как выжидательно девчонка смотрит на него и молчит. В ее широко распахнутых глазах теплился огонек надежды. Наконец он не выдержал и, все-таки еле заметно улыбнувшись, кивнул и ответил: — Ну что ж, мисс Грейнджер, если вы поторопитесь, то, возможно, мы успеем погреться под заходящими лучами солнца. Она быстро отложила журнал в сторону, вскочила с дивана и умчалась на кухню так, словно боялась, что он передумает. Или исчезнет… Снова. С кухни послышалось хлопанье дверей буфета, холодильника, звон посуды и журчание льющейся из крана воды. Северус снова улыбнулся, на этот раз открыто, не пряча улыбку за мрачностью, которая здесь была больше привычно напускной, нежели истинной, и направился к книжному шкафу расставить книги по местам. Закончив, он подошел к окну и обвел взглядом окрестности, на миг задержав внимание на непроглядном лесе, что плотным кольцом обступил опушку. Несколько мгновений спустя он услышал поспешные шаги вверх по лестнице. Интересно, зачем ей понадобилось переодеваться? В очередной раз он задался вопросом, почему в мире, придуманном Грейнджер в ее голове, магия не работает в привычном для него виде. И в очередной раз не нашелся с ответом, отложив его на потом. Вместо этого он подумал о том, что скорее всего у него еще уйма времени, и попытался сообразить, чем занять себя на ближайшие полчаса. Женщины априори не могут собираться быстро. А Грейнджер ведь женщина. Несколько минут спустя позади него послышался какой-то шум, и он понял, что ошибся. С первым утверждением так точно. Сделав вид, что ничего не заметил, Северус с деланным интересом продолжил смотреть в окно, хотя местность уже успел запомнить до мельчайших подробностей. Он слышал, как девчонка остановилась в проходе, словно не решаясь войти в собственную гостиную; слышал ее прерывистое, как после быстрого бега, дыхание; слышал, как неуверенно она переминалась с ноги на ногу. Но повернулся лишь тогда, когда за спиной раздалось неловкое покашливание. От неожиданности, наверное, впервые в жизни он не знал, что сказать. И глаз отвести почему-то тоже не мог. Грейнджер стояла в проходе арки и нервно теребила подол простого легкого платья ниже колен свободного покроя, похожего на то, в каком она была в первую их встречу здесь, но на этот раз не белого, а бежевого цвета. Волосы она вновь заплела в тугую косу и перекинула через левое плечо. Ее кончик украшала желтая шелковая лента, завязанная бантом. На руке висела большая плетеная корзина, накрытая сверху голубым клетчатым пледом. Картина была настолько теплой и уютной, что казалась Северусу сюрреалистичной. Впрочем, и само его нахождение здесь было сродни чуду даже в мире, наполненном волшебством. Увидев его пристальный взгляд, Гермиона, казалось, занервничала еще больше, и лицо ее стало медленно заливаться румянцем, природа которого Северусу была непонятна. Возможно, стыд, в силу ее природной скромности, которой она, как выяснилось, обладает. — Ну что, мисс Грейнджер, вы готовы? — спросил он, пытаясь сменить напряжение, витавшее в воздухе, на ту непринужденность, к которой уже успел привыкнуть. Она несколько раз моргнула и, робко улыбнувшись ему, ответила: — Да, можем отправляться. Северус неспешно подошел к ней и протянул руку. Гермиона непонимающе уставилась на него, в ее взгляде читался немой вопрос. Он со вздохом сделал шаг ближе и забрал корзину с ее руки. Она удивленно вскинула бровь и еле слышно прошептала: — Спасибо. Северус не ответил, лишь кивнул и открыл перед ней дверь, пропуская первой. Да, девочка, и я могу быть джентльменом, если рядом подходящая леди. Добравшись до рощицы, они, не сговариваясь, остановились и осмотрелись. Вокруг стояла необычайная тишина и не было совершенно никакого желания нарушать ее праздными беседами. Лишь изредка слышался далекий крик пролетающего журавля, да где-то поблизости тихо журчал ручей. Северус прикрыл глаза и, сделав глубокий вдох, осознал, как он отвык от такого единения с природой, поселившись в маггловской части Лондона и пользуясь достижениями прогресса как магглов, так и магов. В голове сразу возникла картинка Запретного леса, где в течение многих лет он собственноручно собирал ингредиенты для зелий, не доверяя эту миссию никому ни в качестве наказания, ни в качестве поощрения только лишь оттого, что именно там он мог дышать полной грудью. И ни погода, ни возможные опасности, подстерегающие за каждым деревом, ни возрождение или гибель самых сильных светлых и темных волшебников не могли нарушить