***
Он летел так быстро, словно из Чайного Дома его кто-то гнал, словно кто-то охотился за ним и шел по пятам. В его голове было совершенно пусто, а перед глазами вместо дороги он видел только завитки татуировки, так красиво и так гармонично украшавшей кожу бедра. В его душе царило смятение, злость и паника – впервые настолько сильные и яркие эмоции, каких он не испытывал с той злополучной ночи в спальне своего отца. Как он мог так просчитаться? Что это, черт возьми, было?! Как он мог оступиться, почему так опрометчиво закрыл глаза и доверился глубине, просто упав в нее и совсем не подумав о последствиях? А ведь он догадывался, подозревал, но почему-то отказался от той версии, что теперь стала болезненной правдой. И ведь проблема была совсем не в Шляпнике, утаившем эту информацию от Зайца. Дело было в самом Зайце, который… влюбился. Кастиэль ослеп и потерял голову. Быть слепым – его осознанное и добровольное решение, его согласие и… вопрос доверия. Да, звучало нелепо и смешно со стороны то, что Безумный Мартовский Заяц, ищейка Ее Величества, бездушный садист и безжалостный убийца, тот, кто запросто и без сомнений сворачивал людям шеи, тот, кого считали самым бессердечным во всей Стране – доверился и влюбился. Так бесхитростно и просто. И ведь в кого? В самого отъявленного повстанца, в самого загадочного и таинственного типа, в того, кто был главнейшим подозреваемым во многих бедах Короны и в сливе информации. В своего врага, по сути, которого он должен был вывести на чистую воду, предать суду и казни. В идеальную для Безумного Кастиэля пассию, если так подумать. Услышь Кастиэль о таком раскладе до того, как он познакомился с Дином, так он, не колеблясь ни секунды, просто снес бы голову хаму, что посмел придумать столь откровенную глупость. А теперь все изменилось и сносить голову было уже некому. Но внутри всё еще горели ярким огнем воспоминания и эмоции, чертова отрава, которую Заяц зарекался принимать. И эти эмоции были настолько дикие и сильные, что казались просто нереальными. Он всё еще покрывался волнами мурашек от красочных картинок сновидения, что продолжали всплывать перед глазами, от тех чувств, что он испытывал, когда касался Шляпника. Он хотел. Боги, он так хотел! И если бы не чертова татуировка… Какой же он, Заяц, идиот. Кастиэль злился, злился до бешенства и белых пятен перед глазами, злился на свою доверчивость и глупую открытость, злился на Шляпника за его таинственность и молчаливость там, где надо было говорить, злился на Страну за ее идиотские законы и правила. Кастиэль злился на Дина за то, что тот не сказал всей правды, например, у озера, или не раскрылся на балу, или не пришел к Кастиэлю где-то в промежутке между теми встречами, ну или не сообщил до того, как они выпили тот злополучный чай. Кастиэль злился на себя за то, что вместо того, чтобы сейчас развернуться, ворваться обратно в Чайный Дом, обнять своего Шляпника и убедить его в том, что все будет хорошо и что татуировка ровным счетом ничего не значит, он летел дальше, бежал к тайнику, чтобы оседлать железного друга и помчаться наугад в темноту. Он злился даже на свой байк за то, что тот так хорошо работал, за то, что его мотор исправно и радостно гудел, за то, что сам Заяц мчался, не разбирая дороги, позволял ветру выносить из головы все мысли, вырывать из груди разбушевавшиеся чувства. И Безумный Заяц мог лишь предполагать, каким чудом он умудрился не закончить свой побег смертельным прыжком в какой-нибудь овраг, каким образом его путь в итоге завершился без катастроф, и почему колеса байка с хрустом неслись по белым плитам, разбрызгивая во все стороны веером мелкие камни. Несколько острых осколков больно ужалили Мартовского Зайца по лицу, вынудив наконец-то прийти в себя и с резким визгом затормозить, оставляя за собой черный след. Он доехал. Остановился почти в самом центре полуразрушенного белого замка с чертовыми шахматными фигурами. Некогда великий замок великих королей, ныне канувших в Лету, забытых, уничтоженных новой Королевой Червей, почти что начисто стертых из памяти Страны Чудес. Когда-то здесь горели огни, собирались люди, проводились званые обеды и шумные балы, а теперь – здесь росла лишь трава да деревья, и вряд ли какие-то дикие звери хотя бы иногда пробегали мимо. Теперь здесь царили