***
Камило думал. Очень, очень очень много думал. Всю ночь напролёт, как ему казалось. Как ему казалось, в жизни его не было такого, чтобы он так много думал…об одном и том же человеке. Вэйнамоинен Элегидо. Кто бы знал, что лишь одна личность, которую он встретил самое малое время назад, сможет устроить в его голове пусть и небольшое, но торнадо. Камило не врал себе, когда думал о том, что никогда не видел человека, который вмещал себя столько…харизматичности. Камило сам не мог объяснить свои чувства, знал только, что данное слово не совсем правильно описывает внешнюю сущность Вэйнамоинена — точнее сказать, не совсем до конца. Дело было в том, что он Камило казался, наверное…не совсем человеком. Существом другого вида, если можно сказать… Или возможно даже цветком, как бы странно это не звучало. Но мысли эти приходили сами собой: Вэйнамоинен был длинным, словно тонкий стебель, и спокойным, прямо как распустившейся бутон, степенно раскачивающийся на ветру. И то, как спокойно бабочка села на ладонь Элегидо… Это было глупо, но Камило внутренне ощущал странную, лёгкую зависть — в детстве он мог часами ловить бабочек на лужайке, а затем начинать неистово раздражаться, когда оставался ни с чем. А Вэйн даже не сделал ничего — действительно, словно цветок, на который садятся различные насекомые, дабы собрать немного золотистой пыльцы. Перед взором лицедея всё ещё витало белое лицо Вэйна, искажённое улыбкой, особо не походящей на человеческую. А в ушах всё ещё стоял приглушенный, шипящий смех. Мадригаля передёрнуло. Нет, он не ошибся: Вэйнамоинен Элегидо определённо странный, и тому хватило лишь одной встречи, чтобы это понять. «Наши семьи знакомы.» Слова его до сих пор не выходили из головы Камило. Да уж, когда он их услышал, то долго не мог поверить собственным ушам. А оно и неудивительно — в город приезжает незнакомая семья, и один из её наследников с бухты барахты заявляет, что мы, мол, «свои», потому что знаем о Касите, Свече и дарах. Мадригалю на миг подумалось, что Вэйн запросто мог наврать, или, что наверняка тоже возможно, сблефовать. Однако позже он убедился, что тот определённо не мог попросто угадать, да и к тому же, судя по тому, что они разговаривали с Абуэлой, то семья Мадригаль и семья Элегидо действительно знакомы. Интересно, знают ли об этом Мирабель, Антонио, Долорес и другие?.. Возможно, Камило следовало бы расспросить Вэйнамоинена получше — уж чего-чего, а выглядел тот так, будто знает чуточку больше, чем говорит. Мадригаль уже думал о том, что поведение Вэйна довольно…спецефическое. Он бы сказал, практически как у девушки, однако, соврал бы. Вэйнамоинен, с его развивающимся плащом и слегка длинноватыми волосами был похож, скорее, на Короля эльфов из тех сказок, которые лицедей читал, будучи ребёнком. Изысканное, в меру элегантное и сдержанное поведение, но заодно с этим заметный, можно сказать «пассивный» оптимизм с чувством юмора, хорошим вкусом… Камило сам не заметил, как начал анализировать всю сущность Вэйна, будучи знакомы с ним менее, чем один день. Камило был уверен, что данный интерес был вызван всего лишь нестандартным для Энканто жителем, да ещё и иностранцем. Если они смогут встретиться завтра, то Камило уж точно расспросит его по подробнее. О чём? Да обо всём по порядку. Заодно и даром похвастается — уж очень ему захотелось увидеть изумление и ошеломление на бледном лице Вэйна.***