это ощущение единства с окружающим миром. Там все это становилось несущественным. Там он прикрывал глаза и просто дышал. Вот как сейчас. Несмотря на его достаточно частые вылазки на побережье Бродстерс, к такому единению он приблизился только сейчас. Вместе с чувством умиротворения в очередной раз пришло удивление, какой мир удалось воссоздать Грейнджер в своем сознании. От мыслей его отвлекло легкое прикосновение к предплечью. Он открыл глаза и увидел, что Гермиона стоит прямо перед ним и протягивает руки. Северус моргнул, пытаясь быстро сообразить, что она хочет. Она чуть подалась вперед и взяла из его рук корзину для пикника, которая все еще висела на его предплечье. Он помог ей расстелить на траве плед, и она, тут же скинув обувь, уселась по-турецки на один край и начала доставать из корзины всю нехитрую провизию, что ей удалось собрать: сэндвичи с сыром и индейкой, аккуратно уложенные в небольшой пластиковый контейнер, немного фруктов, термос с горячим травяным чаем, пару пластиковых стаканчиков и бумажные салфетки. Северус последовал ее примеру и расположился с другого края широкого пледа. Ланч проходил в тишине. Против воли Северус вдруг подумал о том, что с ней не только интересно спорить о псевдонаучных статьях, вычитанных в каком-нибудь журнале, но и приятно молчать. Как давно ему было с кем-то по-настоящему уютно? Не приемлемо, не комфортно, а по-домашнему уютно? Возможно, в глубоком детстве, когда жизнь с родителями была еще относительно нормальной. До того, как закрыли фабрику, на которой работал его отец; до того, как после ее закрытия он пристрастился к выпивке и с каждым годом походил на самого себя все меньше и меньше; до того, как во всех своих неудачах он стал обвинять его мать, что порождало каждодневные скандалы. Сэндвичи вышли неожиданно вкусными, особенно в дополнение к травяному чаю. Но в целом сама эта ситуация с пикником казалась Снейпу странной. Еще ни разу за всю жизнь ему не доводилось уплетать бутерброды под открытым небом, жмурясь от солнца, да еще в компании бывшей ученицы. Надо сказать, что в данный момент он сомневался, что смог бы найти лучшую компанию. Каждый из них думал о своем, и это само по себе было удивительным, как тонкое единение душ. Чувство, что он нашел наконец свою гавань, не покидало его, несмотря на то, как отчаянно он пытался отогнать его прочь. Северус твердил себе, что это всего лишь сон, и если по каким-то неизвестным доселе причинам он сюда попал, то нужно выжать из этого феномена по максимуму, прежде чем разорвать эту странную связь, о которой, кстати, он так и не нашел никакой информации, кроме тех обрывков, что были ему уже известны. Вскоре лесная опушка постепенно наполнилась звуками. Солнце медленно садилось за горизонт, и пернатые жители рощи, которые раньше прятались в густых кронах деревьев, посчитали своим долгом оповестить об этом всех и каждого. Грейнджер посмотрела вверх и вскочила с места, лицо ее озарила добрая улыбка. Она запрокинула голову и принялась вертеться, силясь разглядеть хоть одну из птиц среди листьев и ветвей, сплетающихся друг с другом и образующих что-то вроде купола. Северус поднялся вслед за нею, верно расценив, что странно молчаливая трапеза на свежем воздухе, именуемая во всем мире пикником, подошла к концу, и принялся складывать остатки еды и посуду обратно в корзину. По-прежнему не сговариваясь, Северус и Гермиона неспешно побрели обратно к дому. Закатное солнце бросало последние лучи на зеленые кроны деревьев, заросли кустарников и лесную опушку, у которой виднелся дом, похожий на кукольный. В лесу заливался нестройный птичий хор. Несмотря на то, что погода стояла вполне летняя, под ногами тихо шуршала сухая опавшая листва. Топот ног выдернул его из мыслей. Северус резко повернулся на звук и с удивлением посмотрел вслед Гермионе, которая неожиданно сорвалась с места и вприпрыжку понеслась вверх по тропинке в ту сторону, откуда доносилось журчание воды. Не совсем понимая, чего от нее ждать и зачем он сам это делает, Северус припустил за ней, стараясь не отставать. Гермиона затормозила, лишь добежав до небольшого ручья. Он остановился несколько поодаль и стал с интересом озираться по сторонам. Так далеко он еще не продвигался. А посмотреть и правда было на что: вся земля по обе стороны от ручья была усыпана ромашками. Желто-белые корзинки заполонили всю округу. Они росли так густо, что из-за них почти не проглядывала ярко-зеленая трава. Грейнджер несколько раз повернулась