Поцелуй тьмы. Взгляд Дмитрия

      Восход солнца заставил свет из окна танцевать на позолоченных рамах и подсвечниках, завораживая меня, когда они смешивались с тенями между блестящим деревом и глубоким бархатом различных драпировок и расписных одежд святых, изображенных на иконах в церкви. Я все еще не был уверен, что понимаю все духовные аспекты религии, но я должен был уважать величие и честь, которые были присущи каждому аспекту церемонии. Все было сделано с такой тщательностью и преданностью, было трудно замаскироваться и быть самозванцем среди истинно верующих. И все же в этих стенах я чувствовал себя как дома, или так близко к нему, как только мог быть. Это было почти так же, как если бы я мог выйти на улицу и увидеть холмы, которые были знакомы мне в детстве за окном моей спальни.       Я откинул голову на деревянную скамью, сев так, чтобы поместиться в небольшом пространстве между рядами. Это ни в коем случае не было удобно, но это было лучше, чем возвращаться домой прямо сейчас. Я мог притвориться, что я не был так одинок, когда глаза всех святых наблюдали за мной. — Страж Беликов? — тихий голос вырвал меня из моего покоя, и я увидел отца Андрея, который смотрел на меня в конце длинной деревянной скамьи. — Ты в порядке, сын мой?       Я одарил его улыбкой, больше для того, чтобы заверить его, что со мной все в порядке, чем для чего-либо еще. — Хорошо, отец. Я просто ищу немного уединения и ясности. Это была долгая неделя.       Он кивнул, но я видел в его глазах какое-то сомнение. Через мгновение он, казалось, удовлетворился тем, что просто позволил мне покоиться с миром, не более чем ободряющим похлопыванием по плечу. — У меня есть кое-какая работа, но в остальном я закончил на сегодня. Вы можете оставаться здесь столько, сколько вам нужно.       Я поблагодарил его за великодушие, но когда он уже собирался удалиться за закрытые двери, позволив мне уединиться, он дал последний совет. — И Дмитрий, помни, что ясность может быть ближе, чем ты думаешь. Иногда Господь ставит это прямо перед нами, но мы просто слишком упрямы, чтобы принять это. Спокойной ночи, Дмитрий.       Мой разум едва успел переварить, не говоря уже о том, чтобы принять и ответить на то, что он сказал, прежде чем отец Эндрю ушел. Он провел всего несколько часов со мной и Розой, но за это время мы почти не разговаривали, а тем более не делали ничего другого, что могло бы намекнуть на что-то большее, чем наши отношения наставника и ученика. Конечно, он не мог этого понять. И даже если бы он это сделал, он, конечно же, не поощрял это.       Нет, это было просто совпадение, и я слишком пытался найти скрытый смысл в этом.       Я провел пальцами по волосам, стянул резинку и снял напряжение с головы, прежде чем положить голову на руки. Что мне было делать? Я не мог продолжать в том же духе. Мы не могли продолжать в том же духе. Роза и я в конце концов сломались бы, и это подвергло бы нас опасности, это подвергло бы Василису опасности.       Мир мороев не простил бы нам, если бы отношения между мной и Розой подвергли риску последнюю из рода Драгомир, и что еще хуже, если бы что-нибудь случилось с Лиссой, я знал, что Роза никогда не простит меня.       Она будет винить меня и винить себя. Тем не менее, мы не могли держаться подальше друг от друга, и как только пройдет выпускной, мы будем вынуждены быть вместе еще больше. Ежедневные тренировки в течение нескольких часов — это одно, но скоро мы будем жить под одной крышей 24/7. Я бы видел ее не просто ежедневно, я бы видел ее почти ежечасно. Даже постоянно. Было бы так много возможностей поддаться слабости и… Я не был уверен, что достаточно силен.       Так что, по логике вещей, правильным казалось то, что я должен был сделать на прошлое Рождество. Уйти. Не с Ташей, конечно. Или с кем-либо еще, если уж на то пошло. Попытка заменить Роуз была чем-то, что, как я теперь знал, было невозможно. Но точно так же, как Юрий ушел от той, о ком он заботился, я тоже должен уйти.       