Красная тинктура

      К концу пятой тетради, исписанной скупым, не имеющим склонности к каллиграфии почерком Дамиано понял, что Итан его проверяет. Записи не отличались художественной ценностью и представляли собой какую-то помесь потока сознания с попыткой систематизировать новостные сводки. Из-за этого читать дневники оказалось не просто сложно — практически невыносимо. Вдобавок от старости чернила поплыли, зачастую превращаясь в невнятные кляксы, буквы в которых скорее угадывались.       Глаза, когда после репетиций в мутном свете подтянутого к креслу торшера Дамиано вгрызался в страницы, быстро начинали слезиться и наполняться ощущением песка, шея затекала, а мозг буквально закипал от хитрых вывертов архаичного языка. Итан, проводивший свои вечера в чуть более приятной компании какого-то сотого по счету бульварного романа, лишь бросал на него, стонущего над очередным разворотом, скупые, совершено не интерпретируемые взгляды и поджимал губы так, что Дамиано хотелось встать, выпутать нижнюю из плена кривых зубов и укусить уже самому. Конечно же сделать это никто ему бы не позволил, но мечтать об этом ему никто не запрещал. И дразнить Итана всеми доступными способами тоже.       Двести восемнадцать тетрадей. Это больше чем роман Пруста, который Дамиано мусолил большую часть зимы, прерываясь то на подпольные переводы манг, то на беготню по квартирам с новыми каталогами, и дневники королевы Виктории вместе взятые. Создавалось впечатление, что даже на простое чтение уйдут годы, а он сдуру решил еще и перепечатывать их по собственной инициативе, тыкая неуклюжими пальцами в экран телефона. Если Итан заставлял каждого «избранного» проходить через такое, то не было ничего удивительного, что люди сдавались. Дамиано не собирался.       В те дни, когда он прорывался через события «года без лета», с Икс-фактора перезвонили. Судьи пересмотрели все записи отборочных и приняли решение о том, кто достоин оказаться в ещё одном выпуске, так что их группу приглашали в Ливорно на следующий тур. Звонок ворвался в рутинный сетлист посреди очередного выступления на Виа дель Корсо, и пока те двое прыгали и орали, пугая редких туристов, Дамиано, усевшийся на край кахона к Итану, чтобы перевести дыхание, внезапно понял каково это быть им. Знать что-то и не иметь возможности сказать: ощущалось так, будто его окунули головой под воду и заставили дышать уже ею.       — Итан, почему мне херово? — почти шепотом спросил Дамиано.       — Заболел или…? — Итан провел пальцем по артерии на своей шее, явно имея ввиду их теперь практически общий маленький секрет.       — Не знаю, но меня прямо выворачивает. Есть не хочется совсем, у меня болит сердце и голова, и ноют все кишки. Как будто даже мушки перед глазами плавают. Ты точно не пропитал все тома ядом как в «Имени розы»?       — Яда на страницах нет, но будет еще хуже.       — Это ты так меня обнадеживаешь?       — Ты хотел от меня правды и ничего кроме правды. Правда уродлива.       — Нет. Правда — это шрамирование. Одному заходит, другие убегают в панике. Пережить нарушение одного из основных законов мироздания — это задача для титана.       — Теперь понимаешь почему я тяну время?       — На удивление да… хотя я все еще не думаю, что поменяю свое решение, — Дамиано закинул на Итана руку и воспользовавшись тем, что шарахнуться от него в присутствии свидетелей Итан себе не позволит, смачно чмокнул в щеку, — я выдержу, за меня не бойся. И посмотри на Вик и Томми — эти двое вообще атомный апокалипсис переживут и будут всем показывать, как круто они светятся в темноте от радиации.       — Я не буду втягивать их в это… тебя то не стоило.       — Я уже здесь. И знаешь, что?       Итан удивленно вскинул брови.       — Теперь, когда я знаю, даже если ты сбежишь в свое Сомали к пиратам, а потом ещё куда-то, то я костьми лягу, но разберусь как синтезировать эту гадость, а когда у меня получится, проведу вечность ища тебя по свету.       — Зачем?       — Просто чтобы влепить хорошую пощечину.       — Если человек не хочет быть найден — фиг ты его найдешь…       — Ты меня плохо знаешь, — ухмыльнулся Дамиано, всерьез рассматривал возможность, воспользовавшись тем, что Итан пойман в объятья, сотворить с ним ещё что-то, тем более он догадывался, что тот и сопротивляться будет лишь для видимости, но в итоге лишь щелкнул Итана по носу.       — Я могу увидеть между вами хоть немного воздуха? — вклинилась в их диалог пришедшая в себя Виктория, принявшаяся обтирать подолом юбки брошенную пару минут назад прямо в пыль гитару, — Слиплись как перемороженные овощные котлеты в углу морозилки!       — Отстань от них, Винчи… Это бесполезно, — приложившийся к общей двухлитровой бутылке с водой Томас лишь обреченно бросил взгляд на почти пустую в столь жаркий час улицу. Дамиано вслед за ним проследил за женщиной, толкавшей перед собой коляску со спящими близнецами. Если у них и был сегодня хоть какой-то шанс заработать сегодня, то после звонка он уже не был так уверен в своей способности петь. Горло словно сдавило тисками. Растягивая мучения, тонкая невидимая удавка эмоций затягивалась на шее все туже, мешая сделать полноценный вздох.       — Мы можем закончить на сегодня? Я что-то сипну. Не хватает только узелки на связках получить…       — Единственный узел, который ты можешь получить — это тот, который вечером достанется твой омежьей жопке.       Томас и Итан синхронно прыснули, а вот сам Дамиано недоуменно уставился на Викторию, совершенно не понимая, о чем идет речь, что, в свою очередь, заставило ее вместо объяснений разразиться приступом гиенового хохота. Отсмеявшись и утерев слезящиеся глаза, она соизволила хоть что-то сказать.       — Перестань вилять задницей — вытягиванию ноты это нисколько не помогает. Не знаю Шакиры ты там пересмотрел или что, но даже у меня так не получится.       Виктория положила руки себе на талию, пытаясь выписать бедрами восьмерку, но движение вышло комично-угловатым.       — Видишь!       — Вижу, что ты танцевать не умеешь — только дергаться как ударенная током.       — Ты! — пытаясь изображать ярость, но на деле задыхаясь от хихиканья и пыхтя как паровоз, Вик со всей дури пихнула Дамиано в плечо. Не ожидавший такой наглости он рухнул с кахона, утаскивая за собой валяться на затертых каменных плитах и Итана, — Неужели ты не понимаешь, что вот это твое шлюшество безмерно отвлекает?       — Отвлекает? Когда я стоял спокойно, ты жаловалась, что выглядит так, будто я всего боюсь и не знаю куда себя деть. Я начал двигаться и теперь ты опять не довольна!       — Двигаться, а не вот это все — продолжала настаивать Виктория. Дамиано уселся по-турецки, прикидывая как бы выиграть этот спор, и тут же огорошил всех своей шальной идеей.       — Вот если перевалим через середину живых, я специально заберусь на пилон и станцую стриптиз, чтобы ты меня пилить перестала!       — Прямо в прямом эфире?       — Да.       — И не зассышь?       Каковы в конце концов были их шансы продержаться против полупрофессионалов так долго? Мизерные. Дамиано решил, что от повышения ставки ничего не поменяется.       — Нет.       — Тони разбей! — прежде чем кто-то успел здраво оценить возможные последствия такого провокационного поведения, потребовала Вик, протягивая руку, в которую Дамиано тут же вцепился.       — Дамиано, это слишком! — попытался вмешаться Итан.       — А тебя, предатель, я придушу ночью, благо спишь под боком… — вошедший в раж Дамиано остановить свой язык не сумел и только по лицам уже на автомате засвидетельствовавшего очередной спор Тома и даже переставшей мелко икать Виктории сообразил, что сказал. Точнее, что впервые за все время подтвердил, что шутки про отношения (по факту недооотношения) вовсе не шутки.       — Вот это бездны! — констатировал Том с присвистом.       — Офигительная группа собралась, — поддакнула ему Виктория, — Погодь, а они тебе не сказали, что съехались?       — Я как-то не то чтобы вытеснил это, — почесал в затылке Томас, — но предполагал раздельные кровати.       Он флегматично вжикнул молнией, закинул чехол с гитарой себе за спину и взялся за руль прислонённого к стене здания велосипеда. Виктория повторила то же самое, но вместо велосипеда приготовила скейтборд.       — Надеюсь, что вы сделаете все, чтобы стриптиз состоялся, — выдала она прощальное напутствие, и послала и Дамиано, и Итану, все еще не спешившим подниматься, по воздушному поцелую, — Аревуар, бляди!       Виктория даже занесла ногу, чтобы оттолкнуться, когда внезапно вспомнила, что хотела сказать напоследок.       — Итан, ты его про омегаверс просвети на досуге, а то у мальчика классическое образование: дальше канала Дисней ни ногой.       Вслед ей, рванувшей по официальной версии догонять уже отъехавшего друга, а на деле просто спасавшейся бегством от брошенной в спину кроссовки, прилетело громкое: «Сучка!»       Швырнувший ту Дамиано медленно доковылял до места падения, нацепил обратно, не заморачиваясь на перевязывание шнурков, и вернулся обратно к Итану, что уже сматывал провода оставленного усилителя.       — Вот так и живём. В филиале борделя и дурдома одновременно.       — Тебе по душе такая жизнь, — чуть смущённо ответил Итан.       — Вавилон, — совершенно невпопад выпалил Дамиано, принимаясь шарить по карманам в поисках телефона и бубня себе под нос пришедшее на ум.       — Быть может, яд подарит мне тот сон, где я вернусь в наш общий Вавилон… Нет не то, крутится же… Дьявол…тысяча дьяволов.       Со злости он пнул отозвавшийся бряцанием усилитель и собрался проделать то же самое и с кахоном, когда его со спины обвили крепкие руки. Оттаскивая от инструмента мелкими, похожими на походку пингвина шагами, Итан клюнул Дамиано куда-то в плечо.       — Я люблю наблюдать как к тебе приходит муза, но не надо себя калечить просто потому что все происходит не так легко, как хотелось бы.       — Итан… — не задумываясь о том, как они сейчас выглядят со стороны, Дамиано закинул руки назад и запустил их Итану в волосы, — очень невежливо с твоей стороны сейчас меня отвлекать.       Но вместо того, чтобы помогать или хотя бы послушаться и не мешать, Итан продолжал раскачивать их обоих в каком-то странном почти танце и не торопился размыкать объятий.       В итоге четверостишье стало одним из сотен, что никогда не находили себе пару, как бы Дамиано не силился найти к нему продолжение. Да и не было особых сил искать — дни превратились в какую-то бешеную чехарду, где они только что и успевали часто и прерывисто дышать. За Ливорно, где Итан практически демонстративно утер нос Аньелли, был Манчестер… блядский Эд Ширан, которого пришлось выучить за сутки с нуля, вытрепал нервы так, что по возвращению они три дня с Итаном лежали пластом и питались лишь сырными галетами и тремя банками тунца в томате. Чем занимались Виктория и Томас никто им не поведал, но на четвертый день вид у обоих был такой будто вторая половина группы выползла из братской могилы. Репетиция вышла скомканной — она была лишь официальным поводом осознать насколько все плохо и насколько серьезно.       — Итан, а что ты будешь делать, когда начнутся лайфы и если мы останемся больше чем на неделю? — Дамиано в ужасе поднял голову от страниц дневника, где прямо сейчас от истощения по причине собственного упрямства в попытках обмануть свою новую природу умер один из «отпрысков» Итана, — Нас же будут как зверят в зоопарке держать в этом доме.       — Две недели я выдержу… а дальше есть способы. Самый надежный — разболтать на козьем молоке черный альбумин, который используют при производстве колбас, так что в кому я не впаду. Но это будет экстремальное выживание.       — Худший расклад — восемь недель. Ты уверен, что сможешь? Я очень не хочу подорвать тебе здоровье. Мы все еще можем сняться, только причину надо придумать.       — Не попытавшись — не узнаем.       — Если станет совсем невмоготу — есть я. Придешь ко мне с бритвой или как ты это обычно делаешь?       — Дамиа?       — Я серьезен. Ты не один… Ты не мнешься, не устраиваешь километровые загоны, а идешь ко мне.       Итан спрятал лицо в ладонях, тяжело выдыхая.       — Отложи пока этот… я ценю твои попытки двигаться по хронологии и твое упорство, но начало двадцать первого века, пожалуй, тебе стоит прочитать сейчас.       Порывшись в ящике, он вытащил из залежей тройку одинаковых тетрадей на спиралях, проверил даты на внутренних сторонах обложек и остановился на одной.       — Две тысячи четырнадцатый, и немного пятнадцатого. К вопросу о том, что я и без икс-фактора основательно раскачиваю свое здоровье.       — Я не хотел читать эру Елены, — Дамиано с сомнением взял протянутые записи, — не уверен, что вывезу.       — Я бы хотел.       — Ладно. Но если я ей подсыплю что-то потом в чай — ее диарея будет на твоей совести.       — Только диарея? — с иронией в голосе спросил Итан, возвращаясь обратно к своей «Собаке из Терракоты». Он уселся в кресло, открыл том и разве что не копируя Шерон Стоун в «Основном Инстинкте» закинул ногу на ногу. Дамиано нервно сглотнул ставшую липкой слюну.       — Я похож на Борджиа?       — Мне очень хочется сказать, что да, но я появился на свет почти на столетие позже. Так что вживую не видел, сказать не могу.       Итан почти демонстративно закрыл свое лицо обложкой, явно давая понять, что эту тему он развивать не желает. Дамиано разочарованно открыл первую страницу, очень надеясь, что после прочтения он не будет относиться к Елене еще более… нейтрально. Он точно не ненавидел ее, но симпатию она вызывала лишь в отрыве от знакомства с Итаном.