пустота и одиночество, обреченность и тяжелое чувство финала. Всё это находило живой отклик в душе Зайца, безвольно опустившегося на холодный камень возле огромного белого шахматного короля. Он сидел там, бездумно глядя в высокое темно-синее небо, и подставлял лицо под лунный свет. Он неосознанно считывал видимые созвездия и зачем-то перебирал в памяти их названия, их истории и красивые детские сказки, связанные с каждым из созвездий. Ему казалось, что это небо – неродное. Все эти звезды были чужими, известными, но незнакомыми. Вся его жизнь была неправильной, чужой, навязанной кем-то и совершенно нежеланной. Наверное, зря он так. Когда небо над лесом стало светлеть, Безумный Заяц поднялся с камня, снова оседлав железного коня. Пришло время возвращаться в Казино, Королева наверняка ждала отчета и изводилась от нетерпения, да и Зайцу было, что ей рассказать. А потом… потом ему нужно будет подумать, разобраться в себе, решить, что делать дальше и, быть может, вернуться в Чайный Дом, чтобы все прояснить. Но то ли у Страны Чудес действительно был свой сюжет, которого она собиралась придерживаться до конца, то ли просто Кастиэлю катастрофически «везло» именно в этот период жизни, то ли Анна обладала скрытыми талантами, о которых Заяц почему-то не знал. Так или иначе, у Королевы снова были свои планы, которые хоть и шли вразрез с планами Кастиэля, но сопротивляться которым он просто не мог. Или не хотел? В тронный зал Кастиэль входил с видом полной обреченности и усталости, а еще на его лице черным по белому было написано то, как сильно он «рад» быть здесь, как он «счастлив» видеть все эти лица именно сейчас, как он… ненавидит всё, что было создано Королевой, включая и самого Безумного Зайца тоже. Интересно, кем бы он стал, если бы не тот день, не погибший отец, если бы не безумная Анна с ее маниями и исковерканным желанием приносить жителям Страны изуродованное и ненормальное счастье? О, эта тема была отличным вариантом для долгого философского разговора по душам вечером за чашечкой чего-нибудь покрепче чая. Возможно, Кастиэль как-нибудь побеседует об этом с кем-нибудь, а пока он стоял столбом, с поникшими плечами и отсутствием интереса ко всему вокруг, словно он был приговорен к смертной казни и ничто не могло изменить исход. - Какая наглость… - ее голос звучал с мягким осуждением, а взгляд, скользивший по Зайцу и рассматривавший его с головы до ног, был придирчив и внимателен. - Вы искали меня, Ваше Величество. – Искала. Но ты, как погляжу, был так занят, что не успел даже заправить рубашку в штаны? Медленно закрыв глаза, Безумный Заяц мысленно отругал себя: он совершенно забыл о том, где и как провел вечер и последующую ночь, и мысли о внешнем виде совершенно точно не успели посетить его голову до того, как он пришел в тронный зал. Так что да, выглядел он неподобающе неряшливо, слишком грязно и измято, что с ним случалось крайне редко. С другой стороны, у него было справедливое оправдание для такого вида, своего рода козырь, которым он собирался сходить прямо сейчас, потому он в ответ лишь расправил плечи и сложил руки за спиной так, будто бы ничего предосудительного не совершил, а всего лишь выполнял свою работу. Главное здесь было убедить в своей правоте самого себя, а остальное – дело техники. - Иногда слежка бывает утомительной, Ваше Величество, - он устремил беспристрастный взгляд в стену напротив, подтверждая недовольно поджатыми губами свои слова, - нижайше прошу простить меня за это недоразумение. - Касси… - голос Анны стал тише, приобрел шипящие нотки, ясно давая понять, что оправданиям здесь не место, а приговор Зайцу – виновен! - уже вынесен. – Тебе настолько не важна твоя голова, что ты посмел явиться ко мне в таком виде? - Ваши сиюминутные требования иногда не оставляют возможности навести марафет, - во взгляде его промелькнуло ехидство и почти неприкрытая усмешка, и хорошо, что он пока что не смотрел на Королеву. – Но если вы так желаете, то я могу переодеться прямо здесь. Прикажете принести чистый комплект одежды? - Очаровательно, - губ Королевы коснулась предостерегающая улыбка, что для любой другой Масти означала бы мгновенный смертный приговор, но не для Зайца, разумеется нет, - только у тебя хватает наглости - или глупости? - вступать со мной в спор. Ты считаешь, что