Другой

Мы выпрыгиваем из вагона, Арс идёт впереди, и мне бы сосредоточиться на его затылке, чтобы не видеть знакомых улиц. Но я отвлекаюсь. Вот место, куда мы ходили за одеждой каждые шесть месяцев, вот остановка, на которой я ждал автобус до школы, вот здесь мы с сестрой в детстве играли. Всё изменилось. Здания темные и пустые. Дороги полны солдат-лихачей, марширующих в едином ритме, не считая офицеров, которые стоят через каждые несколько метров и наблюдают, как мы идем мимо, или что-то обсуждают небольшими группами. Такое впечатление, что никто ничего не делает. Мы правда пришли на войну? Я иду ещё некоторое время, прежде чем получаю ответ на этот вопрос. Раздаются хлопки. Я не могу оглядеться, чтобы найти их источник, но чем дальше иду, тем громче и резче они становятся, пока я не узнаю в них звуки выстрелов. Я стискиваю зубы. Надо идти, надо смотреть прямо. Далеко впереди я вижу, как лихачка толкает мужчину в серой одежде на колени. Я узнаю его — это член совета. Лихачка достает пистолет из кобуры и с незрячими глазами всаживает пулю в затылок мужчины. Это Варнава. Я едва не спотыкаюсь. «Не останавливайся». У меня печет глаза. «Не останавливайся». Солдаты передо мной останавливаются, и я следую их примеру. Я стою так неподвижно, как только могу, но единственное, чего мне хочется, — это найти Марину, Марка и Скруджи, и пристрелить их. У меня дрожат руки, и я ничего не могу с ними поделать. Я быстро дышу через нос. Очередной выстрел. Краем глаза я вижу, как серое размытое пятно валится на мостовую. Если это продолжится, все альтруисты погибнут. Солдаты-лихачи исполняют неслышимые приказы без промедления и сомнений. Нескольких взрослых альтруистов согнали к одному из соседних зданий вместе с альтруистами-детьми. Море солдат в черной одежде охраняет двери. Единственные, кого я не вижу, — лидеры Альтруизма. Возможно, они уже мертвы. Один за другим солдаты-лихачи отходят в сторону, чтобы выполнить то или иное задание. Скоро лидеры обнаружат, что, какие бы сигналы ни получали остальные, до меня они не доходят. Что мне делать, когда это случится? — С ума сойти, — воркует мужской голос справа от меня. Скруджи. Он тычет указательным пальцем мне в щеку, и я борюсь с порывом ударить его. — Они действительно нас не видят? И не слышат? — спрашивает женский голос. — О нет, и видят, и слышат. Просто не обрабатывают данные так, как всегда, — отвечает Эрик. — Они получают команды от наших компьютеров в передатчиках, которые мы им впрыснули… С этими словами он прижимает пальцы к ранке на моей шее, чтобы показать женщине, куда именно впрыснули. «Не шевелись, — приказываю я себе. — Не шевелись, не шевелись». — …и незамедлительно их исполняют. Скруджи шагает в сторону и наклоняется к лицу Арса, усмехаясь. — Какое приятное зрелище, — замечает он. — Легендарный Граф. Никто больше не вспомнит, что я был вторым. Никто не спросит, каково учиться вместе с парнем, у которого всего четыре страха. Он вытаскивает пистолет и приставляет к виску Арсения. Мое сердце колотится так сильно, что пульсирует даже череп. Скруджи не может выстрелить; он не выстрелит. Он наклоняет голову. — Как по-твоему, кто-нибудь заметит, если его случайно пристрелят? — Конечно нет, — скучающим тоном произносит женщина. По-видимому, она лидер Лихости, если может дать Скруджи разрешение. — Он теперь ничто, — добавляет она. — Очень жаль, что ты не принял предложение Марка, Арс. В смысле, тебе жаль, — тихо произносит Скруджи и взводит курок. У меня горят легкие; я не дышу уже почти минуту. Уголком глаза я вижу, как рука Арсения дергается, но моя ладонь уже на пистолете. Я прижимаю дуло ко лбу Скруджи неожиданно даже для себя. Его глаза широко распахиваются, мышцы лица обмякают, и на мгновение он кажется еще одним спящим солдатом-лихачом. Мой указательный палец поглаживает спуск. — Убери пистолет от его головы, — приказываю я. — Ты меня не застрелишь, — отвечает лидер. — Любопытная теория. Но я не могу его убить, не могу. Я стискиваю зубы и отвожу руку вниз, стреляя ему в ногу. Он визжит и хватается за нее обеими руками. В тот миг, когда он убирает пистолет от головы Арса, тот выхватывает свой пистолет и