Красная тинктура

      Когда Итан предупреждал его, что бессмертие не дается легко — Дамиано ему не верил, считая его слова скорее предостережением и попыткой оставить все как есть. Когда на страницах дневников ему встретилась история о мужчине, потерявшем во время обращения рассудок от болей настолько, что он убил человека, за что впоследствии оказался повешен, Дамиано мысленно обозвал того незнакомца слабаком. Когда стало понятно, что в тинктуру входит ртуть — Дамиано лишь припомнил как отравился рыбными консервами, и без тени опаски подставил руку.       Он считал себя вполне знающим, что такое невыносимая боль — все же три дня скрывал перелом лодыжки этой весной, прежде чем друзья почти силой оттащили его в больницу. Но оказалось, что ничто в мире не могло подготовить к тому количеству боли, что теперь изо дня в день терзала его тело. Симптомы появились уже вечером первого дня — что-то похожее на ощущение забитых мышц после хорошей тренировки, ад начался под утро.       Дамиано казалось, что он разваливается на части: каждую отдельную клеточку его тела насадили на ледяную иглу, при этом внутренности изнутри жгло, будто кровь в венах вскипела и те должны были вот-вот полопаться, но никакого легкого избавления от добровольно взваленного на себя испытания в виде скоропостижной смерти к нему не пришло. Напротив, весь последующий день состояние становилось все хуже, пока реальность не превратилась в лихорадочный калейдоскоп, где сознание пробивалось лишь кратковременными вспышками сквозь окутавшую агонизирующий мозг тьму, когда лихорадка чуть отпускала или же наоборот боль от ломающих кости судорог выбрасывала наверх из забытья.       Кричать не получалось, спазм даже не в горле, а в самой глубине легких мешал дышать, будто те после ожога обросли изнутри ледяной коркой и теперь двумя глыбами, отколовшимися от айсберга, давили на ребра, и все что вырывалось наружу из-под них было хриплым тихим постаныванием. Дамиано смутно помнил, как Итан поил его чем-то жутко горькими, держа голову на своем локте, потому что он даже приподняться не смог и как чьи-то руки (должно быть, того же Итана) пытались его обнять, но сведенное и перекрученное болью тело отвергало их, а кожа ничего не чувствовала кроме холода. Во сне — в мутном киселе, который сном можно было назвать лишь с большой натяжкой, — в какой-то момент стало даже мерещиться, что его закопали в снег и оставили лежать, а то и вовсе похоронили в каком-то склепе.       Когда Дамиано проснулся в следующий раз — он ощущал себя переболевшим тяжелевшим гриппом, но все же с заметным усилием смог выбраться из гнезда из пледов, одеял, подушек и даже почему-то махровых полотенец и курток и кое-как доковылять до Итана, подскочившего со своего места и непривычно заметавшегося стоило ему подать признаки пробуждения.       — Привет… — цепляясь за спинку протертого кресла, прошептал заветренными губами Дамиано прежде чем рухнуть на сидение.       — Как ты?       — Лучше некуда… — соврал он.       Итан не поверил ни единому слову, но перечить не стал и лишь покачал головой.       — Тебе надо поесть. Хотя бы овощной бульон. Ты не ел трое суток.       — Трое…суток? — Дамиано мог поверить, что он валандался день, но трое… чувство времени говорило, что этого просто не могло быть, однако, календарь в телефоне говорил об обратном. Да и общее состояние намекало на то, что все сказанное было правдой.       Странная смесь воды, размятой вилкой моркови, полупрозрачного лука и сельдерея без соли и без специй, именуемая Итаном супом-панацеей, на вкус оказалась такой же, как ее вид — отвратительной. Желудок от нее скрутился в трубочку, а кишки завязало узлом, развязавшимся только тогда, когда Дамиано вырвало желчью пополам с какой-то черной массой, напоминавшей по виду кофейную жижу.       — Это не нормально… — прошипел он, до боли в суставах и грядущих синяков на чужих руках хватаясь за помогающего ему встать с пола Итана, ноги совершенно не хотели держать, — у меня кровотечение.       — Весьма вероятно.       — Надо в больницу…       — Не надо. Если поставят на гемодиализ…       — Понял, — измученно огрызнулся Дамиано, тут же испугавшись своего тона, потому что Итан стыдливо спрятал глаза в пол, — Терпеть. Молиться.       Приступы, наваливающиеся с интервалом длиной часов в сорок, к счастью, с каждым разом становились все слабее и к икс-фактору напоминали скорее трёхдневную малярию, сопряженную с перманентной изжогой, а не попытки отправиться на тот свет, так что Дамиано больше беспокоился не о себе, пачками глотавшем обезболивающие, а об Итане, к концу второй недели в лофте совершенно посеревшем. Сухой паек явно не справлялся, что бы этот герой про свое состояние не думал.       Об этом Дамиано и размышлял, когда за угол выудил из дорожной сумки заблудившуюся в ней майку и со странной смесью удивления, брезгливости и неприязни уставился на добытое шелково-кружевное безобразие. Откуда у него вообще оно взялось?       Майка попала к нему, пожалуй, самым экстравагантным способом, который только можно было вообразить. Он ее украл. Нахально, демонстративно, лишь затем, чтобы обозначить свое моральное превосходство. Если Итан наивно полагал, что тот раз в БДСМ-клубе был единственным, когда он шпионил за ним, то Дамиано не собирался его разочаровывать. Последний — да, но не единственный. У Итана в феврале образовалось какое-то подобие девушки, по крайней мере, Дамиано, прячась за мусорными контейнерами и углами домов, стал свидетелем трех «свиданий», прежде чем решил проследить еще и за этой особой.       Особа являлась дешёвой шалавой. Взобравшись на третий этаж по пожарной лестнице, он лично убедился в этом, потому что через окно увидел, как едва завалившись домой, та принялась пролистывать анкеты сайта знакомств. Это не лезло ни в какие ворота!       Немного поразмыслив, и решив не пороть горячку пока у него не будет веских доказательств, что Итану надо прекратить эти отношения, построенные на лжи (сейчас, оборачиваясь назад, Дамиано прекрасно понимал, что в нем клокотала банальная ревность, а не желание справедливости для друга), он подстроил встречу с этой Кристиной. Через полтора часа после знакомства Дамиано оказался в той же спальне, стягивающим вот эту комбинацию с ее хозяйки. Но, как бы ему не хотелось прервать свой вынужденный целибат, где даже дрочить приходилось украдкой, он взял себя в руки и отпихнул девушку от себя.       — Думаю этого достаточно…       — А?       — Я записал на диктофон все наше общение, так что, если я еще раз увижу тебя рядом с Итаном — отдам ему запись. У тебя есть шанс убраться из его жизни красиво и самой его бросить. А майку я заберу как вещественное доказательство.       Поражаясь собственной наглости, Дамиано поспешно застегнул свои штаны и ретировался из квартиры. Всю дорогу до дома он пребывал в состоянии странной эйфории и, уже выходя из автобуса, как-то неудачно оступился, подвернув ногу. Боль пронзила до мозга костей, но Дамиано не предал этому внимания. Как выяснилось три дня спустя, то сработала мгновенная карма, и он заработал свой «футбольный» по официальной версии перелом.       Отбросив ненужные воспоминания, Дамиано махнул рукой и натянул спрятанную и позабытую в дорожной сумке трофейную майку на себя. Нигде не давило, не тянуло… и пускай только кто-то вякнет, что это женское нижнее белье.       В таком виде Дамиано и явился в общую гостиную-кухню на жеребьевку — непросохший толком после душа, сонно-мятый из-за очередного ночного приступа и щеголяющий в чужой одежде, согнал Итана с нагретого места, а следом притянул к себе, вдобавок закинув одну из ног к себе на колени. В прошлый раз они выступали первыми, и в этот раз совершенно не хотелось повторять этот опыт. Итан крутил ручку, нервно что-то вырисовывая у себя на тыльной стороне ладони. Дамиано даже не пытался рассмотреть, что именно — просто поймал ту в плен своих пальцев и крепко сжал, пытаясь молчаливо успокоить.       