Поцелуй тьмы. Взгляд Дмитрия

      Обратный путь был долгим и безмолвным. Все застыло, и на самом деле это было довольно красиво, но было трудно сосредоточиться на чем-то другом, кроме возможности того, что Виктор скажет что-нибудь завтра. Я сжал и разжал кулак в тщетной попытке снять стресс, но это было бессмысленно. — Ты в порядке? — ее голос звучал неуверенно, и я не сомневался, что она уловила мое напряжение. — Да, — ответ последовал автоматически, хотя он был далек от истины.       Конечно, Роуз на это не купилась бы. — Уверен? — Настолько в порядке, насколько это возможно, — я знал, что был почти таким же холодным, как воздух вокруг нас, но мне было трудно определить, действительно ли мы чего-то достигли, посетив Виктора.       Единственное, что я мог сказать наверняка, так это то, что я был значительно более взволнован и зол, чем раньше. Через несколько секунд она задала вопрос, на который я очень надеялся, что она не задаст. — Как ты думаешь, он всем расскажет о нас? — Нет, — это была ложь. Я был совершенно уверен, что он так и сделает. Честно говоря, я должен был смириться с тем, что он это сделает, с тех пор как она показала мне ту дурацкую записку. Что, я думал, произойдет? У нас не было ничего, что ему было нужно; не с чем было торговаться, никакой информации, которую можно было бы использовать в качестве взятки. Это было не похоже на то, что мы могли бы вежливо попросить, и он бы передумал. Даже мольба не сработала бы, хотя я думаю, что его, вероятно, позабавило бы, увидь он меня на коленях. Единственной силой, которой я обладал, была смутная угроза, которую, я был совершенно уверен, он видел насквозь.       Я не мог сказать об этом Розе. Я знал, что она уже беспокоилась о том, что нас разоблачат. Сказать ей, что теперь это почти наверняка, ничего не даст, кроме того, что она потеряет сон сегодня ночью. Я уже знал, что завтра утром буду измотан до предела. — Ты имел в виду это… — ее голос был едва слышен и почти затерялся на ветру, — что если Виктор действительно расскажет…что ты бы…       Убил его. Она этого не сказала, но ее вопрос был очевиден. Был ли я готов убить Виктора? Я был убийцей — обученным и проверенным — но был ли я убийцей? — У меня нет большого влияния на высших уровнях королевской семьи мороев, но у меня есть влияние среди стражей, которые выполняют грязную работу в нашем мире.       С точки зрения логистики это было возможно. У меня были нужные связи. Я знал людей в Бутырке, Тарасто и Орле. Вероятно, я мог бы убедить их тоже это сделать. Это был бы не первый случай, когда заключенный был убит незаметно для всеобщего блага. Однако лично я никогда не поддерживал идею о том, что стражи играют роль судьи и присяжных. Мы были защитниками, а не палачами… — Ты не ответил на вопрос. Действительно ли ты сделаешь это, — она встала передо мной, заставляя меня остановиться и посмотреть в лицо ей и ее вопросу. Я был стражем. Я был защитником. Я бы отдал свою жизнь за своего подопечного… но я бы убил за свою Розу. — Я бы многое сделал, чтобы защитить тебя, Роза.       Она отвела взгляд, натянуто улыбнувшись, что говорило скорее о ее признании, чем о фактическом одобрении. Ее грудь поднялась с глубоким вздохом. — Это было бы не совсем защитой для меня. Это было бы точкой. Хладнокровной. Ты не делаешь ничего подобного, — ее глаза снова встретились с моими с печальным блеском. — Месть это больше по мне. Мне придется убить его.       Она не это имела в виду. Я знал, что она этого не сделала бы. И все же мне было невыносимо слышать, как она это говорит. Я схватил ее за плечи, слегка наклонившись, чтобы убедиться, что она сосредоточена на мне. — Не говори так!       Она немного подпрыгнула в моих руках, явно не ожидая такой сильной реакции. Я попытался спасти момент, нежно сжав ее руки и смахнув выбившуюся нитку с ее пальто. — И в любом случае, это не имеет значения. Виктор ничего не собирается говорить.       Она кивнула головой, полностью принимая мои слова просто потому, что я их произнес. Наконец я отпустил ее, позволив своим рукам скользнуть вниз по ее рукам, чтобы я мог прикасаться к ней как можно дольше, прежде чем мы вернемся в отель. Остальная часть прогулки прошла в тишине, что меня вполне устраивало. Я больше не хотел ей лгать.       Я решил подняться по лестнице наверх, мне нужно было немного поработать над своей нервной энергией в одиночестве, прежде чем удалиться в свою комнату на ночь. Если Роуз и заметила что-то еще неладное, она не упомянула об этом и вместо этого выбрала лифт.       