Лисса была бы в большей безопасности. Роза, вероятно, тоже была бы в большей безопасности, хотя даже сейчас я испытывал некоторое беспокойство при мысли о том, что меня не будет рядом, чтобы защитить ее в случае необходимости. Тот факт, что я даже почувствовал этот страх, был лишь еще одним доказательством того, что я должен уйти. Я больше беспокоился о безопасности Розы, чем о безопасности Лиссы.       Проблема заключалась в том, что, когда дело касалось Розы, я был не только слаб, но и эгоистичен. Я был слабым и эгоистичным человеком. Я не мог дать ей то, чего она заслуживала, но и отказаться от нее тоже не мог.       Я был так погружен в свои мысли, что едва расслышал чьи-то приближающиеся ко мне шаги. Нечасто кто-то заставал меня врасплох, и это был второй раз за один вечер. Однако на этот раз я встретился с тем самым человеком, который сегодня так занимал мои мысли. — Роуз, все в порядке? — я сразу же насторожился. Прошел комендантский час, и, хотя это был далеко не первый раз, когда она нарушала комендантский час, обычно она не искала меня в нерабочее время, если не было чрезвычайной ситуации. — Да… ну, вроде того. Никаких призраков, если ты об этом, — она отмахнулась от моего беспокойства, опустившись рядом со мной и вдохнув затяжной аромат благовоний. Казалось, это подействовало на нее так же успокаивающе, как и на меня. — У меня только что был вопрос. Или, ну, теория. — Теория, которая не могла подождать до утра?       У нее, по крайней мере, хватило порядочности выглядеть немного виноватой за то, что поставила меня в положение, когда мне пришлось бы оправдываться за нее, если бы ее поймали за пределами общежития в комендантский час. У меня получалось почти так же хорошо утаскивать ее обратно в общежитие, как и у нее ускользать из него. — Я была с Кристианом этим утром… — Роуз, ты должна была быть сегодня свободна, — работа в то время, когда она должна была отдыхать, не принесла бы ей никаких очков и даже могла бы отбросить ее назад в том, что касалось терапии. — Хочешь верь, хочешь нет, товарищ, но я была там исключительно как его подруга. Никаких обязанностей стража, клянусь, — после ее заверений на ней появилось выражение страстного возбуждения. — Я разговаривала с Элис. Она упомянула что-то о кольцах и о том, как они не пускают мертвых. Не просто стригоев, Дмитрий. Мертвых. Включая призраков. — Я не понимаю. — Я тоже не понимала. По крайней мере, поначалу. Если кольца не пускали призраков, то как я могла видеть здесь Мейсона? Он вообще не должен был попасть внутрь. Но я не видела его при дворе. Двор тоже был защищен, даже сильнее, чем здесь. Мартинвилль, однако, не был, и они были повсюду. Как только мы приземлились в аэропорту, это стало ошеломляющим. Однако здесь мы снова попали под защиту колец. Это бы все объяснило! Это кольца! Как только мы это исправим, со мной все будет в порядке.       Она улыбнулась мне. И захихикала. Где-то во время ее речи ее рука нашла мою и радостно сжала ее. В ее глазах было так много надежды, и это было совершенно душераздирающе для меня. — Роза…       Одним словом, я увидел, как каждая унция ее радости разлетелась вдребезги. — Я не знаю… Я не думаю, что это из-за колец.       Я даже не закончил фразу, как она начала отдаляться от меня, не только физически, но и эмоционально. Ее глаза потускнели, плечи опустились вперед, и — возможно, она даже не заметила этого — ее голова начала качаться взад и вперед, как будто молча умоляя меня пересмотреть свои слова. — Я знаю Элис. Я не уверен, что она заслуживает доверия, — она была проницательной, конечно, но заслуживающей доверия был натяжкой. Она всегда казалась мне доброй и разговорчивой, но разговор с ней мог в мгновение ока свернуть с пути в совершенно неожиданном направлении. — Я знаю, — согласилась она, даже нерешительно, — я подумала то же самое. Но в этом есть большой смысл.       