Слёзы сияющего мрака

Альма не знала, что ей делать и что думать. Снова. Когда она увидела Камило в компании…его, то женщине показалось, что она разучилась дышать. У неё перед глазами будто бы пронеслась вся жизнь — с того момента, когда она впервые услышала легенду о них, и вплоть до того момента, как встретилась с одним из них лицом к лицу. Лицом к лицу..Снова. Прямо сейчас, женщина находилась в состоянии, которое было близко к самому настоящему обмороку. Сначала ссора с Пеппой, а теперь…он. Альма помнит свою встречу с ним. Он ни на сколько не изменился — лишь рисунки на его лице исчезли. Он был таким же белым, черноглазым, и…молодым. Вэйнамоинен Элегидо, казалось, не постарел ни на единую минуту. Вот и сейчас, он стоял прямо перед ней, сверкая весёлой ухмылкой, и внимательно оглядываясь по сторонам. — Тут всё так изменилась, Альма. — тихим голосом проговорил Вэйн, вглядываясь во все детали гостиной, будто бы хотел увидеть всё разом. — Признаться, мы и не думали, что за это время город мог так вырасти. Kunnioituksemme sinua kohtaan. Абуэла не поняла ни слова, и воззрилась на Вэйна в недоумении, которое страх, впрочем, искусно затмевал. — Моё…точнее, наше вам уважение. — пояснил он, всё так же продолжая ласково улыбаться. На секунду женщине показалось, что в этой улыбке кроется определённая доля снисхождения. — Наше? — переспросила Альма, и с ужасом заметила, что её голос звучит хрипло. Так хрипло, будто бы она заговорила минимум после месяца полного молчания. — Наше. — подтвердил Вэйнамоинен, по-птичьи склонив голову набок. Затем, он резко дёрнулся, и в который раз огляделся по сторонам. — Кстати, uskallan toivoa, нас здесь кроме вашего дома…никто не услышит? Альма вздрогнула, и воззрилась на Вэйна, стараясь разогнать мысли в голове, которые смешались в один вихрь. Хотя, если быть точнее, они скорее были похожи на спутанный змеиный клубок. — Не услышит. — как можно спокойнее постаралась проговорить она, кивнув на плотно закрытые двери Каситы. — Хорошо. — ответил Вэйнамоинен, и близ кончиков его бледных губ показались две ямочки. — Не сочти за грубость, дорогая Альма, я просто хочу, чтобы наша «аудиенция» осталась приватной. Понимаешь, о чём я, верно? О да, Альма понимала. Ещё как понимала. Если Пеппа с Джульеттой узнают, с кем она тут разговаривала, а главное — о чём… Она резко прервала тревожные мысли, плотно сжав губы. В конце концов, самой старшей в доме являлась она, и, если что, её дети не посмеют ей ни в чём перечить. Наверное. — Кхм-кхм. — она вздрогнула уже в который раз, услышав тихий, вкрадчивый кашель собеседника. — Альма, быть может, присядем? Альма сглотнула. Присядем? Этот челове…нет, не человек. Этот тип был сейчас подозрительно дружелюбным. Откуда она может знать, что он захочет сделать? Вдруг, убьёт её прямо на месте, как тех бедняг из легенды? Женщина дивилась сама себе. Она помнила, как в детстве её бил озноб от восхищения, как только она вспоминала историю об Элегидо. Боги Богов…Она их просто обожала. Понятия не имев, откуда у неё появилось столь мощное влечение, она раз за разом прокручивала в голове историю, которую ей рассказывала её бабушка. Альма мечтала хоть когда-нибудь встретиться с этим загадочным племенем, увидеть их, хотя бы одним глазком… Ну что же. Её мечта исполнилась на ура, она их увидела, да и даже двумя глазами. Однако, всё оказалось не так радужно, как она представляла. Они…он отдал ей магическую Свечу, попросив взамен её же внука, который тогда ещё не появился на свет. Но ведь женщина даже не просила его о Свече…но и возражать не стала. Она тогда действительно потеряла дар речи от шока, и слова ей давались с огромным трудом. И сейчас, кажется, тоже. Альма опустилась на мягкое, персикового цвета кресло. Вэйнамоинен последовал её примеру, и присел на другое, совершенно такое же, которое находилось напротив. На данный момент Альму от потенциального жителя другого мира, о котором она не знала практически ничего, отделял лишь маленький круглый стол на резных ножках. — Ну что же… — чуть приглушенно проговорил Вэйнамоинен, а зетем откинулся на