Я медленно поднимался по ступенькам. Было почти неловко наступать на каждую, когда я легко мог перепрыгнуть две, а то и три, как будто это было испытанием моего терпения. Не то чтобы у меня не было достаточных тренировок этого конкретного качества на данный момент. Я думаю, что нужно было что-то сказать за то, что я знал, что действительно смогу пройти этот экзамен.       Шестьдесят четыре. Вот сколько шагов я насчитал. Можно было бы подумать, что этого будет достаточно, чтобы успокоить меня, но не повезло. Проходя мимо комнаты Розы, я услышал более высокий женский голос. Голос Лиссы. Я не мог слышать Роуз, но было немного утешения, зная, что она сейчас не одна. Она была достаточно обеспокоена Лиссой, чтобы я знал, что она ничего не скажет ей о нашей сегодняшней встрече, и Лисса была добра к тому, чтобы подбодрить Роуз.       В моей комнате было тихо. Пусто. Темно. Включение света решило только одну из этих проблем. Кровать, которая всего несколько часов назад казалась такой большой и уютной, теперь казалась холодной и одинокой. Я включил телевизор, надеясь, что звук болтовни заставит мой мозг подумать, что здесь есть какая-то форма общения, но это была всего лишь иллюзия. Я чуть было снова не включил кофеварку, но знал, что проголодался, а кофеин этого не исправит, поэтому вместо этого схватил брошюру об обслуживании номеров.       Какой бы ужин ни был запланирован для нашей группы, он уже давно закончился. Мне почти стало жаль, когда я посмотрел на доступные мне сейчас варианты, потому что, несомненно, все, что подавалось раньше, должно было быть лучше, чем сэндвич, «Суп дня» или гамбургеры. В конце концов я решил поставить на цыпленка и сделал заказ. Я мельком вспомнил, что если я пропущу ужин, то и Роза тоже, и подумал, может быть, мне стоит убедиться, что она что-нибудь съела сегодня вечером, может быть, даже пригласить ее в гости. Я уверен, что они могли бы принести сюда оба заказа.       Кого я обманываю? Роза никогда не забывала поесть, и я видел пиццу в брошюре. Вероятно, ей прислали кусочек или два пепперони еще до того, как я нашел меню, и довершили его пирожным для пущей убедительности. Если Лисса не подбодрила ее, то ее любимое блюдо наверняка взбодрило бы. Раздался стук, и я должен был признать, что быстрое обслуживание в отеле более чем компенсировало их тусклый выбор. Открыв дверь, я порылся в бумажнике в поисках нескольких лишних купюр, но с другой стороны меня ждал не помощник официанта. Это была Альберта. — Ты пропустил ужин, страж Беликов, — она не выглядела и не казалась слишком довольной. — Мои извинения, страж Петров. У меня были кое-какие дела, которыми нужно было заняться, — я оставался неопределенным, зная, что не могу сказать ей, где я на самом деле нахожусь. — А Роза? Её тоже не было.       Я прикусил язык, понимая, как плохо это выглядит. — Да, Роза была со мной. — Дмитрий, — вздохнула она, как будто она действительно надеялась, что это было просто совпадение, что мы с Розой оба отсутствовали на ужине. — Ты не можешь… — Клянусь, все было строго профессионально, — прервал я ее, надеясь успокоить худшие из ее страхов, прежде чем они когда-либо приходили ей в голову. Ее бровь слегка приподнялась. — Тренировка?       Я кивнул. Это была не совсем ложь. В конце концов Розе нужно было научиться обращаться с преступниками и заключенными, тем более что стражи часто выполняли двойную обязанность в качестве блюстителей порядка, так что визит к Виктору мог быть в какой-то форме уроком. — Мы потеряли счет времени, но сейчас она вернулась в свою комнату. Я уверен, что она уже позаботилась о своем ужине, и, похоже, мой тоже здесь.       Молодой помощник официанта нес на подносе накрытую тарелку, остановившись рядом с Альбертой и выглядя более заинтересованным в нашем прерванном разговоре, чем в доставке еды. Я отступил в сторону, позволяя ему поставить поднос на кофейный столик, прежде чем вручить ему пару купюр. Он бросил последний взгляд через плечо на Стража Петрову, все еще стоящую в дверях, прежде чем вернуться к лифтам.       Альберта молчала все время, пока он выполнял свою работу, но как только он скрылся из виду и не мог слышать, она снова уставилась на меня. — Больше никаких импровизированных тренировок с ней с этого момента, хорошо? Может, мы и не в Академии, но это не значит, что ты все еще не идешь по тонкой грани. Один промах, и я не смогу тебя защитить. Ты понимаешь?       