вокруг своей оси, и Северус услышал ее звонкий мелодичный смех, а затем она принялась собирать цветы в букет. Набрав полную охапку, она уселась прямо на траву и разложила их перед собой. В следующее мгновение он увидел, как она ловко переплетала зеленые стебли между собой. Выходило довольно красиво. Когда венок был готов, Гермиона надела его на голову и, поднявшись с травы, с улыбкой посмотрела на Северуса. В глазах ее в этот момент светилось такое безграничное счастье, что на секунду он задумался: а не плод ли его собственного воображения все эти сны? Он посмотрел на небо. Солнце уже не светило так ярко, неумолимо скрываясь за ветвями деревьев окружавшего их леса. Надо бы поторопиться. Еще неизвестно, какие странности могут поджидать их здесь под покровом ночи. Ведь не зря же девчонка спешит скрыться в доме, как только вечер начинает брать свое. — Мисс Грейнджер, думаю, нам пора возвращаться, — произнес наконец Северус. — Скоро стемнеет. Но она, очевидно, сделала вид, что не услышала, и не двинулась с места, продолжая смотреть, чуть изогнув бровь, будто о чем-то спрашивая. Северус едва заметно усмехнулся и кивнул в ответ на ее невысказанный вопрос. Неужели она сейчас действительно напрашивается на комплимент? — Неплохо, — после недолгого молчания он все же решил ответить вслух. Гермиона снова засмеялась, в глазах блеснули последние лучи заходящего солнца, а Северус вдруг нашел в себе силы признаться самому себе, что это все же лучше, чем «неплохо», и по его лицу скользнула кривоватая ухмылка, которая, впрочем, тут же пропала, стоило ей еще на мгновение задержать на нем взгляд. Наконец она отвернулась в сторону ручья. Скинув обувь и подняв до колен подол платья, Гермиона начала спускаться к воде. Северус нахмурился, до последнего отказываясь верить, что она полезет в воду. Но судя по ее решительной походке и гордо выпрямленной спине сомневаться в ее действиях не приходилось. Понимая, что хотя бы один из них должен обрести здравый смысл, он окрикнул ее: — Мисс Грейнджер, скоро наступят сумерки и наверняка станет прохладно. Вы всерьез вознамерились заняться водными процедурами именно сейчас? Не оглядываясь и не сбавляя шаг, она ответила: — Только не говорите мне, что вы боитесь темноты, профессор Снейп. Это совсем на вас не похоже. Грейнджер шагнула в холодную проточную воду и замерла на месте в ожидании, когда ноги привыкнут к резкому перепаду температуры, а спустя несколько мгновений побрела вниз по течению. Ручей был неглубоким, вода едва доставала ей до колен. Снейп медленно шел за ней, стараясь не упустить из виду, и думал, как вытащить несносную девчонку из воды, пока она не подхватила простуду. Интересно, в вымышленном грейнджеровском мире можно простудиться? Солнце уже совсем скрылось за горизонтом, стало ощутимо прохладнее. Когда ручей обмелел, девчонка наконец вышла из воды и принялась растирать холодные мокрые ноги ладонями, пытаясь то ли согреть их, то ли высушить. Надев туфли, она оглянулась и весело сказала: — Видите, ничего плохого не случилось. Теперь можно идти домой. Тем более мы уже недалеко, — и махнула рукой себе за спину. Посмотрев в ту сторону, куда указала Гермиона, он понял, что она права. До ее домика отсюда и правда рукой подать. Некоторое время Северус стоял на месте и завороженно смотрел в сторону темного леса, который уже едва подсвечивался лучами заходящего солнца. Он манил его своей таинственностью, неизведанностью, тьмой. Когда он отвернулся от голых ветвей, что словно костлявыми пальцами тянулись в уже начавшее темнеть небо, Гермиона успела отойти на некоторое расстояние и держала путь прямиком к дому, на этот раз не отклоняясь от курса. Двигалась она теперь достаточно быстро, как и всегда, стоило лишь солнцу сесть. Северус догнал ее и, заметив, что она дрожит, набросил на плечи неизменную раньше мантию, в которой он когда-то ходил в Хогвартсе и пугал первокурсников сходством с представителями рукокрылых. Наверное, это и к лучшему, что в голове Грейнджер он выглядел именно так. По крайней мере сейчас. До крыльца ее дома они добрались без приключений все в той же тишине обоюдного молчания. Только на этот раз из уютной она превратилась в напряженную. Поднявшись по ступенькам, Грейнджер вдруг развернулась и выхватила у него из рук корзину. В ее широко раскрытых глазах при этом явно отразилась грусть и какая-то обреченность. Мельком Северус почувствовал легкое, почти невесомое прикосновение к своей ладони, а в следующее мгновение перед ним захлопнулась дверь. Северус крепко зажмурился, а когда открыл их, то увидел белый потолок собственной комнаты. Бросив быстрый взгляд на окно, он понял, что уже рассвело. Сев в кровати, он какое-то время собирал обрывки мыслей в единое целое, пока наконец не осознал, что в зажатом кулаке что-то есть. Медленно разжав пальцы, он с удивлением уставился на белоснежные лепестки, окружавшие ярко-желтую корзинку соцветия — живое доказательство того, что он не сошел с ума, что все это правда, а не плод его воображения, провоцируемого уставшим разумом. Ромашка.***
