Красная тинктура

       «Господи, неужели все почти закончилось?» — Виктория смотрела на свое отражение в зеркале гримерной и всеми силами пыталась заставить себя поверить, что сегодняшний концерт — последний в туре, что можно будет перестать подрываться по будильнику в несусветную рань, когда по дорогам еще не ездят даже мусоровозы, перестать тащить за собой почти умерший от бесконечных дорог чемодан на колесиках, перестать спать в одной комнате с кем-то, и самое главное перестать уже выдергивать на себе волосы. Она потянула один из накрученных на плойку локонов — даже под слоем лака с ультрасильной фиксацией и литром кондиционера ощущалось как пересушенная солома.       Рим. Полтора часа в обнимку с любимым инструментом и свобода. Свобода, конечно, относительная. Им дали отдышаться жалкую неделю — а потом им предстояло запереться в Гарласко и к концу июля кровь из носу выдать альбом старым дядечкам из Сони. Альбом по сути из воздуха — Виктория смутно представляла, что у них было. Тетрадь с песнями кочевала из рук Дамиано в руки Итана и обратно. Им — гитаристам не то чтобы нельзя было в нее заглядывать, но понять там было ровным счетом ничего невозможно.       Однажды заполучив в свои руки этот толстый черный блокнот, Виктория пролистала его от корки до корки и твердо решила, что больше туда она нос не сунет. Рядом с перечирканными четверостишиями, что писал Дамиано, на страницах обнаружились рисунки Итана все той же ручкой, поверх рисунков шли какие-то цифры и значки… Их вокалист, до сих пор не соизволивший ознакомиться с нотной грамотой, учивший чужую музыку исключительно на слух, писал идеи мелодий каким-то своим собственными шифром из стрелочек, сердечек и звёздочек, перевести который на нормальные аккорды и ноты удавалось только второму автору этого гримуара.       Но смутило Викторию не это и не рисунок абсолютно голого, связанного по рукам и ногам словно ягненок для жертвенного алтаря, Дамиано (это даже извращением нельзя было назвать — кто из их поколения не читал «Пятьдесят оттенков серого»?), а целая охапка эскизов татуировок, которые Итан явно для того рисовал: кровоточащее, насаженное на кинжал сердце, разбитые на множество осколков песочные часы, шипящий кот-сфинкс, черепа со змеями… На фоне этой вакханалии слепого обожания поля с нарциссами и рисунки выжженных пустынь, явно относившиеся к текстам песен, терялись. Терялись и сами тексты, прыгая со страницы на страницу без какой-либо системы.       Тетрадь была лишь одним из множества доказательств, что эта сладкая парочка стрижей жила в каком-то своем мирке, и мирок этот, со странными переглядками, шутками про поцелуи с Оскаром Уайлдом и прочей дребеденью, все дальше и дальше отодвигался от их с Томасом компании. Они даже тусоваться зачастую ходили отдельно, потому что в джаз-клубах тусуются старики и эти двое! Томас тоже отодвигался — он все чаще залипал в телефоне, переписываясь с кем-то и… закрывал экран, если она пыталась сунуть нос в его дела. Бесило. Виктория всеми правдами и неправдами пыталась притянуть их назад друг другу, вернуть их в то состояние, в каком они были до лофта икс-фактора, а ещё лучше во времена межшкольного конкурса, но все ее попытки растрясти их группу встречали не просто равнодушие, но яростное сопротивление.       Виктория ругалась с Дамиано, ругалась с Итаном, всегда оказывающимся на стороне Дамиано, ругалась с Томасом, что просил отстать от них двоих. Ругалась, ругалась, ругалась. Дамиано пытался разломать микрофонную стойку, Итан швырялся барабанными палочками, Томас пинал усилитель, а ее на миланской репетиции прорвало, и она не шибко думала о том, что говорит, когда встряхнула Дамиано за плечи и проорала ему в лицо, увидев, что тот где-то добыл оранжевый вязаный кардиган, который нельзя было иметь в гардеробе и восьмидесятилетнему старику: «Перестань вести себя как старый пердун, тебе девятнадцать! Мы все здесь молоды, талантливы и охрененно горячи и, если мы хотим настоящей славы — мы должны быть такими вечно!»       