Красная тинктура

       Дамиано понял, что негласный мораторий на дальнейшее развитие того странного и непонятного, что творилось еще до X-фактора подошел к концу, по совершенно незаметному сигналу.        Он не мог оторвать взгляд от Итана, что планомерно уничтожал свой бифштекс с кровью при помощи столовых приборов. Его собственный ужин стыл на тарелке, но вместо того чтобы проявить хоть какой-то интерес к мясу и салату, Дамиано наблюдал как чужие губы снимали с вилки очередной отрезанный кусочек, как язык едва заметно мелькал между ними, собирая жир, как челюсти медленно и размеренно двигались, как дергался кадык, когда Итан сглатывал. То, что он завязал волосы в пучок на затылке только усиливало производимый эффект — шея без рамы черного шелка выглядела беззащитной. Дамиано уже перестал удивляться в те моменты, когда ловил себя на вполне порочных мечтах, связанных с Итаном. Конкретно сейчас он хотел уткнуться носом в изгиб плеча, хотел языком собрать вкус кожи и нащупать губами отбивающий ритм пульс. Ничего из этого ему не было позволено… или было?        Итан поднял голову, и Дамиано заставил себя заглянуть ему прямо в глаза, хотя прекрасно знал, что у него сейчас все на лице написано. Холодный, промозглый даже воздух студии внезапно сгустился, наполняясь июльским жаром, потому что взгляд Итана был полон тьмы. Затягивающая глубина пропасти почти черных глаз напротив напугала бы кого угодно, но Дамиано не боялся. Он знал этот мрак и сам принадлежал этому мраку. Итан подмигнул ему.        — Ешь… тебе понадобятся силы.        Это могло быть простой просьбой поберечь себя — им совсем скоро стартовать во внезапно свалившийся стараниями работников Сони, возжелавших не отпускать их так просто, тур, но что-то в тоне говорило, что слова относились совсем не к грядущему забегу. Точнее, к забегу совсем другого рода. С трудом переборов преследующую его уже много недель изжогу, Дамиано перестал рассеянно гонять свою еду по тарелке и принялся ее поглощать. Последовавшая за окончанием ужина очередная стычка по поводу того чья очередь мыть посуду закончилась тем, чем она заканчивалась каждый раз: поцелуем в щеку. Нормальный, даже будничный жест, но от него по телу разлилась истома. Однако, осознание, что это произойдет сегодня пришло к Дамиано в ту секунду, когда Итан не сразу развернулся и удалился за ширму, как он делал обычно, а дотронулся до его предплечья. Они займутся сексом. От этой мысли током прошибло.        И все же вечер шел своим чередом. Дамиано стучал ручкой по краю стола, пытаясь подобрать слова для новой песни, но не мог выдавить из себя ни строчки. Итан, севший было читать книгу, быстро бросил это гиблое занятие. Он тяжело выдохнул, спрятал лицо в ладонях, зарылся пальцами в волосы, глухо простонав. Ему, всегда собранному и контролирующему каждую мелочь, словно тоже передалось это чувство поставленного на взвод курка, готовности в любую секунду выстрелить дракой в той же мере, что и желанием растерзать иного рода, но он ждал чего-то… Когда дисплей телефона показал десять вечера Дамиано наконец сложил в голове цельный пазл. Итан отдавал ему право выбора: хочешь — бери ещё одну глубину, хочешь — останься на мелководье, я буду рад тебе в своей жизни в любом статусе. Типично итановский жест — делать вид, что ему ничего не нужно, потому что, если покажешь желание, то станешь уязвимым.        Дамиано ухмыльнулся и захлопнул блокнот, поднимаясь на ноги, он теперь знал об Итане больше, чём знал о себе самом. Тот показал себя целиком, в каком-то почти суицидальном акте доверия вложил своё многократно битое сердце в ладони, зная наперед, что ещё одного удара оно не выдержит — господи, Итан дал ему прочитать свои дневники и даже ту тетрадь, где фигурировали события последних двух лет. Решение было принято Дамиано еще тогда, когда он подставил свои вены под иглу шприца — сейчас просто требовалось привести его в исполнение.        Ушедший куда-то в глубину своих мыслей Итан вздрогнул и с ощутимой задержкой аккуратно повернул голову, когда кресло страдальчески скрипнуло — Дамиано присел на вытертый подлокотник.        «Если это случится, я же не отпущу тебя. Точно хочешь? Не передумал?» — вопрос одной скупой улыбкой. Как будто можно было передумать. Дамиано костяшками дотронулся до виска Итана и едва не задохнулся, когда повёл вниз к скуле. Тот тоже едва дышал, явно пребывая на грани обморока, но не сопротивлялся. Только щёку изнутри прикусил. Надавить пальцем на нижнюю губу, оттягивая вниз, очертить контур рта, придержать подбородок, чтобы не смог отвернуться.        — Я тебя поцелую.        Не вопрос, но утверждение, проговаривание вслух даже, чтобы лучше понять, что происходит, чтобы осознать это больше не ночной эротический сон.        Кивок.        Дамиано набрал воздуха в легкие — если он правильно помнил, как ощущаются поцелуи с Итаном, то ему понадобится весь кислород, какой он только сможет получить до того, как они начнут. И все же первое прикосновение оказалось невесомым. Оно было легче перышка. Мягкое скольжение, без напора, без настойчивости — попытка притереться, приспособиться. Дамиано почувствовал, как в волосы на его затылке вплелась рука, бережно заставив наклонить голову под чуть другим углом. Под правильным углом. И вот оно идеальное совпадение. Аристофан был прав. Четыре руки, четыре ноги и страстное желание срастись обратно.        Итан, казалось, бессовестно дразнился: раскрыв свои губы, позволил обвести языком нижнюю, тронуть кривую кромку своих зубов, но дальше не пустил, а следом и вовсе как-то ненавязчиво перехватил инициативу, установив свой собственный медленно-тягучий ритм.        Оказывается, у поцелуев есть ритм…        Дамиано выпустил отчаянный стон, когда, не прерывая занятия, его стянули к себе на колени. Слишком хорошо. И вот эта вторая рука на бедре, медленно поглаживающая — хорошо, и жар чужого тела, и даже эта умеренность, что будоражила кровь, опьяняя как выдержанный крепкий алкоголь. А Итан все целовал и целовал, терзал губы: то посасывал верхнюю, то нежно прикусывал нижнюю, то напирал сильнее, то отступал назад, позволяя себе отвечать, а не вести.        — Охуеть, — только и смог произнести Дамиано, когда они были вынуждены все же оторваться друг от друга. Итан потерся своим носом о его нос.        — Неплохо. Не хочу портить момент, но как далеко ты планируешь зайти?        Дамиано, понимая, что стремительно алеет от кончиков ушей до самой груди, молча переложил руку со своего бедра на ширинку, давая почувствовать, что с ним сотворил один поцелуй. Стояло намертво. Итан на пробу сжал ладонь, вырвав глухой сип, и, одобрительно хмыкнув, по-хозяйски медленно расстегнул пуговицу и молнию, чтоб облегчить давление ткани на член, но запускать ладонь внутрь джинсов не спешил.        — Я уже говорил, что тебе идёт стыдливый румянец? Распаляешь этим куда больше, чем можешь себе представить.        Дамиано был готов прожечь сейчас дырку в полу и провалиться этажом ниже от смущения — настолько сильно полыхали щеки, и он не знал от чего больше: от слов, или от того что он отчетливо чувствовал чужую эрекцию. Язык онемел, и даже пискнуть не было сил. Итан потянул ворот кофты вниз.        — Интересно, весь такой?        Весь.        Губы прижались к обнажившейся ключице, скользнули от нее вверх по шее к подбородку — жадное, хищно-голодное движение, но совершенно точно не отражающее то, насколько все было запущено. Пальцы вдоль позвонков. Итан не торопился. Но хоть поцеловал в этот раз сам.        Дамиано за секунду целиком растворился в сигаретной горечи и привкусе эвкалиптовых леденцов, его обжигало какой-то невероятной нежностью, будто нежность эта была выплавлена из раскаленного металла. Перспектива развития дальнейших событий была очевидна, но… не раньше, чем удастся урвать третий, нет, четвертый поцелуй. Быть может, после пятого уже будет можно перебраться в более подходящее место. Нет, нет. Слишком сложно заставить себя прекратить хоть на минуту. Волосы в три счёта оказались в полном беспорядке, за ухом приятно заныл свежий засос, что сойдёт до утра.        Руки Итана легли на лопатки, сползли к пояснице, а оттуда ещё ниже, придвинули ближе, хотя, казалось бы, куда, жестко сдавили. Дамиано удивлённо замычал в поцелуй, когда Итан попытался подняться вместе с ним на руках, и тут же следом вскрикнул, неожиданно ощутив резкий укус, когда, качнувшись вперёд и привстав, тот рухнул обратно в кресло. Рот тут же заполнил солоновато-железистый привкус крови.        — Ненормальный. Надорвешься же!        — Не рассчитал, прости. Сильно саднит?        — Поцелуй и пройдет.        Итан безропотно послушался. Медленный, но горячий натиск его рта лишал рассудка — сердце в бешенной кадрили стучало о ребра. Дамиано разочарованно всхныкнул, когда язык Итана напоследок прошелся по прокушенной губе, зализывая след от зубов. Боли уже не чувствовалось, только немного жжения, когда от улыбки натягивалась кожа, и это было по-своему прекрасно.        — Ногу.        — Что?        — Перекинь ногу.        — Куда?        — Позу наездницы знаешь?        — А? Да… Ты хочешь…?        От чрезмерного волнения закончить вопрос Дамиано так и не сумел. Итан огладил пальцами его бока, и убрал руки, предоставляя пространство для маневра. Какое же самодовольное превосходство сквозило в небрежности получившийся позы! И ведь знал Итан, о чем просил. Кое-как совладав с коленями и руками Дамиано и сам это понял, охнув от зигзага молнии, что прошила его тело, когда они прижались друг к другу пах к паху. Итан лишь вскинул брови и не в такт выдохнул.        — Ты вообще стонешь?        Водопад выпутанных из резинки волос заструился между пальцев. Не зная куда ту теперь девать Дамиано нацепил ее себе на запястье.        — Не особо.        — Ну хоть признаки жизни подавай, а то вдруг я что-то не так делаю.        — Все просто прекраа…- растянувшаяся буква была очень близка к тому, что Дамиано хотел услышать, когда размашисто провел языком от скулы до уха, и то тоже слегка зацепил, — …асно.        От этого звука все внутренности внутри скрутило. Дамиано чуть отстранился, проверяя произведенный эффект: глаза у Итана были широко распахнуты, влажные полуоткрытые губы создавали впечатление, будто он хочет что-то сказать, да все не решается. В повисшей паузе было отчетливо слышно, как гудит ветер в водосточных трубах.        Ну же, скажи это, потому что я тоже тебя люблю.        Итан сомкнул веки, откинул голову назад, зажимая ладонь Дамиано между своим затылком и спинкой кресла, — отдавался на растерзание — но так ничего и не произнес. В мутно-рассеянном желтом свете ламп накаливания было видно, как на его вытянутой крепкой шее бьется артерия. Поддавшись сиюминутному желанию Дамиано коснулся ее большим пальцем и немного надавил… Стучало часто-часто. Итан нервно сглотнул, его руки сильнее сжали подлокотники, но перекрывать кровоток никто не собирался. Подушечка соскользнула вниз, погладила уже покрывшуюся едва заметной пленкой испарины кожу. Новый поцелуй в шею, под самым ухом, заставил ощутимую дрожь пройти по его телу.        Вот, значит, как. Уши.        — Славно… а то у меня ступор. Ни сисек чтоб помять, ни чего-либо вообще существенного. Жёсткий, как доска для стирки.        Итан на это скептически наморщил нос и пожал плечами.        — Было бы неудобно, если бы я был мягким, к примеру, здесь.        От позорного падения с кресла, когда тот, оттолкнувшись пятками и затылком, немного приподнялся с сидения, прогибаясь в спине, и подался тазом вверх, Дамиано только и спасли предварительно обхватившие его в кольцо руки. Совсем небольшого трения через слои плотной ткани было достаточно, чтобы выбить искры из глаз. Много искр. От непривычности всего происходящего низ живота начал поднывать, и где-то на периферии сознания у Дамиано проскочила мысль, что он такими темпами вскорости спустит в трусы. Это было бы обидно. Но Итан останавливаться не собирался. Его широкие ладони нашли брешь между слоями одежды и, сдвинув кофту на какие-то жалкие три сантиметра вверх, теперь дотронулись до кожи над поясом джинсов. Из горла Дамиано вырвалось сдавленное хихиканье — скольжение шершавых мозолей было очень похоже на щекотку. Следующее касание было уже с чуть большим нажимом, будто Итан прислушался к невидимому камертону и поднастроил свои действия. Возбуждение, как цунами, ударило не столько в голову, сколько почему-то в нос, как если бы внутри желудка плескалась выпитая цистерна газировки…        Дамиано позволил себе немного уплыть на этой волне, подставляя себя под щедрые, почти разминающие пальцы. Это было совершенно нечестно! Итан слишком хорошо понимал, что такое прелюдия и какова ее важность. И плевать, что у него столетия опыта…        И тысячи бывших.        Дамиано хотелось иметь на него такой же эффект. Но все, что он знал про Итана, как мужчину, с которым собирался разделить постель, а не просто полежать рядом, было крупицами: того заводит смущение — сам сказал, явно не пытался просто приободрить; судя по остроте реакции — уши одна сплошная эрогенная зона. Шибари. Будет очень странно, если попросить связать сейчас. Что ещё? Ну кроме того, что границу между голодом и вожделением, когда дело идёт о кровопускании, провести невозможно. В мозгу, занятом ощущением, шестерёнки вращались с неохотой.        — Что-то не так?        Итан, считавший все эти метания, смотрел на него прищуренными, ставшими совершенно кошачьими глазами. Те лишали самоконтроля, поэтому, чтобы сохранить его остатки Дамиано решил пойти простым путем. Раз он уж знает что-то, то этим чем-то и будет пользоваться.        — Да не могу решить, — он вытащил из волос Итана руку, и потер ею основание своей шеи, — Левое или правое.        — У?        — Какое ухо облизывать первым?        Почти незаметное движение — теснее сжал бедра. Итан явно пытался убедить свое тело, что все и так хорошо, он никуда не торопится и совершенно точно не будет разочарован, если поцелуями и активным тисканьем все так и закончится. Голова плавно склонилась к правому плечу, подставив тем самым левое ухо. Дамиано почти трясущейся рукой загладил назад мешающие длинные черные пряди и склонился, чтобы начать шептать не ради слов, но ради эффекта от самого факта заговорщицкого шепота — тот должен был согреть и раззадорить.        — Ты ведь понимаешь, что не сможешь меня выставить? Я теперь такой же как ты, замороженный в веках, возможно, отдавший душу дьяволу по сходной цене — за парочку твоих поцелуев. А хочу я куда больше, чем эти поцелуи…        Итан продолжал сохранять напускное спокойствие, но тело его выдавало с потрохами, всеми непроизвольными микродвижениями, что кричали о том, что он хочет большего: сжатие губ в узкую линию, подрагивание ресниц и даже подергивание напряженных от усилия, прилагаемого для того, чтобы остаться в статичной позе, мышц. Дамиано с усмешкой тронул губами мочку.        — И ты теперь мой, эльфийский принц.        У всех нормальных людей раковины округлые. У Итана если попытаться проследить край, то нащупаешь угол и два маленьких уплотнения по обе стороны от него — почти рассосавшиеся уже келоидные рубцы от зажившего аж с семидесятых индастриала. Фотографии из эпохи штанги наверняка были спрятаны где-то внутри потайных отсеков антикварного секретера. Их не могло не существовать, но Дамиано несмотря на сжирающее его поедом любопытство каждый раз, когда ему приходила в голову шальная мысль по этому или по какому-то иному поводу поискать открывающие механизмы, бил себя по рукам. Что сочтут нужным — покажут, а пока Дамиано крайне интересовало насколько сильно эти следы прошлой жизни чувствительны и что будет, если прихватить их зубами. Не до боли, лишь самую малость, чтоб прострелило, заставив дернуться и шумно втянуть воздух. Губы проследовали дальше вдоль контура. Дыхание Итана стало хриплым, как при сильнейшей простуде, а его самого ощутимо потряхивало. Вот теперь Дамиано чувствовал себя куда спокойней, знание об этой маленькой слабости придавало уверенности. Не все ему одному изнывать от нетерпения. А если занырнуть языком вот в эту ямку, что ближе к слуховому проходу? Итан завыл, его руки взметнулись вверх не то в попытке оттащить, не то прижать сильнее.        — Дамиа.        — Я не закончил, терпи.        Вопреки своим словам Дамиано лишь мазнул языком по щеке и замер, любуясь результатом своих трудов: как-то по-особенному мило оттопыренное ухо горело факелом, а глаза Итана был совершенно шальными и даже на лице не могли сфокусироваться. Отмер он лишь тогда, когда собачку молнии на толстовке спустили вниз.        — Дами.        — Я здесь, тебя так с ушей накрыло?        Итан прикусил нижнюю губу и отрицательно замотал головой.        — Из-за того, что это ты.        Оу.        Дамиано нервно уткнулся лбом в его плечо со скулящим звуком и оставил мстительный, но несильный укус. Сердце бешено билось, выведав непозволительную тайну. А ведь только самообладание вернул!        — Привыкай. Тебе придется, потому что, если ты сбежишь — я тебя из-под земли достану. А потом прикую к батарее.        — Это угроза или обещание?        Итан явно надеялся услышать связный ответ, он потянул Дамиано за подбородок, заставляя взглянуть на себя. Лица застыли напротив друг друга, что можно было рассмотреть и шрам на одной щеке и россыпь родинок на другой. Хотелось дотронуться, сосчитать каждую из них, те должны, обязаны даже были иметь вкус горького кофе. Кожу опалило сбитым дыханием.        — Еще не решил, — хватаясь за браваду, как утопающий за соломинку, ответил Дамиано, облизывая внезапно пересохшие зудящие губы. Итан, еще приблизившись, совсем слегка коснулся их своими, не целуя, но словно изучая, проверяя что-то. Опять медлил… Так и оказалось. Дал им возможность немного продышаться, а потом резко развернул лицо от себя и тотчас припал к линии челюсти, прокладывая дорожку влажных и частых поцелуев с редкими покусываниями все ниже и ниже, стремясь туда, где было самое уязвимое место.        В голове царила каша, в висках стучало набатом, а в легких жгло от недостатка кислорода — Дамиано окончательно закоротило. Итан принялся оглаживать его бока, давя на чувствительные просветы между ребрами прямо через одежду, играл на них, как на клавишах фортепьяно. Мял трикотаж под пальцами, но под кофту руки не запускал. Дамиано открыл рот, сдаваясь, в попытке ухватить немного воздуха прежде чем сказать, что пора бы уже и начать раздеваться, но воздух ему оказался не положен. Стоило это сделать — Итан запечатал все слова поцелуем. Губы скользили по губам, все еще медленно, но мягкость пропала, теперь они казались жесткими и требовательными, а язык проникал в рот так глубоко, что разве что до миндалин не дотронулся. Зубы. Зубы тоже присутствовали.        Со стоном разочарования Дамиано мотнул головой, разрывая этот поцелуй-укус. Он заерзал, пытаясь хоть немного размять онемевшие ноги и найти удобное положение, приподнялся, выгнувшись дугой, и тут же пожалел, потому что Итан под ним едва различимо выругался на языке отличном от итальянского, и резко рванул за шлевки джинсов на себя, заставляя сесть обратно. В отместку Дамиано сильно двинул бедрами. Только это была палка о двух концах — зашипели оба почти на одной и той же низкой ноте. Даже у титанического терпения и дьявольской выдержки, коими обладал на первый взгляд Итан, обнаружились достижимые пределы.        