Красная тинктура

      Дамиано разглядывал свое отражение в зеркале. Повернулся к нему боком и положил руку на живот — тот выглядел как нормальный живот женщины на середине беременности: ни пугающих вен, ни стрий. Другое дело, что женщиной Дамиано нисколько не был. А вот беременным — был. И не просто беременным, а носил у себя под сердцем целую тройню — угораздило так угораздило. Посему нагруженный утроенным весом к седьмому месяцу Дамиано уже начал переваливаться как пингвин: центр тяжести сместился куда-то вверх и удерживать себя в вертикальном положении, не ставя ноги на ширину плеч и не выпячивая таз вперёд становилось все труднее.       Итан, почти беззвучно выросший у него за спиной и обвивший руками за условную талию, заставил вздрогнуть от лёгкого замешательства и уставиться на их общее отражение винтажном серебряном зеркале. Ненормально, но красиво. А когда это они были нормальными? Почти сразу же Дамиано ощутил лёгкий тычок в области пупка: малышка приветствовала второго отца пока единственным доступным ей способом.       — Ты как? Выглядишь задумчивым.       Не желая жаловаться на утреннюю тошноту, плавно перетекшую в вечернюю, Дамиано только пожал плечами и откинул голову назад, пытаясь урвать поцелуй с фруктовым привкусом зубной пасты, хотя бы целомудренный со сжатыми губами. Но Итан затеял какую-то свою игру и отстранился в последний момент. Не дав даже возмущённо хапнуть воздух, клюнул в щеку как-то особенно мягко, как получалось только у него, и принялся прокладывать дорожку поцелуев ниже, переходя на обнаженную шею, на плечо, на предплечье и остановившись лишь тогда, когда запечатлел последний на костяшках ладони. Вот как было на это все злиться?       — И? Продолжение будет?       Дамиано не видел, но знал наверняка, что в глазах Итана скачут озорные искорки: сейчас потянет за подбородок и…       Момент был бессовестно испорчен.       — Гребанный паранормальный, — прошипел Дамиано себе под нос. У детей, все ещё не получивших имена уже были прозвища: Танцовщица, Футболист и Барабанщик-младший. Дамиано всегда знал кто именно из двух мальчиков и девчонки принимался за любимое дело — пинать его то в желудок, то в мочевой пузырь, то в печень. Сантименты ненавидел Футболист…        — Это ты во всем виноват! Ты и твое «Позволь, обещаю, что не пожалеешь!»       — Ты жалеешь? — с явной усмешкой поинтересовался Итан, принимаясь откручивать крышку на тюбике мази от растяжек.       — Нет…но это не то, что я думал, меня ждёт.       Дамиано зажмурился, перёд глазами плясали картинки тех ночей, когда Итан шептал охрипшим, севшим голосом, лил в уши елей — как тут было отказаться, если ноги сами разъезжались. И сейчас они снова принимались за старое — стоило только ладоням прикоснуться к коже и начать втирать в нее крем. И вроде ничего такого, но Дамиано накрыло удушливой волной, и что-то мгновенно отозвалось внизу живота.       И вот так каждый раз — Итану достаточно прийти, посмотреть вот этим жадным взглядом плотоядного олененка, дотронуться до плеча, и все: тушите свет, отворачивайтесь и затыкайте уши. Не было ничего удивительного, что трахались они как кролики или как мартовские коты, или… Итан однажды в перерыве между заходами ночью, пока вырисовывал подушечками пальцев на подставленном в качестве холста перепачканном спермой животе ему одному известные узоры, что-то говорил про моряка, что вернулся к любви после долгого путешествия через шторма, но Дамиано потерял эту мысль, не донеся ее до страниц блокнота, хотя та и казалась заманчивой.       Остаться на месте тогда было еще заманчивее, а поцелуи, казалось, делали что-то с временным континуумом. Время словно замедлялось, давая им привыкнуть друг к другу. Зато теперь оно неслось галопом.       Беременность была для Дамиано сюрпризом. Нет, не так, она с пинка перевернула всю распланированную эгоистичную жизнь, где были лишь они четверо и музыка. Они с Итаном переезжали. Съезжались наконец-то официально, с тремя подписями в договоре аренды: одной -принадлежащей владельцу квартиры и двумя — им. Вик и Томас лишь помогали перетаскивать коробки и пакеты.       