Несмотря на твердость ее слов, я мог видеть трещины беспокойства, распространяющегося по ней. Альберта заботилась о Розе и уважала меня. Я знал, что она не хотела, чтобы с кем-то из нас что-то случилось. Мне было ненавистно сознавать, что завтрашнее утро, скорее всего, выявит эти страхи. Тем не менее, было бы нехорошо втягивать другого человека в эту неразбериху, поэтому я оставил свои мысли при себе и просто кивнул еще раз. — Я понимаю.       Альберта не зря стала капитаном Школьной стражи. Я думаю, она могла видеть, что что-то было не совсем правильно. Хотя я был благодарен, что она не заговорила об этом. Вместо этого она ушла, просто попрощавшись и напомнив, что я должен быть внизу к 8. Я закрыл дверь, снова закрываясь ото всех.       Я решил, что теперь не помешает принять душ, и провел следующие полчаса, пытаясь стереть воспоминания о прошедшем дне со своей кожи. Жаль, что жизнь так не устроена, поэтому, не имея ничего, что могло бы похвалить мои усилия, кроме морщинистых пальцев, я съел свою уже холодную курицу и посмотрел концовку какого-то старого фильма о Бонде, прежде чем лечь спать, страшась того, что будет ждать меня завтра.

***

      После беспокойной ночи, ранней пробежки и душа, который, возможно, был немного холоднее, чем необходимо, чтобы я выглядел немного бодрым, я был одет и готов совершить долгую прогулку к своей гибели. Должно быть, я был в худшей форме, чем предполагал вначале; Роза опередила меня в вестибюле.       Она гордо стояла, время от времени поправляя блейзер. Я должен был бы не забыть поблагодарить ту девушку из магазина, если бы увидел ее снова. Все сидело идеально, и она выглядела потрясающе. Должно быть, она тоже получила мою записку, так как ее волосы были собраны в тугой пучок, демонстрируя отметки, которые она заработала задолго до того, как ей это понадобилось. Стоя бок о бок, вы никогда бы не узнали, что Эдди и Роуз еще не были назначенными стражами. Оба сражались лицом к лицу с врагом и выжили, чтобы рассказать свою историю, и это было больше, чем многие могли сказать. Черно-белые цвета были просто упаковкой для таланта, скрытого внутри.       Прогулка до зала суда была намного короче, чем я когда-либо считал возможным, или, по крайней мере, мне так казалось. Через несколько минут мы уже входили в богато украшенное здание. Альберта возглавила нашу группу, за ней последовали студенты. Роза и Эдди окружили своих мороев, а я последовал за ними с остальными школьными стражами. Несколько фресок украшали стены, и я мог видеть, как Лисса остановилась у одной, коснувшись золотой печати дракона, окруженной темно-изумрудной зеленью. Лица Розы и Лиссы на мгновение исказились в двойной скорби, прежде чем Роза повела одинокую Принцессу к нашим местам позади обвинения.       Для суда над таким видным политическим деятелем зал суда был довольно пуст, но я знал, что это было из-за приказа королевы держать процесс вне поля зрения. Часть меня задавалась вопросом, что, по ее мнению, подумали бы ее люди. Внезапное исчезновение Виктора Дашкова не осталось бы совершенно незамеченным. Возможно, они позволили бы распространиться слухам о его смерти. Господь свидетель, он был близок к смертному одру. То есть до того, как все случилось.       В тот момент, когда Виктор предстал перед аудиторией — прошел через задние двери в дизайнерском костюме, который все еще был намного дорожке того, что я когда–либо мог себе позволить, хотя наручники немного портили образ, — я заметил, что Лисса слегка прижалась к Розе. Роза прошептала что-то на ухо Лиссе, заставив ее немного успокоиться. Однако это продолжалось недолго. Виктор искал кого-то в толпе, и когда он заметил свою жертву, я задался вопросом, что возьмет верх: защитные инстинкты Розы или ее боевые. Каким-то образом он добрался до своего места без убийства.       Согласно обычаю королевских судов, королева Татьяна была единственной, кто мог вынести приговор Виктору Дашкову. Предполагалось, что это будет способ борьбы с коррупцией путем устранения различных политических и социальных предубеждений различных королевских домов, которые обычно выступали бы в качестве присяжных в обычном судебном процессе. Мысль заключалась в том, что у короля или королевы не будет никаких других интересов, кроме тех, которые, по их мнению, лучше всего подходят для их народа. Это был великий идеал, который почти никогда не воплощался в реальность.       