— Камило, ну скажи!.. Казалось бы, тихий шепот Антонио звонким колоколом отдался в ушах Камило. — Ну фто? — картинно закатив глаза на манер Изабеллы, осведомился он, одновременно пережевывая кусок торта сантьяго, который приготовила Джульетта. — Ну скажи, кто это был?! — глаза Антонио горели огнём, и он, намертво вцепившись в рубашку Камило, требовательно заглядывал тому в очи. Парень, с гулким звуком проглотив кусочек, едва слышно шикнул на Антонио, так как Мирабель, сидящая рядом, стала бросать на них любопытные взгляды. — Тихо ты. — едва слышно произнёс он, внутренне надеясь, что Долорес сейчас не прислушивается к их разговору. — Так, слушай. Дай поесть, потом всё расскажу, ладушки? Антонио с едва заметной подозрительностью глянул на брата. — О’кей. — с сомнением пробормотал он, уткнувшись в свою тарелку с нарочито скучающим видом, но в глазах его всё ещё можно было прочесть немой восторг, который он почувствовал, лишь краем глаза уловив Вэйна. Камило тем временем заметил, что Пеппа смотрит на него очень пристально, и, кажется, с оттенком…гнева? В любом случае, над её головой вновь висело чернеющее облако. Поймав взгляд сына, женщина тут же отвернулась, и вперила взгляд в Абуэлу, которая словно бы нарочно смотрела исключительно себе в тарелку. Остальные, казалось, тоже чувствовали некое напряжение, витавшее между Пеппой и Альмой, поэтому встревоженно переглядывались меж собой, украдкой пожимая плечами. И лишь Бруно, казалось, вообще ни на что не обращал внимания — его расслабленная поза вовсю выдавала абсолютно наплевательское настроение. Он даже не обращал внимание на Пеппу и Джульетту, которые если и глядели на него, то только как на врага народа. Камило решил не портить себе аппетит лишними переживаниями. Может, спросит потом у Долорес… Стоп. Мадригаль аж вздрогнул от озарившей его простой и очевидной догадки, и еле удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Ну конечно, Долорес! Ведь если не она, то кто ещё мог услышать вчерашний разговор Вэйна и Абуэлы? Долорес как раз-таки только недавно ушла из-за стола, и Камило, поспешив дожевать последний кусок блюда на своей тарелке, быстро встал, и поспешил за ней, не замечая, что и Пеппа, и Абуэла, и Джульетта вперили в него настороженные взгляды. — Долорес! — позвал он девушку, нетерпеливо стуча костяшками пальцев по двери, ведущей в её комнату. Та практически сразу же приоткрылась, и из проёма выглянула Долорес, негромко пикнув. — Что случилось? — спросила она у Камило, как ему показалось, не слишком дружелюбным тоном. — Э-э-э… — замялся на секунду тот, но уже через секунду взял себя в руки, и очаровательно улыбнулся. — Понимаешь, сестричка, вчера к нам приходил…приходил один человек, и в общем, он… К изумлению лицедея, Мадригаль прервала его реплику на полуслове. — Нет, я не знаю, о чём они говорили, Камило. — сухо ответила она, словно бы прочитав мысли брата. — А теперь извини, мне нужно… — Долорес! — не отставал Камило, удержав дверь, которую девушка хотела захлопнуть прямо у него перед носом. — Я по тебе вижу, что что-то произошло. Ссора Абуэлы и мамы, а теперь ещё это… Я уверен, что-то ты определённо должна была услышать. Долорес промолчала, внимательно оглядев Мадригаля с ног до головы. Затем вздохнула, и заговорила приглушённым шёпотом, будто бы боясь, что их могут подслушать. — Камило, я правда не знаю, что произошло. — чуть сбивчиво начала она. — Сначала она о чём-то разговаривала с тем…с тем человеком, но я не слушала, была другим занята. А потом…я прислушалась, и… Камило, видя, как сестра запнулась, видимо, решая, говорить ему или нет, состроил фирменные щенячьи глазки. — Долорес! — умоляюще пробормотал он, и та на это тихо хмыкнула, но к счастью, ответила. — Они попросту молчали несколько минут, и всё. После этого заявления, лицедей недоумённо нахмурился. — В