Этим своим воплем она что-то сломала. Глаза у Дамиано, горящие азартом спора, после этих слов погасли, он стащил со своих плеч эту злополучную кофту раздора — вручил ей в руки и предложил сжечь на ритуальном костре… Пока Виктория искала слова, пыталась понять, что это такое и где человек, переупрямить которого совершенно невозможно, тот ушел к Итану, уселся на пол рядом с кухней и все. Эти двое переключились на какую-то свою волну. Буквально, перескочив с итальянского на французский. Ей только и оставалось ловить потрескавшимся губами воздух и наблюдать как Дамиано бодает лбом коленку их барабанщика после того как тот произнёс не требующее перевода je t'adore.       Виктория развернулась к Томасу — он лишь развел руками: мол де что хотела — сама, все сама! Конечно, все сама, без нее этот балаган вообще бы давно развалился! Неужели они этого не понимали?       — Ты куда? — спросил Тони, когда, она все еще побулькивая злостью, отбросила от себя бас-гитару (та с надсадным звуком приземлилась туда, куда приземлилась), развернулась на пятках и двинулась в сторону кулис.       — Скоро вернусь!       Подсобные помещения пахли пылью и чем-то жженным. Этот странный запах был в каждом клубе все зависимости от места, где они играли, но как бы Виктория не силилась понять откуда тот возникал — ответ не находился. Видимо так пах второсортный шоу-бизнес. Третьесортный пах бензиновым выхлопом улиц и сигаретно-кухонным чадом низкопробных ресторанов. Петляя по коридорам, она с трудом нашла уборную, где уже плеснула себе в лицо ледяной водой, пытаясь успокоиться и взбодриться разом.       Несколько долгих секунд в кафельном гробу стояла тишина, — не считать же звуком плеск воды в умывальнике? До боли сведя брови к переносице Виктория наблюдала, как мутная вода кружится в раковине вокруг водостока.       Идти по той тропе мысли, что так хотела быть высказанной было боязно, но прятаться от этого всего было бесполезно. Нужно было принять это как данность — они оказались не так сильны, как думали про себя. Идиоты… Следовало послушать маму Дамиано, которая предупреждала их, что все будет не так, как в фильмах, что это адский труд и далее по ее бесконечной нотации, от которой им всем еще совсем недавно хотелось закатывать глаза. А теперь? А теперь можно было смело сказать, что синьора Роза была права — это в разы сложнее, чем работа на пятидневку. Мозг не отдыхал вообще, сон доставался лишь урывками.       Виктория еще раз плеснула себе в лицо, в тайне надеясь что это собьёт и отёк, вызванный недосыпом. Господи, как же она заебалась. Бросить бы все, да укатить куда глаза глядят. Виктория шмыгнула носом. Нельзя реветь… Нельзя, черт раздери. У нее все под контролем. Два гребанных концерта. Милан и Рим. Она выдержит.       Скрипнувшая дверь заставила нервно подпрыгнуть и в негодовании уставиться на того, кто решил прервать уединение.       — Вик, можно? — вкрадчиво поинтересовался Итан, словно не замечая, что она тут готова из глаз метать молнии.       — Валяй, — кивнула Виктория ему, — Опять пришел пытаться мне втолковать, что моя помешанность на контроле меня к двадцати семи в гроб сгонит?       Замок едва различимо щелкнул, отрезая их внутри.       — Тебе правда стоит немного отпустить ситуацию. Тем более что в клуб двадцати семи берут не всех умерших. Мы все знаем, что ты хочешь лучшего, но лучшее — враг хорошего.       — И ты серьезно думаешь, что вот так попросишь, и я по щелчку перестану переживать, Итан? Мы, блядь, тонем, как в ремейке Титаника, а никому до этого нет дела. Нет, дело есть — каждому, кто выливает нам тонну помоев по личкам и в комментарии, говоря, что мы однодневки и завтра о нас никто не вспомнит. Они будут злорадствовать, когда мы сдадимся!       