Она хотела, чтобы в этом было много смысла. — Не совсем. Как ты сама заметила, твои видения здесь такие нерегулярные. Это не согласуется с теорией защиты. Ты должна чувствовать себя так же, как в самолете. — Что, если кольца просто слабые?       Я покачал головой, хотя и не был уверен, что она это видит. Она довольно пристально смотрела в землю, как будто это могло ответить на ее вопросы. — Это невозможно. Кольца изнашиваются месяцами. Каждые две недели здесь устанавливаются новые. — Так часто? — разочарование ясно прозвучало в ее голосе, и я почувствовал, как у меня снова сжалось в груди. Я знал, что это не моя вина, что ей сейчас больно, но я все еще чувствовал себя в некоторой степени ответственным за то, что отнял у нее этот краткий миг надежды. — Может быть, их протыкают колом, — предположила она через некоторое время. — Людьми или кем-то в этом роде. Как мы видели раньше? — Стражи ходят по территории несколько раз в день. Если бы в границах кампуса была какая-то активность, мы бы заметили.       Она вздохнула, согнувшись и зажав руки между коленями, и каким-то образом стала такой маленькой, что мне показалось, что я могу потерять ее, если быстро не обниму. Однако, когда я коснулся ее руки, это было почти так, как будто она забыла, что я был там. Она вздрогнула от прикосновения, возможно, не ожидая, что я протяну к ней руку, когда она так привыкла быть той, кому нужно было обратиться ко мне. — Ты думала, что если она права, это все объяснит.       Наконец она подняла на меня глаза, кивнув всего два раза. Я видел, как она сжимала челюсти, и время от времени она моргала в ответ, отказываясь позволить мне увидеть эмоции, которые, как я знал, она пыталась скрыть от меня.       Часть меня хотела заверить ее, что все в порядке, что она в безопасности, чтобы расстраиваться из-за меня, и что у нее есть полное право злиться, грустить, расстраиваться и испытывать миллион других эмоций, которые я, вероятно, не мог назвать, а тем более чувствовать. — Я не хочу быть сумасшедшей, — прошептала она, почти задыхаясь. — Ты не сумасшедшая, — мои слова, вероятно, прозвучали резче, чем следовало бы. Она не дрогнула, но я тут же пожалел о своем тоне. Я ненавидел то, что Роуз считала себя сумасшедшей. Я ненавидел, что кто-то считал ее сумасшедшей. Я искренне ненавидел то, что она могла подумать, даже на полминуты, что я когда-нибудь сочту ее сумасшедшей. — Но ты же не веришь, что я действительно вижу призраков.       На это у меня не было ответа. Я не мог солгать ей, даже чтобы пощадить ее чувства. Видеть галлюцинации, верить в эти галлюцинации может быть вызвано очень многими вещами. В свободное время я провел кое-какие собственные исследования, пытаясь найти ответы на вопросы о том, как помочь и поддержать ее. Все они согласились в одном: не подыгрывайте заблуждениям. Не вступайте в конфронтацию, но будьте честны и мягко направляйте их по более логичным путям обсуждения. Никогда не заставляйте их стыдиться того, что происходило у них в голове, но полное игнорирование этого или поощрение этого тоже не помогло бы делу.       В целом, я чувствовал себя совершенно неподходящим для того, чтобы быть тем, в чем она сейчас нуждалась, но я не собирался ее подводить. — Я не знаю, — наконец признался я, не желая начинать спор, но и не желая сдаваться. — Я все еще пытаюсь сохранять непредвзятость. И быть в стрессе — это не то же самое, что быть сумасшедшей. — Я знаю, — я мог бы сказать, что сейчас она говорила это просто для того, чтобы не затевать со мной спор. Однако я не стал настаивать на этом, вместо этого наслаждаясь ощущением ее руки в моей.       