смысле? — непонимающе спросил он, просверлив сестру пристальным взглядом. — Они…не могли просто молчать, ну серьёзно! Ты шутишь, да? Вместо ответа, Долорес лишь глянула за спину Камило, и тут же вздрогнула. Через мгновенение девушка уже скрылась в своей комнате, издав едва слышный пик. Камило медленно обернулся, и тут же увидел перед собой Антонио, которые стоял посреди лестничного пролёта, со скрещенными руками на груди и донельзя сердитым взглядом. — Упс. — проговорил лицедей единственное, что пришло ему на ум. Антонио нахмурился ещё сильнее. — Упс? — переспросил он, шагнув на встречу брату. — Упс? Так, Камило. О чём вы сейчас разговаривали?.. Мадригаль тут же поменя облик на облик Антонио, и, состроив рожу, передразнил его. — Камило! — одёрнул его мальчик, не сильно пнув под бок. — Ты когда-нибудь бываешь серьезным?.. Лицедей фыркнул, но всё же послушался, превратившись обратно в себя. — Ни о чём мы не разговаривали, братишка. Антонио пристально поглядел на брата. — Тогда, может, ответишь мне, кто.. — Вэйнамоинен! — брякнул Камило, не успев прикусить себе язык. Глаза Антонио округлились. — Кто-кто?!.. — переспросил он, поглядев на лицедея, как на призрака. — А кто он?! И почему… — Кто, он? — услышали оба вопрос Мирабель, которая буквально взялась из ниоткуда. — Вы о ком, а? — Ни о ком! — хором пропели Антонио и Камило, и тут же проскочили мимо кузины, немало озадаченной. Антонио затащил брата к себе в комнату, громко захлопнув дверь, и тот с некой толикой зависти огляделся, посмотрев на большое, раскидистое дерево, прислушавшись к пению птиц и приглушённому рычанию. — Кхм-кхм. — прокашлялся тем временем Антонио, вновь скрестив руки на груди. — Ну. — Что «ну»? — осведомился лицедей, еле сдерживаясь, чтобы не передразнить младшего брата, превратившись в него же. — Ну! — таким раздражённым и не терпеливым одновременно Камило Антонио не видел, наверное, никогда. — Кто этот… Вэймо… — Вэйнамоинен. — повторил Камило, задумчиво прищурившись. — Это мой д…знакомый. — Я его в городе не видел раньше. — пробормотал поражённо Антонио. — Он…ни на кого не похож. Он такой… Недосказанное слово тяжёлым весом повисло в воздухе. Странный? Загадочный? — Это да. — подтвердил Камило, параллельно думая, стоит ли рассказывать брату о семье Элегидо. — А о чём они с бабушкой разговаривали?.. — нерешительно спросил Антонио, опустил глаза в пол. — Я не знаю. — честно ответил лицедей, вспоминая слова Долорес. — Долорес тоже. Но могу одно сказать… Антонио тут же навострил уши, и поднял кудрявую голову. — Что? — жадно поинтересовался он. — Ну… — протянул Камило, внутренне надеясь, что не совершает ошибку. Хотя, если подумать—какая может быть ошибка? — Короче, его семья знакома с нашей, так он сказал. И, насколько я сам понял, они сейчас обустраиваются, что-ли… В общем-то, Вэйн говорил, что его дед знаком с Абуэлой, но сейчас чем-то занят, и поэтому послал его на переговоры, ха-ха… Внимательно, как показалось лицедею, выслушав повествование, Антонио совершенно не свойственным себе образом поджал пухлые губы. — Ерунда какая-то… — пробормотал он недоуменно. — Чего это сразу ерунда? — Бабушка никогда ни о чём таком не упоминала… — проговорил мальчик, неопределённо дёрнув плечом. — Ты не шутишь? А то как-то неправдоподнобно твой рассказ звучит, согласен? Камило, неверяще усмехнувшись, во все глаза уставился на брата, который со странным, гордым блеском в глазах взирал на него сверху вниз. — Антонио. — наконец выговорил Камило, не зная, смеятся ему, либо же потрясенно молчать. — Ты, похоже, детективчиков обчитался. Если бы я захотел