стреляет в ногу подружке лидера. Я хватаю Арсения за руку и бегу. Если мы доберемся до переулка, то сможем раствориться среди зданий, и нас не найдут. Осталось преодолеть пару десятков метров. Я слышу шаги позади, но не оборачиваюсь. Граф хватает и сжимает мою руку, тащит меня вперед, быстрее, чем я когда-либо бежал, быстрее, чем я вообще могу бежать. Спотыкаясь, я спешу за ним. Раздается выстрел. Боль острая и внезапная, она возникает в плече и тянет во все стороны наэлектризованные щупальца. Крик застревает в моем горле, и я падаю, обдирая щеку о мостовую. Я поднимаю голову, вижу колени Арса у своего лица и кричу: — Беги! Спокойно и тихо он отвечает: — Нет. Через несколько секунд нас окружают. Арсений помогает мне подняться, подставляет плечо. Из-за боли мне трудно сосредоточиться. Солдаты-лихачи окружают нас и держат на прицеле. — Мятежники-дивергенты… — Скруджи стоит на одной ноге, лицо у него болезненно-бледное. — Бросайте оружие. *** Я тяжело опираюсь на Арсения. Ствол пистолета, приставленный к спине, подталкивает меня вперед, в парадную дверь штаб-квартиры Альтруизма, простого серого здания высотой два этажа. По моему боку стекает кровь. Я не боюсь предстоящего; мне слишком больно, чтобы думать об этом. Ствол пистолета подталкивает меня к двери, охраняемой двумя солдатами-лихачами. Мы с брюнетом входим в нее и оказываемся в простом кабинете, в котором нет ничего, кроме стола, компьютера и двух пустых стульев. За столом сидит Марина с телефоном у уха. — Ладно, тогда пошлите кого-нибудь обратно на поезде, — произносит она. — Ее нельзя оставлять без присмотра, это самое главное… я не разг… мне пора. Она бросает трубку и переводит серые глаза на меня. Они похожи на расплавленную сталь. — Мятежники-дивергенты, — сообщает один из лихачей. По-видимому, он лидер Лихости или же рекрут, которого освободили от симуляции. — Да, я вижу. Она снимает очки и кладет их на стол. Наверное, она носит очки из тщеславия, а не по необходимости, потому что полагает, будто выглядит в них умнее… так говорит мой отец. — Ты. — Она показывает на меня пальцем. — Я так и думала. Подозревала тебя с самого начала из-за проблем с результатами твоей проверки склонностей. Но ты… Она качает головой и переводит взгляд на голубоглазого. — Ты, Арсений, — или лучше называть тебя Граф? — сумел от меня ускользнуть, — тихо произносит она. — Все факты свидетельствовали в твою пользу: тесты, симуляции — всё. И тем не менее результат налицо. Она складывает руки и опирается на них подбородком. — Возможно, ты сумеешь объяснить, как так вышло? — Ты гений, — холодно отвечает он. — Вот ты и скажи. Она кривит губы в улыбке. — Моя гипотеза заключается в том, что на самом деле ты альтруист. Что твоя Дивергенция слабее. Она улыбается шире, как будто ей весело. Я стискиваю зубы и подумываю кинуться через стол и задушить ее. Возможно, я бы так и поступил, если бы не пуля в плече. — Поразительные способности к дедуктивному мышлению, — замечает Арс. — Считай, что я восхищен. Я кошусь на него. Я совсем забыл об этой стороне его характера — о той его части, которая предпочтет взорваться, чем лечь и умереть. — Теперь, когда сомнений в твоих умственных способностях не осталось, можешь продолжить нас убивать. — Арсений закрывает глаза. — В конце концов, у тебя еще много лидеров Альтруизма в очереди на расстрел. Если комментарии парня и раздражают Марину, она этого не показывает. Грациозно встает, не переставая улыбаться. На ней голубое платье до колен, обтягивающее жировой валик на талии. Комната кружится, когда я пытаюсь сосредоточиться на лице лидера эрудиции, и я наваливаюсь на Арса в поисках опоры. Он обнимает меня рукой, поддерживая за талию. — Не глупи. Спешить некуда, — беззаботно отвечает она. — Вы оба нужны мне для очень важного дела. Видите ли, меня озадачило, что дивергенты невосприимчивы к сыворотке, которую я изобрела, и потому я работаю над средством от этого. Я думала, что преуспела в последней партии, но, как вам известно, ошибалась. К счастью, у меня есть еще одна партия для проверки. — К чему себя утруждать? Она и лидеры Лихости с легкостью убивали дивергентов в прошлом. Разве с тех пор что-то