Айзава Шота
С каждой новой минутой у Шоты складывалось стойкое впечатление, что ты преследуешь его. Или, может, это он преследует тебя?.. Как бы то ни было, сейчас вы снова оказались практически лицом к лицу и даже будто бы на одной стороне медали... На этот раз ты была не в рваные, не в изношенных тряпках, а в вполне себе шикарном, длинном вечернем платье с вырезом по ноге и на спине. Твоё тело впервые открылось для Шоты под таким ракурсом. Оно показалось ему изящным и грациозным. И, заметь он тебя такую раньше, ни за что бы не поверил, что эти тонкие хрупкие косточки, способны так орудовать катанами. Ты замечаешь его не сразу, общаясь с кем-то в пиджаках, и Айзава успевает подойти ближе. Ты говоришь что-то умное, по-светски, но, видя его, запинаешься, быстро сворачиваешь разговор и ускоряешься в сторону женского туалета. Шота идёт за тобой. Ему абсолютно плевать, что подумают другие, как это выглядит со стороны, и что кричит вслед давний, но малознакомый друг, на чьём знатном ужине вы и встретились. Он хочет узнать тебя ближе настолько, насколько это только возможно. Хотя бы имя. Хотя бы причину: хоть одну причину, почему всё происходит так. — Что ты здесь делаешь? — шипит он так, будто вы старые друзья, перехватывая тебя за локоток, недалеко от уборной. Здесь, по крайней мере, людей меньше. — Не твоё дело, — плюешь ты в ответ, дёргая руку, но мозолистые пальцы сжимаются на кости только крепче. Твой взгляд судорожно бегает по редким проходящим парочкам: они все здесь абсолютно случайные прохожие и явно ненадолго, а судя по намерениям героя, разговор у вас намечается длинный и серьезный. Тот разговор, которого ты опасалась с вашей первой встречи. Не подвести отца, вписаться в доверие, попасть на ужин, сделать дело и уйти — с какого черта в идеальной схеме появляется брешь?! — Не дёргайся или хочешь привлечь к нам лишнее внимание? — Шота говорит приглушённо, совершенно серьезно, но отпивает шаманское и ведёт себя будто бы беспечно, намеренно, чтобы не привлекать то самое лишнее внимание. Ты выдыхаешь и тоже делаешь глоток, в конце концов для дальнейших событий лёгкий дурман тебе необходим. — Я повторяю, что ты здесь делаешь? — строго продолжает Шота, но внезапно усмехается. — Почему в этот раз не под елью? Почему именно здесь? Эти две вещи как-то связаны? Долго будешь молчать? Впрочем, вечер только начался, и времени у нас ещё много. В участке его дадут ещё больше, так что да, не торопись. Сквозь стиснутые зубы ты пропускаешь воздух малыми порциями. Свободная рука уже тянется вниз, под подол, чтобы вынуть из кобуры на ноге дежурный ОПП и приступить к самообороне, как мечущийся взгляд натыкается на знакомое лицо: это враг отца и он тоже тут. Если он увидит тебя — это конец и тебе, и твоей операции, и отцу. Вот же чёрт. Ты бегаешь взглядом. В мозгу что-то кипит и шипит, возможно протираются детали друг от друга, в процессе бешеной прокрутки всех возможных вариантов. И вот зрачки расширяются на Шоте. Кажется, он продолжает что-то говорить, но твои уши заложило пыхтением внутреннего механизма, и ты его давно не слышишь. Щеки краснеют, дыхание сбивается, но ты действуешь настолько быстро, что не успеваешь этого заметить. Зрачки Айзавы сужаются на твоём лице, в одну секунду оказавшимся так близко, а бокал падает из ладони. Это происходит медленно, будто пластинка испачкана в мёде и граммофонная игла не может, так же быстро и резво, как всегда, проскользить по рельефной поверхности. Ты втыкаешь ногти в его плечи, при этом думая, что со стороны выглядишь максимально расслабленно. Айзава недоуменно мычит тебе в губы, таращась на вспорхнувшие ресницы. Глазами ты указываешь ему на проблему и умоляешь помочь снова. Шота возмущен до глубины души. Если бы мог, он обязательно рассказал бы тебе сейчас, что думает обо всем произошедшем. Ты дважды использовала его и уходила — исчезала! Что ж... Наверное, пришло время третьего. Айзава краснеет — не входило это в его планы на вечер, — но жмётся к тебе губами в ответ. В какой-то момент, тревожные мысли о