пошутить, то…по-другому бы это сделал, ты ж меня знаешь. — Ну конечно… — протянул Антонио, ухмыльнувшись. — Ладно, ладно, верю. Но всё же, странно всё это… — Твоя правда. — согласился Камило, мельком оглядевшись по сторонам. — Короче, Антонио, просто забудь, тут ничего особенного нет. — Ага, такое забудешь… — с сарказмом отозвался мальчик, совершенно точно имея ввиду внешность Вэйнамоинена. — Слушай, я тут подумал…а вдруг, бабушка с мамой тогда ссорились из-за…ну, из-за него? Камило почувствовал, что его сердце начало биться чуть быстрее из-за необъяснимого волнения. — Ерунда. — как можно беззаботнее постарался отмахнуться он. — Антонио, в самом деле, у нас же папа есть, ну а Абуэле и без партнёра хорошо! Антонио фыркнул. — Очень остроумно, Камило. — проговорил он, впрочем, то и дело норовя рассмеятся. — Смотри, не скажи этого при них, а то бабушка с мамой тебе—во! Антонио для наглядности чиркнул пальцем себе по шее. — Это да. — засмеялся Камило, потянувшись. — Но всё-таки: с чего вдруг такие выводы? — Не знаю. — произнёс мальчик, потупив глаза. — Просто, мне показалось, что бабушка…испугалась того челове… Вэйна, в смысле. Она на него недобро смотрела. Лицедей замер, а перед его взором замаячило ошеломлённое, вмиг побледневшее лицо Абуэлы, когда та увидела Вэйнамоинена. — Да ладно. — пожал плечами Камило. — Может, он на своего деда очень похож, вот она и удивилась… Если они, конечно, в молодости встречались. — А...ну да. — согласился Антонио. — Ты прав. — Я всегда прав. — с комичной гордостью подтвердил Камило, ухмыльнувшись.***
Солнце палило нещадно. Прищурившись, оставив вместо глаз две узких щели, Мадригаль практически на ощупь продвигался вперёд, руками отодвигая тонкие ветви, норовящие поцарапать лицо. В воздухе витал запах созревшего хлеба, хвои и клевера, что предвещало конец весны. Камило, выйдя наконец на поляну, вдохнул аромат полной грудью, раскинув руки в стороны. Это была его самая любимая погода — в меру жаркое, но очень яркое солнце, белые пушистые облака в небе, редкий, тёплый ветерок, а ещё... — Ого, ты тоже тут? Камило еле сдержался, чтобы не вскрикнуть позорно от неожиданности, как какая-нибудь маленькая девчонка. Лицедей обернулся, и его губы сами собой расплылись в удовлетворительной ухмылке. — День добрый! — театрально пропел он, вежливо взмахнув рукой. — Как поживаете-с, сеньор? — Ну, сеньор—это сильно сказано. — усмехнулся парень, смахнув с плеча невидимую пылинку. — Кстати, что ты тут делаешь? — Я? Гуляю. — просто ответил лицедей. — А ты? — Я? Гуляю. — поддразнил его Вэйн, подражая его нарочито невинному тону. Вновь завязался непринуждённый разговор. Камило уже во второй раз заметил, что с Вэйнамоиненом весьма легко общаться. Действительно, они разговаривали так, будто бы уже долгое время были друзьями, и это являлось…весьма странным фактом, если учесть то, что знакомы они были два дня от силы. — Кста-ати. — протянул Камило некоторое время спустя, решив задать вопрос, который мучил его, кажется, уже с утра: — Когда ты вчера…разговаривал с Абуэлой, тебя…видел кто-нибудь кроме Антонио?.. — А, так вот как звали того милого мальчишку? — улыбнулся Вэйн. — Он испугался, знаешь… А вообще, кроме него никто. — Понятно. — задумчиво ответил Камило, задержав взгляд на зелёных листьях ближнего дерева. «Они попросту молчали несколько минут, и всё.» — Кто он тебе? — принтересовался Вэйнамоинен, параллельно приложив руку к коре близ стоящего дуба. — Брат, наверное? Вы похожи. — Верно. — подтвердил Мадригаль, про себя подумав, что Антонио всё-таки больше пошёл в Феликса, нежели в Пеппу… Оттенком кожи, по крайней мере. А