Красная тинктура

      Иногда Томасу казалось, что если он начнет конспектировать все то безумие, что творится с их группой, а потом немного подредактирует, убирая самые дикие или непонятные обывателю вещи, то выйдет неплохой сериал, который он сможет продать Netflix — они как раз любят всякие такие подростковые драмы, в которых стекла ровно столько же сколько жевательной резинки со вкусом тутти-фрутти. Но он ни в коем случае не гнался за славой такого рода, да и опубликовать личное в любом виде: сценария ли, книги ли — гарантия, что вчерашние друзья тебя возненавидят. Томасу его друзья были очень по душе. А вот многоугольник, что они все образовали, откровенно вызывал странную смесь смеха и желания постучаться головой о ближайшую твердую поверхность.       Первой вершиной фигуры была Виктория, по уши втрескавшаяся в Дамиано, но слишком хорошо знающая, что стоит тому получить ее — она станет «одной из». Дамиано, как мясорубка по соблазнению, перемелет ее в фарш и оставит позади, поэтому их вокалист скорее получит бас-гитарой по шее (до головы Виктория просто не дотянется), если по-серьезному, а не шутливо попытается подкатить к ней яйца. Их отношения напоминали манию, которая только чудом никого еще не зацепила. Нет, зацепила, просто эти люди попадали на орбиту двойной звезды залетными кометами — ни один из романов ни Дамиано, ни Виктории не выдерживал столкновения с третьим участником, при появлении этого третьего на горизонте «вторых половин» начинали одолевать приступы неконтролируемой ревности. Завидев Вик, в очередной раз плюхнувшуюся Дамиано на колени и обвившую его за шею, парни одной и девушки другого, пытались объяснить, что такое поведение несколько эксцентрично, но по итогам получали только от ворот поворот. Дословно: «Где дверь найдешь — мне эта дружба дороже трехнедельных потрахушек.»       Второй вершиной был Дамиано, что уже которую неделю переживал кризис сексуальной ориентации, но намертво застрял в отрицании того, что помимо их горячей, как вулкан, девчонки (на Вик из живых не встанет только у кастрата, для геев у нее прибережен хриплый голос, что не сразу отличишь от мужского) он пускает слюни и на их мамочку-барабанщика, пытаясь любым способом привлечь его внимание. В ход шли любые доступные способы: от подколок и отнюдь не бережных наездов, до — буквально — дерганья за косы. А косы Итана были на зависть некоторым особам с обкромсанными в угоду старо-новой моде стрижками под Одри Хепберн. Томас искренне полагал, что если Итан выйдет из образа принцессы Вастоллы и однажды улыбнется Дамиано или хуже — в полный голос рассмеется над его шуткой, то последний грохнется в обморок. Вот такой выходил людус.       Сам Итан — третья вершина в их четырехугольнике — был сосредоточением сторге. Он любил всех и вся в этом мире, словно в его душе полыхал огромный принесенный Прометеем шафрановый огонь, что никогда не потухнет: Итану даже не нужно было знать, доносится ли на самом деле до людей тепло от его сердца или те чувствуют лишь холод, ему достаточно было пребывать в этом состоянии. К этому костру было приятно подобраться поближе, потому что он давал ощущение жизни, ощущение всеобъятности, ощущение вечной радости, вечного сейчас. Но, по странному стечению событий, пламя для обогрева Тому выдавали куда чаще чем остальным. Итан то помогал ему с алгеброй, то просто посреди вечера присылал вопрос-напоминалку, интересуясь сделаны ли уроки. Впору было предположить, что большую степень симпатии отсыпали самому младшему.       Четвертой вершиной был сам Томас — он с кристальной, как льды Гренландии, честностью мог признаться себе, что между ним и Викторией при нынешних условиях не могло быть ничего кроме агапе. За неимением родных братьев девчонка из первой лиги (до высшей — моделей с обложек того же Космополитена все же де Анжелис не дотягивала) нарекла его — представителя второй лиги и по совместительству музыкального задрота — своим младшим братом. Глубина френдзоны была такова, что со дна этого ущелья были видны звезды. Шансы, что она заметит в нем парня, были значительно меньше шансов, что ему выдадут платье цвета бургундского вина и нарекут главной подружкой невесты. И он же наденет и будет счастлив!       Диагональ Итан — Виктория, к великому удивлению, абсолютно точно была эросом, который подпортило состоявшееся при неправильных условиях знакомство. Встретились бы они чуть раньше, до того, как оба или хотя бы один из них расстался с девственностью — Итан стал бы ее маяком в бурном море страстей, чуть позже, лет так в двадцать — разбил бы ей вдребезги сердце, сломал бы ее, как трехлетка дорогую шарнирную куклу, а та была бы только рада навсегда оставить ему всю душу прежде чем осесть с кем-то удобным, чтобы раз за разом падать в пропасть возобновляющихся, стоит бывшему позвонить и поманить к себе, измен.       