Красная тинктура

      С возвращением Итана в строй после аппендицита для Виктории все превратилось в бесконечный танец с повторяющимся рефреном. Настоящий танец жизни, только вот это был не вальс, как говорил Дамиано про старика, подавшего ему случайно идею, и не сальса, что сгинула в черновиках и так и осталась недописанной, а не то безумная тарантелла, не то ирландский степ.       Выйти на поклон после концерта. Разнять лезущих друг на друг друга прямо в гримерке стрижей. Доехать до отеля. Упасть мордой в подушку. Постараться уснуть до того, как за стеной станут доноситься стоны. Проснуться в пять утра под рев будильника, встать, упаковать чемодан, выехать в следующий город. Разнять целующихся по самые гланды Итана с Дамиано, пнуть их снимать что-нибудь для социальных сетей. Отлепить от себя опять уснувшего, использовав ее грудь в качестве подушки, Томаса, пнуть его тоже запилить сторис. Дать интервью. Пнуть Лео, чтобы не забыл зарядить камеру. Запилить сторис самой. Благословить стрижей на поход в очередной кабак, где играют блюз. Прикрыть их задницы перед Мартой. Схватить под мышку Томаса и уже с ним наведаться в клуб, чтобы не тронуться головой. Запилить сторис. Оттереть от Томаса очередную активно виснущую на нем девицу, которой почему-то интересны гитары. Спросить у бога, как она, собирая в группу трех парней, могла умудриться влипнуть в трех пидорасов. Шесть шотов водки, чтобы почувствовать себя наконец трезвой. Вот того парня.       Проснуться у себя в отеле в восемь утра с чугунной головой. Выслушать Томаса, тоже словившего шикарную очаровашку в желтой толстовке. Завтрак. Поиск стрижей, не ночевавших в отеле, по всем окрестностям. Саундчек. Разнять активно лижущихся прямо над тарелкой с пастой. Обещать выебать их без смазки, если они не прекратят закапывать группу своим неукротимым либидо. В очередной раз отказаться от групповушки. Весь концерт в непосредственной близости наблюдать как Дамиано ведет себя будто мартовский кот в гоне, вытирая всем собой пол, трахая мониторы, опорные конструкции и микрофонную стойку и выдавая такие ноты и рулады, что девчонки в зале запросто могли забеременеть, лишь надышавшись воздухом. Наблюдать как Итан исключительно на силе воли не встает, не прыгает через бас-бочку и не хватает его чтобы остановить это безобразие или, что вернее, удерживает себя от того, чтобы к этому безобразию не присоединиться. Едва не лажануться в своей партии. Лажануться в своей партии. Закончить концерт.       Выйти на поклон после концерта. Вклиниться между Итаном и Дамиано, чтобы они не поцеловались прямо перед толпой. Не успеть разнять их в коридоре и быть вынужденной сквозь тонкую перегородку гримерной слушать, как они занимаются сексом прямо в душе. Наблюдать как Томас шарит по сети, стыдливо прикрывая ладонью экран, потому что ему очень надо пересмотреть все видео с Томми Эммануэлем и разобраться во что бы то не стало как именно тот гнет гриф гитары для создания вибрато. Рухнуть прямо на пол, потому что спина отваливается от тяжести баса. Получить нагоняй от Лео за лежание в проходе. Отползти куда-нибудь. Доехать до отеля.       Постараться уснуть до того, как за стенкой начнутся стоны. Не преуспеть в этом. Половину ночи слушать как Дамиано поет оды Итану и его члену и как скрипит кровать. Все же провалиться в сон. В половину четвертого услышать шаги в номере, перепугаться. Швырнуть в черную тень ботинком. По визгу понять, что пришелец — Дамиано. Выяснить, что тот пришел в поисках акустической гитары. Встать, вытащить чехол из-под кровати спящего Томаса. Отдать инструмент Дамиано, как-то уже индифферентно отметить, что тот припёрся босиком и в одних трусах, и эти самые трусы ещё вечером были на Итане. Попытаться доспать остаток ночи. На завтраке ужаснуться, что явно бесившиеся всю ночь любовнички имеют такой цветущий вид, будто пьют кровь девственниц. Упаковать чемодан. В два дня выдвинуться в следующий город.       Отвоевать место рядом с Дамиано для себя. Отрубиться ещё до того, как машина вырулит на шоссе. Проснуться от того, что эти бляди поснимали обувь и флиртуют ногами. Разбудить Томаса. Выяснить, что он уже запилил сторис с нею спящей на плече у их вокалиста. Признаться в любви Томасу. Извиниться ещё раз перед Дамиано за шишку на лбу. Поддаться на уговоры и на технической остановке поменяться с Итаном местами. Через пару минут пожалеть о своем решении. Проклясть обнимающихся идиотов и пообещать им все кары мира. В тайне умилиться ими же. Доехать до отеля. Завалиться спать. Отыграть еще один концерт.       