спинку кресла, заложив ногу за ногу. — Разговор нам предстоит долгий, поэтому… Вэйнамоинен выдержал театральную паузу. Альма напряглась ещё сильнее, чем до этого. Спустя несколько мгновений, Вэйн щёлкнул пальцами, и буквально после этого жеста, Абуэла увидела такое, от чего её челюсть чуть не громхнулась на пол, а глаза стали размером с блюдца. Сначала, она услышала свистящий вихрь. Всё вокруг начало изменятся — стены будто бы трещали по швам, раздвигаясь в противоположные стороны, и открывая ей совершенно новый вид. Буквально несколько секунд назад Альма с Элегидо находилась в гостиной Каситы — а сейчас, вокруг них находилось нечто, напоминающее лесную опушку — в воздухе витал сладковатый запах болота. Вокруг возвышались склоненные к земле деревья, больше похожие на сгорбленных ведьм с когтистыми руками. Между ветвей мелькали кусочки серовато-голубого неба, а также едва уловимые силуэты — наверняка, птицы. А прямо на влажной траве, в креслах и с маленьким столиком, сидели Альма и Вэйнамоинен. Второй ухмылялся. А первая настолько ошалела, что уже в который раз не смогла вымолвить не слова. Её челюсть отвисла ещё больше, когда она заметила, что кресла и стол не касаются земли.Что они просто парят в нескольких дюймах от неё. — Господь Всемилостивый… — пролепетала наконец Абуэла, приложив дрожащую руку к груди. — Это…это… — Это не по-настоящему. — сразу же ответил Вэйнамоинен, и снова щёлкнул пальцами. В ту же секунду, на столике появились две белых маленьких чашечки с узором в виде изящной ветви цветущего дерева, а также стеклянный чайник. Стенки его были абсолютно прозрачными, и сквозь них была видна чуть светящаяся жидкость пурпурно-синеватого оттенка, внутри которой переливались ухорчатые полоски, похожие на тончайшие вены. — Что значит «не по-настоящему»? — севшим голосом переспросила Альма, оглядывая местность вокруг с бешено бьющимся сердцем. — Ну… — протянул Вэйнамоинен, и для пущей театральности взмахнул рукой. — Это, вроде как, некий промежуток времени, который происходит, считай, только у нас в голове. Абуэла, ощущая себя десятилетней девочкой из прошлого, посмотрела на Вэйнамоинена с немым непониманием. Тот лишь поджал губы, и склонил голову набок. — Скажем так, наши с тобой ка сейчас находятся не в вашем доме, а в неопределённом временном отрезке, который я создал только что. Это, на самом деле, не так уж сложно…для меня, по крайней мере. Сводится всё к тому, что это, как принято выражаться в вашем мире — что-то вроде одноразовой вещицы…грубо говоря, как сон. А во сне, как ты знаешь, время течёт совершенно по-другому. Если в нём пройдёт час, то в реальности — от силы пару минут. Здесь точно также. Мы такие места зовём Временными карманами. По окончанию своего монолога, Элегидо вновь откинулся к спинке кресла, и потянулся, сделав вид, что совсем забыл про Альму. Та же сидела молча, чувствуя, как сердце начинает пропускать удары. То, что сейчас ей рассказал Вэйнамоинен, не вписывалось буквально ни в какие рамки. Женщина заметила, что начинает потихоньку жалеть, что вообще узнала о легенде людей Элегидо. Про Камило она вообще старалась не думать. Лишь при мысли о том, что её, её внука заберут неизвестно куда, и будут делать с ним неизвестно что, её старческое сердце обливалось кровью. Но, как уже было сказано, женщина постаралась не думать об этих вещах, а погрузилась в размышления о словах Вэйнамоинена. Допустим, большинство более-менее понятно, хоть и весьма…сюрреалестично. Они сейчас находятся в месте, возможно, действительно напоминающем сон, либо же какую-нибудь временную петлю. Если верить Вэйну, конечно же. Но Альма не поняла другого — что ещё за ка? Ей лишь казалось, что когда-то давным-давно, в её раннем детстве, когда она читала роман Генри Хаггарда «Клеопатра», то увидела этот термин; но никак не могла вспомнить, что он обозначает. Возможно, что-то связанное с душой или судьбой… Абуэла решила вообще не спрашивать об этом собеседника, чтобы не показаться необразованной старушенцией. — Собственно, ты ведь знаешь, зачем я тебя сюда позвал? — резко осведомился