𝒞𝑜𝓇𝒹𝑒𝓁𝒾𝒶 𝐵𝓁𝒶𝒸𝓀𝓌𝑒𝓁𝓁. 17.11.1925
— Я не вижу необходимости менять имя в документах, — пояснил Дамблдор, — так как не встречал каких-либо упоминаний о вашей семье. Оставим все как есть. К тому же, не придется привыкать, что к вам обращаются по-другому. Если вы вдруг не откликнетесь на свое имя, это будет подозрительно. Ее легенда оказалась проста как пять пальцев. Как и любая искусная ложь, она была настолько тесно переплетена с правдой, что стало трудно отличить одно от другого. Эта Корделия, смотревшая на нее с фотографии, до недавних пор ни разу не видела Хогвартс. Она провела большую часть жизни, наблюдая магию на расстоянии вытянутой руки, но ее имени не было ни в реестрах, ни в любых других документах потому, что ее семья не видела в этом смысла. Ее звали Корделия Блэквелл, и она была сквибом. С родителями, которые жили в уединении на юго-западе Англии и сторонились волшебного сообщества уже много лет, она была обречена жить на периферии двух миров, не являясь частью ни одного. Она ходила в самую обыкновенную сельскую школу, но всегда знала о величайшей тайне чудесного превращения, которая была доступна ее отцу и матери, но обошла ее саму стороной. О волшебстве. Несколько недель назад родители Корделии погибли от руки волшебника. Дамблдор особенно настоял, чтобы она запомнила его имя: Геллерт Гриндевальд. Корделия спросила: — Разве можно приписывать чужие преступления тому, кто их не совершал? Дамблдор странно улыбнулся и ответил: — Тому, чьи преступления так многочисленны, что им давно потерян счет, не будет дела до еще одного. После их смерти, не имея более ни близких родственников, ни средств к существованию, Корделия отправила письмо Диппету, который давно знал ее отца. Остальное было известно. Дамблдор заставил ее несколько раз повторить эту историю от начала до конца, и Корделия сделала, как он просил. Когда он остался доволен легендой, Корделия сказала: — У меня есть вопрос, сэр. — Разумеется. — Почему вы решили помочь мне? Она потрогала пальцем свое изображение в книжечке: неживая Корделия на секунду неодобрительно сдвинула брови и вновь застыла уже навсегда. Волшебство закончилось — теперь это были самые обыкновенные магловские документы. Но даже это минутное доказательство их нерукотворного происхождения для Корделии было удивительно. У Блэквеллов имелись свои портреты, однако они никогда не двигались так живо. Ее отец хмурился, грудь матери мягко вздымалась, улыбка Персиваля была вызывающей и непокорной, а взгляд Франциска — пытливым и слегка исподлобья. Корделия никогда не оживала на портретах, которые писали для них художники. — Потому что не было причин вам не помочь. Ответ оказался прост и вместе с тем звучал почти загадочно. Корделия всмотрелась Дамблдору в лицо и — снова — заметила этот не поддающийся пониманию блеск в его проницательных глазах. Было похоже на то, как если бы он силился разыскать в ней призрак кого-то неуловимого, но, несмотря на все, — не находил. Кого бы Дамблдор ни искал, Корделия не была этим человеком, и они оба это понимали. Тем сильнее в ней крепли вопросы. — Предположим, мисс, — сказал он, — вы однажды просыпаетесь среди ночи и в двери вашего дома стучится путник, попавший в беду. Разве вы указали бы ему на дверь? Корделия неловко отвела взгляд. — Не думаю, сэр, что решение зависело бы от меня. — Понимаю. И все же, давайте представим, что это так. Вы отказали бы такому человеку в помощи? — Нет. Но сперва я бы убедилась, что он не опасен. Дамблдор лукаво улыбнулся. — Как видите, мисс, мы с вами мыслим одинаково. Возможно, на данный момент вы принадлежите к числу самых необычных жителей Хогвартса, но уж точно не к числу самых странных или, Мерлина ради, опасных. Корделия вновь ощутила укол совести. Сейчас был как никогда подходящий момент, чтобы рассказать Дамблдору обо всем. — Вы говорили, что искали меня, — сказала