Пятые. Вик радостно пищала, Тому было все равно… Дамиано отпустил Итана и взъерошил волосы с которых все еще капала вода, как-то с совершенно неуместным умилением замечая, что тот опять одарил их парными не-татуировками стрижей — после Дании те с систематической регулярностью появлялись на коже, заставляя задуматься о необходимости уже увековечить их. Но сначала Дамиано сомневался, что Итану позволят обзавестись перманентным рисунком, а теперь и вовсе не был уверен в том, что их стоит заводить. Татуировки — слишком заметные опознавательные знаки.       Но, что Дамиано доселе не понимал, так это зачем Итан буквально уродовал себя, чтобы сливаться с толпой. Когда стилисты проекта посадили его в кресло и применили свою магию, подбирая окончательный образ на завтрашнее шоу — «до» и «после» выглядели двумя разными людьми. А Итан, посмотревший в зеркало лишь мельком, в ответ на их старания цокнул языком, и сказал, что ему бы что попроще, а так совсем некомфортно. Некомфортно стало ему — Дамиано — от безделья в ожидании своей очереди околачивавшемуся рядом, в области штанов.       С подведенным черным глазами и вычесанными наконец нормально волосами Итан выглядел старше, будто из-под маски проглядывал тот самый четырёхсотлетний вампир. Не телом — хотя по сравнению с днем знакомства тот поднабрал мышц и уже не выглядел совсем болезненно-угловатым, а лицом, взглядом, но именно старше, а не старее-мудрее и так далее. Стилисты словно вытащили настоящее лицо, настоящий возраст, который кое-кто прятал. Дамиано невольно вспомнил, что Итан что-то мельком говорил о том, что познал бессмертие ближе к тридцати.       — Итан, это сценический образ, никто не просит тебя таком виде дефилировать по улицам.       — Упаси боже.       — Вернешься потом в свои безразмерные толстовки и мешковатые джинсы.       — Мне не комфортно. Я не смогу играть.       Что Дамиано слышал за его словами, было: «Куда я денусь потом, если это сейчас показать?»       — Дайте нам пять минут, — обратился он к шаманившему над Итаном мужчине, — я попробую его уломать. Покахонтас, на пару слов.       Итан даже не пытался сопротивляться, когда Дамиано затолкал его в ближайший туалет и закрыл за ними двумя задвижку, но сложил руки на груди, готовый к обороне.       — Я не выйду в таком виде на сцену.       — Я знаю…       — Тогда зачем ты…? — Итан осекся на полуслове, удивленно распахнув глаза, когда Дамиано положил ему руку на щеку, и не давая себе времени передумать, потянулся за поцелуем. Губы мягко прикоснулись к уголку губ, замирая на пару секунд. Большее Дамиано себе не позволил.       — Дай мне полминуты. Мне нравится видеть тебя таким.       — А настоящий я тебя не устраиваю?       — Это не ты… Я вижу тебя. Иногда. Очень редко и словно сквозь толщу воды. Ты боишься людей, не подпускаешь их к настоящему себе. Меня, как не прискорбно, тоже на расстоянии вытянутой руки держишь. Что я тебе говорил про самочувствие?       — Я…       — Если тебе плохо и порошок не справляется — идешь ко мне. Думаешь, я не вижу, что у тебя голова кружится?       — Дамиано… — Итан попытался остановить поток почти оскорбительных слов, что выливался на него, но Дамиано оборвал его взмахом руки, принимаясь рыться по карманам. Он и без одергивания знал, что его несет. Но Итан же, идиотина, скорее подохнет, чем попросит о чем-то.       — Шшш!       С трудом нащупав между конфет, сигарет и бумажек невскрытое лезвие для бритвенного станка, Дамиано протянул Итану маленький синий прямоугольник.       — Я не знаю, как именно ты это делаешь… в дневниках об этом нет ни слова, но клыков я у тебя не видел.       Дамиано принялся собирать волосы рукой, обнажая шею.       — Так?       — Нет.       — Не играй в геройство.       — Снимай брюки, — совершенно невозмутимо произнес Итан. Голос его, как всегда, негромкий ударил по нервам всполохом огня. Итан просто не имел право настолько спокойно говорить такие вещи! Но он говорил, и слова его рождали в желудке Дамиано странные ощущения вместе с чувством, что отдельные мышцы в его теле пытались порваться, как перетянутые гитарные струны.       — Ты выбрал самый странный момент, чтобы вывести нас к третьей базе, — прохрипел Дамиано, расстегивая сначала звякнувший оглушительно ремень, следом возмутительно тугие болты, а затем свою ширинку, — но я пытаюсь тебя покормить, если ты забыл.       — Я знаю. Думаю, ты не хочешь объяснять всем, что порезы на твоем теле не имеют ничего общего с селф-хармом. На бедре меньше шансов, что заметят.       В адресованном ему тоне не было ни грамма сентиментальности, только чистая, безжалостная практичность, которая должна была бы отрезвить Дамиано, но не тут-то было. Зрелище опускающегося на колени Итана перекрыло с лихвой все. Это же Итан! Итан, похожий на далекое солнце. Итан, что буквально светился, стоило разболтать его на какую-то очередную никому не нужную тему, проявить пусть и напускной, но интерес, позволив ему часа полтора распинаться о каких-нибудь небесных сферах, только иногда поддакивая и трогая его предплечье, молчаливо тем самым прося продолжать. Итан, который был убийственно красив, будто сошел с классических фресок Ватикана, но совершенно не пользовался оружием, которым владел. Итан, что открыто практиковал БДСМ и говорил о нем, но избегал самых банальных проявлений привязанностей, вроде объятий.       Итан, что, оказавшись в позиции слабости, все равно смотрел будто сверху вниз, и чье дыхание сейчас даже сквозь майку и расстояние обжигало Дамиано живот, заставляя волоски на ногах вставать дыбом. В добавок, у него просто вставало, бессовестно и бесконтрольно. И при этом совершенно неуместно.       — Расслабься… — Итан по-своему проинтерпретировал попытку вцепится в раковину за спиной, — я очень аккуратно.       Зажав все еще не распакованное лезвие между указательным и средним пальцами, он бережно спустил с Дамиано джинсы до коленей и провел ладонями — обжигающими, крепкими — по бедрам вверх и вниз в том, что должно было быть, по его мнению, успокаивающем жестом, но на деле заставило сердце пропустить несколько жизненно важных ударов. Плотный хлопок давил со всех сторон, член подергивался в плену трусов, норовя банально из них выпрыгнуть.       — Итан, — вопреки попыткам сдержаться, из Дамиано вырвался тихий стон, больше похожий на жалобный скулёж. Только слепец мог не увидеть, в каком состоянии он сейчас оказался.       — Все хорошо.       Пальцы Итана двинулись снова вверх в ненавязчивом изучении, осторожном настолько, что Дамиано непроизвольно дернулся.       — Щекотно, — поспешил он оправдаться, пока Итан не придумал себе еще причину для загонов. Это точно была какая-то Итановская магия, потому что Дамиано не мог припомнить чтобы ему требовалось настолько немного, чтобы начать сходить с ума от накатывающего на него высокими волнами удовольствия. Итан, нащупав вену на ноге, зажал ее большим пальцем и одной рукой развернул лезвие, прежде чем не иначе как приказать.       — Выдох.       Огненный всполох пореза Дамиано сначала увидел, осознал и лишь потом почувствовал вместе с воздухом попавшем в легкие при вдохе, притупленным ощущением, потому что Итан приник губами к бедру, не иначе как целуя в исступлении. Язык скользил по краям раны, проникая самым кончиком в сам разрез кожи, будто Итан раскрывал сейчас его, как раскрывают в порно тела прежде чем овладеть ими.       — Боже мой, — прошептал Дамиано глянцевому натяжному потолку, путаясь в черных волосах, впиваясь ногтями в скальп, чтобы прижать Итана ещё ближе, хотя, казалось бы, ближе просто некуда, — ты меня с ума сводишь.       Итан промычал что-то одобрительное, не отрываясь от своего занятия, и вибрация неразборчивых слов стремительно распространившаяся от кожи куда-то вглубь, вызвала жгучее покалывание даже в кончиках пальцев на ногах. Это слишком.       — Итан…       Итан скользнул языком выше, причмокивая, оставил на коже поцелуй, второй, третий и, только завершив странный ритуал, оторвался, смотря теперь Дамиано прямо в глаза. Дамиано потянулся к его щеке, упиваясь видом своей крови на его губах и легким удивлением, светящимся в его глазах. Итан первым прервал их переглядывание, опустив веки и шумно выдохнув, и его выдох горячим облаком ядерного взрыва снова обдал Дамиано. Из пореза в такт сердцебиению сочилась кровь: темная, рубиновая капля медленно набухала на коже и Дамиано, поддавшись порыву подцепил ее на подушечку пальца, тут же отправив в рот. Кровь на вкус была как медная монета, выловленная из моря — не то чтобы деликатес, но определенно лучше, чем та же химическая клубничная газировка. Нехотя Дамиано выпустил большой палец изо рта.       — Еще… — он тяжело сглотнул, прочищая горло. Вот бы действительно иметь возможность еще и ноту взять из этого низкого регистра, если для этого всего лишь нужно будет спровоцировать каменный стояк на сцене, Дамиано был согласен пожертвовать своей репутацией, — я знаю, что тебе этого недостаточно. Бери, сколько тебе нужно.       Бери все.       Итан со стоном уткнулся лбом ему в живот, ластясь как прирученный зверь, и едва слышно шептал благодарности, прежде подернуть майку вверх и поцеловать уже голую кожу. Влажные губы спускались все ниже и когда Дамиано уже было думал, что вот оно, Итан отстранился, нырнул ниже полосы ткани, разделяющей кожу, чтобы широким мазком языком собрать уже натекшую из раны кровь.       — Итан, блядь.       Несколько мгновений тот не шевелился, и Дамиано провел пальцами по напряженной спине, чувствуя, как Итан, поняв в итоге истинный смысл литаний, моргнул и расслабился.       — Тебе отсосать потом?       — Н-нет…       Отказ Дамиано пришлось вырвать из своих легких силой, но согласиться сейчас казалось ему чем-то грязным, будто, если он скажет «да» — это поломает хрупкий баланс всех их с Итаном отношений, обесценит предложение крови. Итан как-то разочарованно хмыкнул, будто он хотел этого. Но никто в здравом уме не хочет член в свой рот. Дамиано несколько раз крепко сжал свой, даже не пытаясь подлезть под резинку. Сначала он выпроводит Итана, а потом уже сам… как-нибудь, только чтоб сбить градус этого бесконечного томления. Гребанный Итан, из-за него он даже перестал выпрыгивать из трусов при малейшем намеке на возможность потрахаться!       — Все хорошо?       — Более чем…       — Порез закрылся, но я сейчас заклею пластырем.       Итан полез искать тот в карманах, но внезапно вспомнил, что он все еще не в своей одежде.       — Ладно, не парься. Не страшно. Главное, что у тебя хоть цвет лица появился…       Дамиано тронул Итана за кончик носа, не веря, что пара глотков крови могла сотворить такие метаморфозы в считаные минуты: из зомби с синяками на пол лица и бумажно-белой кожей тот снова стал походить на обычного человека. Итан скупо рассмеялся и Дамиано понял, что от одного этого смеха он начал задыхаться, тонуть под совершенно незнакомой ему лавиной эмоций — какой-то насыщенной и темной. Во рту было пусто, и все что хотелось — пить поцелуи из этого приоткрытого рта.       — Итан…       Дамиано судорожно втянул носом воздух, на клеточном уровне уже зная, что последует дальше: мгновение и их губы встретились на полпути, столкнулись в нешуточном состязании — кто сильнее хочет, кому кто больше нужен. Поцелуй с привкусом крови — долгий, желанный, почему-то пьяняще жгуче-сладкий, как малиновая наливка с перцем. Итан отстранился первым, и, если бы не заметный бугор на брюках и не хищное облизывание — Дамиано бы повелся на спокойное лицо без тени румянца.       — Не передумал?       — Иди отсюда… а я спокойно подрочу на твой светлый облик. У тебя рот порнозвезды.       — Навыки получше будут.       Дамиано в этот момент захотелось просто исчезнуть, но он вместо этого принялся щелкать пальцами, пытаясь привлечь внимание уже отвернувшегося от него Итана, а второй рукой хоть как-то поддернуть штаны.       — Вот. Вот он настоящий ты. На гребанную долю секунды. Охренительная сучка.       Итан в отместку хлопнул дверью за собой. Дамиано вытер слезящиеся от напряжения глаза. Если Итану нечего было сказать, то это означало, что он опять попал в яблочко…       На то, чтобы довести себя до оргазма потребовалось пара движений кистью. Дамиано поспешно вымыл руки и вытер их туалетной бумагой. Из зеркала общественного туалета на него смотрел совершенный незнакомец с горящими счастьем глазами.