— Мисс Грейнджер, что происходит, когда вы остаетесь одна? Когда они вновь поднялись из лаборатории в гостиную, день близился к вечеру. «Значит, скоро наступит утро», — мгновенно пронеслась мысль. Гермиона расположилась прямо на полу у зажженного камина и смотрела на огонь. Со стороны леса, из самой его чащи, уже слышались далекие раскаты грома, а деревья временами подсвечивались яркими всполохами молний. Услышав вопрос, она повернулась и непонимающе посмотрела на Северуса. — Что вы имеете в виду, сэр? — спросила она, вновь отворачиваясь к камину. Северус вздохнул и продолжил: — Каким образом вы остаетесь одна? — он откашлялся. — Утром я просыпаюсь в своей постели, и все, что происходило ночью, остается лишь сном. Но при этом я из своего дома никуда не исчезаю и нигде не появляюсь. Путешествует лишь мое ментальное тело, если вы понимаете, о чем я. — Дождавшись ответного кивка, который, впрочем, совершенно не говорил о том, насколько внимательно Гермиона его слушала, потому что она по-прежнему гипнотизировала взглядом пламя, он заговорил вновь: — Так что происходит, когда моему ментальному телу приходит время возвращаться в реальность? Гермиона наконец повернулась и посмотрела ему в глаза, мягко улыбнувшись. Однако взгляд остался задумчивым. — Как узнать, какая из реальностей настоящая? — проговорила она, а затем, покачав головой, добавила: — Не обращайте внимания, сэр. Просто для меня теперь нет другой реальности, кроме той, что вы видите. Она обвела взглядом гостиную в подтверждение своих слов. Северус хмыкнул, но ничего не ответил, ожидая, что она продолжит. — Знаете, я чувствую ваше скорое пробуждение. — Он удивленно приподнял бровь, и ее улыбка на миг стала шире, а затем померкла. — Знаю, это звучит фантастично. Но ведь само существование магического мира для многих магглорожденных было фантастичным. — Она пожала плечами. — И тем не менее это правда. Например, сейчас у нас есть еще несколько минут до того, как вы исчезнете. — На что это похоже? — спросил Северус, понизив голос и непроизвольно подавшись к ней корпусом. — На аппарацию? Или, может, полет? Выражение лица Гермионы вновь стало задумчивым. — Это похоже на… — она снова обвела комнату рассеянным взглядом и продолжила: — …как если бы вы вдруг стали призраком. Только… не сразу, а постепенно. Ваше тело будто выцветает, а потом и вовсе исчезает. Северус кивнул, Гермиона вздрогнула и вновь отвернулась, потому что как раз в этот момент послышался наиболее громкий раскат грома. Кожа ее покрылась мурашками, которые было видно даже с дивана, где сидел Северус. Гермиона поежилась, словно от холода, и принялась тереть ладонями предплечья в попытке согреться. Все движения она, казалось, совершала на автомате и будто думать забыла о том, что сейчас находится не одна. В ушах стучал пульс, а в голове слышались выкрики заклинаний и истошные, полные боли крики женщин и мужчин. И смех. Такой зловещий, что в жилах стыла кровь. По щеке скатилась одинокая слеза. Вслед за раскатом грома небо озарилось яркой вспышкой молнии, и Гермиона еле слышно всхлипнула. — Мисс Грейнджер! Гермиона несколько раз моргнула, с удивлением обнаружив Снейпа сидящим прямо на полу перед ней. Обхватив ее ладонями за плечи, он легонько встряхнул несколько раз, пытаясь привести в чувства и не дать панике и страху затопить ее сознание. — Мисс Грейнджер, вы слышите меня? — он последний раз встряхнул ее и, наконец увидев, что она осознанно, хоть и хмуро, смотрит ему в глаза, отпустил. — Что происходит? Что это за странный лес и почему вы меняетесь в лице, стоит вам взглянуть в ту сторону? — Несколько минут истекли, профессор, — едва слышно и как-то обреченно проговорила Гермиона, глядя на него отрешенным взглядом, подходящим скорее какой-нибудь мисс Лавгуд, которая и без того не от мира сего, но никак не вечно собранной Грейнджер. На миг ее губы тронула печальная улыбка, впрочем сразу же исчезнувшая и оставившая после себя прежнюю задумчивость. Когда до Северуса наконец дошел смысл сказанных ею слов, он посмотрел на свои ладони, которые с каждым мгновением становились все прозрачнее. Он снова взглянул на Грейнджер. Она сидела все такая же отрешенная, словно все происходящее было чем-то настолько обыденным, что и вовсе не заслуживало ее внимания.***