папином недруге сменяются совсем неуместными... Ты думаешь, что тебе не нужно об этом думать, но всё равно думаешь. У тебя не остаётся выбора, когда поцелуй переходит все границы, и, игнорируя факт давно миновавшей угрозы, Шота скользит руками по твоей талии, судорожно касаясь оголённой спины. Чувственно, без задней мысли — вообще без каких-либо мыслей — вы наслаждайтесь друг другом. Отвлекаясь только тогда, когда вашу шатающуюся конструкцию толкают плечом проходящие гости. Ты тяжело дышишь и буквально видишь, как все твои недоумения дублируются в глазах Шоты. Он так же смущен, замешан. — Нет... нет, не смей!.. — срывается Айзава, когда ты выворачиваешься из его хватки и бежишь к черному выходу. Ты материшься про себя на каблуки, но более-менее довольна тем, что в этом приличном обществе вычурных пиджаков, фортепиано и фраков никто не привык к настолько грубым и резким движениям, которыми ты разбрасывалась, и не смел оказывать сопротивление. Айзава стискивает зубы, но это мешает ему глубоко дышать. Он замечает, что в этот раз ты бежишь медленней и неосторожней, и связывает это со шпильками. Вся грациозность и изящество покидают тебя в две или три минуты. Все ощущения — такие странный, приятные, — после поцелуя покидают его, когда он теряет тебя из виду. Дышать он давно перестал или может просто перестал замечать, что дышал. Грудь вздымалась часто, резко, выпирая колесом, а красные глаза судорожно бегали по пространству в поисках тебя. — Выходи, чёрт возьми! Выходи! — срывая голос отчаянно кричит в пустоту Шота. Снова. Чёрт возьми, снова ты сделала это! И снова он не знает, что делать с этим... Тепло твоих губ всё ещё осталось каким-то послевкусием — слабым, еле ощутимым. Айзава чувствует, как оно уходит, исчезает. Будто впитывается в губы, как и ты в его память. Но где же та лакмусовая бумажка, которая проявит всё? Шота нервничает. Он почти в истерике, садится за руль и давит на газ. Эта чертова дорога, снова вечереет, снова идёт дождь. Он тормозит на обочине, спускается по обрыву и садится под еловой лапой. Ты придёшь сюда. Он верит. И на этот раз не упустит. Ночью дождь стал холодным и колючим, но оставался всё таким же мелким. Лесополосу накрыл туман. Был влажный сырой воздух. Шота промок до нитки, его костюм был испорчен, но он сидел практически неподвижно до тех пор, пока не услышал шорох. Это доносилось сверху так, будто кто-то спускается по веткам. Айзава всполошился и спрятался по другую сторону ствола. Ты снова была в своей старой одежде, и лишь серьги и браслеты напоминали о недавнем ужине и встрече. Твои тонкие брови были сведены к переносице, а глаза красными и опухшими, будто ты плакала. Но взгляд в один миг прояснился, когда к стволу дерева тебя прижали крепкие руки. Айзава покосился на мгновенно представленный к его горлу клинок — твоим рефлексам он начинал завидовать. Вы молчали, смотря друг другу в душу до тех пор, пока твои глаза не наполнились слезами, и ты не разрыдалась, выронив нож. Шота был обескуражен настолько, что даже позволил тебе прижаться к своей груди носом и вытереть о и так мокрую рубашку слезы. Ты плакала немного, возможно, просто от волнения, потом шмыгнула носом и подняла на него красные глаза. — Тебе идут рубашки, — внезапно даже для себя сказала ты. Айзава усмехнулся. — Тебе тоже идут мои рубашки. Ты покраснела. По-хорошему тебе стоило снова убежать, но ты не смогла в этот раз использовать против него даже свой травмат, а что можешь вообще использовать сейчас? После того поцелуя? Только если... ещё один поцелуй?.. Который предложит он, подняв твою голову за подбородок.Даби