изменилось? Она улыбается мне. — С самого начала проекта с лихачами меня интересует один вопрос, а именно следующий. — Она обходит стол, проводя по его поверхности пальцами. — Почему большинство дивергентов — слабовольные, богобоязненные ничтожества из Альтруизма, а не из какой-нибудь другой фракции? Я не знал, что большинство дивергентов — выходцы из Альтруизма, и не знаю, почему это так. И вряд ли мне удастся прожить достаточно долго, чтобы выяснить это. — Слабовольные, — усмехается Арс. — В последний раз, когда я проверял, нужна была сильная воля, чтобы манипулировать симуляцией. Слабаки контролируют разум армии, потому что обучить свою собственную им не по силам. — Я не дура, — возражает Кравец. — Фракция интеллектуалов — это не армия. Мы устали от превосходства кучки самодовольных идиотов, презирающих богатство и прогресс, но не могли изменить это самостоятельно. А ваши лидеры охотно подчинились мне в обмен на гарантированное место в нашем новом, улучшенном правительстве. — Улучшенном, — фыркает Граф. — Да, улучшенном. Улучшенном и стремящемся к миру, в котором люди будут жить в богатстве, комфорте и процветании. — За чей счет? — Я едва ворочаю языком. — Все это богатство… оно не возьмется из воздуха. — В настоящее время наши ресурсы истощают бесфракционники. Равно как и Альтруизм. Уверена, что, как только остатки вашей бывшей фракции вольются в армию Лихости, Правдолюбие согласится сотрудничать и мы наконец сможем со всем разобраться. Вольются в армию Лихости. Я знаю, что это означает: она хочет контролировать и их тоже. Она хочет, чтобы все были податливыми и легкоуправляемыми. — Со всем разобраться, — с горечью повторяет Арсений. Он повышает голос: — Смотри не ошибись. Ты умрешь еще до заката, ты… — Возможно, если бы ты контролировал свой норов, — уверенно перебивает его Марина, — ты не оказался бы в этом положении. — Я в этом положении по твоей милости! — рявкает он. — Не надо было нападать на невинных людей. — Невинных людей, — смеется женщина. — Ну разве не забавно, что это утверждаешь именно ты? Я полагала, сын главы альтруизма должен понимать, что не все эти люди невинны. Скажи честно, разве ты не обрадуешься известию, что твой отец был убит во время атаки? — Возможно, — отвечает Арсений сквозь зубы. — Но по крайней мере, его злодеяния не включали обширное манипулирование целой фракцией и систематическое убийство всех наших политических лидеров. Несколько секунд они смотрят друг на друга, так долго, что я напрягаюсь всем телом. Затем Марина прочищает горло. — Я, собственно, собиралась сказать, что вскоре мне придется держать в узде десятки альтруистов и их детей, и меня отнюдь не радует, что многие из них могут оказаться дивергентами, как и вы, которыми невозможно управлять при помощи симуляций. Она встает и делает несколько шагов влево, стиснув руки у груди. Ее ногти обгрызены до крови, как и у меня. — Следовательно, необходимо разработать новую форму симуляции, к которой они будут восприимчивы. Мне приходится переоценивать свои предположения. Тут вы и вступаете в игру. — Она делает несколько шагов вправо. — Согласна, у вас сильная воля. Я не могу ее подавить. Но кое-что другое могу. Она останавливается и поворачивается к нам. Я опускаю голову на плечо Арса. Кровь стекает по моей спине. За последние несколько минут боль не утихает, так что я даже привык к ней, как человек привыкает к неумолчному вою сирены. Она прижимает ладони друг к другу. Я не вижу в ее глазах ни злорадства, ни намека на садизм. Она больше похожа на механизм, чем на маньяка. Она видит проблемы и находит решения на основании данных, которые собирает. Альтруизм стоял на пути ее стремления к власти, и она отыскала способ его устранить. У нее не было армии, и она нашла ее в Лихости. Она знала, что ей потребуется контролировать большие группы людей, чтобы обеспечить свою безопасность, и потому разработала способ делать это при помощи сывороток и передатчиков. Дивергенция — всего лишь очередная проблема, которую ей нужно решить, и именно поэтому Кравец так пугает — потому что она достаточно умна, чтобы решить что угодно, даже проблему нашего существования. — Я не могу