И здесь Дамиано все же вынужден был признаться самому себе: если не произойдет чуда, они точно никуда не сдвинутся. Итана вполне устроит кресло и вот такая атмосфера со включенным светом и окном, где они были на полном обзоре, а, значит, какой-нибудь вуайерист с биноклем или телескопом сможет рассмотреть их во всех деталях. Что ж могло быть и похуже. Подсобка там, или общественный туалет. Да если бы он тогда не психанул и не горел бы желанием одному совсем поехавшему головой барабанщику эту голову открутить, чтобы прикрутить правильно, все могло случиться прямо там, на отборочных. Дамиано до сих пор вспоминал тот второй поцелуй. Он должен был перевернуть мир вверх дном, потому что одно дело — любопытство и мысли, другое — действия, но этого не произошло. Итан даже тогда ощущался правильно. Впервые действительно распробовав вкус его губ, Дамиано пропал: если Итан скажет прыгать с ним из окна — он возьмёт того за руку и шагнет, а уж из-за такой мелочи, как неправильное место вообще переживать глупо, если человек правильный.        Дамиано схватился за край своей кофты и одним слитым движением стащил ее через голову. Хотел было небрежно отбросить на пол, но вспомнил с какой педантичностью Итан всегда относится к вещам и решил покрасоваться. Дамиано медленно — нет, Итан, ты не единственный знаешь это слово — вывернул снятое на лицевую сторону, вытащил рукава и, не столько привстав, сколько сознательно потеревшись, швырнул кофту на одну из веревок под потолком. Баскетбольное прошлое так просто не отпускало.        — Красивый какой… — Итан очертил пальцами неровный край представшего ему во всей красе румянца, и от его слов тот, кажется, опустился еще ниже по груди. Дамиано расплылся в улыбке, закидывая руки назад и хватая себя за локти, качнулся назад, едва не потеряв равновесие, но Итан удержал его, будто знал наперед что именно произойдет, а потом изогнувшись под каким-то совершенно нечеловеческим углом уткнулся носом в солнечное сплетение, шумно втягивая запах кожи, и делая это слишком громко, чтобы не увидеть в этом умысел.        — Что же ты со мной делаешь, Дамиа?        За носом вверх по грудной клетке следовали губы, мелко пощипывая. Дамиано продержался пять или шесть секунд, а потом вцепился в волосы Итана, пытаясь сделать хоть что-то, и испустил долгий выдох.        — Итан…        Итан несмотря на хватку продолжил свое занятие: подул на влажные следы, отправляя в плаванье целую флотилию мурашек.        — Знаю. Нам надо перебраться. Но обожди еще немного.        Дамиано даже поразиться не успел тому, как давно знакомый голос съехал вниз, став низким и вибрирующим, напоминавшим грозовые раскаты. Сама гроза обрушилась на него, когда Итан с нажимом провёл ладонью по животу, словно мастихином снял излишки одному ему видимой краски и принялся за второй слой: поцеловал немного колючий от щетины подбородок, потом шею, куснул мягко за ключицу, здесь задержался чуть дольше.        Облизав свои пальцы, он положил руку Дамиано на грудь и принялся перекатывать между ними сосок. Зажал между указательным и средним, будто прищепкой, и успокоился только тогда, когда тот стал как горошина. Щелчок прямо по намятому вырвал низкий стон. Итан склонился и накрыл ртом второй, принялся водить языком по кругу, жадно посасывать, а в следующий миг и вовсе прикусил. Его действий было и много, и мало, Дамиано зажмурился до цветных пятен перед глазами, но это не помогло сдержать рвущиеся наружу звуки.        — Итан!        Оторвался. Откинулся на спинку кресла с видом властителя мира. Вот он настоящий — без маски зажатого, где-то даже неуверенного в себе подростка: округлый почти идеальный овал лица, но ставшая как будто жесткой линия нижней челюсти, алые от прилившей крови губы, прямой нос, мазки розового на щеках, насмешливые глаза, что впиваются острым, испытующим взглядом, будто спрашивая: «Ты вообще знаешь на что идешь?». Дамиано не знал до конца, но очень хотел выяснять, потому что это точно того стоило. Его тянуло к Итану, как свет к черной дыре, и он давно уже проскочил горизонт событий. Тянуло и душой, и телом, настолько, что пространство между ними казалось лишним. Дамиано тряхнул головой, прогоняя головокружение, и решительно избавился от разделявших их сантиметров, стянул толстовку с одного плеча, по очереди прильнул к обнажившейся коже по обе стороны лямки майки, повел носом вдоль шеи и прихватил зубами второе, еще не распробованное ухо. Даже зажевал хрящик, вызывая какие-то уж очень горячие хрипы. Тяжелая ладонь, приземлившаяся на затылок, дала явно понять, что он все делает правильно.        — Тебе там не тесно? — оторвавшись лишь на необходимое для связной речи расстояние, спросил Дамиано.        — Немного.        — Только немного?        Он бы сказал, что совсем не немного, но Итану и его самообладанию было виднее. Дамиано толкнулся бедрами. Итан вернул это же движение, насколько позволяла поза. Только вот вместо облегчения назойливого требовательного во всей нижней части тела попытка «почесать» принесла еще больше зуда. Стало в разы хуже. Дамиано избавил от толстовки и второе плечо, оставил на коже дюжину коротких жалящих поцелуев. Обнял Итана за талию, вытащил его заправленную майку из брюк, — тот только едва заметно всхрапнул, когда пальцы проехались под пупком, но позволял делать с собой всё, что хотелось: провести ребром ладони по шее, огладить изгиб, затем задержаться пальцем в яремной впадинке. Дамиано скользнул вниз, к участку кожи, закрытому белой тканью. Сжал ладонь и шокировано замер. Неверующе разжал и снова сжал пальцы, убрал руку, и уже двумя руками ощупал себя в том же месте.        — Ты точно не девчонка.        — Хорошее наблюдение, — почти смеясь ответил Итан, но за язвительностью в его словах пряталась ранимость. Будто он всерьез боялся, что Дамиано, осознав этот факт в полной мере, сдаст назад.        — Почему я нащупал…то что нащупал?        — Я, конечно, подрастерял старую форму, — Итан выпутался из рукавов и, передав Дамиано свою толстовку, одним лишь взглядом попросил того забросить и ее, — но это мышцы, ты же меня без рубашки видел.        — Я-то видел, и даже трогал, но только сейчас осознал, что там даже не нулевка.        — Ты преувеличиваешь, я знаю свой размер бюстгальтера.        Распахнув глаза до боли, Дамиано пожалел, что даже руки ему сейчас нечем занять — одежда уже медленно раскачивалась на нейлоновом шпагате.        — А, — он смущенно потянул одну из прядей, что струились у Итана по плечам, намотал ее на палец и поцеловал, — Давай мы это место временно проскочим?        — Как скажешь.        Вот почему у некоторых людей все так просто и сложно в одно и тоже время? Стараясь не думать над этим, Дамиано решительно принялся избавлять Итана от майки. Тот послушно поднял руки и проследил глазами куда именно бросили вещь — та до места назначения не добралась. Зато, получив доступ до тела, добрался Дамиано, с целью утоления голода, которого он сам в себе доселе не ощущал, принявшийся трогать. Смять, сдавить, погладить, царапнуть тупыми ногтями со слезшим лаком, пересчитать рёбра.        Поцеловать. Целовать хотелось до беспамятства. Глаза, щеки, губы… Губы манили больше всего. И то, что Итан в ответ целовался, как одержимый, настолько, что стало даже больно, только подливало масло в огонь. Это была сладкая, желанная боль. Дамиано всей тяжестью ноющих уже припухших губ ощущал, как Итан, почти задыхаясь и отчётливо постанывая, улыбается. Глубокий плотоядный поцелуй принялся мелеть, но, когда Дамиано почти силой оторвали от себя, не дав довести все до логичной точки, тот не сдержал протестующего стона.        — Итан?        — Сколько же… — загнанно хватая ртом воздух, Итан даже не пытался восстановить дыхание, — сколько же в тебе энтузиазма… Пожалуйста, притормози.        Возмущённо запыхтевший от такой просьбы Дамиано даже убрал руки с его груди, завел их за спину и сжал кулаки с такой силой, что хрустнули суставы.        — Так мы перепихнемся сегодня или ты придумал новую отмазку?        — Я не хочу сводить то, что происходит между нами, к этому.        Снова. Итан снова сдавал назад.        — Ну вот отлично. Прямо девиз по жизни: возбудим и не дадим! Нет даже не так, дадим всем, кроме меня.        Дамиано попытался встать, но ему не дали, цепко ухватив за задний карман, расстёгнутые джинсы поехали вниз вместе с боксерами, обнажив ягодицы до половины. Пришлось сесть обратно. Дамиано резким движением зачесал назад падающие на лицо волосы.        — Не хочешь, Итан, не надо… но не думай, что я после такого раздраконивания не стану дрочить и…        Прямо на середине предложения Итан нахально зажал ему в рот своей лапищей.        — Я хочу тебя, возможно, сильнее, чем кого-либо за все годы, но я не хочу, блядь, чтобы это все закончилось… Как ты это назвал? Перепихом?        Дамиано рассеянно моргнул и даже сопротивляться перестал — произнесенные слова вкрутились ему в низ живота как мягкий штопор. Итан, почувствовав смену настроения, хотел было убрать руку, но ему не дали. Дамиано схватил его запястье, и припомнив разом все самое пошлое, что он читал и смотрел, запихнул средний палец себе в рот. Кожа на вкус оказалась чуть горьковатой от табачного дыма и базилика. Мягкость под языком, давление…        А член во рту ощущается так же?        Поймав себя на мысли о минете, Дамиано поспешно выпустил палец. Они тут вообще сексом собираются заняться. Ничего необычного, что мысли уходят в эту сторону, и все же немного странно. Итан, надавив на край рта, подмигнул, будто точно знал, что именно твориться в чужой голове. Знал и бессовестно собирался использовать это знание.        — Нам надо встать.        Дамиано кивнул, чтобы показать свое понимание этой необходимости, но встать казалось ему невыполнимой задачей. Встать означало оторваться от Итана, а оторваться от Итана даже на краткий миг казалось невыносимым.        — Ты уверен, что надо?        Пытаясь хоть как-то сбить острый градус возбуждения, Дамиано уцепил многострадальную уже за сегодня прядь черных волос и зачем-то мазнул ее кончиком по носу Итана. Тот фыркнул как сытый довольный кот и прикрыл глаза, снова обнажая шею.        — Ниже… если ты делаешь то, что я думаю, то ниже.        