Они втроём — Итан вызвался сделать марш-бросок до ближайшей закусочной и принести еды — сидели на уже раскатанном жёстком джутовом ковре и разбирали коробку, когда в раскрытое окно потянуло запахом от соседей — те варили пасту di mare. Но стоило запаху только появиться, Дамиано пулей рванул в туалет. Привычный каждому итальянцу аромат показался ему в тот момент настолько отвратительным, что, едва успев обняться с унитазом, он вывернул в него все содержимое желудка. «Какой кошмар!» — подумал он про себя, вытирая рот тыльной стороной ладони, — «Вот не надо было завтракать теми круассанами, не показался привкус плесени».       Это продолжалось весь день — от любого запаха еды снова и снова поднимались рвотные позывы. Дамиано даже смотреть не мог в сторону принесённых пакетов и скучно мусолил бискотти с орехами вместо обеда.       Какая вонь. Неужели никто больше не чувствовал насколько отвратительно пахла эта псевдо-домашняя еда? Тонна базилика, вонючий сыр и подгнившие помидоры. Да ещё и чеснок.       — Да ты беременный! — гогоча гиеной, сообщила ему Виктория после очередного маневра в ванную. Томас хихикал и подначивал тоже, на что Дамиано только закатил глаза. Первый в мире беременный мужик и это он! Какая-то кишечная гадость, проблюется, попьет крепкой заварки пару дней, может кило или два в процессе растеряет. Это даже к лучшему будет, а то что-то бока поплыли.       Но что-то внутри, когда он спустя неделю в очередной раз запасался в аптеке смазкой, екнуло, стоило взгляду скользнуть по полке, на которой рядом с презервативами соседствовали тесты на беременность. Конечно же, результат не может быть никаким кроме отрицательного. Да и не сделает парочка евро в их скромном бюджете дыру. За свою жизнь Дамиано тратил деньги на куда более ненужные и безумные вещи.       В итоге перед фармацевтом на прилавок он выложил полный боевой комплект: и пептобисмол, и смазку, и коробку с женщиной, бьющей себя по лбу. Молодая девушка весь недолгий разговор, требовавшийся для пробивания чека, старательно смотрела куда угодно кроме как на него.       Уже дома, разворачивая упаковку и внимательно читая инструкцию, Дамиано предвкушал как ткнет Виктории в нос отрицательный тест и как они вместе поржут над его «беременностью» пастой и Итановскими омлетами, за которые можно было продать душу. Но на тесте показались две отчётливые голубые полоски. Не призрак, не непонятное помутнение — вторая была такой же яркой, как и первая. Видимо, он что-то напутал, но искушение подшутить было сильнее голоса разума. Дамиано натянул серьезное лицо и толкнул от себя дверь ванной. Изображая плохо гнущиеся ноги, он доковылял до Итана, что-то конспектировавшего с объемной книги, и молча положил перед его носом злополучный Clearblue.       — У нас будет ребенок, — едва справляясь со смехом, сообщил Дамиано, но лицо Итана не перестало быть серьезным, ни через секунду, ни через две…       — Если это не беременность, то опухоль, — выдал он наконец, после мучительной паузы. И внезапно у Дамиано появилась огромная причина для беспокойства. Целых две, когда Итан, усадив его рядом с собой, рассказал про то, что он не совсем человек. Точнее совсем не человек. Пришелец. И что в теории межвидовое скрещивание возможно.       Вообще-то это должно было быть потрясением. Беременность, вызванная тем, что раздвигал ноги перед инопланетянином. Но Дамиано с присущей ему легкостью, когда первоначальный шок и попытки отрицать очевидное прошли, махнул рукой и решил, что они выплывут. На все надо смотреть с позитивной стороны. Он сам выбрал этого не-человека, образовал с ним пару, они счастливы вместе… это всего лишь еще один шаг вперед.       Да, рановато по хронологии, да пугающе, потому что где-то на самом донышке души начало уже потихоньку собираться смирение, что детей у него не будет. Никогда, потому что если не с Итаном, то это неправильно. И вдруг все сложилось на каком-то непостижимом космическом уровне. Он справится. Женщины же через это проходят как-то. Не может же беременность быть ужасной.       Стоило этой мысли оформиться у Дамиано в голове — его немедленно стошнило.       Непрекращающаяся рвота оказалась лишь началом. Бессонница и слабость пришли следом. Потом лицо покрылось мелкими прыщами, а волосы распрямились и теперь висели паклей. Ногти ломались и слоились, а ещё постоянно хотелось то бутерброда с клубничным вареньем и мелом, то пожевать битум.       