у лицедея он был скорее медового цвета—темнее, чем у матери, и светлее, чем у отца. Раньше Камило как-то не задумывался об этом. А ведь многие из города думали, что Антонио и Камило, скорее, кузены, нежели родные братья. А Вэйн сразу угадал, что удивительно, и ведь тем более… — Какой у тебя дар? Голос Элегидо вновь прервал все размышления Мадригаля, словно свистящее лезвие палача. Лицедей воззрился на Вэйна, одновременно с этим осмысливая вопрос, который показался ему громом среди ясного неба. — А сам отгадать не хочешь? — ехидно спросил лицедей, подмигнув. Вэйнамоинен вскинул брови. — Можно. — отозвался он, и на его лица заиграла бледная полу-улыбка. Он перевёл слегка затуманенный дымкой взгляд на Камило, пристально в него всматриваясь. Зрачки парня будто бы увеличились ещё на несколько милиметров, хотя казалось, что больше уже некуда. Радужка вконец пропала, её место заполонила непроглядная чернота, которая, возможно, могла бы поглотить собой и белки глаз. Мадригаль почувствовал, как его спина покрывается мелкой испариной от этого взгляда, и слегка встрепенулся, не понимая, что с ним происходит. — Знаешь, — медленно произнёс Вэйнамоинен спустя несколько секунд, и смакуя каждый слог, будто бы сладость, — я думаю, твой дар—что-нибудь, связанное с изменением внешности, характера… Актёрство, к примеру… Короче говоря, лицедейство, как я думаю. Воцарилась мертвая тишина. Даже природа, кажется, замолчала тогда: перестали шуршать листья, а ветви скрипеть; птицы тоже прекратили своё пение, наверное, прислушиваясь к диалогу. Мадригаль замер, ни в силах сдвинуться с места, и сказать какое-либо слова. Он угадал. С первого раза. Что? Камило, стараясь состряпать более-менее приличную ухмылку, внутренее содрогался и судорожно придумывал оправдание проницательности Вэйна, который сейчас беспечно улыбался, слегка из-подлобья смотря на лицедея. Его иссиня-чёрные волосы немного свесились и прикрыли глаза, выставляя на обозрению лёгкую, но, признаться, жутковатую бледную улыбочку. — Тебе Абуэла сказала. — наконец отмерев, проговорил Камило, снисходительно нахмурившись. — Ты не мог просто взять, и угадать. Никто из жителей Энканто не мог. Это ведь вообще не очевидно, и… — Почему же не очевидно? — возразил Вэйнамоинен. — Точнее, я хотел сказать, что запросто можно догадаться по твоему виду. — И что же не так с моим видом, а? — осведомился Мадригаль, по-детски уперев руки в бока. В его голосе засквозила едва уловимая прохлада, но он и ей внутренне поразился. — Koska, что ты и внешне похож на актёра. Не думай, что я осуждаю, Камило, совсем наоборот: одного разговора с тобой достаточно, чтобы понять, что твоя речь очень хорошо поставлена, это во-первых. Во-вторых, ты можешь красочно отображать эмоции даже в простой шутке, kohtuullinen: взять только твоё «как поживаете-с, сеньор?». С одной стороны—ерунда и мелочь, а с другой—твоя обаятельная улыбка и шутливый тон может много кого привлечь. Одним словом, я сразу понял, что твоя способность—актёрский талант, и это действительно талант. Обворожительность, знаешь ли, действительно тонко граничит с едкой приторностью. А ты эту грань, сразу видно, очень хорошо чувствуешь. Твоё обаяние искренне, понимаешь? А таких людей в мире очень и очень мало. В конце концов сводится к тому, что если у тебя есть такое качество, то ты с лёгкостью можешь убрать его, создав маску. А если ты умеешь создавать маски, то тебе не составит труда притворится тем или иным человеком. И, если представить, что это один из «побочных» эффектов твоего дара, то значит он сам—перевоплощение в абсолютно любых людей. Да и та