Дамиано отпустил импровизированную кисточку и вместо того, о чем его, возможно, просили, лизнул выпирающий кадык и в очередной провокации тяпнул за мочку уха.        На провокацию Итан поддался, позволив утащить себя в ещё один поцелуй — влажный, сладкий и похожий на настоящий секс. Но неприлично короткий. Дамиано почувствовал, как ладони Итана вернулись туда же, где они были до укуса, и прервал вылизывание чужого неба.        — Не смей!        — Держись уже, иначе видимо не сдвинемся.        Итан крепко смял ягодицы, примеряясь.        — Не смей! — настойчиво повторил Дамиано, обвивая его за шею. Упрямца было явно не переубедить, так что лучше было хоть немного облегчить ему задачу, — Я тяжёлый.        Итан качнулся раз, два, перехватил задницу под другим углом и все же с ощутимым усилием, но встал. Бесформенная тень многорукого и многоногого чудовища устроила на стене сюрреалистический танец. Но сил хватило только на пару шагов — дальше Дамиано понял, что выскальзывает из объятий. От неуклюжего приземления копчиком на затертый паркет его спасла только реакция — успел скинуть ногу и запрыгать на ней, отступая, вторую сразу поставить Итан не дал, подхватил под коленом, как в танго.        Ещё один поцелуй. Извинение и принятие извинения. Только после него Итан отпустил. Слепое движение по комнате — не видя ничего, кроме человека напротив. Они врезались в ширму, та с грохотом сложилась гармошкой и, царапнув ножками, почти рухнула на пол, но зато рухнули они — на матрас, заменявший кровать.        Итан, оказавшийся сверху, тяжёлым не казался, под ним, наоборот, было тепло и уютно. Дамиано инстинктивно обвил свои ноги вокруг его талии, и застонал не то от обширности контакта, не то от количества «Прости!», перемежающихся с поцелуями.        — Говорил же — не донесешь!        — Прости… Я переоценил свои силы.        Дамиано скосился налево с болезненным смешком. Картина стояла на прежнем месте. Пройдя выставку школьных работ и кучу нападок от учителей за фривольность «Аллегория любопытства» вернулась обратно в студию. Обычно свое собственное изображение, прислоненное к стене, как когда-то портрет Марлены, Дамиано не замечал, падая замертво от усталости, но сейчас он даже затылком чувствовал нарисованный взгляд.        — Разверни к стене.        — У?        — Разверни портрет, пожалуйста. Мне неуютно.        — Это всего лишь… — начал было Итан, но осекся, — пусти тогда.        Нехотя Дамиано разжал объятья. Итан змеёй скользнул вдоль его тела, оставив успокоительный поцелуй на животе, и поднялся на ноги. Таким зрелищем можно было только любоваться — не человек, а античная статуя. На счастье, Итан себя такого едва ли кому-нибудь показывал. Обнаженное тело не значило обнаженную душу. Итан бережно развернул портрет к стене и, воспользовавшись свободой, принялся раздеваться.        Дамиано едва не задавился воздухом, когда увидел, как его смуглые пальцы извлекают член. Он видел Итана голым и видел возбуждённым, но вот и голым, и возбужденным — то было новое зрелище. Захватывающее, заставляющее сглатывать липкую слюну и еще больше краснеть.        — Давай это тоже снимем, — Итан вставший на колени на край матраса потянул сначала один, потом второй ботинок, ухватился за джинсы и стащил их тоже. От инстинктивного желания прикрыться хоть чем-то Дамиано спасла только искренняя нежность, с которой на него смотрели.        Итан устроился рядом с ним на боку, подперев голову, ни тени неловкости не было на его лице, да и грешно стесняться с таким-то телом, и медленно провёл пальцами по руке, вверх от запястья к плечу.        — Ты так и не сказал, чего ты ждёшь от сегодняшней ночи.        — Всего.        — Боюсь, для «всего» нам не хватит времени до отъезда, даже если мы будем двигаться по треугольнику кровать — холодильник — туалет. И не припас я столько смазки…        Дамиано удивлённо вскинул брови.        — Не припас что?        — Смазку в таких количествах, — с совершенно нейтральным лицом повторил Итан. Дамиано уткнулся носом в подушку.        — Черт.        — Дамиа, скажи честно, я у тебя первый?        — Ставишь под сомнение мой обширный опыт? Я, наверное, не меньше полусотни людей перетрахал. Если надо, то могу посчитать точно.        — Ш-ш-ш, не заводись, — если бы это был не Итан, Дамиано уже бы озверел и даже не почувствовал себя неправым, но Итан словно всегда был с ним то в резонансе, то в противофазе, усиливал хорошее, гасил плохое. В этот раз лишь одно его прикосновение заставило почувствовать заботу и серьёзность вылезшего посреди действа разговора, — Я не ставлю под сомнение твои достижения на любовном фронте, просто хочу знать был ли у тебя однополый секс.        — Я знаю, что делать, если ты об этом.        — Хорошо, — с хитрым прищуром Итан разрешил уложить себя на спину и удобно оседлать свои бёдра. Он вообще был удобным и обманчиво податливым, сейчас, сжимая его ногами, Дамиано отчётливо понимал это. Одно неверное движение и Итан подомнет его под себя. Залюбит до беспамятства, но по своим правилам, и не факт, что эти правила придутся по душе.        Не ври себе, ты примешь от него все и скажешь спасибо.        Дамиано дотронулся до своей щёки тыльной стороной ладони — лицо пылало, но этот огонь был ничтожен по сравнению с другим пламенем. Итан молчал, давая время на то, чтобы впитать в себя новый образ, новое знание, лишь бережно поглаживал коленку, и Дамиано смотрел… Изучал скопление мелких родинок вдоль линии пресса, словно божьи коровки, что спешат к роднику, сбегавших одна за другой к пупку, провел пальцами по отчетливой дорожке волос, что тянулась от него вниз, как указующая стрелка. Итан совершенно комично втянул низ живота, уходя хоть как-то от прикосновения. Его член — большой, тяжелый, с темными прожилками вен — отозвался тоже. Он дернулся, пачкая кожу влажным следом.        — Д-дами…        — Мы ведь никуда не торопимся? Да?        Дамиано усмехнулся и покачал головой, склоняясь, застывая у лица, у губ, коротко чмокнул в лоб, и отстранился обратно. Руки проследили контуры мышц — Итан едва ощутимо напрягся, сорвано дыша, пальцами второй руки вцепился в постельное белье.        — Да.        — Очень хорошо. Хочу тебя распробовать.        Дамиано знал, что ему бы стыдиться и краснеть (хотя куда ещё сильнее?) от того, что он только что ляпнул, но похоже он был слишком уже испорчен… Да и Итан лишь легонько похлопал по бедру — мол де, если уж решил, так дерзай.        Горечь и соль. Все тот же базилик сегодняшнего ужина, въевшийся в поры. Поцелуи спускались все ниже… На границе, где живот начал переходить уже в лобок Дамиано замер, понимая, что дальше не знает, что делать. Он смутно догадывался, что за раздеть и зацеловать Итана с ног до головы должно что-то идти, даже знал что именно в достаточных деталях, но сейчас вопрос «лизать или не лизать?» стоял ребром. Лизать. Усилием воли Дамиано заставил себя высунуть язык и на пробу мазнуть его кончиком по нижней стороне члена. Бархат кожи — никакой критической разницы между ним и пальцами, разве что размер. Вот размер точно будет проблемой. Выделившаяся из дырочки капля вот-вот должна была сорваться, и Дамиано без задней мысли грубо стер ее пальцем, прежде чем обхватил основание члена.        Откуда-то сверху раздался одобрительный стон. Паршивец этот Итан: делает вид, что ему все равно, а на деле то аж течет. Дамиано несколько раз с разным нажимом провел рукой вверх-вниз, прислушиваясь и присматриваясь к реакции.        — Я так понимаю, нравится пожестче.        Итан приподнялся на локте.        — Есть такое.        В глазах Дамиано промелькнул похотливый огонёк, когда он сильнее сжал кулак и с поворотом кистью повел вниз, обнажая головку. Еще одна капля смазки. Так как девицы в порно это делали? Затаив дыхание, Дамиано склонился и осторожно собрал ее губами, сглотнул и решительно раскрыл рот, делая всасывающее движение. Все мысли из головы вылетели, как век там не бывали, бедра рефлекторно двинулись, пытаясь найти хоть немного трения вместо пустоты. Не отрываясь от занятия, Дамиано стек вниз и окончательно распластался на животе с болтающимися в воздухе пятками — так определенно было удобней, чем сгибаться в бараний рог.        С каждым новым поступательным движением он старался взять хоть чуточку, но глубже, но удавалось лишь неумело мусолить головку и первый дюйм за ней. Но и этого казалось много, даже так член Итана по ощущениям заполнял весь рот, большой, даже слишком. Челюсть стремительно затекала. Дамиано выпустил член изо рта, оставил поцелуй на самом его кончике. Облизался. Соль. Ещё что-то кроме нее, но в основном соль. Воздух, ненужный ещё пару секунд назад, теперь холодил губы.        Дамиано поднял голову. Итан, замерший и натянутый как струна, сжимал в пальцах угол подушки до побелевших костяшек и даже, казалось, не дышал, оказавшись в плену своих эмоций. Пытаясь привлечь внимание его без слов, Дамиано огладил низ живота будто сгребая песок. Ноль реакции, только мелкое дрожание.        — Все так плохо? Ну каюсь, не обучен совершенно.        Итан приоткрыл один затуманенный глаз.        — С лихвой компенсируется рвением.        Гаденыш.        Губы вновь обхватили успевшую уже немного поостыть головку. Тут главное не шибко думать, потому что член и правда огромный. Но не думать у Дамиано не получалось, потому что Итан издавал целую симфонию, пусть и тихих, но звуков, связь которых с каждым движением безумно хотелось изучить досконально. А что будет, если сделать вращательное движение языком? А если наклонить голову так, чтобы член упёрся в нёбо? А Итану больше понравится давление губ на встречном или на обратном движении? А если самую малость тронуть уздечку зубами? Любопытство, если было бы отдельным существом, сейчас бы заходилось в экстазе: огромный пласт неизведанного, что буквально молило о том, чтобы его изучили.        