твоя ошибка стоит лишней потраченной минуты? - Мы тратим намного больше времени на эти препирательства, - он все же перевел взгляд на Королеву, осматривая ее чуть насмешливо и с вызовом, как и обычно в своей самонадеянной и наглой манере того, кому нечего бояться и нечего терять. – Зачем вы меня вызвали, в чем такая спешка? - Довольно! – вся мягкость из ее голоса исчезла в мгновение ока, чему Кастиэль ни капли не удивился, не в первый раз уже ведь. – Ты сейчас же отправляешься в соседнее государство. Твоя задача: охранять нашего дипломата и обеспечить ему безопасную дорогу туда и обратно. Все ясно? - Но… - на краткое мгновение его лица коснулось беспокойство. – Сейчас не лучшее время для дипломатических миссий. Сопротивление стало проявлять повышенную активность, а через несколько недель – очередной бал в честь помолвки Червонного Валета и Герцогини. Я нужнее здесь. Но я отправлю нескольких лучших агентов… - Я разве спрашивала твое мнение?! - Очевидно, что я лучше разбираюсь в вопросах безопасности нашей Страны, - ощерившись в ответ, Заяц приготовился защищаться и отстаивать свою позицию, но… - Ты отправляешься сейчас же! - Вы готовы рискнуть жизнью вашего сына? Королева была на пределе, Кастиэль видел это, видел в ее глазах, в нервной и напряженной позе, в дрожащих пальцах: если бы рядом было что-то, что можно было бы кинуть в Безумного Зайца, то оно уже непременно бы полетело в голову последнего. А Заяц просто не хотел уезжать, прекрасно понимая, что подобная миссия затянется надолго, как минимум до самого бала, а это был чертовски долгий срок с учетом обстоятельств. И меньше всего Кастиэлю хотелось откладывать так далеко разговор с Дином, ведь одному Времени известно, до каких мыслей был способен дойти этот веснушчатый малый, если оставить его одного без присмотра и без вестей о себе. И, надо сказать, Заяц ожидал нового крика в ответ, приказов и истерик, но вместо этого Анна расплылась в еще более опасной улыбке. - А только ли жизнь моего сына заботит тебя? – ее платье зашуршало под плавным шагом хищника, приближающегося к своей добыче. – Может есть еще причины для упрямства? Куда более веские, - щекочущий взгляд Королевы пробежался по брюкам Зайца, намекая, что она знает куда больше, чем Кастиэль мог бы представить. - Жизнь и здоровье королевской семьи для меня на первом месте всегда, - намек был понят и ему пришлось прикусить язык, стиснуть зубы, заиграв желваками, чтобы обмануть, чтобы не сболтнуть лишнего. – Будут еще распоряжения? - Нет. Убирайся с моих глаз. Поездки в чужие страны обычно приносили удовольствие, они радовали Зайца своим разнообразием, возможностью выдохнуть немного больше, чем в родной Стране, посмотреть на других людей и чужие обычаи. Но в этот раз поездка стала худшим наказанием из всех, что можно было бы придумать: Заяц был предоставлен сам себе, своим мыслям, что рьяно копошились в его голове, своим желаниям, что не получали никакого выхода или удовлетворения. Каждое утро он просыпался возбужденным до предела, не в состоянии самостоятельно снять напряжение в той мере, в какой хотел бы этого, в какой мог бы, будь рядом кто-то еще. Каждый день он проводил в размышлениях о том, как прошел тот вечер, о том, как он завершился, о том, что оставил после себя. И чем больше Заяц об этом думал, тем сильнее убеждался в неправильности всего произошедшего. В первые дни он испытывал лишь новые приливы злости и негодования, уверенность в том, что Шляпник сам во всем виноват, ведь он же прекрасно знал, с кем затеял игру, он был не глуп и мог предположить, к чему приведут такие тайны. Он, черт возьми, был в курсе их экономики, был в курсе судьбы всех Устриц без исключения, так что мешало ему сообщить о своем статусе иначе? Действительно, что? Преподнеси Шляпник все это в ином свете, сообщи он об этом при иных обстоятельствах и в иной обстановке, и Мартовский Заяц не сбежал бы, а выслушал с интересом. Они смогли бы тогда все обсудить, смогли бы все решить, но Шляпник не захотел. Шляпник решил сыграть в свою игру, так был ли в том виноват Кастиэль? Очевидно, что не был. Он был пострадавшим, а Дин оказался предателем, заслуживавшим всего того, что с ним происходило. Спустя неделю злость отпустила Зайца. В его голове как будто щелкнул какой-то тумблер, словно заработали