Прошло так много времени с тех пор, как я позволял себе простое удовольствие просто обнимать ее, и даже сейчас это было испорчено беспокойством о ее благополучии. Я должен был задаться вопросом, наступит ли когда-нибудь день, когда я смогу прикоснуться к ней, и это не будет вызвано какой-то ситуацией жизни или смерти, заставляющей нас быть вместе в отчаянии.       Как по команде, мой разум вернулся к моим мыслям непосредственно перед тем, как Роза нашла меня, и к тому, что я обдумывал до того, как она вошла. Мой уход все еще был в ее интересах, в наших общих интересах. — Но… ну… есть кое-что еще… — Хмм? — я сжимаю ее руку, поощряя ее дальше, но я чувствовал ее нерешительность. В отличие от ее прежнего волнения по поводу новостей, которыми она делилась раньше, все, что она собиралась мне рассказать сейчас, казалось, заставляло ее нервничать. — Я говорила с отцом Андреем об Анне. В частности, о ее связи со святым Владимиром.       Мы с Розой иногда говорили о связи между Святым школы и его подругой, которая была так похожа на Роуз и принцессу. Они были единственной реальной ссылкой, которая у нас была о связи, поэтому все, что мы могли найти в них, было ценным, даже если это часто было расплывчато и трудно понять. Я знал, что она изучила несколько старых книг в библиотеке часовни и даже обсуждала эту пару со священником, хотя я не думаю, что она ясно дала понять, почему ее так интересует эта тема. — Возможно, мы смотрели не на того человека в этой истории. Мы всегда были так обеспокоены тем, как Владимир справлялся с Духом, и тем, как это отразилось на нем, как это потенциально могло отразиться на Лиссе. Очевидно, дело было не только в нем. Что бы Дух ни делал с пользователем, это безумие и эта тьма… это тоже проникло в Анну.       Все время, пока Роуз говорила, она избегала моего взгляда. Ее взгляд был сосредоточен на мерцании света свечи, как будто это могло каким-то образом рассеять тени, которых она, казалось, так боялась. Однако это не сработало, и когда она, наконец, снова посмотрела на меня, ее глаза заблестели в той же мрачности. Я еще не совсем понимал, но я уже складывал кусочки воедино, и мне не нравилась картина, которую я видел. Дух. Темнота. Ничто из этого не приведет к положительному результату, я был уверен в этом. — Я думаю, это происходит со мной. Раньше я не была до конца уверена, но я думаю, что это часть того, почему все это происходит. Перепады настроения, волнение, … видения, — Роуз судорожно вздохнула, прежде чем продолжить. — Адриан упомянул кое-что, когда впервые встретил меня, о том, что моя аура темная. Он сказал, что она была «в черной оправе» или что-то в этом роде. Он назвал это странным, но мы на самом деле не придавали этому большого значения, так как подумали, что, возможно, это просто признак того, что я-поцелованная тьмой. Но в последнее время он сказал, что она становится темнее, и теперь она почти полностью черная.       Моя кровь похолодела и застыла в жилах, вспомнив испуганный взгляд Адриана, когда он пытался объяснить мне то же самое. Его испуганное предупреждение в самолете, когда Роуз хныкала без сознания рядом со мной: «Я думаю, что что-то, возможно, пытается убить ее». — На днях, охраняя Кристиана, Адриан кое-что увидел. Лисса начинала расстраиваться, и я чувствовала ее неуравновешенность. Я… я не знаю… мысленно пожелала, чтобы с ней все было в порядке, и она начала немного успокаиваться. Очевидно, Адриан увидел что-то в ее ауре, какую-то смутную тень, переместившуюся из ее ауры в мою. Он думает, что то, что повлияло на нее, может причинить боль и мне тоже. — Может быть, и нет, — отчаянно вмешался я, надеясь больше на себя, чем на что-либо другое. — Ты действительно через многое прошла в Спокане. Это все еще может быть просто стре… — Не говори «стресс», Дмитрий. Просто… не надо, — ее внезапный гнев быстро сменился быстрым извиняющимся взглядом. — Я знаю, что у меня стресс. Он есть у всех, даже у тебя. Но это больше, чем просто стресс, и я думаю, ты тоже это знаешь.       