Здесь было сухо, пусто и холодно. Даби чувствовал себя невероятно одиноко, наверное, как и каждый заключённый Тартара, но только в сто раз хуже. Он не знал, который день, который час. Не знал, где ты и что с тобой, и это беспокоило его больше всего. Физические раны заживали — медленно, но заживали, а моральные... Не обиделась ли ты на него? Не злишься ли? Он бы не хотел, чтобы ты злилась. Даби почти плачет, вспоминая, как надуваются и краснеют твои щеки, когда ты обижаешься на что-то. И как потом с тобой можно помириться, лишь подложив под дверь конфетку, а наутро сварив кофе. Ты была единственной, кто знал, как хорошо Даби готовит кофе. — Т-Тойя, п-пожалуйста... Ради меня... Такой отчаянный вид, такие стеклянные от ужаса, полные слёз глаза, такой сиплый голос и ощущение, будто болезненно разрываются связки при каждом произнесенном тобой слове. Он пылал изнутри не только от ненависти. Он так хотел отгородить такую хрупкую, доверчивую тебя от всей лживости жизни, а в итоге... А в итоге сам оказался на дне геройского дерьма. Сквозь эти решетки никогда не просачивался свет, но вот, его глаза прищурились, пытаясь разглядеть маленький силуэт, который вели охранники по коридору. — Т/и... — голос осип, и Даби почти онемел, но в какой-то момент что-то вспыхнуло внутри, и он прильнул к решеткам. — Т/и!! Твой понурый, опущенный в пол взгляд скользнул и замер. — Даби... ДАБИ! Как-то тебе удалось вырваться из лап охранников, чем ты очень обеспокоила их, но мужчины лишь замерли в ожидании какой-либо атаки, а ты лишь прижалась телом к металлическим прутьям, цепляясь зубами за обгоревшие губы Даби. Наручники сильно мешали, но он просунул одну ладонь сквозь прутья, чтобы погладить твои мягкие волосы и тепло улыбнуться на искаженное слезами лицо. — Я думала, т-ты умер... — горько шепчешь ты. С поле боя тебя увел Спиннер. Вы долго прятались, потом какое-то сражение, а потом заточение в этой тюрьме. Ты спасла ребят, но не спаслась сама и думала, что не сумела спасти Тойю... — А я выжил... Ради тебя, ты ведь просила, — Даби улыбнулся, вытирая костяшкой прокатившиеся из твоих глаз слезы. Ты потёрлась о его шершавую ладонь, теперь лишь еле теплую. Тойя надеялся, что тебя не поймали, но сейчас видеть то, что ты вообще жива — лучшая новость для него за эти года. Нахмуренные мины охранников появились позади и одернули тебя от решётки. Они говорили и действовали грубо, резко — слишком грубо и резко для такой маленькой и хрупкой тебя. Ты вырывалась, тянула руки к Даби, как он свои к тебе, но расстояние между вами становилось только больше. И Даби решил, что не хочет так больше. — Что? Куда? — Тебе улыбнулась удача. Ты была удивлена и даже немного скована страхом, но охранник повёл тебя за собой, и ты чисто физически не могла не пойти следом. Этот коридор был тебе незнаком, но, впрочем, он мало чем отличался от всех знакомых тебе здесь коридоров. А потом вы вышли во дворик. Ты искренне надеялась, что тебя ведут не на казнь смертную. Охранник толкнул твою несчастную тушку внутрь какого-то вольера, и ты разинула рот, не в силах сделать шаг. Но потом сил хватило даже на бег, которым ты ускорила вашу с Тойей встречу. — Как?! КАК?! — восклицала ты, сквозь слезы счастья улыбаясь, в перерывах между столкновениями ваших губ. Даби цеплялся за твои губы зубами, а закованные в скобы запястья перекинул через твою голову и сцепил на талии, как и ты свои на его израненной шее. Вы скорее просто кусались — беспорядочно и несдержанно. Ты чувствовала, как под ладошками нагревается его кожа и как шипит твоя, закипает в жилах кровь. — Как?.. — вновь тихо спросила ты, заглядывая в его бирюзовые глаза. — Детка, уж кому-кому, а тебе такая вещь, как "за хорошее поведение" должна быть знакома. Тебя распирала улыбка, будто даже выжимая из глаз слезы. Скобы мешали вам на полную проявлять чувства, но криво и неловко Даби утирал соленые капельки с твоих щек. Пошла бы вся эта ненависть куда подальше, когда ты так плачешь.Кейго Таками