Северус настолько погрузился в собственные мысли, что, когда к его спине прижалась обнаженная женская грудь, а две ладони сомкнулись на поясе, вздрогнул от неожиданности. — Ты в последнее время стал слишком напряженным, — услышал он возле своего уха низкий завораживающий голос, а в следующее мгновение ровные белые зубы эротично сомкнулись на мочке уха, явственно заявляя о желании их обладательницы. Она потерлась о его спину уже затвердевшими сосками, пальцами очертила впадину пупка и двинулась вниз живота, недвусмысленно давая понять о своих намерениях. Северус попытался отстраниться, но оказался зажат между ее телом и стеклянной стенкой душевой кабины. Он сделал вдох и развернулся в кольце горячих рук, которые тут же обвили его шею, притягивая все ближе до тех пор, пока чувственные губы не коснулись его собственных, вовлекая в поцелуй. Целуя в ответ, он провел ладонями по ее спине снизу-вверх, а затем, обхватив грудь, сжал двумя пальцами соски, вырывая заглушенный губами стон. Ладони двинулись ниже, очертив плоский живот. Вивиан, крепче обхватив его шею пальцами, оторвалась от его губ и, укусив за подбородок, коснулась губами пульсирующей жилки на шее, слизывая капли воды языком. Вдруг перед глазами Снейпа вместо душевой кабины, заполненной паром, возник лабораторный стол и стоящий на нем котел, под которым мерно горело синеватое пламя спиртовки. Прижавшееся к нему женское тело, от которого мгновение назад исходил такой жар, что, казалось, и его собственная кровь в жилах текла быстрее, стало вдруг холодным, словно в нем не было жизни. По коже прошел мороз, вызвав озноб. Северус замер, несколько раз моргнул и, оставив Вивиан в недоумении, отошел к противоположной стене кабины. Под ее недовольным взглядом он зачерпнул ладонью немного воды и, плеснув себе в лицо, открыл створку двери и вышел. По пути в комнату он обернул полотенце вокруг пояса, а когда в руках оказалась палочка, бросил высушивающие чары и с кажущимся безразличием принялся одеваться. Позади него послышались шаги, и в комнату вошла Вивиан. Ее тело скрывал пушистый банный халат, а глаза метали молнии. Резкими движениями она выпуталась из него и принялась натягивать одежду, которую в предвкушении прекрасного начала дня несколько минут назад небрежно сбросила на кровать. Весь ее вид кричал о том, что она сейчас находится в прескверном расположении духа по вполне понятной причине. Но Северус ничего этого не замечал. Не обернувшись на шум, он стоял перед раскрытой дверцей платяного шкафа и застегивал пуговицы темно-серой рубашки так невозмутимо, словно ничего не произошло, хотя все его мысли и чувства пребывали в полном раздрае. Он злился на самого себя за то, что позволил нежеланным, неправильным мыслям возникнуть в его голове и испортить всю прелесть момента; злился на девчонку Грейнджер, с которой мало того что был вынужден проводить все ночи напролет, как бы двусмысленно это ни звучало, так теперь еще она пробралась в его тихую и такую гармоничную реальность. Злился он и на Вивиан, которая не могла выбрать лучшего момента для внезапного проявления страсти. Справившись с пуговицами и разместив в рукаве палочку, Северус набросил пиджак и, так и не сказав ни слова, вышел. Он пронесся по лестнице, через гостиную и прихожую и вышел на улицу. Сделал шумный вдох сквозь стиснутые зубы, а затем медленно выдохнул. Только сейчас он осознал, как сильно ему не хватало воздуха в доме, откуда он спешил вырваться, кажется, впервые с того момента, как поселился здесь. Прикрыв глаза, он оперся на дверной косяк и прислушался. Отовсюду доносился обычный шум утреннего Лондона, который с течением времени стал восприниматься как фон и уже не побуждал напрягать слух в попытке разобрать общую какофонию звуков на составляющие, чтобы точно определить, откуда надвигается угроза. Внезапно весь этот фоновый шум нарушил приглушенный звук бьющегося стекла. Северус резко открыл глаза и посмотрел на дверь, но все уже стихло. Он постоял на крыльце еще какое-то время, глубоко дыша, а затем, проверив защитные чары, пошел прочь от дома. Зайдя в относительно уединенный и тихий