она прежде, чем успела поддаться этому желанию. Он кивнул. — Верно. По правде говоря, профессор Слагхорн просил передать вам это. Дамблдор поставил на стол простого вида бутылочку. Она была небольшой, едва ли с две фаланги пальца в высоту. Корделия взяла ее в руки: внутри виднелась полупрозрачная жидкость, заполнившая бутылочку на три четверти. — Что это? Дамблдор сложил руки на столе. — Это, мисс, одно из обещаний, которое мы вам дали. Зелье — поняла Корделия. Неужели?.. — Почему профессор не отдал его сам? Дамблдору как будто стало неловко, и она с изумлением наблюдала, как он прочистил горло и сказал: — Профессора Слагхорна мучает ужасная мигрень. Пробка вышла из горлышка легко и с глухим звуком. Корделия перевела дух. Она почти не почувствовала вкус зелья, только его запах, похожий на сушеную гвоздику, и странную, слегка вязкую текстуру. Зелье было прохладным, и, осушив флакон, Корделия мгновенно приложила ладони к лицу. Прошла секунда — кожа под ее руками начала бугриться, как вода, кипящая в кастрюле. Корделия почувствовала короткую судорогу, прошившую все ее тело, еще одну, и морщины под ее ладонями стали медленно разглаживаться, как по волшебству. Это и было волшебство, способное вернуть обратно ее молодость. Она взглянула на свои руки — медленно они утрачивали дряхлость и превращались в знакомые руки, которые она видела сотни, тысячи раз до этого. Корделия с ликованием посмотрела на Дамблдора. — Работает, — сказала она полушепотом. А ее кожа все продолжала меняться, и когда Корделии показалось, что через несколько минут к ней вернется то, по чему она так скучала, метаморфозы неожиданно прекратились. Стремительно, во много раз быстрее чем до этого, все изменения обращались в ничто — и через несколько минут Корделия вновь сидела перед Дамблдором, такая же, как и час назад. Как будто не пила никакое зелье вовсе. — Не падайте духом, — сказал Дамблдор. — Это зелье экспериментальное, но, похоже, профессор Слагхорн на правильном пути. Чего-то однако недостает. Корделия вздохнула. — Я пойду, — сказала она. — Спасибо за помощь с документами. — Не отчаивайтесь, мисс. Если бы только это было так просто. Зелье и вправду было наполовину успешным. Иначе оно не сработало бы даже на самую крошечную каплю. Корделия ухватилась за это, как за спасательную соломинку. День спустя она получила письмо от профессора Слагхорна. Именно так: в окно ее спальни клювом постучалась сова. Корделию это не удивило: концепция птичьей почты была ей знакома, и все же она нашла странным другое. Живя в том же замке, профессор Слагхорн мог бы подойти к ней в библиотеке, но выбрал этот странный способ общения только для того, чтобы с ней не встречаться. Возможно, думала Корделия, он сделал это из соображений приличия, но, судя по тому, что она успела понять, люди этой эпохи были гораздо свободее в манерах и поведении, чем ее семья могла себе когда-либо вообразить. Выходит, он поступил так намеренно. Конечно, это могло быть и простым предположением. Письмо было очень вежливым и содержало короткое приглашение посетить подземелья, а также просьбу захватить один из ингредиентов у лесничего. Так Корделия оказалась в хижине Огга. Внутри было достаточно уютно. Немного беспорядочно, да, но по-простому приятно. Пока Огг искал нужные ей янтарные камни, Корделия вытянула ноги на одной из скамеек. — Как твои дела? — спросил Огг. Он стоял к ней спиной и по одной доставал самые разные вещи из сундука. Всю долгую неделю с того самого момента, как Совет объявил свое решение, Огг непрерывно приносил ей разные чаи и угощения. Он просто оставлял их и, кратко объяснив, что это и для чего, уходил. В этом была стоическая бесхитростность, и пусть он не называл ее «мисс» или «леди», Корделия знала, что он делал это без дурного умысла. — Трудно сказать, сэр. Я все еще привыкаю к нынешнему положению. — Не надо «сэров», просто «Огг» будет достаточно. Не могу тебя винить. Он вытащил из сундука мешочек размером с кулак и высыпал оттуда на стол россыпь янтарных кусочков. — Ты хорошо держишься для кого-то, чья жизнь встала с ног на голову. Слышать это было ободряюще, но немного неуместно. Разве могла Корделия не держаться? Разве были у нее какие-то иные варианты? Словно отвечая на ее вопросы, Огг обвел рукой свою хижину, мягкое кресло, подвешенные к потолку инструменты. — Это все — моя жизнь, все, что я знаю. Я бы сошел с ума в секунду, лишись этого. — Не знаю, правильно ли думать, что в сохранении моего здравого ума есть моя заслуга, сэр, — Корделия осеклась под его осуждающим взглядом и поправилась: — Огг. Я здесь только благодаря тому, что люди, попавшиеся мне, оказались добры. Совет Профессоров позволил мне остаться в Хогвартсе, профессор Дамблдор и директор предложили мне работу. И, если повезет, скоро мне вернут молодость. Огг хмыкнул. — Может быть. Но ты все равно должна отдать себе должное за то, что не вздернулась на первом же суку. Корделия ахнула. — Вот видишь. Она провела в молчании около нескольких минут и потом сказала: — Франциск — мой брат — говорил, что иногда в минуты душевной боли человеку кажется, будто это — все, что он способен вынести на данный момент, что больше уже невозможно; еще немного этой страшной тоски — и его сердце разорвется. А потом оказывается, что он может вынести еще немного. И потом еще чуть-чуть, и далеко не всегда это происходит потому, что таково его желание или он неожиданно находит в себе силы. Просто так складываются обстоятельства. Когда профессор Дамблдор сказал, что я не смогу вернуться обратно, мне казалось, что это все. Что вот оно: сейчас мое сердце разорвется, и наступит предел боли. А потом я смогла еще чуть-чуть, потому что так просто вышло. Огг вытащил из шкафа у камина две жестяные кружки и тарелку с печеньем прямоугольной формы. Оно было слегка затвердевшим, но сладким на вкус, а запах чая успокаивал. Корделия в тишине макала печенье в чай и смотрела в окно. В паре десятков метров от хижины начиналась кромка Запретного Леса. Чуть дальше и в противоположной стороне виднелись стены школьных теплиц. — Как часто студенты остаются в школе на каникулы? — спросила Корделия. — Редко. В основном это те, кому некуда ехать. Иногда кто-то возвращается немного раньше. Со стороны теплиц к хижине шли трое. — Похоже, у меня гости. Подвинься дальше от окна: тебе пока нельзя попадаться им на глаза. Огг встал и вышел из хижины. Он и его гости разговаривали недолго. Через приоткрытое окно до Корделии долетали обрывки беседы, которые сложились спустя время в общую картину: причиной внезапного появления всех троих в хижине лесничего была отработка за сорванный урок. Их имена могли бы показаться Корделии странными, если бы не ее собственное семейное дерево, в котором были предки с именами постраннее. Хагрид, Миртл, и — совершенно неожиданное в своей простоте — Том. Хагрид был поистине массивен, выше Корделии на две с половиной головы. У него было доброе, взволнованное лицо, и со своим около трехметровым ростом он выглядел искренне виноватым. Миртл казалась на пару лет младше. Высокая и немного худощавая, с темными густыми волосами, собранными в два хвостика; cлегка нервная на вид, она словно очень хотела что-то высказать, но вместо этого лишь нетерпеливо постукивала ногой. Третий был очень красив — и это было первое, что Корделия заметила. Она смутилась, ведь ее это совсем не красило: матушка всегда говорила, что недостойно и скверно поражаться исключительно красоте чьего-либо лица, даже не узнав, какого сорта человек перед тобой. Красивые люди были Корделии не в новинку: Алонсо был прекрасен и обладал тем типом красоты, которая делала его по-херувимски трогательным. Этот юноша, однако, казался далеким от его невинной притягательности. Родители