Твоё помятое сном лицо криво улыбнулось солнцу за окном, и, зевнув, ты протянула руку, чтобы выключить будильник. Повернув голову, ты нашла своё отражение в зеркале шкафа, усмехнувшись тому, насколько растрепались твои волосы за ночь, что сейчас напоминали лохматую гриву льва. — Хорошо, что Кейго не видит... — вновь зевая, пробормотала самой себе ты, выбираясь из кровати. — Хотя перья этой птички тот ещё пуш-ап. На какую-то долю секунды ты замерла, пытаясь понять, что чувствуют твои ступни. Опустив глаза, тебе пришлось проморгаться: лепестки роз? Может ты всё ещё спишь? Босая, ты почти бежишь по дорожке из роз, которая ведёт тебя через всю квартиру к зальному окну. Ты высовываешь голову, не сразу чувствуя, как на макушку сыпятся цветы, а укладываясь спиной на подоконник, ловишь лицом бутоны роз. — С добрым утром, птенчик! — кричит Таками с крыши, просеивая лепестки с букета. — Кееейгооо! — тянешь ты, что имя, что руки вперёд, и Ястреб послушно пикирует к тебе. Ты хочешь обидеться на то, что эта птичка вернулась с командировки и даже не позвонила, но когда его губы, хоть и кверху тормашками, касаются твоих, забываешь сделать это. Ты видишь его вверх ногами, потому что всё ещё лежишь, откинув голову, на подоконнике, а Кейго парит рядом. Ты протягиваешь руки, пытаясь ухватиться за него и утащить в ваше гнёздышко. Кейго уворачивается, подставляя вместо себя букет, а когда ты обезоружена, подхватывает тебя на руки и взмывает ввысь. — Ястреб! — грозно начинаешь ты, вспоминая, насколько лохматая и помятая, ещё и в пижаме, но Таками затыкает тебя очередным поцелуем, нежно обволакивая пёрышками тело, чтобы тебе было не так страшно висеть на нём среди облаков. Потом он и вовсе укладывает тебя с букетом на руки, чтобы ты тоже могла посмотреть, как прекрасны сегодня облака. И неторопливо куда-то летит. Ты тычешь в его грудь пальчиком, после несильно карябая ногтем кожу. — Если прямо сейчас мы летим, а в частности Я в таком виде, в какой-нибудь ресторан, то я просто не знаю, что с тобой сделаю.Чисаки Кай
— Он в пятой камере, Т/и-сан. — Тяжёлый случай? — Во время злодейской стычки отрезали руки по локоть. — Ясно. Ты надеваешь перчатки, ждёшь, пока тяжело отворяется дверь, слышишь, как закрывают её за тобой и замираешь. Он также молчит, но не проглотив язык от шока, а просто потому что нечего ему сказать. Он так ничтожен сейчас перед тобой, что не хочет поднимать даже глаз. — К-Кай... Что ты... Ч-что тут... Что... Что с тобой??.. Чисаки отводит глаза, не в силах смотреть на тебя. А ты растеряна, потеряна, так потрясена, что во взгляде перестала быть только пустота. Привычно перчатки жмут, но сейчас мысли об этом не идут. Ты не думаешь, что выпьешь чай после приёма, и вновь посетишь прилавки гастронома. Слова идут медленно, почти невпопад, ты шепчешь проклятия, когда щеки горят. Его спальня и свечи — в полумраке ваш вечер. Пошлые хлюпы мокрой плоти тишиной подчеркнёте. Это было мгновением, каким-то ведением, но Чисаки много раз доказал, что не просто влечением. А сейчас Кай сидит, практически голый, и нагнетает его вид меланхолий. Парень подавлен и просто убит, лежит на кушетке и тихо сопит. Ты наклоняешься над ним, чтобы заглянуть в глаза, но не подозреваешь увидеть в них страх. Внезапно вспоминаешь, что руки всё ещё в крови и к операции приступаешь, пытаясь погасить пожары внутри. Кай не понимает, как можно так сойти с ума вдруг, почувствовав тепло любимых рук. Ты не можешь говорить, не знаешь о чём, поэтому, закончив через несколько часов, просто накрываешь его обмотанный бинтами локоть своей ладонью. Тебя беспокоит то, насколько стеклянные его глаза и это напряжённое молчание, будто сейчас прозвучат в тишине слова: "Я не справился с этим заданием". — Я словно не живой, — выдыхает с тоской он. — Это не так, Кай, — пытаешься начать ты, но он осторожно покачивает головой, и ты понимаешь, что говорить дальше бесполезно. Он совсем не изменился за всё это время, которое вы оба хотели бы компенсировать, но теперь, увы, не можете. Ты — тюремный врач, уставшая от злодейских хлопот девушка. Он — всё тот же Кай — упрямый чистюля с высокими запросами к этой жизни. И кто бы мог подумать, что следующая ваша встреча произойдет здесь. Теперь между вами пропасть, ведь так? Он не может спасти тебя, убив всех, и ты не можешь сбежать. Вы оба в ловушке, практически за одной решеткой. — Но мы ведь вдвоём, — шепчешь ты с надеждой. — А вдвоём, мы любые преграды разобьём.Хитоши Шинсо
— Я ничего не боюсь! Абсолютно ни-че-го!"Умереть не встать, как же страшно!"