Вэйнамоинен, приоткрыв один глаз. Его голос был вкрадчивым, но в то же время, как показалось Альме, донельзя нетерпеливым. Будто бы это она перенесла его чёрт знает куда, и чёрт знает, зачем. — Примерно. — прохладно ответствовала она, внутренне понадеясь, что её голос не выдаёт бешено колотящегося сердца. Окружающей запах сладкой гнили стал сильнее бить в нос, и Альма поморщилась. — Se on hyvä. — проговорил Вэйнамоинен, внимательно её оглядывая. — Я надеюсь, ты помнишь события той страшной для тебя ночи. Тогда, признаться, я очень торопился, поэтому, у меня не было времени объяснять тебе, зачем мне мог понадобиться Камило. После этих слов, до Альмы внезапно дошло простое, но вместе с тем тревожное осознание происходящего. Они уже знакомы. Вэйнамоинен и Камило уже дружат. Ты видела, как они друг другу улыба… Вздор. Альма напряглась. Что-то ей подсказывала, что познакомились они только сегодня вечером, хоть она и не знала, где и почему. Не могли они за такой промежуток времени стать…друзьями. Это идиотизм какой-то. — Э-э-эй! — протянул тем временем Вэйн почти что по-детски, и, чуть поддавшись вперёд, пощёлкал длинными пальцами прямо перед лицом Абуэлы. — Земля вызывает Альму! Та вздрогнула, но скорее не от испуга, а от раздражения. — Хватит разговаривать со мной, как с подружкой! Я тебя в несколько раз старше, между прочим! — чопорно рявкнула она на него, чуть отшатнувшись. Но через секунду уже пожалела о своих словах, вспомнив, кто перед ней находится. Вэйн лишь звонко рассмеялся. — Ну, прости…те. — насмешливо отозвался он. — Может, я и выгляжу, как шестнадцатилетний подросток, но на самом деле мне много больше. Ты ведь прекрасно знаешь это, да? Да, она это знала. Но на какой-то момент, попросту позволила себе забыть, и сейчас чувствовала себя натуральной идиоткой, чего не происходило, наверное, более сорока лет. — Так, о чём это я… — задумчиво протянул Вэйнамоинен, будто бы напрочь забыв о недавнем недоразумении. — Ах, да! Альме вдруг подумалось, что больно уж Вэйнамоинен весел. В прошлый раз, он был скорее загадочным и мистическим, будто бы пришёл прямиком из сказки, так и есть. но сейчас определённо разыгрывал странный спектакль, сценарий к которой Альма в жизни не видела. — Даю тебе выбор, — произнес тем временем Вэйнамоинен с таким видом, будто бы делал величайшее одолжение, — с чего мне начать? С самого начала, во всевозможных красках и красноречия, либо же описать всё в общих чертах? — В общих чертах. — тут же сухо ответила Абуэла, заёрзав на кресле. Она определённо не хотела задерживаться в этом донельзя странном, пусть и таинственном месте. Особенно рядом с ним. Вэйн разочарованно выдохнул. — Жаль. — проговорил он, и в его голосе просквозила печаль дедушки, который разочаровался в своей внучке. — А знаешь, если бы ты была маленькой, то определённо бы потребовала рассказать всю историю, и… Альма зашипела от его заявления, будто рассерженная кошка. — Сейчас я далеко не маленькая, Вэйнамоинен. — подумать только, она впервые произнесла его имя вслух, и от его же внимания это не скрылось. Вэйн чуть удивлённо вскинул брови, но возражать не стал. Вместо этого, он аккуратно взял чайник, и наполнил искристой жидкостью сначала свою чашку, а затем и в чашку Альмы, которая с изумлением заметила, что бурда в приборе не расходуется. Её осталось совершенно столько же, сколько и было до этого. Кивнув на чашки, Вэйн поставил чайник обратно на стол, и вновь оглядел женщину. — Что же. — вздохнул он. — В общих, значит, в общих. Альма увидела, что Элегидо, видимо, расстроился из-за того, что она отклонила его возможность рассказать красочную историю, и это принесло ей чувство мстительного удовольствия. — Существует такое место. — тихо, и снова до поразительности вкрадчиво произнёс Вэйнамоинен, и после его слов вокруг стало будто бы на несколько оттенков темнее, а деревья склонились ещё ближе к земле. Но Элегидо, казалось, не обращал на это ровным счётом никакого внимания. Радужки и зрачки его глаз, казалось, стали ещё больше, и заняли собой белок. Альма не произвольно поддалась назад, в то же время стараясь внимательно чувствовать, что говорит ей Вэйн: — Место это называется Пандемониум. Если следовать из убеждений людей, это место грязи, похоти, грехов и тому подобное — короче говоря, ад. Но на самом деле, всё не так-то просто, но об этом чуть позже. Кроме Пандемониума, есть ещё и Пантеон—полная его противоположность. Там живут светлые существа, сотканные из чистейшего сияния. В Пандемониуме же—из наитемнейшего мрака. Как ты уже могла понять, с начала времён они враждовали меж собой, но это, к счастью, была лишь...