Увлекшись процессом, Дамиано даже не заметил, как насадился сильнее, и головка проскочила в горло, болезненно раздвинула хрящи, напрочь лишив возможности дышать. Как насквозь проткнуло. Он снялся целиком, пораженный возможностями горящего теперь горла и, не дав себе опомниться, попытался повторить результат. Между пальцами и губами всё ещё было слишком много расстояния. Давясь, Дамиано попытался взять ещё глубже, но желудок зажало спазмом. Рвотный рефлекс, чтоб его.        — Не надо, — почти взмолился Итан в ответ на третью попытку, хотя его рука, что внезапно легла на затылок, надавила вниз.        — Предупреждать надо! — Дамиано едва не клацнувший зубами от удивления — от незапланированной кастрации спасло только чудо — негодующе уставился на Итана, чья ладонь и не думала останавливать своих поглаживаний. Он справится, какие-то жалкие… сколько же здесь сантиметров?        — Не надо мучать себя. Ты слишком стараешься. Будто пытаешься все, что знаешь, вспомнить, — Итан, тяжело дышащий, окончательно сел, от чего мелкие бисеринки пота на его коже вспыхнули, будто были драгоценностями. Одна особо тяжелая капля скатилась по виску и исчезла во взлохмаченных волосах, — Позволишь мне показать?        Отказать ему у Дамиано не нашлось сил, да и не хотел он отказываться, раз уж так щедро предлагали — не каждая девчонка на его памяти решалась. Иногда не помогали даже уговоры и предложение вернуть тем же. А Итана, вообще, кажется, ничего не могло отправить в ступор, он смотрел плотоядно, в его глазах была какая-то блядская поволока и он разве что не урчал, когда оставлял быстро исчезающие пятнышки засосов на коже, после того как заботливо уложил выстраданную добычу на свое место.        — Во-первых, глубоко не всегда лучший вариант, — начал Итан неспешную лекцию, зависнув прямо над пахом, будто рассказывал все это члену, и от звука его голоса и жаркого дыхания не дающего настоящего контакта, но дразнящего обещанием, мышцы на животе Дамиано как-то сами натянулись, — как, впрочем, и стремление перейти к главному.        Ладонь коснулась колена, пробежалась вверх внутренней стороне бедра, выше и выше, но лишь по касательной дотронулась до тонкой кожи сразу за поджавшимися яйцами, прежде чем вторая повторила симметричный путь по второму.        — Ты, я вот смотрю, очень отзывчивый, не знаю, правда, списывать ли мне это на волнение или же нет.        Дамиано прикрыл глаза. Ненавистное в такой момент смущение заставляло цепенеть, пока терпение рассыпалось в прах, но он наслаждался балансированием на лезвии между желанием позволить сделать с собой все, что Итану придёт в голову, и желанием схватить свою одежду с пола, кое–как натянуть ее и выскочить пулей за дверь, чтобы никогда не возвращаться. Дамиано слегка пугало какую власть имел над ним Итан не прилагая никаких, по крайней мере, видимых усилий.        Итан кружил вокруг, потихоньку сменяя почти неуловимые ласки на более ощутимые, языком спускался все ниже, с отчаянной нежностью усыпал поцелуями подживающие порезы над самой линией роста лобковых волос. Три отчётливых параллельных полосы разной степени заживления — по одной на каждое «добровольное жертвоприношение» во имя музыки кроме первого. От первого, когда Дамиано сдуру подставил бедро, и вовсе остался шрам — то ли Итан надавил на бритву слишком сильно, то ли не стоило расчёсывать и сдирать корку. А от последней Итан отказался и, даже не смывая косметику, сразу же пошел искать «ужин» в городе. Вернулся он всего через полтора часа наконец-то сытым и страшно довольным собой. Аж светился, а зашедшейся ревностью Дамиано, стоило Итану пересечь порог лофта, вцепился в него и принялся вынюхивать запах секса на вещах. Сексом не пахло. Дамиано не мог себе даже представить, чтобы он сотворил, если бы его почуял.        Из спирали воспоминаний вырвало то, что Итан сначала лизнул член широко всем языком, а потом втянул в рот, отправив за щеку.        — Дьявол! — выругался Дамиано, шаря руками в поисках хоть чего-то, за что можно было бы уцепиться. Итан, наблюдавший за этими мучениями, не убирая рта, фыркнул, и вибрация распространилась по всему телу. Он вытащил член, постучал им себя по губам, от этого зрелища стало ещё хуже.        — Не сдерживайся только.        Не дав даже в полной мере осознать слова, Итан улыбнулся глазами и следом поймал ладонь, чтобы уложить ее к себе на голову.        — Итан? — Дамиано на пробу сжал волосы в кулаке, и тут же отпустил, засомневавшись, — Я тебе больно не сделаю?        — Чтобы сделать мне действительно больно понадобится что-нибудь посущественнее твоего неприкрытого удовольствия. Расслабься и покажи мне как тебе нравится.        Итан слегка побарабанил по бедру, прежде чем вернулся к своему занятию, принявшись неспешно, но с явным удовольствием сосать. Дамиано слабо постанывал, кусая губы и напряжённо дрожал, стараясь не толкнуться в горло, как бы этого ни хотелось.        — О боже, да…— выдохнул он, гладя Итана по щеке. — Ещё.        И Итан давал ему это ещё: поощрял особо громкие охи почти грубыми поглаживаниями, нежно давил куда-то в точно известную ему точку на мошонке, от чего волна возбуждения раз за разом откатывалась назад, а в перерывах между этими действиями активно поддрачивал влажными от слюны пальцами то, что в рот у него не помещалось. И когда Дамиано решил было, что Итан глубже брать не станет (хотя тот и так ненавязчиво переплюнул всех, кто был до него), тот расслабил горло и… Нос уткнулся прямо под порезы.        Дамиано изогнуло дугой, и он почти в ту же секунду отпихнул Итана от себя. Тот мгновенно вскинул голову.        — Дамиано? Что случилось?        Дамиано сделал долгий, прерывистый вдох, но тот не помог ему замедлить бешено колотящееся сердце, потому что Итан продолжал смотреть на него вот так — с отчетливыми беспокойством, написанным на обычно совершенно равнодушном лице.        — Я почти кончил.        — Твою ж мать, — тихо пробормотал себе под нос Итан, но этот тон Дамиано уже научился распознавать: он всегда означал, что Итан выбит из колеи в хорошем смысле. Осознать, что Итана все еще можно удивить было приятно, но осознание это ни на йоту не тушило румянец.        — Прости, ты слишком хорош в этом.        — Почему ты меня остановил? — Итан склонил голову, лукаво прищурился и произнес с явной доброй издевкой, — Не хочешь кончить от моих губ?        — Еще чего. Полумерами отделаться не удастся.        — Полумерами?        — Я хочу всего. Я достаточно ясно формулирую?        Дамиано заерзал и, все еще чувствуя себя смущенным до предела, шире раздвинул ноги. Нависнув над ним и проведя костяшками по щеке, Итан издал какое-то ещё незнакомое хмыкание, а следом всем весом навалился сверху, целуя безрассудно. Нет, Итану слово «безрассудно» незнакомо, даже под действием желания он прекрасно контролировал себя, ситуацию и даже то, как именно нужно сплетаться с ним языком. От губ к уху, от уха к шее, от шеи к ключицам, инстинктивно зажимаясь, и пряча от лихорадочных поцелуев одно место, Дамиано неосознанно для себя открывал другие, и Итан бессовестно пользовался каждой брешью в слабой обороне.        — Нет. Не в этот раз и даже не в ближайшие несколько.        — Почему нет? — выдохнул Дамиано. Он почти обиделся из-за отказа, но это Итан, у Итана всегда находятся веские причины, которые неплохо было бы и выслушать. Даже если яйца звенят от желания кончить, а чужой член на каждом вздохе, сделанном диафрагмой, потирается о низ живота.        — Ты нервничаешь, — отрывисто шептал Итан на ухо, и от его голоса даже пальцы на ногах поджимались. Вопиющая несправедливость, что он парочкой слов смог бросить в жар, заставить скулить и хвататься то за свои плечи, то за простыни, — Сильно. Это очень чувствуется. И тебя надо будет растянуть хорошенько, а в один заход это не делается.        — Нет?        — Использовать порно как учебник — так себе затея.        — Я не… — попытался Дамиано, но Итан на полуслове приложил указательный палец к его губам.        — Я спокойно отношусь ко лжи и очень много вру сам, но ты сейчас прямо завираешься!        В отместку за вполне справедливые обвинения Дамиано щелкнул зубами и, смеясь, попытался спихнуть Итана с себя, но тщетно. Во-первых, не шибко то и хотелось, во-вторых Итан был сильнее. От одной мысли, что тот вполне мог бы перебороть сопротивление, прижать руки к постели и взять, заботясь только о своем удовольствии вместо того чтобы вот так нянькаться, что-то в самой глубине подсознания отчетливо завыло. Дамиано, впрочем, тоже завыл, когда Итан, чья рука скользнула вниз, обхватил кулаком оба члена вместе и сжал.        — Побереги горло, Дамиа, мы даже до середины плана не добрались.        Дамиано блаженно закатил глаза, если это даже не половина, то что будет дальше? Все мучения стоили этого. Чертовы два с лишним года, когда они присматривались друг к другу и обнажали души, прежде оказаться вот так — действительно обнаженными друг перед друг другом, сердце к сердцу, кожа к коже — почти невыносимо, потому что ощущение пробирает до озноба. Загнанное дыхание — у Итана тоже с губ срывались придушенные стоны. Дамиано дурел от всего, стремился ощутить прикосновение как можно полнее, пытался потереться сильнее, будто бродячая кошка, осознавшая, что этот не даст ногой в живот, а обласкает. Еще немного еще чуть-чуть… Итан удрученно вздохнул и с явной неохотой отстранился. Дамиано с отчаяньем ухватил его за бедро, пытаясь подтащить обратно.        — Итан?        — Я не бросаю тебя, но если мы хотим зайти дальше, то нужно достать кое-что.        Дамиано с сожалением разжал пальцы, раскинулся за разворошенной постели в позе морской звезды и неконтролируемо, совершенно на автомате подумал, что потом придется сменить все белье. Простыни были влажными от пота и казались от этого ледяными.        