проулок, образованный расположенными по соседству домами, он огляделся в поисках любопытных глаз. Но редкие прохожие спешили по своим делам и совсем не обращали внимания на высокого мужчину с черными волосами, свисающими по обе стороны лица и частично скрывающими его от чужого взгляда. Он вошел в небольшую нишу и аппарировал на уже знакомое побережье Бродстерс. Море, словно чувствуя его настроение, сегодня было неспокойным. Волны одна за другой накатывали на песчаный берег и, пенясь, спешили вернуться обратно в свою стихию. В это раннее время пляж был еще пуст, поэтому, не боясь, что его кто-то увидит и узнает, Северус низко опустил голову и, смотря себе под ноги, неспешно побрел по песку, стараясь держаться подальше от воды, чтобы не попасть под очередную волну. Время от времени он останавливался, поднимал голову и смотрел на горизонт в ту сторону, откуда совсем недавно поднялось солнце, чтобы отправиться в путь по небосводу. В голове роилось множество мыслей, но разум не цеплялся ни за одну из них, поэтому они струились нескончаемым потоком, перемешивались, создавали какофонию звуков и образов, не имеющих ничего общего с реальностью. Дойдя до небольшого утеса, Северус остановился и, в очередной раз оглянувшись по сторонам, сел прямо на холодный влажный песок. Он глубоко вздохнул. Воздух был достаточно прохладным и свежим, осень уже полностью вступила в свои права, незаметно сменив летнюю беззаботность осенней хандрой. «Может, в ней все дело? — спросил он сам себя мысленно и тут же, кивнув, с деланной уверенностью ответил: — Конечно, именно в ней». Он поднял голову, подставив лицо утренним лучам солнца, и сделал несколько глубоких вдохов. Окклюменция — удивительная вещь. Ни одной ненужной мысли, которую бы сразу же хотелось обдумать, не возникало с того самого момента, как он выбежал из душа, оставив ничего не понимающую Вивиан одну. Нет, они никуда не испарились, все еще оставаясь на своих местах, но представлялись какими-то мутными, размытыми; эта круговерть совершенно не манила, не хотелось погрузиться в нее, чтобы хорошенько все обдумать, провести анализ, найти какое-то решение. К слову сказать, и решений никаких принимать не хотелось. Хотелось закрыть глаза и провести на этом пустынном пляже остаток своих дней. Он зажмурился, снова сделал глубокий вдох и, задержав в легких воздух, медленно выдохнул через нос. Спустя некоторое время он повторил это действие. Отголоски перемешанных мыслей все еще долетали до него. Сосредоточившись, Северус представил океан. Тысячи кубометров неспокойной темной воды. Яростным потоком бушующих волн океан ворвался в его сознание, погребая под своей толщей все, до чего мог дотянуться. Блаженная тишина, накрывшая с головой, в первые мгновения показалась оглушительной, но вместе с тем такой всепоглощающей и желанной. Больше никаких отголосков снов, ненужных воспоминаний, отчего-то прочно засевших в памяти, — ничего. Северус делал глубокие и размеренные вдохи. Тишина вокруг него, тишина внутри него — все, о чем он только мог мечтать в бытность свою профессором Хогвартса. Именно сюда он сбегал, когда становилось невмоготу, когда казалось, что все напрасно, когда он не знал, куда двигаться дальше. Именно здесь он проводил часы, сидя в своих покоях в подземельях замка, делая вид, что составляет учебные планы, а на самом деле прячась в бескрайних водах спасительного океана. Он знал, что стоит лишь на самую малость опустить щит, как вода тут же найдет лазейку, схлынет и обнажит все, что сейчас погребено на дне. Поэтому сейчас он прикладывал все мыслимые усилия, чтобы не думать ни о чем, полностью сосредоточившись на дыхании. Где-то вдали, словно в другом мире, слышался шум прибоя и крики пролетающих чаек. Соленый бриз с запахом сентября трепал немного влажные волосы. Северус отлично помнил, как еще вчера вечером распланировал сегодняшний день так, чтобы ни одной минуты не пропало зря. Он отлично помнил, что в лаборатории под чарами стазиса дозревает основа сваренного им, не без помощи Грейнджер, разумеется, зелья. Он также помнил, как еще несколько дней назад набросал несколько пунктов второго этапа варки. Заучил их наизусть и мог отрапортовать прямо сейчас, если бы точно знал, что это будет более эффективным в его попытке не думать. Ни о чем. Совсем. Сейчас все это было погребено в мутных водах его личного океана. Лишь глубокое размеренное дыхание и собственный стук сердца, гулко отдающийся в ушах. Он сделал очередной глубокий вдох, на