Корделии не верили ни в каких богов, потому что бог у них был всегда один: Магия, — но Франциск хранил в своих покоях магловские религиозные тексты и книги с иллюстрациями крылатых существ и небожителей. Корделия смотрела на юношу через щель в окне, пока он спокойно что-то говорил, и он болезненно напоминал ей изображения из этих самых книг. Спустя время Огг вернулся, а трое ушли. — Кто это был? — спросила Корделия. Огг быстро взглянул на нее из уголка глаз и хмыкнул. — Том Риддл. Хагрид, Миртл Уоррен. Студенты. Корделия покраснела, не упустив того, в какой последовательности он ответил на ее вопрос. Больше Огг ничего не сказал, и Корделия поняла, что пришло время уходить. — Я пойду, — сказала она, и сунула в карман платья мешочек с янтарными камнями. — Спасибо за чай, и за ингредиенты. Огг кивнул и на прощанье отдал ей еще один мешочек. Внутри оказался чай, и между сушеными листьями Корделия разглядела мелкие цветки ромашки. — Держи хвост трубой и нос по ветру. Что бы это ни значило — она была благодарна.Chapter V
22 июня 2022 г. в 12:03
— Вот как, — сказал Дамблдор следующим утром, когда она стояла в его кабинете. — Это, несомненно, неудобство.
Корделия могла бы пойти со своей просьбой к Диппету, и уже на подходе к кабинету Трансфигурации решила, что так и нужно поступить. Было неразумно избегать его только потому, что он принес дурные вести. Однако прежде, чем она развернулась и покинула длинный коридор, чтобы отправиться в совершенно ином направлении, одна из дверей отворилась, и Корделия увидела профессора Дамблдора. В этот раз на нем была мантия цвета глубокой фуксии, и по ее рукавам рассыпались десятки и сотни мерцающих звезд.
— О! — сказал он. — Леди Корделия. Вас-то я и ищу.
Оказалось, что дело друг к другу у них было обоюдное.
После того как она изложила ему свои опасения по поводу полного отсутствия у нее какого-либо прошлого в этом времени или, на худой конец, легенды, которой можно себя оградить, Дамблдор задумался.
— Откровенно говоря, леди Корделия, мы не думали, что необходимость в ложной предыстории появится у вас так скоро, — он помолчал. — Вы ничего не хотите мне рассказать?
Корделия опустила взгляд на свои руки.
— Нет, сэр.
— Что ж. Пусть так.
Намеренно скрыв тот факт, что ее присутствие уже не единожды было замечено одним и тем же студентом, Корделия знала, что поступает не совсем по совести. Все в этой беседе располагало к тому, чтобы открыться, и она понимала, что мудрее было бы так и сделать. В конце концов намного больше шансов получить содействие и помощь, если все стороны в курсе деталей того, что происходит. Но Корделия не сделала этого по той простой причине, что ей было страшно. Ей уже пообещали возвращение домой — и обманули впоследствии. И пусть она понимала причины, по которым это было сделано, доверие оказалось надломлено.
Ей пообещали крышу над головой, и это обещание было со всем великодушием исполнено, ей даже предложили работу, хотя могли указать на дверь, но все же Корделия боялась, что у этой доброты, как и у всего, был срок истечения и при определенных условиях он мог наступить. В Королевстве Англия, при дворе Генриха VIII, а также в мире, в котором выросла она, не было ничего безусловного.
— Мы не можем просто выдать вам документы, которых не существует, — сказал Дамблдор. — Ведь их подлинность легко проверить в реестре граждан магической Британии.
Корделия удивленно на него посмотрела.
— Но ведь я не владею магией.
Голубые глаза Дамблдора блеснули.
— И это дает нам некоторые вольности.
Он извлек из кармана мантии волшебную палочку и направил ее на лежащий на столе лист бумаги. Этого заклинания Корделия не знала, но на ее глазах лист превратился в небольшую книжечку.
Она протянула руку и открыла ее: с первой страницы на нее смотрело лицо. Не то, которое Корделия теперь каждое утро видела в зеркале, — ее настоящее лицо.