какие-то особые шестеренки, заново прокручивая всё случившееся, сопоставляя все «за» и «против», позволяя видеть все немного шире, немного в ином свете. В более правильном свете. По сути, чертова татуировка ничего не меняла, она не делала Шляпника преступником больше, чем он уже являлся, она не ухудшала остроты ощущений, что испытывали они оба, находясь рядом. Татуировка была всего лишь татуировкой, спрятанной в достаточно укромном и интимном месте, чтобы о ней не узнал никто посторонний. К тому же, Шляпник уже многие годы жил, пряча тайну своего происхождения ото всех, и получалось у него отменно, так что мешало делать так и дальше? Это был бы их маленький секрет, а Кастиэль умел хранить секреты. И вот, к моменту возвращения в Страну, Кастиэль пришел к выводу, что он все-таки идиот. Именно Кастиэль был виноват в том, как все обернулось, как был виноват и в том, что могло ожидать его в Стране по возвращении. Он понял, что зря ушел в тот вечер, не объяснив ничего, не спросив, не подумав и (в лучшей своей манере) безжалостно лишив крыльев того, кто только начал летать. Заяц предполагал, что в эти несколько недель Шляпник не мог найти себе места. Заяц представлял, как Дин закрылся в своем Доме и никого не принимал, или как он ушел в Город под Городом, чтобы забыться, чтобы подумать, все взвесить. Тогда Кастиэль отправился бы на его поиски, смог бы откопать его под самыми страшными завалами чего-либо, смог бы обнять и успокоить, но. Опять это маленькое и важное «но»: Шляпник не страдал. Агенты Мартовского Зайца сразу доложили ему обстановку: Сопротивление продолжало свою активность, явно затевая что-то грандиозное, Гусеница и Додо куда-то пропали, как пропали и некоторые другие важные шишки повстанцев, а Шляпник просто продолжал жить, словно ничего и не случилось, словно все было лишь игрой и фарсом. И, возможно, что все было именно так, что ставка была сделана на поиск слабых мест Зайца, чтобы после, использовав все болевые точки, избавиться от того, кого так боялись многие жители Страны. Возможно, что их «отношения» были всего лишь точно рассчитанным планом, прописанным по пунктам от и до, планом, что сработал почти что превосходно, если бы не одна крошечная деталь – татуировка. Рычаг, на который Кастиэль мог смело надавить. Тайна, которую намеренно не желали раскрывать, но – отступились. Один раз, зато как. Кажется, теперь им действительно пора было поговорить. И как удачно Герцогиня и Валет устраивали новый бал. Очередной праздник, уже не тематический, уже не подтянутый под определенные хотелки, а просто – вечеринка в честь помолвки, был идеальным поводом и идеальным местом для новой встречи. Всё тот же старый замок, а не Казино, но уже не древняя роскошь, а безвкусица современности во всех ее проявлениях. Такой праздник не мог обойтись без Шляпника, уж слишком сытным было это мероприятие для него, да и количество народа, вся эта пестрая толпа, отлично смогут скрыть беседу всего двоих персон. Как смогут скрыть и их исчезновение при необходимости. Светский раут, непринужденная беседа о высоком среди титулованных особ, грохот музыки, запахи спиртного и закусок, аромат табака для особых ценителей и привкус наркоты эмоций на лицах большинства присутствующих.***
Они обсуждали всё целую ночь. Они до рассвета сидели над картами, изучали хитросплетения коридоров, рассматривали снова и снова ландшафт, выстраивали самые идеальные маршруты и проговаривали раз за разом каждый пункт плана и каждый свой шаг. Бобби старался обставить все так, чтобы убрать с поля Шляпника, чтобы не подставлять его слишком ценную для Сопротивления голову под топор. Но участие Дина было необходимо. Хотя бы потому, что он имел доступ ко многим местам Страны, замка и Казино, к которым не смог бы подобраться никто другой. Хотя бы потому, что у него был доступ к Кастиэлю и шанс отвлечь Безумного Зайца на себя. Дин должен был стать приманкой. Но он был согласен, он был уверен, что справится, даже если придется применять силу, хотя… Об этом Шляпник старался не думать, он делал ставку на способы куда более мирные. И все же он соглашался на многие отчаянные ходы, которые придумывал Додо. У Шляпника не было выбора, он должен был выжить любой ценой. Шляпник не мог ждать, когда по его голову придет Заяц. Дин отчаянно верил