Итан покачал головой.       — Тебе не стоит читать все… и да — не вспомнит. Много ты можешь назвать композиторов из века, к примеру, восемнадцатого?       — Моцарт…       — И?       — Сальери.       — И?       Виктория вскинула голову от раковины.       — Пропусти подводку…       Итан сделал к ней пару мягких, пружинящих шагов. Аккуратно коснулся щеки и заправил ей за ухо выбившуюся мокрую прядь волос, но так, будто это был лишь приличный повод притронуться и тем самым пересечь ту зыбкую черту, что между ними еще была. Подстроенным это не выглядело, в Итане всегда было что-то темное, что выглядывало лишь изредка и когда он сам позволял. Дамиано обожал ту его сторону, и вопреки здравому смыслу Виктория почувствовала, как внутри нее сейчас тоже зажегся какой-то маленький огонек.       — Боюсь, что, если я перейду сразу к делу — мне не поздоровится, — улыбнулся Итан, но отстраняться не спешил.       — Сначала скажи, потом решим.       — То, что ты сказала. Ты действительно так думаешь?       — Про то что мир любит только молодых и красивых? — фыркнула Виктория, — Да… Это как бы прописные истины.       — Я не совсем про это… я про вечность вообще.       — Я тебя не понимаю.       Итан поджал губы, будто крайне старательно подбирал слова, но не находил их.       — Я пытаюсь сказать, что у бесконечного завтра рано или поздно образуется бесконечное вчера. И вопрос в том, как сильно сегодня.       — Все еще не догоняю. Сентенции будешь выдавать Дамиано, он с этого течет как сучка.       Ее острота пролетела мимо, ничего не задев. Подколки такого рода давно перестали работать. Да и не могли они работать — эта сладкая парочка не вывесила на всеобщее обозрение свое домашнее порно исключительно потому, что им строго-настрого запретили это делать. Итан сделал еще один шаг ближе — хотя казалось куда? — и Викторию обдало жаром его тела, горьким запахом табака. Она почувствовала, как ладони стали влажными от пота и сморщилась. Сердце колотилось без видимой причины. Они вчетвером давно имели одно личное пространство на всех, как сиамские близнецы, так что не было ничего такого в том, что Итан приобнял ее и теперь легко поглаживал по волосам, запуская в них пальцы. Но все внутренности кричали — что-то не так!       — Я хотел бы спросить у тебя: насколько хорошо ты можешь чувствовать момент и не тащить за собой весь багаж.       Виктория недоуменно моргнула, когда Итан потянул ее за подбородок, заставляя посмотреть себе в глаза. Она медленно отсчитала до трех — банальное правило, если смотреть меньше, то люди думают, что ты что-то скрываешь, если дольше — непременно заставишь человека чувствовать себя неловко. Итан вынудил ее смотреть куда дольше, в его темных глазах плескалось что-то алое и пугающее, но зажмуриться не получалось. Его губы стремительно приближались.       Виктория сглотнула… Этого нехилого действия хватило чтобы вырваться из-под каких-то паранормальных чар и оценить текущее положение вещей. Итан к ней клеился! И ладно бы просто флиртовал: этот гаденыш запер их вместе, настолько уверенный в том, что ему не откажут. А группа, а Дамиано, черт раздери? Не думая ни о чем другом, Виктория со всей дури зарядила Итану коленкой в пах и, не оглядываясь назад, рванула к двери. Поворот замка, хлопок, бежать.       Не успела она миновать и пару поворотов — угодила в капкан других объятий, на полном ходу врезавшись в грудь Томаса. Тот пошатнулся, но на автомате сомкнул вокруг нее руки. Контраст, что обычно игнорировался, был разительным — она в своих кедах оказалась почти на голову ниже его. Виктория, замершая и еще все не способная вдохнуть полной грудью, никак не могла понять нравится ли ей чувствовать себя такой маленькой. Но Томас ткнулся носом ей в макушку, и все стало почти нормально.       — Итан пошел тебя искать… а я пошел искать Итана, — донеслось откуда-то сверху, как с высоты небоскрёба.       — В слешере мы бы все сдохли до первой рекламы, — попыталась отшутиться Виктория.       — На счастье это реальная жизнь. Ты чего такая взъерошенная?       — Я? — она проглотила желание пожаловаться лучшему другу на их барабанщика. Вместо это она обхватила Томаса за талию в ответ и потянула воздух носом. С каждым новым вдохом спокойствие проникало ей в легкие — пахло мандаринами и кока-колой. Это было необходимо. Она нуждалась в этом всем сейчас, — Я злая и жрать хочу.       — Мы же только из отеля! — вполне справедливо заметил Тони, но Виктории было плевать — ей сейчас хотелось чего-нибудь, что заставит ее перестать желать вымыть себе рот с мылом. В голове один за другим разворачивались многочисленные худшие сценарии, которые наверняка не имели никакого отношения к их Итану.       — Ничего не знаю, хочу толстый бургер с жирненькой свиной котлетой и халапеньо. Пойдем найдем место.       Бургеров, они, ясное дело, не нашли, зато получили по ушам от Марты за то, что покинули клуб в самоволку, не поставив в известность никого из старших. Как будто что-то могло случиться из-за прогулки длиной в два или три квартала. Так и хотелось ей сказать, что старшие они здесь тут и без них — четверых подростков, не окончивших школу — у всех этих полутора десятков людей работы бы не было. Но приступ звёздной болезни зачах на корню, когда она увидела растревоженое лицо их менеджера. Та действительно переживала, а не пыталась их контролировать.       Виктория замотала головой и скосилась на рубящегося в тетрис Дамиано… По-хорошему, надо было бы рассказать ему что его бойфренд вытворил в Милане. Но сначала она загналась, что показалось. Буквально за пару минут до этого кошмара эти двое миловались так, что хотелось собственноручно схватить их за шкирки и отправить в подсобку, чтобы перестали бесить тех, кому судьба не даровала вторую часть комплекта, а потом до нее дошло, что Дамиано знает. Не про то, что Итан пытался залезть к ней в трусы, а про то, что он самая что ни на есть блядь.       Да и сам Дамиано не отставал от своего любовничка — она видела их динамику слишком хорошо. Взять хотя бы поход в ночной клуб после миланского концерта, куда они всей группой рванули чтоб умотаться вдрызг и вырубиться. Не прошло и получаса, как эти двое на пару стали окучивать какую-то девицу с волосами цвета сваренных в каркаде яиц. Та смущенно хихикала, прикрывая рот ладонью, поворачиваясь лицом, то к распушившемуся и распустившему гриву Итану, то к Дамиано, влезшему в мартинсы на здоровенной платформе и заполнявшему своим смехом растревоженной чайки все пространство вокруг. Смотреть на то, как те нашептывают жертве что-то и складывают свои лапищи той на коленки, после событий утра было тошно, поэтому Виктория утащила Томаса танцевать под ремикс Despacito, а когда вернулась проверить что у них и как — тех троих уже ветром сдуло. Только в общем чате было сообщение, что они свалили.       Ежу было понятно куда и зачем. Томас по возвращению в отель заснул. стоило его голове соприкоснуться с подушкой, а вот Виктория так и не смогла этого сделать, поэтому прекрасно была в курсе, что Итан и Дамиано добрались до своего номера лишь в половине четвёртого утра — она слышала и как проплыли по коридору их сдавленные голоса и как с треском хлопнула соседняя дверь. Шумела вода в душе… и ладно бы они после этого успокоились, нет, из-за стены стали доноситься вполне узнаваемые ритмичные звуки, стоны, а потом опять гудение труб.       Поутру, как какая-то нечисть, оба были полны энергией, будто спали сном младенца. «Как сильно сегодня?» — Виктория отложила от себя карандаш для губ. Она точно где-то слышала эту фразу раньше, вспомнить бы.