Прошлепав босыми ногами по паркету, Итан, выключив ненужное теперь настенное бра, рылся в одной из многочисленных коробок, сверкая голой задницей: сдвинутая теперь ширма нисколько не загораживала на него обзор. Дамиано облизал заветренные губы, когда тот наклонился особенно низко, возвращая вещи с пола на место, и перевел взгляд на себя, не желая, чтобы его поймали ещё и на разглядывании. Член стоял как мачта, смотря строго в потолок, вены вздулись, а тело буквально болело от желания.        — Соскучился по мне? — Итан оказался рядом в доли мгновения, стоило Дамиано испустить глухой стон и попытаться самостоятельно сбросить хоть часть напряжения.        — Ты отсутствовал слишком долго, болтался бы еще дольше, я бы вообще уснул.        — Думаешь, меня остановило бы?        Дамиано вскинул голову, в попытке оставаться хладнокровным. С Итаном никогда нельзя знать наверняка — говорит ли он правду или вешает лапшу на уши. Врет. В этот раз Итан врал — привычка выпячивать подбородок, чтобы казаться серьезней подвела его. Поймав зрительный контакт, Дамиано прыснул.        — Могу полежать резиновой куклой. Но ты же сам сказал…        Итан пихнул ему в руки какой-то флакон, стремясь сменить тему.        — Эту часть знаешь?        — Смутно и по тем же источникам. Расскажи лучше.        — Тогда упущенное как-то во-вторых. Последовательность. В данном конкретном случае: сначала один, потом два и никак иначе.        Итан активно жестикулировал, помогая себе формулировать предложения, но слова его все равно с трудом прорывались в голову, где все мысли сделались вязкими, как слюна во рту. Дамиано всегда знал, что у Итана красивые пальцы, которые выдавали в нем натуру демиурга — творца и мастера, знатока своего дела. Крупные, покрытые мозолями в самых неожиданных для кого-то непонимающего местах, но удивительно пропорциональные, а ещё сильные и заботливые, однако сейчас он был ими заворожен. В момент, когда Итан сделал странное магическое движение, похоже на ножницы, Дамиано сдался и поймал ладонь, что мелькала у него перед лицом, чтобы уткнулся в нее носом, вдыхая полной грудью все тот же запах пряных трав, который здесь был сильнее всего. Он оставил по поцелую на каждом миллиметре кожи, облизал по очереди каждый палец, втягивая их в рот и трогая языком коротко стриженные ногти, что едва заметно выступали за края подушечек, как у девушек, но руки то были совсем не женские.        — Ты меня совсем не слушаешь, — с лёгким упрёком сказал Итан и после небольшой паузы добавил, — Повтори, что я говорил.        — Эм… — Дамиано стыдливо вспыхнул, продолжая смотреть на облизанную им только что ладонь, — вот прямо повторить?        — Да. Я, конечно, могу и сам себя растянуть, но хотелось бы, чтобы это сделал ты. И не накосячил в процессе. Повтори, пожалуйста, сказанное, чтобы я убедился, что ты понимаешь, как это делается.        — Ты садист, Итан, ты в курсе?        Итан вскинул брови, явно отказываясь отвечать на такие обвинения. Конечно, в курсе, и не просто в курсе, но ещё и активно потакает своим кинкам. Дамиано спрятал лицо в ладонях, собираясь с духом и борясь со стеснением.        — Вкратце: смазку не жалеть, кулак с разбегу не пихать. А теперь…        Итан милостиво позволил ему повалить себя на спину и перевернуть на живот. Подгреб под себя подушку, зарывшись в нее лицом и отчётливо рыкнул, когда на его загривке легонько сомкнулись зубы. Дамиано аккуратно собрал лезущие во все стороны длинные пряди, разделил на три более-менее равные части поспешно принялся заплетать единственным известным ему способом. Крайнюю прядь наложил крест-накрест на среднюю, легонько потянул, повторил с другой стороны, безуспешно пытаясь удержать спутанные пряди раздельно.        — Ты внезапно решил переквалифицироваться в стилисты? — неразборчиво, но вполне довольно пробормотал Итан.        — Нет, просто хочу, чтобы тебе было удобно.        И вроде не такие уж и густые волосы, но все равно длинные, блестящие, словно окатанная водой галька. Завязав конец внезапно оказавшейся востребованной резинкой, Дамиано, успел даже порадоваться, что не швырнул ее в непонятном направлении, а следом из любопытства потянул за косу. Итан отчетливо застонал.        Дамиано отпустил волосы, не зная с чего именно начать: в жёлтом свете дальнего торшера смуглая, потная кожа перед его глазами переливалась золотом, а белесые ягодицы — серебром. На согнутых руках, уходящих под подушку, красиво выделялся рельеф мышц. Дамиано положил свою ладонь между лопаток, погладил едва различимый шрам у Итана на спине, прижался губами к затылку и уткнулся в него же носом. В ноздри ударил кисловатый запах пота и резкий — натурального хозяйственного мыла.        Надо будет познакомить Итана с нормальным шампунем, а не этой его кустарной самоваркой, может, так сильно с вычесыванием мучиться перестанет.        Позволив себе минутную слабость: потереться членом о чужое бедро, Дамиано принялся прокладывать дорожку поцелуев вниз по спине, вдоль позвоночника, лизнул обе ямочки на пояснице. Дыхание Итана становилось все более тяжёлым, громким, переходя то в стоны, то в невнятное бормотание, в котором Дамиано с лёгкостью узнавал свое имя и парочку отборных французских ругательств.        — Не богохульствуй! — шлепок, сопроводивший слова, вышел на удивление звонким. Итан даже не шевельнулся, только глухо засипел. Осмелев от такого карт-бланша, Дамиано смял пострадавшую от его же действий ягодицу, отвел ее в сторону, и провел пальцами по ложбинке. На секунду задержался у края дырочки, надавил пальцем на вход. Про смазку он вспомнил запоздало и полез ее вскрывать — упаковка была совершенно новой. Это наводило на какую-то очень простую мысль, но из головы она ускользала при малейшей попытке облечь ее в слова.        Итан весь сжался, когда холодная жидкость полилась прямо ему на копчик, даже инстинктивно лягнуть попытался, но Дамиано слишком высоко и слишком плотно сидел на его ноге, чтобы что-то из этого действительно вышло.        — Шшш… — подушечка указательного пальца подобрала стекавшую к яйцам каплю, пока вторая рука успокаивающе гладила внешнюю сторону подрагивающего бедра, — Сейчас все будет.        Первая фаланга проскользнула внутрь почти без сопротивления. Итан лишь отчетливо хапнул воздух ртом.        — Можешь сразу второй и до конца.        — Ага, лежи уж. Сам разберусь.        Как бы сильно коварное желание не нашептывало Дамиано поторопиться, ему куда больше хотелось изучить все возможные реакции в подробностях. Так что единственный пока палец он проталкивал медленно, ещё медленнее вытаскивал обратно. На этом этапе растягивать было нечего, Итан даже два принял как должное, лишь прогнулся, подмахивая, когда к первому добавился средний. Дамиано повернул кисть, чуть надавил — Итан отрывисто вскрикнул. Движение тут же прекратилось.        — Больно?        — Н-нет. Продолжай. У тебя очень хорошо получается. Уверен, что никогда раньше этого не делал?        — Ты сказал же, что на глубине сантиметров четырех — пяти. Я тебя очень… — поцелуй в лопатку, — очень — ещё один в другую, — очень, — толчок отведенных немного назад пальцев вглубь и чуть под углом, что вызвал отчётливый стон, — внимательно слушал.        Припоминая данные ему инструкции, Дамиано развел пальцы в стороны. Физиология брала свое, стенки противились, мягко сдавливая. Он свёл пальцы обратно, снова повернул кисть. Вытащил и добавил на ладонь ещё смазки, предпочтя перестраховаться. Большая часть ее, впрочем, размазалась по ложбинке, когда Дамиано принялся откровенно дразниться, трогая тонкую кожу рядом, но не проникая внутрь.        Итан терпеливо ждал, высоко поскуливая и вздрагивая, когда от очередной попытки насадиться всем телом его член, зажатый между телом и простынями, потирался о ткань, подпитывая прозрачными каплями все больше расплывающееся пятно.        — Дамиано… — жалобно, просяще, — ты меня пытать решил?        — Нет, просто хочу убедиться, что не напортачу.        Еще одно круговое движение в самой глубине заставило Итана уронить приподнятую было голову обратно и сосредоточиться на ощущениях. Дамиано добавил третий палец и принялся все так же методично трахать ими. Сначала он удостоверится, что вот точно все правильно, и лишь потом успокоится. Тем более шло туго, а Итан отзывался с ощутимой задержкой. В мгновение, когда тот наконец расслабился, Дамиано резко вонзил пальцы вглубь, погружая их до самых костяшек, и вырывая тем самым из груди Итана гортанный стон.        Где-то под ними возмущенные громкостью соседи принялись стучать шваброй в потолок. Слов в звучащей отповеди было не разобрать, но, скорее всего, она сводилась к тому, что их уже довели постоянные звуки кахона в полтретьего утра, дополнившиеся теперь и вокализом.        — Кажется, нам завидуют… — игривым шепотом сообщил Дамиано, прижимаясь губами к чужому взмокшему плечу, — как думаешь, четвертый надо?        — Не уверен… — приглушая слова предплечьем, ответил Итан, — пускай будет.        Дамиано раздосадовано засопел — долго терпеть возбуждение он не привык, хотелось сразу всего, но кончить вот так, не добравшись до самого интересного?        Свободной рукой он сжал себя за основание члена почти до боли. Когда немного отпустило, за бедро той же рукой потянул Итана на себя, вынуждая привстать на колени, но стоило вновь нащупать правильное место, и локти у того тут же подломились, а все тело свело сладко-мучительной судорогой. Дамиано в успокоительном жесте погладил подушечкой большого пальца шов прямо за мошонкой.        — Подождать с мизинцем?        — Дай мне две секунды…        Из вредности хотелось действительно отсчитать лишь эти две секунды, но остатки рассудка все же удержали Дамиано от такой мелкой пакости. Итан обещал, что они поменяются, а значит он сможет и отомстить. А мстящий Итан это не «врезал и забыл», это планомерное и извращенное что-то. Начитавшись в сети про очень странные вещи, Дамиано только мог гадать что из этого всего на нем могут применить, ну кроме бондажа, с этой экзотикой все было предельно ясно: ни один из них не был против. Даже наоборот.        