Один за другим вся рейдовая группа стражей давала свои показания о событиях той ночи. Альберта, как капитан, начала. Я знал, что обвинение приберегало мои показания напоследок, поскольку это было единственное, что предложило что-то новое в плане информации, поскольку именно Роуз сообщила мне эту новость, и я принес ее Альберте. Теперь, когда Роза, Кристиан и Лисса сами были здесь, я мог только представить, что теперь они будут припасены как заключительный акт этого цирка.       Когда Юрий сошел с трибуны, я услышал свое имя. Я сохранял бесстрастное выражение лица, пытаясь успокоить свой разум и бешено колотящееся сердце. Дыши, ты знаешь, что сказать. Я повторял эти слова наедине с собой снова и снова, пока сам почти не поверил в них… но это срабатывало только до тех пор, пока воспоминания не напомнили мне об истине.       Судебный пристав предложил Библию, побуждая меня положить на нее руку и дать клятву отстаивать правду во имя справедливости. Я знал, что никогда не смогу сдержать это обещание, не тогда, когда на кону стояла Роза, но я произнес соответствующий ответ в тандеме с безмолвной молитвой о прощении. — Страж Дмитрий Беликов, я знаю, что вы были первым стражем, который уведомил школьную охрану об исчезновении принцессы Драгомир. Как вы получили эту информацию? — я хотел поправить адвоката Виктора. Это было не исчезновение, это было похищение, но я знал, что для того, чтобы пройти через это, мне нужно было ответить на заданные мне вопросы и ничего больше.       Глубоко вздохнув, я начал говорить. — Я был со своей ученицей, Роуз Хезевей. Она разделяет связь с принцессой и была первой, кто почувствовал, что произошло.       Я ожидал, что следующий вопрос будет о связи между Розой и Лиссой и о том, что это влечет за собой. Я предположил, что это будет слабым местом, которое адвокат попытается использовать, поскольку было бы трудно доказать существование связи и еще труднее объяснить, как это работает, но он, казалось, не обратил внимания на всю идею. — Судя по событиям, похоже, что между тем, как она обнаружила это, и тем, как вы предупредили остальных, была задержка.       Хронология событий, основанная на наших показаниях, была предоставлена как часть пакета доказательств. Всем было ясно, что прошло примерно полчаса с того момента, как Роуз впервые поняла, что происходит, и когда я привез ее к Альберте. Отчет Кристиана подтвердил ее информацию, и все остальные смогли подтвердить ее, когда мы прибыли в штаб-квартиру стражей. Не было смысла пытаться игнорировать задержку. Я знал, что иду на это. Поэтому я солгал. — Она не могла сразу сообщить о похищении, потому что мистер Дашков наложил на нее заклинание, которое заставило ее напасть на меня, — мое выражение лица оставалось нейтральным, мой голос ровным, но я чувствовал напряжение в моей челюсти, когда я выплевывал каждое ложное слово. Мне нужно было сохранять спокойствие. Мне нужно было это сделать. Как бы сильно я ни ненавидел лгать в этом вопросе, когда ставки были так высоки, мне нужно было солгать ради Розы. — Заклинание? — адвокат выглядел недоверчивым, но я знал, что он полностью осведомлен о том, что я упомянул. — Не могли бы вы пояснить? — Я не эксперт в этом вопросе, но уверен, — я поерзал, снимая напряжение с плеча, — мистер Дашков работает с магией земли, и некоторые, кто использует эту силу и силен в принуждении, могут влиять на наши базовые инстинкты. В данном случае он воздействовал на ее гнев и насилие с помощью предмета.       Едва я закончил фразу, как со стороны стола защиты раздался резкий взрыв смеха. — Мистер Дашков! — судья, пожилая женщина-морой, чья работа заключалась в том, чтобы просто следить за соблюдением надлежащей процедуры, упрекнула Виктора. — Пожалуйста, соблюдайте приличия в зале суда.       Плечи Виктора все еще слегка дрожали, когда он пренебрежительно махнул рукой. — Я ужасно сожалею, ваша честь и Ваше Величество. Что-то в показаниях Стража Беликова просто пощекотало мне воображение, вот и все. Это больше не повторится.       