Отметить Рождество, отметить Новый год, справить двадцатилетие Дамиано, упаковаться в частный джет, слетать на вечеринку к какому-то арабскому шейху в качестве живых обезьянок, подписав перед этим кучу бумаг о неразглашении. Чуть не помереть там со скуки, случайно навести шухер, рухнув со стеклянного пола в бассейн, в качестве моральной компенсации за подмоченную репутацию украсть с фуршета неприличное количество крабовых профитролей, увезти их домой в Италию вместе с блюдом в чехле гитары. Признаться в любви к Томасу и его ситуационной клептомании, вызванной тем, что единственная интересная их гитаристу вещь в мире — это музыка.       Отпраздновать день рождения Томаса. Отыграть концерт. Отыграть концерт. Отыграть концерт. Отпраздновать свой день рождения. Отыграть фестивальный слот. Отыграть еще один. Успокаивать Марту, желающую задушить Дамиано за километровую полностью импровизированную речь о правах секс-меньшинств и демонстративный засос с Итаном через барабаны на глазах огромной толпы после того, как какой-то престарелый репер за кулисами назвал их группу педерастами. Позволить Дамиано проделать это с собой и с Томасом на следующих выступлениях, чтобы смазать прецендент. Отыграть концерт. Отыграть концерт. Отпраздновать день рождения Итана.       В калейдоскопе городов даже Лондон — столица европейской музыки — воспринимался как ещё одна остановка по дороге. В самом начале тура Виктория думала, что ее, когда они доберутся сюда, от счастья хватит сердечный приступ, но вот они были здесь и ничего. Живы. Здоровы. Отыграли второй из двух концертов. Устали, правда, как поисковые псы волонтеров-спасателей после километров так двадцати лесного маршрута по бурелому и топи. Даже Дамиано не лез к Итану, пара мацаний за задницы в их любовных игрищах вообще не считалась за что-то стоящее внимания.        — Сядь, ну, Итан. Сядь на диван! — продолжал канючить тот хриплым голосом, перекрыть который не мог даже равномерный гул фена, — Это займет полминуты. Мы с тобой бодаемся дольше.       — Тогда вообще какой смысл продолжать?       — Итан… — не отступал Дамиано с настойчивостью ребенка, требующего новую машинку в магазине игрушек, — пожалуйста.       — Ты можешь мне нормально объяснить зачем тебе понадобится я, сидящий на диване?       — Мне надо проверить одну теорию.       — Ладно… — поджимая губы, Итан, не досушив прядь, отложил от себя фен и расчёску, чтобы усесться, где просили. Дамиано придирчиво осмотрел его позу.       — Чуть ниже по сидению. И не двигайся.       Дождавшись, пока Итан послушно пристроится как требовалось, Дамиано сбросил свои незашнурованные ботинки и влез на сидение с ногами, потоптался по нему, как кот, а потом с громким кряканьем сделал совершенно неустойчивую стойку на руках.       — Что ты? — Итан попытался напугано дернуться, но Дамиано лишь закинул свои пятки на стену, и с трудом переставляя руки сделал так, что лицо его оказалось напротив лица Итана. Балансировал он теперь, опираясь на его бедра.       — А теперь целуй.       Итан закатил глаза, но потянулся за поцелуем, который, впрочем, оказался не длиннее короткого чмока. Стоило губам соприкоснуться — и вся Пизанская башня конструкции сначала опасно накренилась, а потом, перевернувшись через голову, Дамиано рухнул спиной на пол.       — Дамиано? Дамиано?       — Жив… — он гордо поднял большой палец, — Цел. Орел.       — Ощипанный кур ты, а не орел! — со своего места у зеркала, где она смывала плотный и липкий почти грим, припечатала Виктория, наблюдая как Итан буквально ощупывает всего Дамиано на наличие повреждений, — Какого хера тебе понадобилось вверх тормашками целоваться?       — Ты будешь ржать!       — Я уже… ржу, как лошадь Пржевальского, три дня и три ночи, — она повелительно взмахнула рукой, — Валяй!       — На Youtube попалась подборка что-то типа: «Десять самых романтичных поцелуев в кино» или как-то так.       — И тебя накрыло осознанием, что ты новый Человек-паук, — из своего угла закончил за него предложение Томас, — Что?       Виктория прожгла Томаса осуждающем взглядом.       — Винни, не смотри на меня так, все эти фильмы видели.       — Я не видела.       — Ты не видела Человека-Паука? — спросил Дамиано.       — Там играет Эмма Стоун, я не смотрю ее работы.       — Ууу, — протянул Томас. Это его «Ууу!» обычно не означало ничего хорошего, но на счастье в дверь кто-то постучал. Ни Лео, ни Марта, такими пустыми формальностями себя не утруждали.       — Войдите! — проорала Виктория, в тайне радуясь, что их разговор оборвали. Смотреть фильмы с Томасом под боком становилось все невыносимее. Особенно, когда он забирался в кровать, подпихивал подушку к изголовью и садился за спиной, чтобы оплести своими длиннющими конечностями, словно осьминог. Виктория буквально мучилась, когда Томас нашептывал ей спойлеры очередного боевика, пока она пыталась разглядеть хоть что-то в маленьком экране телефона. Иногда даже целовал в макушку, в висок, в щеку, в ухо. Бесило. Она не железная! У нее потребности… А тут такое! И пальцы еще эти! Музыкальные и тренированные. Вот уж Томас точно не заноет, что рука устала на подступах к оргазму.       Дверь медленно приоткрылась и в гримерную вплыл один из охранников клуба с огромной охапкой темно-фиолетовых, почти черных цветов, завернутых в крафтовую бумагу.       — Так… Просили вручить барабанщику.       — Тогда это мне, — совершенно не смущаясь, ответил Итан, — А откуда?       — Фанаты просили передать, внутрь то им нельзя.       — Можете им передать, если еще стоят, что я досушу волосы и выйду?       Охранник пробубнил что-то, что он не нанимался быть почтальоном, но вроде как кивнул прежде чем вновь скрылся в коридорах.       Виктория по-тихому махнула Томасу: «Не лезь — рванет!». Дамиано — их главная дива, стремительно ловящая звездную болезнь — от вида букета стал в один миг мрачнее грозовой тучи.       — Тут записка, — пробубнил он, тыча пальцем в закрепленное письмо.       — Спасибо, — с трудом перехватив охапку поудобней одной рукой, Итан подцепил сургуч ногтем и вскрыл печать, бегло пробежал глазами по строчкам, завис на какое-то мгновение, а потом закусив кулак и отшвырнув от себя цветы, будто те были ядовитыми, рванул наружу. Дамиано тут же устремился за ним следом.       — Итан! — донеслось эхом уже где-то очень далеко.       — Пиздец на ножках, — пробормотала себе под нос Виктория.       Томас смущенно кивнул, осторожно поднял брошенный букет с пола и принялся озираться по сторонам в поисках вазы. Вазы, подходящей такой неприличной охапке цветов, ясное дело, не водилось. В гримерке вообще ничего толком не водилось: только рейлинг для одежды, парочка продавленных диванов из Икеи и треснувшее с одного угла зеркало, так что пришлось выудить шуршащий пакет из помойного ведра и налить в то воду.       Виктория, уверившись в чистоте своего лица, улеглась на диван, свесила руку него и тронула один из цветков, оказавшихся у нее практически в изголовье, пальцем без особого желания их все пересчитывать. Каллы, теперь стоящие на полу, должно быть, влетели фанатке в основательную сумму. Сколько их тут было? На вскидку выглядело как полсотни.       — Томассито, медовый мой кроль, а дай-ка, пока стоишь, мне ту записку, что заставила нашего мистера скалу сорваться с места, подобно молодому жеребенку.       — Не думаю, что читать чужое — это хорошая затея.       — И? — Виктория протянула руку, все равно прося подать ей конверт из неотбеленной бумаги. Внутри на карточке плотно надушенной какими-то старомодными духами было напечатано лишь одно единственное предложение: «Забирай назад свое одиночество». Ничего более. Ни инициалов, ни каких-либо опознавательных знаков. Только... Виктория потрясла конверт и на ладонь ей выпало сильно ношеное на вид кольцо с поцарапанным гранатом и двумя мелкими жемчужинами.       — Какая-то ебанина, — вердикт вынес Томас еще до того, как его подруга собралась сказать то же самое, — Спрашивать будем?       Виктория отрицательно замотала головой.       — Не уверена, что хочу знать. Нет, я хочу знать…но думаю, нам обоим не понравится. Нырять в Итана как нырять в смоляную яму, сдохнешь нахрен, увязнув, если не сваришься живьем. До сих пор не понимаю, что в нем Дамиано видит. Между нами двумя, Итан же жестокий своевольный деспот.       — А Дамиано вечно головой в облаках. Как говорится, союз, сотворенный на небесах.       Телефон пиликнул… Виктория смахнула уведомление Whatsapp.       — Дива пишет, что у Итана истерика и он упаковал его в такси. Просит все вещи прихватить.       — Один с голым торсом и мокрыми волосами. Другой босиком. На улице плюс семь. Ставлю пятерку, что хоть один завтра будет с температурой и соплями до пупа.       Виктория протянула Томасу ладонь.       — Удваиваю и говорю, что простынут оба.       — Благо, что последний концерт. Два дня на то, чтобы посмотреть Лондон и домой. Хочу мамину пасту с тунцом и канноли из той забегаловки для туристов на Виа Дель Корсо.       Разбив их спор второй рукой, Томас плюхнулся на диван с самого краю и потянулся, Виктория фыркнула, едва борясь с искушением ткнуть его под ребра.       — Вечно тебе только пожрать и поспать!       — А еще мне нужны медиаторы, все свои опять куда-то подевал.       — Простите, синьор Раджи, великодушно: пожрать, поспать, побренчать! — давясь смехом, исправилась Виктория, отгоняя от себя мысль, что кольцо-то выглядело даже не как помолвочное, но как обручальное.