И секса! Настоящего и жаркого секса, с полным погружением всех смыслах. Благо Итан никогда не отказывал и щедро давал всё, что просили.       — Опять? — почувствовав смену настроения, спросил он.       — Ничего не могу с собой поделать. Это все ты и…       — И беременные гормоны.       Вообще то Дамиано хотел сказать: «и твой вызывающий зависимость член», но предложенный вариант его вполне устраивал. И поцелуй в основание шеи тоже. Удивительно, но наиболее тихо троица вела себя тогда, когда дело доходило до секса. Дети словно понимали, что родителей надо оставить наедине друг с другом.       Все ещё с закрытыми глазами Дамиано чуть сменил положение тела так, чтобы Итану было удобнее освобождать его и себя от всего, а потом бережно прижаться сзади, повторяя контуры тела своим. Руки вновь перехватили поперёк торса, а уже полувставший член потёрся о бедро.       — Тебе идет беременность.       — Итан, — попытался воспротивиться Дамиано, но его почти болезненно укусили за плечо.       — Посмотри на себя.       Дамиано заставил себя послушно открыть глаза: отражение из зеркала никуда не делось. В холодной равнодушной поверхности было и мучительное выражение лица, и огромный живот, и смуглые руки Итана, что по-хозяйски обнимали. Стыд волнами жара поднимался к щекам.       Похоже, в постель они так и не пойдут. Итан, потянувшись, принялся рыться в верхнем ящике комода. Уже предчувствуя дальнейшее развитие событий, Дамиано уперся ладонью в зеркало, оставляя на нем смазанные отпечатки. На себя он старался не смотреть, но ему хотелось видеть Итана хотя бы так — через посредника. Гребанный искуситель. Дамиано тихо всхлипнул, когда внутрь него ввели целых два липких пальца. Больно не было, — даже шли они без труда. Исключительно лишь пальцев, наоборот, было мало. Хотелось чего-то более существенного, но Итан не был бы Итаном, если бы давал все и сразу.       Дамиано оставалось кусать губы и стараться не вилять задницей как последняя течная сучка: машинально приподнимать ее в стремлении насадиться, но это не помешало ему взвыть, когда Итан, вытащив и то малое, придирчиво потянул края дырки большими пальцами и удовлетворённо хмыкнул.       — Прямо у зеркала или до кровати дойдем? — теплый шепот обжёг ухо.       — Кровать, — своим ногам, уже начавшим подрагивать, Дамиано не доверял. Итан бережно повёл их обоих спиной вперёд — благо недалеко, уселся на покрывало, носом прослеживая позвоночник. Сдвинулся назад, чтобы между его разведенных бедер было достаточно места, усадил за собой следом.       — Ложись, — Итан подтолкнул его, заставляя пристроится на бок и согнуть левую ногу. Дамиано возмущенно фыркнул — не шибко ему нравилась эта поза, но живот не оставлял особого выбора, так что последнее время позу ложек они ни на что не меняли. Мимолетный поцелуй в шею и еще один раунд растяжки. Пальцы внутри скользили медленно и явно сознательно избегали простату.       Дамиано обернулся через плечо, уже готовясь читать отповедь за медлительность, но вместо этого он лишь громко застонал, получив, наконец желаемое — член в своей заднице.       — Не больно? — Итан не двигался почти целую минуту, давая привыкнуть, хотя это совсем не требовалось — не поможет ожидание в борьбе с чувством, что тебя превратили в капроновый чулок, надетый на ногу.       — Двигайся, — шмыгнув носом и смаргивая выступившие слезы, попросил Дамиано, — Да двигайся ты, садюга!       Он завел руку назад и со всей силы потянул Итана за бедро к себе — тот даже зашипел от боли, предвещавшей свежие царапины, но все же начал трахать короткими неглубокими толчками, в какой-то момент даже под коленом подхватил, открывая себе лучший доступ. Но терпеть долго точно просчитанные, как отмеренные метроном движения, было совершенно невозможно. Дамиано пытался, но грудь у спины и зубы на загривке не оставляли ему никаких шансов. Итан слишком хорошо знал каждый тумблер его тела, каждую точку, на которую требовалось надавить, чтобы получить гарантированный ответ.       