Дамиано медленно потянул пальцы назад, добавил к ним последний, снова возвращая их в горячее нутро, будто погружая в лаву. Итан хныкнул, на половине движения сам двинул тазом. Мышцы обхватывали плотно, но однажды уже найдя простату Дамиано довольно быстро нащупал ее снова, нажал на бугорок внутри и одновременно надавил подушечкой большого снаружи, просто потому что это показалось ему правильным. Судя по раздавшемуся протяжному звуку, он угадал.        — Хватит… — Итан поднялся резко, почти рывком, так что его пышущие жаром волосы оказались перед носом едва успевшего поймать равновесие Дамиано, а спина прильнула к его груди.        — Напугал, блядь.        — Прости?        В тоне не наскреблось бы и грамма сожаления, да просить прощения по-настоящему и не требовалось, хотя Дамиано и кивнул на всякий случай. Под действием взгляда Итана, что, развернувшись лицом, перекинул косу на одно плечо, его притихшая нервозность снова завозилась, подняла голову и… тут же получила удар под дых от ещё одного бережного поцелуя.        Слишком хорошо для правды. Может не выдернул его Томас из-под колес грузовика тогда? Лежит он сейчас в коме, а это все не настоящее. Дамиано исподтишка ущипнул себя, когда отвлекшийся Итан скептически тронул пальцами пятно, оставшееся на простыне. Больно. Это реальность. Ну или крайне сложная иллюзия.        — Падай на спину. Только подальше от лужи.        Когда Дамиано улегся, растянувшись во весь рост и нарочито лениво потянулся, пытаясь покрасоваться, Итан только снисходительно повел плечом, сел у него в ногах и принялся шуршать фольгой.        — Я сам все сделаю, — оборвал он попытку помочь. Движения были скупыми, выверенными — был виден опыт. Дамиано лишь кусал губы, пока на него — багрового от стыда и смущения — Итан натягивал презерватив. — Я почти уверен, что если бы у кого-то из нас что-то есть, то это бы уже проявилось…        — Поздновато предлагаешь забить.        — Да нет… Сперму фиг вымоешь.        Дамиано попытался с замогильным стоном закрыть лицо, и не смотреть Итану в глаза, но такой привилегии тот, разумеется, не предоставил, перехватив руки и поцеловав тыльные стороны ладоней. Отпустил их, шершавыми подушечками погладил татуировку, будто пытался по слогам прочитать надпись о крыльях. О крыльях Дамиано больше не мечтал, у него нашлись желания более разумные и более приземленные. Покорить мир, попасть с туром в Америку, на равных пожать руку кому-то из тех людей, чьи имена есть в Википедии в разделе «Рок-музыканты», в конце концов.        Упираясь для устойчивости ладонью Дамиано на грудь, Итан перебросил через него ногу. В самом низу его живота отчетливо билась вздувшаяся вена, зеленоватой-голубой змейкой просвечивающая сквозь кожу. Не решаясь прикасаться, Дамиано завороженно смотрел как Итан переставлял колени, ища позу, откинул косу на другое плечо, тронул себя за шею прежде чем провести пальцами по своей груди и животу. Бережно обхватил пальцами затянутый в латекс член, приставляя головку ко входу, но не насаживаясь, а лишь водя ею по кругу. Раз, другой. Дамиано, зажмурившись, вцепился в простыню, боясь сорваться, сделать что-то не так и тем самым навредить, он читал — поспешность может плохо кончиться, но…        С тяжелым выдохом Итан плавно опустился вниз, принимая до конца с первого раза. Внутри него было мягко, узко и невероятно жарко, от этого сносило и без того шатко держащуюся крышу.        — Можно? — выждав, казалось, целых несколько вечностей, на время которых Итан подозрительно затих, пытаясь свыкнуться с ощущениями и лишь поверхностно дышал, Дамиано приподнял руку, показывая, что он хочет сделать.        — Нужно.        Жар теперь был не только на члене, животе и бедрах, Дамиано почувствовал его кожей на своих ладонях, вместе с ним чувствуя и контуры натянутых, как струны, мышц. Это сумасшествие. Он сошел с ума и совершенно точно не желал назад, в пресно-скучный мир установленных идиотами и ханжами правил, в котором никогда не происходит что-то стоящего и где алхимия, оставившая Итана для него в живых на сотни лет, названа лженаукой. Потому что вот она чистая алхимия — до алой пелены перед глазами. Наводящая первобытный страх, необъяснимая, граничащая с магией и совершенно точно не управляемая.        Рассеянно — голова совсем отключилась — Дамиано долго смотрел на Итана, лишь слегка ерзающего, но так и не встретился с ним взглядом — мутные глаза того были обращены к скошенному потолку, а губы странно шевелились, будто молитву читали. Поэтому, старательно не думая том, что это могло быть и правдой, Дамиано смазал пальцем каплю смазки, что вот-вот собиралась упасть ему на живот, и несколько раз двинул рукой вверх и вниз: от самого кончика до яиц и обратно, сдвигая кожу к основанию и возвращая ее обратно.        Итан отмер, резко запрокинув голову, с каким-то совершенно не человеческим гулом, поднимающимся из самых недр легких, приподнялся, почти полностью соскальзывая, описал бедрами неровный круг, будто ища правильный угол, и с грацией опустился. Склонился ближе, плотнее обхватил ногами распростертое под ним тело и принял какое-то своё решение о том, что будет дальше.        Всю работу, казалось, делали исключительно колени. Итан чуть привставал и сразу же насаживался обратно. Чуть поднимался — и вниз. В какой-то момент Дамиано снова почувствовал это. Ритм. Итан мог говорить, что он художник, и музыка для него — это временная блажь, сколько угодно, но это не делало его меньше барабанщиком, потому что в его движениях был отчётливый и ровный ритм. Будь Дамиано чуть меньше плавящимся желе он был принялся считать про себя, чтобы не сбиваться, но его хватало исключительно на то, чтобы поддавать бедрами каждые две секунды, в особо удачные разы вышибая тем самым из Итана почти крики.        Не стонет он, конечно! Вся округа знает теперь чем мы занимаемся.        Из-за дрожащих на ресницах от переизбытка всего слёз Дамиано почти ничего не видел, лишь темный, почти черный в контровом свете силуэт, нависающий над ним сверху, что двигался во всё более ощутимом темпе, заставляя тоже стонать — громко и отрывисто.        Не сбиваясь ни на полтакта, — нет это точно профессиональное — Итан осторожно снял со своего члена и уложил липкую ладонь себе на бедро. Теперь уже две руки отнюдь не бережно скользили по его телу везде где только дотягивались, цепляли ногтями в попытках замедлить, оставляя вспухающие царапины на ягодицах, но остановить такую пугающую силу такой мелочью было совершено невозможно.        В какой-то момент, на особо резком движении, неплотно завязанная резинка слетела, упала с волос куда-то на… в общем, куда-то. Итан замотал головой, от чего весь шёлк его волос разметался по плечам, черными аспидами прядей норовя укусить щекоткой, но лицо его будто тотчас просветлело, стало с разбитого и замученного сосредоточенным.        Он снова повторил то странное движение и с неглубокого, но частого галопа перешёл на чуть более медленную, но совершенно непредсказуемую рысь. Сильней и резче.        Завороженный, засматривающийся на Итана, совершенно не способный оторвать взгляда от него, хрипло дышащего и взмокшего, Дамиано потерял связь с реальностью, своего тела он почти не чувствовал, лишь безумные фейерверки, взрывающиеся где-то глубоко под кожей. А потом внезапно на живот что-то брызнуло безумно обжигающее, члену стало ещё теснее и этого оказалось наконец достаточно.        Оргазм, накрывший Дамиано с головой, был до неприличия ярким, будто в живот воткнули нож, повернули прямо в ране, а следом за ее края содрали всю кожу, оставив нагим перед тем, кто сотворил с ним это. Итан.        Итан ещё продолжал покачиваться, измученно постанывая. Член его устало подрагивал. Дамиано с недоумением тронул лужу белого, собравшуюся у него на прессе. Одна часть сознания понимала, что произошло, а другая пребывала в полнейшем отрицании новой реальности, пока какая-то нездоровая гордость принялась заполнять желудок, но длилось чувство недолго, на смену эйфории пришла нервозность.        — Ты? — выдохнул Дамиано, внезапно робея.        Итан счастливо улыбнулся, провел пальцем по его искусанным губам и отрешенно Дамиано заметил, что губы того тоже искусаны, и даже немного кровоточат. Это его зубов дело, это его отметины, и ему было позволено это сделать. Тело ломило даже малейшего движения, но отказать себе в них Дамиано не мог — целоваться хотелось сильнее. Итан скатился Дамиано под бок, устраивая голову на его плече, ткнулся дополнительным успокаивающим поцелуем в яремную впадину, явно не испытывая никакого желания шевелиться в ближайшее столетие.        — Живой? — с хитрецой спросил он, перехватывая испачканные пальцы и бессовестно их облизывая.        — Господи… я дышать то смогу с тобой?        — В хорошем или плохом смысле?        — У меня в легких свил гнездо феникс, а на языке привкус твоей кожи, — Дамиано неуклюже потянул с себя презерватив, — Как думаешь?        — Судя по твоей сменившейся манере речи блокнот скоро потребуется.        — Прежде бы немного почистить перья.        — В чайнике должна была остаться горячая вода, — Итан убрал со своего лица прилипшие пряди, и, хотя тела были солеными от пота и липкими от него же и всего остального, вставать он не спешил. Объятья не хотелось разрывать и Дамиано, но все же стремление к чистоте в Итане победило.        Неспешно поднявшись с матраса, он прошествовал к кухонному углу, вытащил из нижнего шкафчика громыхающий медный таз, набрал в него ледяной воды, разбавил до теплой кипятком и поманил все еще лежавшего и пытавшегося вернуться на землю Дамиано к себе. Тот едва смог принять вертикальное положение — ноги были словно ватными и подгибались. Бедро странно тянуло, из-за чего несколько шагов ему удалось преодолеть лишь прихрамывая.        — Какая странная вещь, — протянул Итан, отжав губку. Дамиано отчётливо вздрогнул, когда та дотронулась до его истерзанной поцелуями кожи, — член побывал во мне, но пингвинишь почему-то из нас двоих ты.        — Даже говорить ничего не буду.        Итан улыбнулся краем рта — ему явно нравилась реакция, которую вызывали его прикосновения.        — Ты чего так дрожишь? Холодно?        — Н-нет, — не прекращая стучать зубами, Дамиано тяжело вздохнул, когда губка переместилась на грудь, убирая начавшие подсыхать белесые разводы.        — Господи, Итан, — застонал он, когда рука опустилась ниже, на живот.        — Я тебя только лишь мою…        — Только лишь?! — Дамиано кивнул на свой уже полувставший член.        — Блядство…        Итан бросил губку в таз, поцеловал в плечо. Ладони заскользили по мокрому телу.        — Мне показалось, что я дал тебе достаточно.        — Итан! — прогнувшись и вскрикнув, Дамиано неожиданно для себя врезал ему кулаком по спине. Итан глухо выругался, но поползновений своих не прекратил, сжав в объятьях.        — Хочешь ещё?        — Да… нет… Хочу, но не сейчас…        — Я тебя понял. Ты сейчас где-то не здесь и хочешь переварить все, что произошло за последние месяцы.        — Годы!        Дамиано высвободил руку. Невесомо провел по краю губ, спустился к порезу от бритвы у Итана на подбородке, вернулся снова к губам, которыми тот тут же игриво прихватил пальцы.        — Я так и не понял, когда именно в тебе так увяз, знаю лишь когда осознал, что нормальная жизнь мне уже не светит.        — Двадцать второе января шестнадцатого. Ты начал смущаться от двусмысленностей в моем исполнении.        Дамиано поморщился — Итан снова принялся его обмывать, а каждое прикосновение к коже вызывало почти электрические импульсы, оседавшие в виде болезненного возбуждения. Особенно тяжело было выдержать руку на члене — пришлось даже закусить губу, чтобы не стонать особо громко. Наконец, оттеснив Итана от таза, Дамиано отобрал у него губку, и с крайне сосредоточенным лицом принялся ее выполаскивать.        — Твоя очередь.        — Я могу сам.        — Я хочу.        Итан оперся руками на столешницу позади себя — видимо ноги его тоже не шибко уж держали. Он улыбался, не скрывая зубов, и от такой сверкающей улыбки по венам Дамиано бежал мучительный огонь, что растекался жидкой лавой по немеющим от усталости конечностям.        — Фффф, — Итан шумно втянул воздух, когда губка скользнула ему между ног. Там все было липким и мокрым, и отмывался силиконовый лубрикант скверно. Не желая долго стоять полусогнутым, Дамиано опустился на колени.        — Не помогаешь… — донеслось хриплым голосом сверху. У Итана тоже наполовину стояло и это наполовину всё больше стремилось к полностью с каждой секундой, но Дамиано все равно в отместку прижался губами к животу.        — Стой спокойно.        Но Итан слушаться не собирался, содрогаясь от каждого движения и отчётливо зашипел, когда пальцы дотронулись до припухших, ещё не сошедшихся назад краев.        — Больно?        — Нет…        — А так? — Дамиано протолкнул два внутрь, пытаясь не то вымыть все ещё вытекающую смазку, не то начать все же второй круг. Он сам не знал, что делает. Искушение было велико, но сил почти не было. Итан переставил ноги шире, давая простор для манёвров.        — Нет.        — Кажется, закончил.        Дамиано провел губкой по внутренним сторонам бедер еще раз, и поднялся. Ополоснул ладони в заметно помутневшей воде, потряс ими, стряхивая капли, и потянулся за поцелуем. Стол под общим навалившимся на него весом качнулся и отчетливо скрипнул, заставляя вспомнить о приличиях.        — Мда… — произнес Дамиано, утыкаясь лбом в плечо Итана, — Сомнительная романтика прозы жизни. Сваливается на голову, как вчера кусок штукатурки с потолка. Может, поищем другую квартиру? Не сейчас, после тура. Где будет нормальная ванная.        — Избалованные дети прогресса. И горячую воду им и электричество. А что насчет гамака в кубрике корабля, где вся еда — гнилые сухари, а на борту бушует холера?        Итан рассмеялся. Дамиано знал этот смех — немного колючий и сентиментальный. Прошлое было прошлым, Итан выжил, и оглядываться назад из сытого нового мира ему было совершенно не страшно. Не тогда, когда надувший губы Дамиано тыкал его пальцем в живот, пытаясь привлечь внимание.        — И Интернет! Я, конечно, научился пользоваться исключительно телефоном, но, если уж раскатывать губу…        — Пока менять простыни и спать. Что-то мне подсказывает, что время глубоко за полночь, и я не думаю, что потяну сейчас второй круг.        Итан врал. Дамиано отчётливо слышал белую ложь в его словах, и даже знал зачем тот это делает. Итан то выдержит не только второй, но и третий, четвертый, а может, и десятый заход, но вот за обнимающего его сейчас человека поручится он не сможет. Зато сможет поручится, что кое-кто в лепёшку будет готов расшибиться, чтобы доказать, что он не хуже. В данном конкретном случае — что тоже может заниматься сексом всю ночь напролет.        Заботливый засранец.        Дамиано благодарно ткнулся губами Итану в челюсть, все ещё заново учась дышать после самого яркого на его памяти оргазма. Стоило это сделать, и мир мгновенно сузился до рук, что заскользили по спине в каком-то диком смешении нежной деликатности и эгоистичной требовательности.        — Перестань. Если не хочешь спровоцировать.        Дамиано опять несло куда-то в направлении прямо противоположном здравому смыслу, потому что он назло лизнул аж шарахнувшемуся от него Итану ухо.        — Третья коробка слева, четвертый ряд. Я правильно помню, что постельное белье там?        На следующее утро Дамиано проснулся раньше Итана, что мирно сопел рядом на матрасе абсолютно голый. Сон его был совершенно безгрешен, как у младенца. Дамиано вытянул руку перёд собой и очень долго рассматривал. Та же ладонь, те же кусанные ногти и те же заусенцы, тот же человек. И все же внутри что-то поменялось, будто за ночь он отрастил огромные крылья. Дамиано покачал головой, встал и отправился варить кофе.        Привлеченный запахом Итан появился совсем скоро, неразборчиво буркнул: «Доброе утро!», — и, вытряхнув из пачки сигарету, пристроился курить у окна. Выглядел он так, будто хотел, чтобы утро никогда не наступило. Дамиано медленно подошёл к нему и встал рядом.        — Прости за следы.        — Не извиняйся, мне они нравятся. Живым себя чувствую, — ответил Итан, но продолжал сверлить взглядом облезлый зимний пейзаж. На улице внизу решительно ничего не происходило.        — А я думал, что откинусь в процессе, как последний шут.        — Король.        — У?        — Когда кто-то уходит из жизни на пике интимной близости это называется «королевской смертью».        — Итан… — не найдя лучшего решения, Дамиано чмокнул его в щеку, шустро отобрал тлеющую сигарету и сделал глубокую затяжку, выпустив огромное облако дыма в узкую щель приоткрытого окна, — Я уже понял, что ты ходячая Википедия, не надо это повторно доказывать.        — Я просто очень старый.        — Старый он. Ты из меня душу почти вытрахал, а мне восемнадцать.        — Привыкнешь, люди ко всему привыкают.        В словах Итана была какая-то обречённость, будто он жалел о произошедшем. Дамиано скосил глаза: Итан, стоящий босиком на холодном полу в одних трусах (и зачем оделся?), будто молчаливо спрашивал всем видом своей ссутулившейся фигуры: «Ты все ещё хочешь меня целиком без презентабельной обертки лжи?». Дурацкий вопрос, но совершенно в духе Итана. Дамиано притянул его к себе за талию, прижимаясь своим животом к его спине и крепко обвил обоими руками, едва не пришпарив бычком.        — Никогда. Я не хочу, чтобы ты мне приелся. Я не хочу терять это чувство.        Итан погладил его по руке и подтянул ее к своим губам, чтобы обхватить губами зажатый между пальцев фильтр. Дым остался клубится под потолком.        — Я тоже, но…        — Да ебал я все твои «но». Твой единственный способ от меня избавиться теперь убийство.        — Мы ещё не знаем сработала ли инъекция.        — У меня больше не кровоточат дёсны, меня не бьёт больше в лихорадке, и я не пытаюсь больше выблевать желудок после каждого приёма пищи. Изжога тоже уже не такая мучительная. Думаю, что кризис уже миновал.        — Я…        — Ты боишься за меня, да?        — Да. Я люблю тебя.        Дамиано зажмурился: как обухом по голове. Итан говорил ему, что любит и не единожды, но кажется это был первый раз, когда он имел ввиду именно то, что говорил.        — Это взаимно, — Итан дернулся в объятьях и, испугавшись, что его неправильно поняли, Дамиано сжал его плотнее, принимаясь тараторить, — В том смысле, что я тоже тебя очень сильно…        — Пусти… Я хочу видеть тебя.        — Я опять все порчу, да?        — Нет. Даже не думай так. Ты настоящий, это самое ценное. Проблема здесь во мне. Я всю свою жизнь сознательно избегаю крайних эмоций, а ты… заставляешь меня их чувствовать.        Вывернувшийся ужом Итан заключил лицо Дамиано в ладони, и скупо прижался своими губами к его, а затем еще раз и уже не отпустил, кружа голову в мягком продолжительном поцелуе.        — Черт. Сколько времени до выхода? — прошипел он, когда оторвался.        — Меньше, чем мы бы оба хотели.        — Позвоним и отменим репетицию?        — Кто ты и где мой Итан? — рассмеялся Дамиано, — Нет. Нам пахать надо. Мне хоть и до полусмерти любопытно посмотреть, сколько раз я смогу заставить тебя кончить подряд, но группе нужен способный сидеть барабанщик. Поэтому оденься и не пытайся меня соблазнить. Снова.        Вместо того, чтобы послушаться, Итан отошёл на пару шагов, делая вид, что собирается достать свежие вещи из коробок, и демонстративно спустил трусы под ягодицы.        — Это нечестный ход! — прилетело от решившего докурить украденное Дамиано, — Ты опять саботируешь группу!