управлять тем, что вы видите и слышите, — произносит она. — Поэтому я создала новую сыворотку, которая изменит ваше окружение, чтобы манипулировать вашей волей. За теми, кто отказывается признать наше лидерство, необходимо пристально наблюдать. Наблюдать… или лишать свободы выбора. Она умеет обращаться со словами. — Ты будешь первым подопытным, Граф. А вот ты, Антон… — Она улыбается. — Из-за раны от тебя мало прока, так что в конце нашей встречи тебя казнят. Я пытаюсь скрыть дрожь, которая охватывает меня при слове «казнят»; плечо невыносимо болит, и я поднимаю взгляд на Арса. Очень трудно сдерживать слезы при виде ужаса в его широко распахнутых голубых глазах. — Нет. — Голос Графа дрожит, но он сурово качает головой. — Я лучше умру. — Боюсь, у тебя нет выбора, — беззаботно отвечает женщина. Арсений грубо берет мое лицо в ладони и целует меня, раздвигая губы. Я забываю о боли и страхе надвигающейся смерти и на мгновение радуюсь, что память об этом поцелуе будет свежа в моем сознании, когда я встречу свой конец. Затем он отпускает меня, и мне приходится прислониться к стене в поисках поддержки. Не выдав себя ничем, кроме вздувшихся мышц, Арсений бросается через стол и смыкает руки на горле лидера. Охранники-лихачи у двери кидаются на него с пистолетами на изготовку, и я кричу. Только объединив усилия, двум солдатам удается оторвать Арса от Марины и швырнуть на землю. Один из них удерживает его на полу, встает коленями на плечи, прижимает лицом к ковру. Я бросаюсь к ним, но второй охранник хватает меня за плечи и толкает к стене. Я слишком слаб от потери крови. Жанин собирается с силами у стола, шипит и задыхается. Она потирает горло, ярко-красное от пальцев. Какой бы механической она ни казалась, все же она человек. В ее глазах стоят слезы, когда она достает коробку из ящика стола и открывает, обнаруживая иглу и шприц. Все еще тяжело дыша, она идет с ними к Арсу. Парень скрипит зубами и врезает локтем в лицо одному из охранников. Охранник бьет его прикладом в висок, и Марина втыкает иглу в его шею. Он обмякает. Из моего горла вырывается звук, не всхлип или вопль, а хриплый, скрипучий стон, который кажется отстраненным, как будто исходит от кого-то другого. — Отпустите его, — скрипуче приказывает Кравец. Охранник встает, Граф тоже. Он не выглядит, как солдаты-сомнамбулы, его взгляд вполне осмысленный. Он несколько секунд оглядывается, как будто озадачен тем, что видит. — Арсений, — зову я. — Арс! — Он тебя не знает, — сообщает Марина. Арсений оборачивается. Он щурится и быстро идет ко мне. Прежде чем охранники успевают его остановить, он сжимает рукой мое горло, передавливая трахею пальцами. Я задыхаюсь, к лицу приливает кровь. — Симуляция управляет им. Я едва слышу голос лидера сквозь оглушительный стук в ушах. — Меняя то, что он видит… заставляя путать врага с другом. Охранник отрывает Арса от меня. Я ловлю воздух ртом, хрипло втягиваю его в легкие. Его больше нет. Теперь, во власти симуляции, он будет убивать людей, которых называл невинными не далее как три минуты назад. Марина навредила бы ему меньше, убив его. — Преимущество данной версии симуляции в том, — ее глаза сияют, — что он может действовать независимо и потому намного более эффективен, чем безмозглый солдат. Она бросает взгляд на охранников, которые удерживают парня. Он борется с ними, его мышцы напряжены, глаза пристально смотрят на меня, но не видят, не видят так, как должны. — Отправьте его в диспетчерскую. Нам нужен здравомыслящий человек, чтобы наблюдать за происходящим, и, насколько я понимаю, он привык там работать. Кравец стискивает ладони перед собой. — А его отведите в комнату тринадцать, — повелевает она. Она жестом отсылает меня. Этот жест означает мою казнь, но для нее он всего лишь вычеркивает меня из списка дел, всего лишь логически продолжает путь, по которому она идет. Марина равнодушно разглядывает меня, пока два солдата-лихача тащат меня прочь из комнаты. Они волокут меня по коридору. Внутри меня все онемело, но снаружи я олицетворенная сила воли, орущая и молотящая руками и ногами. Я кусаю руку лихача справа и улыбаюсь, ощутив вкус крови. Затем он бьет меня, и все исчезает.