в то, что Кастиэль придет к нему и даст шанс объясниться. Но с той ночи миновали дни и даже несколько недель, а от Кастиэля не было ни слуху, ни духу. Кастиэль снова просто пропал с радаров, хотя Шляпник слышал пару раз о том, что ищейку выслали из Страны с какой-то важной миссией, и ему очень хотелось верить, что Заяц не приходил именно по этой причине, но его нервы шалили, его мысли метались из крайности в крайность, он был на пределе. Он жалел, что на эмоциях пошел в ту ночь к Додо, что не дал себе времени успокоиться и выдохнуть по-настоящему, что позволил себе совершить ошибку, из-за которой теперь Бобби, почувствовав слабину и надлом, давил на Дина так сильно, что сопротивляться было почти невозможно. И к концу второй недели, когда Эш громким шепотом доложил, что боевая группа (отряд самых дерзких, отважившихся взять Зайца числом, а не опытом) готова, Дин сдался. В конечном итоге он достаточное количество времени провел за размышлениями о том, как и когда ключевые фигуры Игры сходят с доски. Ведь если вспоминать, то и прежние Король и Королева не были способны править Страной в новых реалиях созданного ими Эмоционального бизнеса, зато их дочь Анна обладала нужной хваткой и должным энтузиазмом, как и ее потенциальный на тот момент жених Кроули. Вот и получилось, что две старые ключевые фигуры – минус, а две новые ключевые – плюс. И прошлый Пиковый Валет ушел точно так же, не справившись с последним из своих заданий, зато его сын Кастиэль прекрасно исполнял кровожадные прихоти Ее Величества. И вот теперь, видимо, пришло время Кастиэля, ведь он тоже перестал справляться со своей ролью. А Дин ему просто поможет сойти с доски по старой «дружбе». Шляпнику было страшно. Дину было больно и обидно. Шляпник не был глуп, а Дин слишком хорошо знал историю родного Зазеркалья. Они все жили в обществе, и каким бы это общество ни было бы, но одна общая черта всегда оставалась неизменной: толпа не любила тех, кто был не похож на нее. Все эти средневековые инквизиции, облавы, геноцид, пытки, костры и клевета – изничтожение всего, что выбивалось за привычные и понятные рамки общественного порядка. Все те, кто был хоть капельку иным, кто хоть немного мыслил по-другому, кто по глупости или по браваде показывали, что они не такие как остальные, были обречены. И здесь, в Стране Чудес, Дин был другим, он был инакомыслящим, он был из другого теста, но он не хотел, чтобы общество пожрало его, уничтожив жестоко и навсегда. Шляпник. Хотел. Жить. И если ради выживания придется подставить под удар того, кого он л… Об этом было лучше не думать. Никакой любви не было. Только игра. Только использование в личных целях, как избавление от скуки. Взаимно. Бал, больше похожий на вечеринку, гремел и оглушал. Его современная музыка заставляла голову болеть, мозг запекаться в собственном соку, а уши сворачиваться в трубочки. Кастиэль не понимал, как можно слушать такое и при этом наслаждаться. Единственный вариант, который приходил ему на ум – алкоголь и эмоции. Под этой ядерной смесью зашло бы что угодно, пожалуй, но проверять ему не хотелось, и как же было хорошо, что по долгу службы он и не мог употреблять. С другой стороны, сегодня у него был шанс расслабиться – в этот вечер охраны было втрое больше, чем прежде, всё из-за Сопротивления и подозрительного ощущения опасности, - но Заяц помнил, что его ждет очень личный вопрос, к которому подходить следовало с трезвой головой, потому что с одурманенными мыслями они уже пытались. Он бегло осматривал пеструю толпу, выискивая и возможных возмутителей порядка (так, чисто на всякий случай) и тот самый личный вопрос, чья шляпа как раз мелькнула среди приглашенных, почти в самом центре зала, быстро перемещаясь к ближайшим окнам под руку с очаровательными Мастями, которым так к лицу и к белоснежным волосам был алый цвет одежд. Кастиэля пробрала дрожь от лопаток до самого копчика и, кажется, волосы на спине встали дыбом от одной единственной мысли, что кто-то еще мог чувствовать тепло Шляпника и слышать его аромат, что кто-то еще смел претендовать на его тепло по ночам и на его внимание днем. Такого позволять он не собирался, и шли бы к дьяволу законы об Устрицах и Казино! Шляпник принадлежал ему, Кастиэлю, и это он собирался пояснить и доказать, как только доберется до того