миг задержал дыхание и медленно выдохнул. По мере того, как в легких заканчивался воздух, мутная зеленоватая вода океана покидала его сознание, вновь обнажая все то, что было спрятано в его глубинах. Ее становилось все меньше и меньше, пока наконец поток через загадочные гештальты не исчез в неизвестность. Северус вновь почувствовал дуновение прохладного легкого бриза, который сейчас почему-то был сплошь пропитан запахом леса. Северус покачал головой, пытаясь отогнать наваждение, но оно никуда не исчезло. Теперь к нему примешивался слабый аромат дикой вишни и шоколада — идеальное сочетание. Сквозь закрытые веки он ощутил, как в глаза бьет яркий солнечный свет, а вместо шума прибоя раздается веселое щебетание птиц над головой, стрекот цикад и заливистый жизнерадостный смех. Северус резко открыл глаза, и наваждение потускнело, а спустя несколько мгновений почти исчезло. Зато из глубин сознания он вновь услышал внутренний голос. Здесь в момент его единения с природой и очередной попытки познать себя глубже и принять его не заглушали внешние фоновые звуки, и он мог говорить напропалую, не опасаясь, что кто-то перебьет. Зато сам Северус желал заглушить его чем угодно, лишь бы не признавать его правоту, хотя ни за что на свете не признался бы в этом даже самому себе. Он аппарировал сюда уже в течение нескольких лет с одной единственной целью: познать и принять; а для этого нужно было заглянуть внутрь себя, не прикрываясь щитами окклюменции, и прекратить эту двойственность в мыслях и эмоциях. И ему никак не удавалось это сделать для того, чтобы достичь согласия с собой. С течением времени дошло до того, что он стал не просто слышать голос внутри себя, но и отвечать ему, и это складывалось в своеобразную беседу. Северус и сам до конца не понимал, чего он вдруг так разволновался. Ведь ничего из ряда вон выходящего не произошло. «За исключением самого факта того, что каждую ночь ты проводишь в компании своей ученицы и даже получаешь удовольствие от этого», — где-то на задворках сознания вновь противно зашелестел голосок, пропитанный ядовитым сарказмом. Хватило всего лишь пары мгновений, прежде чем Северус услышал его вновь после того, как опустил щиты и позволил мыслям течь так, как им вздумается. Однако в любой момент он был готов поднять их вновь, если только возникнет необходимость снова спрятаться от самого себя. «Бывшей ученицы, — с нажимом подумал Северус. — И в том, что общение с весьма неглупым человеком мне приятно, нет ничего плохого». Он услышал смешок, сочащийся все тем же ядом. «Почему же общение с другими неглупыми бывшими учениками не приносит тебе такого удовольствия? Когда в последний раз ты виделся с… Драко? — вновь зашелестел голос. — Не для того, чтобы обсудить детали жизни и работы мисс Грейнджер, а просто поговорить?» Северус не сразу нашелся что ответить. Он действительно не горел желанием связываться с бывшими учениками независимо от того, на каком факультете они учились и каким был их базовый уровень знаний в Хогвартсе. «Общение с девчонкой — это вынужденная мера, — Северус начинал испытывать раздражение и поэтому хотел поскорее закончить этот внутренний монолог. — Я не могу влиять на эти сновидения. Точнее, я не могу сделать так, чтобы они не снились мне. К тому же так у меня больше шансов узнать, что же на самом деле с ней случилось». Северус опустил голову и потер переносицу. «Ну да, зелье сна без сновидений, наверное, отменили, — протянул голос. — А по пути можно собирать бонусы. Это очень удобно и, главное, так по-слизерински. После всех перемен, что произошли с тобой по прошествии последних лет, я начинаю гордиться тобой». Северус сделал несколько глубоких вдохов подряд, восстанавливая окклюментный щит. «Разговор по душам» начинал принимать совершенно неправильный оборот. Сама эта ситуация была неправильной. В сознание вновь хлынул океан, заполняя разум мощным потоком ледяной воды, казавшейся настолько реальной, что по коже прошел холодок. Голос затих. Северус медленно открыл глаза и, щурясь от яркого света, посмотрел по сторонам. Солнце давно поднялось, и на пляже уже гуляли люди, старающиеся не упустить последние теплые деньки перед тем, как осень решительно заявит о своих правах каждодневной серостью и сменяющими ее промозглыми дождями. Отдыхающих было не так много, и все они старались держаться подальше от странного вида человека, что, закрыв глаза, сидел прямо на холодном влажном песке, застыв в одной позе и не замечая ничего вокруг. Низко над водой в поисках еды парили чайки, периодически оповещая друг друга о чем-то громкими криками. Северус поднялся и стряхнул с одежды песок. Настала пора идти в лабораторию. Он вновь подумал о зелье, что дожидалось своего часа, и о ловце снов и, сунув руку в карман, нащупал кольцо и плетеный шнурок. У него осталось два дня на то, чтобы досконально, насколько это возможно, изучить вещицу. Несколько минут спустя Северус, спрятав все, что его тревожило, под толщу зеленоватой воды океана, вошел в лабораторию, готовый к рутинной работе, которая успела скопиться за те несколько дней, что он полностью посвятил зелью и собственным экспериментам.***