"Кто тянул меня за язык, кто-кто-кто?!"
Денки Каминари
Тебя закинули в какой-то гараж, предварительно упаковав во что-то непропускающее радиацию, из-за чего ты не могла воспользоваться причудой и лишь ерзала на холодной земле, пока в помещении не появился кто-то ещё. — Т/и?.. — брови Денки удивлённо вскинулись, он подбежал к тебе, стянув со рта повязку. Ты бы тоже могла ахнуть его имя в ответ, но внезапное прозрение, почему он стал таким таинственным, почему ночью ты не смогла найти его в комнате, почему под его кроватью хранится пистолет явно не табельный, позволило тебе лишь озлобиться. — Ты... предатель! — выдохнула ты, начиная ерзать на земле активнее, будто это могло помочь тебе выбраться из кокона ткани или дать пощечину Денки за вот это вот всё. Каминари отвёл глаза — у него не нашлось оправданий. Это вышло случайно... он просто хотел доказать, что способен не только на глюки. Он представлял себе, что это будет выглядеть круто, когда он раскроет свою двуличность, и в один мигТомура Шигараки
По песне "Он такой же, как и я" — Пикчи, Космонавтов нет
Я долго вспоминал нашу первую встречу, когда брат-близнец опоздал на встречу. Я просто случайно оказался рядом и думал тогда: "А это мне надо?" Гребанный Тенко такой же как я, лишь в глазах его бездонная тьма. А тебе и посрать — до чего ж невнимательна, блять. Обратила б внимание сразу — не случился бы этот казус. Я, чёрт возьми, не специально, Шимура! Ну не смог увернуться от удара амура! Сам должен знать, насколько она хороша... Насколько сияют эти глаза... И голос приятный, и ласка касаний... Хватает лишь парочки упоминаний. Чертовски красива, чертовски умна — дьявола дочь явно она. И жарко с ней рядом — Аду под стать. Всё, сделал я выводы: пора удирать. С нашей семьи не сотрётся пятно такого позора моего... А я просто... влюбился в эту улыбку и случайно предпринял очередную попытку... Ты просто снова опаздывал, Тенко... А я снова был ближе и... заигрался маленько... Но слышал бы ты этот ангельских смех — эта улыбка сияет для всех. Горчичные локоны, нежные руки, пухлые губы и острые зубы. Как я хочу снова видеть всё это, будто в духовке желание нагрето. Но этот голос не мой... Он звучит для Шимуры, который раньше попал под обстрелы амура. Ты любишь Тенко, но не меня, а все наши чувства — пустяк, ерунда. Ведь ты всё ещё не поняла, что Шимура есть Тенко, а есть ещё Я... Точно такой же, но с глазами поярче. Тощий, ворчливый — неудача папаши. Тоже работаю, но не героем. Люблю играть в игры, смертельно спокоен. Навряд ли полюбишь такого когда-то, что чувствам моим только больше чревато. Разбила мне сердце и не заметив... Зачем только я был так опрометчив. Давай мы забудем нашу первую встречу, сделаем вид, что исчез и тот дьявольский вечер. При свечах в ресторане, шёл ещё дождь. У тебя дома высыхали, и не мог я предвидеть, что ко мне ты прильнешь... Так жарко, так страстно, так чертовски красиво, распускала ты мокрые косы игриво. Я не смог устоять, прости меня, братец, но она не фанатка подобных невнятец. Возможно, ты слишком был робок и мягок, когда эта красотка хотела секс без оглядок. Возможно, я просто совершаю ошибку. Подави же, красотка, эту улыбку! Не вспоминай меня, детка, забудь навсегда! И может смогу я не думать о тебе иногда...