Я знал. Даже до сегодняшнего вечера какая-то часть меня знала это, но я не хотел это принимать. — Но это еще не все. Анна, она не просто сошла с ума. В конце концов… — Роуз замолчала, на мгновение прикусив губу, и я приготовился к тому, что будет дальше. — В конце концов она покончила с собой, Дмитрий. После смерти Владимира. Она не смогла прожить и года, прежде чем стала слишком неуравновешенной и покончила с собой.       Последовал долгий момент ошеломленной тишины. Роза наблюдала за мной, ожидая моей реакции. Я наблюдал за ней, молясь, чтобы я ослышался. Мне не так повезло. Страх и неуверенность в ее глазах лишили меня дара речи, я искал какой-нибудь способ сказать ей, что все будет хорошо. Мне нужно было, чтобы все было хорошо. Мне нужно было, чтобы с ней все было в порядке. — Ты кому-нибудь еще рассказывала об этом? Лиссе? Психологу? — Нет. Я боялась того, что они подумают, — видя, что она явно боится того, что я думаю, я старался не быть к ней слишком суровым. — Ты должна прекратить это. Ты не боишься броситься навстречу опасности, но ты боишься впустить кого-нибудь в свою жизнь. — Я… я не знаю. Наверное. — Тогда почему ты сказала мне? — Потому что ты сказал мне, что я должна доверять людям. Я доверяю тебе, — она улыбнулась мне, как будто это была самая очевидная вещь в мире. Возможно, так оно и было. Я доверял ей точно так же, и единственное, что удерживало меня от полного раскрытия, были мои собственные проблемы, которые не имели к ней никакого отношения. — Ты не доверяешь Лиссе?       Эта улыбка мгновенно исчезла. — Я доверяю ей. Но я не хочу говорить ей то, что заставит ее волноваться. Я думаю, это способ защитить ее, точно так же, как держать стригоев подальше.       Я мог это понять, тем более что я делал то же самое в прошлом, когда дело касалось Розы. Я хранил секреты, думая, что это каким-то образом пощадит ее чувства или сохранит ее в безопасности. Однако этого так и не произошло. В конце концов это только спровоцировало бы ссору или ухудшило бы ситуацию. Мне нужно было научиться просто доверять Розе и приходить к ней, когда это необходимо, точно так же, как она научилась приходить ко мне. Она была храбрее всех, кого я знал, и сильнее, чем я мог себе представить. И Лисса тоже была сильнее, чем мы оба считали. Я так и сказал Розе. — Ну и что? Ты хочешь, чтобы я доверилась ей, а не тебе? — Нет, я хочу, чтобы ты доверилась нам обоим. Я думаю, это было бы хорошо для тебя, — я позвонил ощущению мира установиться между нами, прежде чем снова поднять страшную тему. -Тебя беспокоит то, что случилось с Анной? — Нет, — она отвела взгляд, обводя кончик ногтя большого пальца. — Это пугает меня.       Я думаю, что это признание потрясло нас обоих. Роза была не из тех, кто признается в своем страхе, и я тоже, по крайней мере, открыто. Но на прошлой неделе мы оба сделали это без колебаний. Приступ тревоги у Розы, или что бы это ни было в том самолете, привел меня в ужас. Однако это бледнело по сравнению с тем, что я чувствовал сейчас. Представлять себе будущее, в котором Роуз настолько потеряла чувство собственного достоинства, что предпочла смерть жизни в том аду, который предлагал ей ее разум, было слишком больно, чтобы понять, не говоря уже о том, чтобы выразить словами.       Я притянул ее к себе, пытаясь заверить, что я здесь ради нее, даже если у меня не было нужных слов для этого. Честно говоря, я успокаивал себя тем, что она тоже здесь, потому что знал, что мой кратковременный кошмар будет продолжать преследовать меня сегодня вечером, и позже мне понадобится какое-нибудь осязаемое напоминание.       