И последней связью была прагма, что тянулась между им — Томом — и Дамиано. Здесь подводных камней не было. Устроить шутливый бой на скрученных в трубочку тетрадях — запросто, наперегонки пить взболтанную газировку — да не вопрос, запоздало обсудить тот снимок Ким Кардашьян с бокалом шампанского на пятой точке — с радостью. Гармония, стабильность, не шибко продуманный, но мутуализм.       Итого — бинго. Все шесть типов любви как по учебнику. Томас поскреб в затылке, пытаясь понять, как именно он здесь отказался. Здесь — в своей собственной постели, накрытым с головой одеялом и читающим в третьем часу ночи через гугл-переводчик чью-то выжимку из книги канадского психолога под названием «Цвета любви: Исследование способов любить», если изначальной причиной снятия телефона с зарядки был поиск гифок для взрослых, желательно, с какой-нибудь блондинкой, развернутой от камеры лицом. Его покусал Итан, не иначе. Покусал, а потом стёр память.       Математика! Итан настолько прочно ассоциировался с уроками, что воспоминание о нерешенной задаче всплыло в голове, как подлодка. Томас, чертыхаясь, кубарем скатился с кровати: он начал на перемене, но доделать не успел! И забыл! Настольная лампа вспыхнула сферой, а Томас принялся рыться в своих тетрадях в поисках распечатки, которая, добытая на свет, выглядела так, будто ее пожевали.       Итак, прямоугольный треугольник, один угол тридцать градусов. Доказать, что отрезок серединного перпендикуляра, проведённого к гипотенузе до пересечения с катетом, втрое меньше большего катета.       Звучит как заклинание призыва Ктулху — не меньше. И что прикажете с этим делать? Он уже и так и этак крутил этот треугольник — вот вся страница исчиркана. То, что если один из углов тридцать, то другой шестьдесят — очевидно, а дальше что? Том приложил линейку к требуемому отрезку — вот они нужные сантиметры. Но как их получить не линейкой? Три ночи. Итан, конечно, говорил, что ему можно звонить в любое время дня и ночи, но остатки сознательности не позволяли проверить так ли это на самом деле.       Томас точно как-то упустил момент, когда зависание над контактом в телефоне превратилось в набор номера. Бросать трубку, когда уже пошли гудки, было настоящим варварством.       — Что стряслось? — ответили ему заспанным хриплым шепотом по окончанию третьего.       — Эм… — нет, он точно что-то не понимал. Том наклонил мобильный, проверяя. Нет, это не он что-то напутал. Номер, высвечивающийся на экране, был Итана, а голос по ту сторону динамика принадлежал Дамиано, — Я застрял с геометрией.       — Три ночи, Том. Не все в этом мире, знаешь, страдают от распиздяйства. Что там у тебя?       — Задача с треугольником и срединным перпендикуляром.       — Если это та задача, про которую я думаю, то забей. Ее и в моем классе в свое время никто не решил.       — Если мне всадят еще одну шестерку, мама конфискует гитару. И, боюсь, в этот раз она серьезно.       Где-то на заднем плане раздалось шуршание.       — Перезвони через скайп, — а вот теперь и Итан появился.       Картинка с мобильной камеры дрожала, и длинные падающие на все тени не давали ничего толком рассмотреть. Что там у них вообще происходит? Что Дамиано делает у Итана, или наоборот? Почему… Вик была права? Вик не могла быть права в этом!       — Читай задачу, — не терпящим возражений тоном потребовал Итан. Свет там, в недрах непонятного места, никто не удосужился даже включить.       Том вполголоса повторил условия.       — И в чем проблема? — Итан закрыл глаза и устроил подбородок на плечо Дамиано, все еще держащего чужой телефон, чтобы в кадре были видны они оба, — Строишь медиану к гипотенузе. Медиана, проведённая к гипотенузе, равна её половине. Следовательно, два треугольника, на которые она делит прямоугольный — равнобедренные. Угол шестьдесят у тебя от большого треугольника. Это значит, что тот — с шестьюдесятью градусами — треугольник еще и равносторонний. Девяносто минус шестьдесят будет тридцать. Перестань ерзать, мне тяжело решать без бумаги.       Том с глазами, распахнутыми до рези под веками, наблюдал как рука Итана совершенно по-хозяйски перехватила Дамиано под грудью и зафиксировала в неком подобии объятий, и тот даже не пискнул. Если рассказать Виктории — не поверит! Нет, не в то, что эти двое делают то, что делают, а в то, что их человек-капуста, что даже толстовку не снимает, пока дым не повалит, так может. Томас уже пожалел, что не поставил запись, потому что решение задачи пролетало мимо ушей с крейсерской скоростью, а Итан, притёршийся к Дамиано еще ближе, продолжал как ни в чем не бывало.       — Треугольник, образованный огрызком катета, перпендикуляром и медианой — равнобедренный. При этом огрызок равен перпендикуляру. Оставшийся кусок равен двум перпендикулярам, ибо лежит против угла в тридцать градусов в прямоугольном треугольнике, образованным вместе с ним перпендикуляром и половинкой изначальной гипотенузы. Так как треугольник, как уже говорилось, равнобедренный, то огрызок катета будет равен еще одной трети. Складываем два плюс один. Получили, что искали. Понятно?       — Как ты это делаешь? — сбрасывая с себя пелену оцепенения, поинтересовался Том и попытался исподтишка снять скриншот. Экран беззвучно моргнул, но проверить качество снимка не представлялось возможным.       — Пользуюсь головой. Воспроизвести сможешь?       — Угу. Мне стыдно, что я звоню в такой час.       — Не извиняйся. Не надо.       — Я еще проигрыш один сообразил…       — Ты его записал? — оживился Дамиано.       — Ясень пень, того раза хватило. До сих пор обидно!       — Тогда подождет до утра, — Итан, не прощаясь, отключил связь.       — Вик, Вик, не спи! Проспишь бесстыдников! — дрожащими руками набрал Том сообщение, а потом прицепил вложение. Качество было даже не на троечку, но то вещь не для выкладки, главное — не опознать вторую половину группы представлялось сложным.       Ответ прилетел через несколько секунд.       — Ты в курсе, что отправил это в общий чат? — сообщение заканчивалось хохочущим смайликом и было отправлено с номера Дамиано.       — Упс?       — Спи уже или геометрию доделывай. Нам нужен живой гитарист, а не зомби!       Томас искренне хотел спросить у друзей в лоб — что между ними двумя происходит, он даже начал набирать вопрос, но стер все под корень. Надо будет — сами расскажут, но скриншот из переписки удалять не стал. Он был неоспоримым фактом, тем более куда важнее было по свежим следам записать решение задачи.       Так что там Итан говорил: провести медиану?       Когда на следующем уроке преподаватель выдавал проверенные работы — на листе красовалась гордая девятка и комментарий: «Вторая задача доказана верно, но не надо писать сочинения!». Томас радостно выдохнул, домашний арест до выправления оценок отменялся. Итан опять его спас. Надо купить ему шоколадку, большую!       Трёхсотграммовую плитку с орехами он вручил смущенному барабанщику под коллективные смешки Виктории и Дамиано прямо по окончанию очередной репетиции.       — Так, взял и убрал к себе… Иначе меня загрызет совесть! — прошипел Том, когда Итан принялся мямлить, что не обязательно было тратиться. Но взятку взял. Теперь можно было упаковываться и отчаливать по домам.       — Псс! На пару слов без этих гиен, — Виктория под шумок потянула Итана за рукав — прочь из помещения, и не просто прочь, а аж в проулок, — Я даже не знаю, как это спросить.       Нервничая, она вытерла потные ладони о джинсы.       — Просто спрашивай, что бы там ни было — я не обижусь и своего отношения к тебе не переменю.       — Черт тебя подери, Итан, вот из какой сказки тебя мы откопали?       — Из страшной. Это твой вопрос?       Она замотала головой. Пользуясь образовавшейся паузой, Итан медленно прикурил, но взгляда своих темных глаз с нее не свел.       — Как вычислить таких как ты?       — Поточнее.       — Как ты вычисляешь парней, что по мальчикам? — на одном дыхании выпалила Виктория.       Итан едва слышно снисходительно рассмеялся.       — Это два отдельных вопроса.       — Мне и так стрёмно!       — Тогда почему ты меня спрашиваешь?       — Ты пялишься на задницу Дамиано, как… как жертва на суккуба!       — Дамиано объективно привлекателен, как картина Тициана или Боттичелли. На такое можно и нужно смотреть.       — Видишь, насколько плох мой гей-радар! Мне нужна помощь!       Итан как назло поднес фильтр к губам и, держа паузу, неспешно затянулся с такой силой, что впору было переживать за его лёгкие.       — Но меня-то ты вычислила.       Виктория со всей силы ущипнула этого вшивого драматурга за предплечье, но тот даже не поморщился.       — Так ты всё же би.       Итан потер правое ухо.       — Би, в моем понимании — это когда влечение к людям разных полов имеет немного или даже сильно разный характер. Мне этот ярлык не подходит.       — Тогда пан? Ну типа все без разбора.       — Я переборчив, как чёрт, и предпочитаю не клеить на себя названия.       — Окей, принято. Но все же: что мне делать с менее очевидными в своём поведении?       — Спрашивать не пробовала?       — Спросишь тут.       — Все настолько плохо?       — Есть какой-то стопроцентный способ проверить, чтобы при этом не спрашивать?       — Зависит от того как далеко ты считаешь позволительным зайти.       — Ну-ка, ну-ка.       Через несколько дней Виктория присылала Итану СМС, состоящее из одного слова. «Гей.» Оставалось только гадать: кто стал жертвой совершенно садистского плана, что он ей предложил экспромтом.