ехидная искра в твоих глазах: сама за себя говорит, что в любом месте и в любое время ты можешь сотворить такое, от чего волосы всех вокруг станут дыбом. Полное перевоплощение в другого человека как раз может воспроизвести такой эффект. В общем-то, я просто хотел сказать, что твоя isoäiti мне ничегошеньки не говорила. Я сам догадался, это было нетрудно. По искончании своего монолога Вэйнамоинен слегка улыбнулся, обнажив белоснежные зубы и выжидающе уставившись на Камило, в то время как тот попросту стоял с круглыми глазами и открытым ртом, совсем не заметив, как от волнения и ошеломления успел превратиться в Пеппу, Долорес, Агустина и Феликса. Догадался. Он просто догадался. Догадался, во время своей речи покрыв Камило стольким количеством комплиментов, которые он в жизни ни от одного человека не слышал, даже от собственной матери. Догадался. Догадался, чёрт возьми, до-га-дал-ся. — Вэйн. — выговорил наконец Мадригаль, еле как пытаясь выйти из сковавшего оцепенения. — Ты что, прикалываешься, что-ли?.. — И в мыслях не было. — мотнул головой парень. — Я серьёзно, Камило. Чего ты так удивляешься? — Я? Удивляюсь? — переспросил Камило, неверяще усмехнувшись. — О нет, что ты, я не удивлён. Я, блин, в шоке. В тихом шоке. Камило замолчал, понятия не имея, что ему стоит сказать. Мысли смешались, постепенно превратившись в пустоту, а на переферии сознания лицедея начал появляться догадка, что такое столь сильное изумление вызвано не столько как удивительной проницательностью Элегидо, а сколько тем, что тот только что прямыми словами назвал Камило обворожительным и обаятельным. Мадригалю вдруг подумалось, что так бывает только в идиотских, бульварных романчиках. — Я в шоке, да. — повторил лицедей, и на его лице не было ни намека на улыбку. Не успев прикусить язык, он добавил, озвучив свои мысли: — А ещё, ты назвал меня обворожительным и обаятельным. Почему? — Как это, «почему?»? — чуть удивлённо поинтересовался Вэйн, слегка наклонив голову набок. — По качану. Я просто говорю очевидное. — Ты мне льстишь, дружище. — чуть севшим голосом возразил Камило, чувствуя, что сейчас либо нервно захохочет, либо онемеет. — Я вовсе не... — Правда—не есть лесть, между прочим. — перебил его Вэйн, скрестив руки на груди. — Я серьёзно, Камило. Посмотри в зеркало хотя бы раз, чтобы в этом убедиться. Если никто не говорил тебе о том, что ты действительно очень талантлив и не обделён прекрасными способностями, это не значит, что ты не обладаешь ими. Закончив короткий монолог, Вэйнамоинен отвернулся, и вновь приложил ладонь с длинными пальцами к коре дерева, и медленно погладил её, умиротворённо прикрыв глаза. Если бы голова Камило не была занята другим, он подумал бы, что Вэйнамоинен словно бы слышит и чувствует внутреннее дыхание дерева. Лицедей медленно осел на тот самый каменный выступ, где сидел вчера, и не проронив ни слова. Слух вновь защекотало мелодичное пение лесных птиц, а в нос ударил запах свежей травы. Луч солнца на фоне светло-голубого неба начал предательски лезть в глаза, прорываясь сквозь тёмные кудри, но Камило не обращал на это внимания. Ему хотелось ухмыльнуться. Хотелось встать, как-нибудь пошутить, возможно даже перевоплотиться в Вэйна, либо же провернуть какую-то комичную, но вместе с тем эффектную выходку, чтобы молчание не затянулось. Камило не нравилось молчание. Оно резало слух сильнее, чем любой шум. Парень хотел сказать хоть что-то, но язык в его рту словно онемел. Ладони Мадригаля вспотели, а в голове начал образовываться рой тревожных, и вместе с тем непонимающих мыслей, когда он почувствовал, как щеки его начали краснеть.