Я почувствовал, как ее слезы вырвались, и я не пытался утихомирить ее плач, потому что она заслуживала того, чтобы пролить слезы и полностью прочувствовать свои эмоции. Я просто крепче прижимал ее к себе, пока она делилась со мной своими страхами, один за другим. — Я не хочу быть такой. Я хочу быть такой же, как все остальные. Я хочу, чтобы мой разум был… нормальным. Нормальный по стандартам Розы, я имею в виду. Я не хочу терять контроль. Я не хочу быть такой, как Анна, и покончить с собой. Мне нравится жить. Я бы умерла, чтобы спасти своих друзей, но я надеюсь, что этого не произойдет. Я надеюсь, что мы все проживем долгую и счастливую жизнь. Как сказала Лисса — одна большая счастливая семья. Я так много хочу сделать, но я так боюсь… боюсь, что стану такой, как она… боюсь, что не смогу это остановить… — Этого не случится, — пообещал я, уткнувшись лицом в ее волосы, позволяя аромату успокоить меня и скрывая разрыв в моей собственной маске, когда я пытался оставаться сильным ради нее. — Ты необузданная и импульсивная, но, в конце концов, ты одна из самых сильных людей, которых я знаю. Даже если ты такая же, как Анна — а я так не думаю, — вы двое не разделите одну и ту же судьбу.       Я слегка отстранился, заправляя ее волосы за ухо и смахивая случайную слезу с ее щеки. Она автоматически попыталась отвернуться, как будто простое признание того факта, что она может плакать, было признаком слабости, но я не позволил этого, повернув ее за щеку, чтобы она посмотрела мне в глаза. — Ты тоже кое-что упускаешь. Если тебе угрожает опасность от магии Лиссы, то, по крайней мере, ты понимаешь почему. Она может перестать использовать свою магию, и на этом все закончится. — Но как я могу попросить ее сделать это? — ответила она, как будто я предложил Розе попросить Лиссу совершить измену ради нее. — Каждый раз я чувствую, что магия заставляет ее чувствовать. Я не знаю, смогу ли я отнять это у нее.       Я знал, что Роуз сделает все, чтобы спасти Лиссу, но я не понимал, что Роуз буквально сделает все для Лиссы, просто чтобы сделать ее счастливой. Моя преданность — даже Ивану — не была такой уж большой. — Даже ценой собственной жизни? — Владимир творил великие дела — она тоже могла бы, — ее внимание снова переключилось на наши руки. — Кроме того, они на первом месте, верно?       Я смотрел на ее руку, которая была намного меньше моей собственной. Каким-то образом они, казалось, идеально подходили друг другу. Я никогда не ожидал, что она появится в моей жизни, и, если бы мне дали выбор год назад, я не знаю, попросил бы ли я, чтобы она встала на моем пути. Она усложнила мою жизнь так, как я и представить себе не мог в прошлом году. Теперь я не думаю, что мог бы представить свою жизнь без нее. Я не был уверен, что хочу попробовать.       Итак, хотя в интересах Лиссы было, чтобы я ушел, и, хотя это могло усложнить ситуацию для нас с Розой, я никак не мог попросить о переназначении. Не сейчас. Это было эгоистично — ставить свои собственные желания выше потребностей моего подопечного, но я собирался быть эгоистом. Я собирался поставить себя на первое место. И для меня это означало, что Роза была на первом месте. — Не всегда. Иногда, Роуз, ты должна знать, когда ставить себя на первое место.       Она уставилась на меня, приоткрыв рот в недоумении, прежде чем покачать головой. — Только не с Лиссой.       К моему удивлению, я вдруг увидел вспышку гнева в ее глазах. Ее рука оторвалась от меня, и я потянулся к ней, отчаянно пытаясь не потерять ее снова. — Она твой друг. Она поймет, — взмолился я, натягивая чётки на ее запястье, чтобы доказать свою точку зрения.       Это не сработало, только еще больше расстроило ее. — Это нечто большее, и если уж на то пошло, это доказывает это! Я связана с ней, чтобы защитить Драгомиров любой ценой. — Я знаю, но… — что я мог сказать? Ты ей нужна? Ты мне нужна? Что твоя ценность как личности — это нечто большее, чем просто смертный щит для защиты кого-то, кого это запутанное общество считало более важным, независимо от того, сколько раз это навязывалось вам в детстве.       