Мое тело казалось каменным, застрявшим в жестком деревянном кресле, мне некуда было бежать и не с кем было драться, пока я ждал последнего удара. Но он так и не прозвучал. — Вы упомянули зачарованный предмет…не могли бы вы описать это? — Ожерелье. В форме розы с несколькими бриллиантами. Виктор подарил его ей незадолго до этого под видом поздравительного подарка за ее успех в охране принцессы Василисы во время выездной прогулки. — У вас сейчас есть это ожерелье? — Нет. Я сорвал его с Розы во время нашей борьбы и выбросил в окно, чтобы избавить нас от его последствий. Насколько мне известно, он так и не был восстановлен. Сразу же после того, как действие заклинания прошло, Роза смогла передать свое сообщение, и я привел ее к стражу Петровой.       Остальная часть допроса прошла легче. Больше никакой лжи. Больше никаких вопросов о подозрительных 35 минутах, когда только два человека могли дать точный отчет. Вскоре меня поблагодарили за участие и попросили уйти занять свое место.       Кристиан был следующим и опознал нескольких стражей, нанятых Виктором, как тех, кто напал на него и похитил Лиссу, но не смог предложить ничего большего, чем это. Тем не менее, его показания смогли укрепить связь Виктора с чувством вины.       Затем настала очередь Розы. Наблюдать, как она идет к сиденью, было едва ли не более нервным, чем самому совершать эту прогулку. Я не мог защитить ее сейчас. Я не мог сказать ей, что сказать больше, чем уже сказал. Наша история сложилась вместе после фактического похищения, и если бы она придерживалась нашей согласованной истории, у нас все было бы хорошо. Если нет… я ничего не мог поделать.       Я затаил дыхание, пока адвокаты допрашивали ее. Отвечая на каждый вопрос, она оставалась спокойной и решительной. Как правда, так и ложь были даны в совершенной видимости спокойствия. Единственный способ, которым я мог сказать, что это было не совсем честно, был в тот момент, когда она упомянула о заклинание нападения и то, как она посмотрела налево, прежде чем моргнуть, заставило дрогнуть. Они спрашивали о животных до похищения и даже о беседе, которую она вела с ним после его первоначального заключения, но даже со всей информацией, которой она располагала… ее допрос длился меньше десяти минут. Я почувствовал, как вздох облегчения пронзил мою грудь, когда она снова села на свое место.       Лиссу позвали последней с нашей стороны зала. Ее показания обещали быть, безусловно, самыми драматичными. В конце концов, она была жертвой; целью всего гнусного заговора Виктора. Она рассказала о том, что Виктор был ей как дядя, особенно после кончины ее семьи. Натали была самым близким человеком, который у нее когда-либо был, она относилась к ней как к двоюродной сестре. Она рассказала об испытываемом ужасе, когда находила мертвых и искалеченных животных в местах, которые должны были быть безопасными, таких как ее комната и сумка с книгами. Она рассказала о том, как она рассказала Виктору о некоторых своих трудностях в школе и как он предложил отвезти ее и некоторых ее друзей в Миссулу, чтобы «подбодрить ее».       Каждое произнесенное ею слово, казалось, вызывало все больше и больше сострадания, но это было ничто по сравнению с ее рассказом о фактическом похищении и пытках. Даже я почувствовал прилив сочувствия к моей подопечной, когда она рассказала о своем страхе, когда увидела, как на Кристиана напали прямо у нее на глазах, и о ее ужасе от того, что ей завязали глаза и увезли. Хотя я наблюдал, как Роуз подвергалась пыткам через их связь, и только что услышал ее свидетельство о том, как она видела и чувствовала каждую боль глазами Лиссы, собственное описание Лиссы было невероятно трудно переварить. Казалось, что это оказало еще худшее влияние на Роуз, которая слегка побледнела либо от воспоминаний Лиссы, либо от своих собственных.       Однако страдания на этом не закончились, потому что окончательное свидетельство должно было исходить от самого Виктора.       История рассказывалась снова и снова с разных точек зрения разными людьми, и кульминационный рассказ Лиссы нарисовал ясную и ужасную картину в сознании каждого. Ему ни за что не позволили бы гулять свободным человеком, но даже обреченный злодей имеет право на свой последний монолог.       Похоже, Виктор тоже это знал. Выражение его лица не было похоже на спокойный фасад. Он не показывал ни нервозности, ни гнева. Он был здоров и по-настоящему безмятежен, и одного этого было достаточно, чтобы вывести меня из себя. Но даже это было ничто по сравнению с весельем в его глазах, когда он посмотрел на меня. Мы все были просто фигурами в его больной и извращенной игре, и он был готов сыграть свою последнюю игру.