Но вместо оргазма Дамиано потонул в красном вихре, начал захлёбываться в чем-то липком, похожем на кровь и едком, как кайенский перец. Наркоз… ему дали наркоз для кесарева. Когда он вынырнул — живот внизу болел нещадно, от руки наверх тянулась трубка капельницы. Итан спал, свернувшись в жуткую позу на придвинутом к стене металлическом стуле, но стоило лишь шевельнуться, и он тут же проснулся.       — Привет, — не найдя в себе силы на остроту, охрипшим голосом произнес Дамиано.       — Привет… — откликнулся Итан, и предвосхищая следующий вопрос произнес, — ты в полном порядке, все трое котят в полном порядке. Вставать можно будет попытаться…       Он вытащил из кармана старомодного жилета костюма-тройки карманные часы.       — Часов через пять. Малышей показать?       — Спрашивает он!       Придерживая повязку, Дамиано с огромным трудом сумел перевернуться на бок, когда Итан действительно подкатил люльки из-за ширмы. Дети мирно спали. Черепаховая девочка и два черных, как уголь, мальчика. Шерсть на их тельцах была еще реденькой, и сквозь нее просвечивала розовая кожа. Девять месяцев мучений и шрам через весь живот, что теперь будет с ним до конца жизни стоили этого: стоили этой троицы и Итана сейчас склонившегося и оставившего поцелуй на лбу. Пришедший вскорости врач сказал то же самое: все в полном порядке, в начале следующей недели отпустят домой. Уходя тот начал мурлыкать себе под нос «Close to Me» группы The Cure.       — Надо же. Эта же песня стоит у Итана на будильнике, — подумал про себя Дамиано… и проснулся.       Телефон Итана действительно разрывался, сообщая им двоим, за ночь оказавшимся переплетёнными так, что между ними нельзя было просунуть и волос, что пора подниматься и собираться в школу. Такие утренние пробуждения давно уже перестали быть в новинку и никого не смущали, ну подумаешь, Итан как осьминог оплел его руками и ногами, изображая «большую ложку» и держал свою руку прямо под одеждой в каких-то миллиметрах от члена. Однако, Дамиано запоздало с ужасом понял, что оргазм из сна был вполне себе реальным, и трусы, в которых он спал, имели теперь вполне характерное пятно спереди.       Собираясь с мыслями, Дамиано тяжело выдохнул. Он и не помнил, когда с ним последний раз случались сны с таким результатом, но, видимо, почти девять месяцев воздержания аукнулись поллюциями. И как теперь скрыть это всё? В студии нет даже нормальной ванной и, судя по ослабившейся хватке, Итан уже наполовину проснулся, — его рука заскользила вверх, своими перемещениями пуская по спине мурашки. Тело, звеня и вибрируя, как оголенный высоковольтный провод, намекало, что неплохо бы и прислушаться к подсознанию, да воспользоваться ситуацией. И ведь даже не Виктория пришла во снах!       — Доброе утро, — пока Дамиано судорожно пытался прийти в себя и придумать план, Итан окончательно покинул объятья Морфея и, растирая лицо, беззастенчиво откатился на спину. Без него рядом внезапно стало как-то холодно.       — Доброе утро.       — Тебе опять кошмары снились? Я слышал, как ты стонал во сне, но будить не стал. Ты в прошлый раз мне синяк под глазом оставил, когда я попытался тебя растолкать.       — Вроде того… — Дамиано уселся по-турецки, все еще стратегически прикрываясь своим одеялом, — Хренотень какая-то снилась. Я рожал котов и ходил с огроменным таким пузом.       — Сонник во второй коробке слева. Верхний ряд. Если правильно помню, то беременность это к избавлению от проблем. А я умываться.       Удаляющегося Итана, наградившего его — внезапно — понимающей улыбкой, Дамиано проводил недоуменным взглядом и даже бросил ему вслед мятую подушку. Итан блаженный, хорошо воспитан или просто немного дурак? Неужели действительно ничего не заметил? С утробным рыком Дамиано запустил пальцы в себе в волосы… он что действительно хотел, чтобы Итан знал, что он кончил, лежа с ним в одной постели?       Беременность, говорит, снится к избавлению от проблем? Тут есть одна проблема. Пятнадцати лет от роду, безупречные манеры, но вечно спутанная копна черных волос и черные глаза акулы: никаких эмоций, никакой глубины, лишь обсидиановое зеркало. И вот на эту проблему, которая чуточку больше девочка по виду, чем мальчик он кажется запал. Вика оторвет ему яйца и пришьет себе вторым комплектом.