Честно говоря, в конце концов я понял, что это не имеет значения, потому что ничто из того, что я сказал сегодня вечером, не имело бы значения. Почти восемнадцать лет тренировок учили ее отдавать свою жизнь, всю себя Лиссе. Не только это, но и связь, которая была даже сильнее, чем тренировки.       Внезапно Роза встала, отмечая конец нашего разговора. Я мог только надеяться, что это не конец тому прогрессу, которого мы достигли, когда она доверяла мне настолько, чтобы открыться мне. — Мне нужно вернуться. Уже прошел комендантский час. — И тебе нужно, чтобы я проводил тебя, иначе у тебя будут неприятности, — закончил я за нее. — Ну, да, я вроде как надеялась на это, — она слегка улыбнулась мне, и я криво улыбнулся ей в ответ. Я думаю, она тоже все еще нуждалась во мне. — Тогда пошли.       Отец Андрей пожелал нам спокойной ночи, когда мы уходили, и я поблагодарил его за гостеприимство. До общежития дампиров было недалеко, но с ранним утренним солнцем здесь было приятно и спокойно. Несмотря на то, как я устал, и как, я знал, устала, должно быть, Роуз, какая-то часть меня хотела, чтобы мы могли побыть вместе еще немного. В данный момент мы не разговаривали, но даже молчание между нами было дружеским, как это обычно бывало. Мы никогда не чувствовали себя обязанными заполнять его пустой болтовней. Мы просто были довольны тем, что были в присутствии друг друга. Однако у меня возникло искушение еще раз потянуться к ее руке, скучая по тому чувству, к которому я привык в часовне.       Как только мы вернулись к стойке регистрации, надзирательница едва взглянула на нас с Розой, прежде чем помахать ей в ответ. Я использовал отговорку «поздняя вечерняя тренировка» настолько, что, пока я сопровождал ее, они почти не сомневались в этом.       Однако прежде чем она повернулась, чтобы подняться по лестнице в свою комнату, я увидел Юрия, направлявшегося к тем же апартаментам, к которым я направлялся бы через мгновение. Я погладил Роуз по спине, потянув за ее куртку в качестве молчаливого сигнала остаться на месте на мгновение, прежде чем повернуться, чтобы открыть дверь в вестибюль и позвать его. — Ты работал с охраной, не так ли? Когда в последний раз они устанавливали новые кольца?       Брови Юрия нахмурились при этом вопросе, что было довольно странно, учитывая, как я мог легко получить доступ к информации для себя со своего телефона всего несколькими щелчками мыши. Однако я знал, что Розе пойдет на пользу, если кто-то другой скажет ей то, что ей нужно было услышать. — Пару дней назад. А что? — Просто любопытно, — я бросил на нее сочувственный взгляд, просто чтобы убедиться, что она поняла. Она кивнула, натянуто улыбнувшись Юрию, который выглядел более растерянным, чем когда-либо, прежде чем завернуть за угол и исчезнуть.       Как только она ушла, мы с Юрием обошли здание и направились к апартаментам стражей. — Что все это значит? — У Роуз просто есть несколько вопросов о безопасности кампуса, вот и все, — ответил я, надеясь, что он не будет настаивать на этом. — И твоего слова было недостаточно? — Достаточно, но твое подтверждение его усилило.       Он кивнул, больше ничего не добавив. Мы оба выбрали лестницу, несмотря на поздний час, и только когда мы оказались на моем этаже, и он собирался подняться на один дополнительный пролет в свою комнату, он снова заговорил. — Она выглядела грустной, Дмитрий. И немного напуганной.       Я почувствовал, как у меня отвисла челюсть, не зная, как ответить, но, прежде чем я успел что-либо сказать, он продолжил. — Это могло бы не волновать меня так сильно, если бы не ты тоже. Ты боишься за нее, грустишь о ней. Клянусь, вы двое тверды, как камень, пока… — он замолчал, оставив остальное незаконченным, за исключением пожатия плечами и кривой улыбки. — Я надеюсь, что у вас двоих все получится, что бы вы ни решили.