формальность, грубо говоря. Света без мрака не может существовать, как и наоборот. Но однажды, эдак тысяч сто лет назад, так получилось, что они на какое-то время объединились для того, чтобы противостоять некоему порождению последнего, самого ужасного и чернейшего уровня Пандемониума — Валлтери. Никто не знал, каким образом его сумели породить. Знали только, что обладает он разрушительной силой, способной за раз разгромить половину ада. Рассказывать всё в подробностях очень долго, и, честно говоря, нудно. Скажу только, что спустя довольно-таки продолжительное время, Валлтери всё-таки удалось, так скажем, «поймать», и заточить в Рубреу — гигантскую башню-тюрьму, из которой ещё никому не удавалось и до сих пор не удалось выбраться. Собственно, её-то и создали hallitsija Пандемониума и Пантеона—Ралгамаур и Гэдриэль. На какое-то время они держались в объединении, и, надо сказать, это у них не очень хорошо получалось. Через одно-два столетия произошёл…переломный момент. Ралгамаур попыталась...уничтожить Гэдриэля. И у неё это получилось. Не спрашивай как, мне самому представить страшно. Короче говоря, там, насколько я знаю по рассказам ukki, началась самая настоящая катастрофа… Ну, как, катастрофа… Они очень сильно, кхм-кхм...поссорились, и из-за этого пострадали жители и Пантеона, и Пандемониума. Гэдриэль, к слову, был поражён больше всех из-за того, что Ралгамаур удалось загнать его в ловушку и чуть не стереть с лице этой Вселенной. Конечно, они любят всё преувеличивать, но всё же.. Подробности разборки мне неизвестны, знаю лишь только, что Гэдриэль своим мечом ударил Ралгамур… Её вой от болевого шока был слышан, наверное, даже в Нодране… А это, чтоб ты знала, место, где проживают Высшие. Короче говоря, повелительца Пандемониума заплакала из-за смертельной боли, из-за смертельного сияния…и её слёзы были сотканы из него же. И эти слёзы сияющего мрака на самом деле являлись…барабанная дро-о-обь…нами, людьми Элегидо! По крайней мере, так нам рассказывают. Но спешу огорчить. На самом деле, я даже не знаю, что на самом деле произошло, и кто нас создал. Это, считай, тоже самое, когда детям вашего мира отвечают на вопрос «как я появился на свет» чем-то расплывачатым, вроде «аист принёс», либо же «в капусте нашли». Они на полном серьёзе верят в это, и только когда после совершеннолетия познают все таинства деторождения и соития, то чувствуют себя полными идиотами. И у младшего поколения Элегидо, то есть у моих братьев и сестёр—тоже самое. Говорят, мол «слёзы Ралгамаур», а на самом деле—чёрт его знает. Честно, я чувствую себя малолетним дураком, хотя совсем недавно мне стукнуло...хотя нет, не скажу, всё равно не поверишь. Как итог: я считаю, что история эта—не более чем сухие события, стократно приукрашенные. Да и сама ссора Ралгамаур и Гэдриэля звучит, как вырезка из какого-нибудь идиотского бульварного романчика...Всё может быть, конечно, но я устал уже быть в неведении. Да и тот факт, что всей нашей семье приходится скрываться от Вышки, так как мы являемся слиянием сияния и мрака—тоже очень удручает. Но я, признаюсь, немного отъехал от темы. В чём же роль Камило, твоего дорогого внука? А вот в чём. Дело в том, что некоторые личности из нашей семьи представляют собой Круг Несноуна. Что это, и зачем он нужен, я тебе, уж прости, рассказывать не намерен. Собственно, загвоздка в том, что у Камило в сущности есть одна любопы-ытная штукенция, и мы уже давно подозревали, что он действительно...