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Однажды ночью, когда усталость все-таки взяла свое, Нарцисса забылась недолгим и тревожным сном. Проснувшись, она какое-то время вглядывалась в потолок комнаты, освещенный тусклыми солнечными лучами, кое-как пробивающимися через плотно задернутую занавеску, и пыталась вспомнить, что же ей снилось. Но кроме кромешной тьмы и умиротворяющей тишины на ум ничего не приходило. Некоторое время лежа в постели, она неустанно думала об этом, но в итоге пришла к тому, что усовершенствованное Снейпом зелье сна без сновидений наконец сработало и избавило ее от ночных кошмаров. Голова больше не раскалывалась от острой боли, стучащей в висках. В мыслях было легко, а все страхи, казалось, испарились сами собой, оставив после себя лишь отголоски недавних кошмаров. Нарцисса выбралась из спутанного одеяла и, подойдя к большому окну, потянула штору, впервые за много дней впуская в комнату яркий солнечный свет. Задумчиво улыбнувшись своим мыслям, она направилась в душ. В столовую она спустилась в самом прекрасном настроении, чем немало удивила Люциуса, который за утренним кофе читал свежую газету. Выглядела Нарцисса настолько цветущей, что трудно было поверить в то, что совсем недавно она напоминала скорее собственную тень. Лишь заметная бледность и темные круги под глазами на осунувшемся лице, которые она, вероятно, не стала скрывать чарами, выдавали ее недавнее состояние. — Доброе утро, — проговорила она, подойдя к столу. Люциус поднялся и, отодвинув для нее стул, помог сесть. — Доброе утро, — ответил он. — Ты сегодня прекрасно выглядишь. Она мимолетно улыбнулась и, вооружившись приборами, приступила к завтраку, который успел поставить перед ней расторопный домовик, быстро убравшийся восвояси. Люциус снова взялся за газету, отгородившись и сделав вид, что читает. Однако он то и дело бросал полный восхищения, но по-прежнему удивленный взгляд на жену. Нарцисса, казалось, ничего не замечала. Все ее внимание было направлено лишь на тосты и малиновый джем, а ее аппетиту мог бы позавидовать и мальчишка-подросток. Несмотря на все свое удивление этим неожиданным преображением, Люциус был очень рад такому раскладу. — Драко уже в Лондоне? — спросила Нарцисса и сделала глоток чая из белоснежной фарфоровой чашки. Люциус опустил газету и кивнул. — Да, он отбыл еще вечером, — ответил он и неопределенно взмахнул рукой. — Какой-то новый проект. Нарцисса кивнула, но не ответила. Покончив с завтраком, она положила на стол салфетку и, поднявшись, направилась к выходу. — Как ты себя чувствуешь? — спросил наконец Люциус, глядя ей в спину. — Тебе уже лучше? — Да, все хорошо, — ответила она, обернувшись через плечо, и уже у самой двери продолжила: — Передай, пожалуйста, Северусу, что те зелья, которые он оставлял в последний раз, прекрасно справились со своей задачей. Сказав это, она вышла в сад, оставив Люциуса недоуменно таращиться на закрытую дверь и думать о том, что иметь под боком высококлассного зельевара — безусловное преимущество в его новой послевоенной жизни. Кошмары не вернулись ни следующей ночью, ни спустя некоторое время, когда запас зелий подошел к концу. Однако в глубине сознания, скрытый ото всех, оставался страх. Страх и чувство какой-то неправильности, которое усиливалось, стоило ей вспомнить про письмо Андромеды. Северус, друг мой. Пишу тебе радостную весть. Твои зелья наконец помогли Нарциссе справиться с недугом. А теперь она и вовсе излечилась и надобности в них больше нет. Я и Нарцисса сердечно благодарим тебя. Ума не приложу, что бы мы делали, не будь у нас такого талантливого зельевара. Двери нашего дома всегда открыты для тебя. Помни это, мой друг.Л.А.М.
Покрутив в руках пергамент и конверт с сорванной сургучной печатью, Северус взглянул на сову и покачал головой. — Ответа не будет.