подходит на роль Двенадцатого участника данного круга. А так как ему скоро шестнадцать, то он, можно сказать, проходит ещё одну стадию взросления. Собственно, вот и все дела. Последние слова Вэйнамоинена — а затем гробовое молчание, прерываемое лишь его же нарочито беззаботным насвистыванием какой-то песенки. Альма сидела, в буквальном смысле этого слова боясь пошевелиться, но параллельно прокручивая в голове ту сумасшедшую небылицу, которую ей только что рассказал Вэйн. Женщина вперила в парня пристальный, можно даже сказать пронизывающий взгляд, и спокойно, с до ужаса каменным лицом и бухающим как безумный барабан сердцем, спросила: — Что? Вэйнамоинен посмотрел на неё с непонимающим взглядом, и, невинно похлопав ресницами, переспросил: — Что? — Что за бред ты мне только что наплёл? — спокойно пояснила Абуэла, подражая раскидистой позе Вэйнамоинена. Тот нахмурил брови, но уже через секунду лишь пожал плечами. — А я предлагал тебе красочно рассказать. — горестно вздохнув, проговорил он. — Но ты же так торо-опишься, я не смею тебя задерживать, и... — Причём. Тут. Красочность?!... — чеканя каждое слово, процедила Альма, чувствуя, как внутри у неё всё закипает. — Ну так, если подумать, то даже самые наискучнейшие биографии или истории покажутся бредом, если о них в двух словах рассказать. А я, считай, всё самое интересное пропустил. После его слов, молчание воцарилось вновь, и лишь спустя целую минуту Мадригаль разразилась яростной тирадой, говоря Вэйнамоинену, что ни за что не отдаст ему своего внука, пока не убедится, что ему не светит опасности, и, как она поняла из рассказа Элегидо, этому не суждено случиться. Вэйнамоинен же слушал её очень пристальным вниманием, которое граничило с комичным. Под конец её реплики, Элегидо задумался, покивал. — А-а-а, поня-ятно. — протянул он затем, и щёлкнул пальцами, чему вторил едва слышный треск веток вокруг, будто бы по земле кто-то ходил. — Ты извини меня, конечно, но ты действительно считаешь, что у тебя есть право мне отказать?... — Разумеется. — обронила она почти что величественным и одновременно ледяным тоном. — Ведь это мой внук, и я ни за что на... — Но ведь Свеча тоже моя. Альма резко замолчала. — Интересно, — протянул Вэйн, слегка наклонив голову и хрустнув шейными костями, — что ты скажешь всей своей семье, когда все её члены потеряют свои волшебные таланты, а Касита станет обыкновенным домом, а? Альма почувствовала, что её сердце забилось где-то в висках. — Ты меня...шантажируешь? — произнесла она таким тоном, будто бы не могла поверить в услышанное. — Да, я тебя шантажирую. — приторно улыбнулся Вэйнамоинен, глотнув напитка из своей чашки, впервые за всё время разговора. — Ты не посмеешь. — выдохнула Абуэла. — Не посмеешь забрать Свечу, и... — Ооо, посмею. Ещё как посмею. В голосе Вэйна появились шипящие нотки, и он будто бы раздвоился. Один тон был выше, другой — более ниже. Мадригаль похолодела. А затем, заговорила. И позже ей будет казаться, что над её речью кто-то взял контроль, и что это были отнюдь не её слова, а... чьи? — Вэйнамоинен. — тихо выговорила Альма наконец, сумев более менее взять себя в руки. — Послушай. Если ты пообеща...нет, если ты поклянёшься мне, что будешь беречь Камило, как зеницу ока, и не допустишь, чтобы ему причинили вред, то тогда я... Вэйнамоинен, не дослушав, резко поддался вперёд, и, на изумление Абуэлы, сжал ладонь, лежающую на столе. — Клянусь. — тихо, но отчётливо уронил он, и ещё сильнее стиснул руку женщины. — Он дорог не только для тебя, Альма Мадригаль. Я клянусь, что даже волос с головы Камило не упадёт. После своей короткой реплики, Вэйн отпустил Альму. Некоторое время между ними висело напряжённое молчание. Альма не услышала даже, как тот звонко щёлкнул пальцами, и опомнилась только тогда, когда они вдвоём вновь оказались в гостиной Каситы. Альма опомнилась, и глянула на часы. Прошло лишь две минуты. Вэйнамоинен не врал, но сил на ошеломление у женщины не оказалось. — Я пойду, пожалуй. Было приятно с тобой увидеться. Услышала она его слова лишь краем уха, да и не обратила внимания на то, как Вэйнамоинен тихонько вышел из комнаты. На этой ноте разговор был окончен.