***
Он не был человеком. Он был феником, парящим на огненных крыльях по рассеченому сиянием небу. Затем он становился все больше, и вот уже он — гигантских, исполинских размеров дракон, и крылья его теперь покрыты не пылающими перями, а рубиновой чешуей, растерзающие черноту темных миров. Из его пасти вырывались огромные снопы пламени, наполняющие тьму долгих ночей ослепительно-ярким светом. Настолько ярким, что мог выжечь до тла всё, что только угодно… …Растворяясь в собственном пламени, он стремительно нырял вглубь, выворачиваясь в мыслимые-немыслимые фигуры, чувствовуя плотные волны, окутывающие с разных сторон, скрывающие за собой темные силуэты гигантских существ, представляющие собой нечто, лишь отдаленно напоминающее земных существ. Гибриды драконов, акул и других рептилий казались ещё более устрашающими, когда размерами превосходили самую большую гору раз в пять. По крайней мере, устрашающими для людей… …Но Они не были людьми.***
Так хорошо было отнюдь не всегда, хотя казалось, что наилучшие перерождения будут продолжаться вечно… Постепенно всё начало ухудшаться. Силы гасли, энергия тоже… С одной стороны это казалось вполне естественным, но в тоже время чертовски несправедливым. Казалось абсолютно всем, кто входил в Круг Несноуна. Всем тем, кто когда-то являлись огненными фениксами, гигантскими переливающимися драконами и морскими змеями… Когда-то. Но не сейчас.***
…Собственным взором он впился в манящие глаза Вэйнамоинена Элегидо, кто это? возможно, выискивая в них что-то… В его темные, почти чёрные глаза с едва заметной синей радужкой, скрытой под гигантскими зрачками. Зрачками, которые видели очень многое. Зрачками, которые определённо видели зарождение Млечного Пути, а возможно и что-то намного более древнее. — Ты ведь понимаешь, что я беспокоюсь о тебе? — его голос сначала кажется переливчатым пением жар-птицы, а затем немыслимо сильным звоном магнитного поля. почему? что случилось? что происходит? — Не нужно. — Камило запоздало понимает, что порывисто выдыхает эти слова…но отнюдь не по своей воле. Точнее сказать, по своей, но здесь он совсем другой, верно? Другой он… где они сейчас? Он не знал этого. По краям всё расплывалось, будто бы за мокрыми оконными стеклами, и взгляд мог фокусироваться лишь на лице Вэйна. Но почему под его пронизывающим он вновь чувствовует себя ребёнком? Таким беззащитным, подавленным. Пустым. и ещё… …медленно пожираемым изнутри… кем? — Я не хотел, чтобы всё так вышло. — мгновение спустя они уже соприкасаются лбами, а затем уже и о-господи-какого-дьявола губами. Как только это происходит, их обоих уносит вдаль, а затем и вверх. Поцелуи похожи на сладкие ожоги, а секс — на танец. Камило мог бы сойти с ума, если бы продолжил наблюдать за этим со стороны, но все слишком быстро погрузилось в темноту.***
Боль. Дикая, совершенно невыносимая боль яростно раздирала его внутренности. Казалось, что все его способности, вся его энергия, всё его ядро, вся его душа — всё, что он имел, все те жалкие остатки, большие похожие на жалкие лохмотья, тряпье… Но теперь казалось, что и это у него отобрали, но ведь… кто это сделал? Голову будто бы разрывало на части иглами изнутри. И эти иглы становились всё длиннее, и длинее, постепенно превращаясь в остыре когти. Побелевшая от напряжения кожа на шее натягивалась между проступающими очертаниями чего-то огромного и такого же острого… клыков. клыков Валлтери. Камило слышит собственный хриплый крик, но будто бы со стороны, хотя, впрочем, так оно и есть на самом деле. В этом крике проскальзывает что-то непонятное, возможно, РАЛГАМАУР! возможно, это чьё-то имя. Сквозь вспышки боли Камило чувствует, что ОСТАНОВИ ЕГО! что это Ралгамаур, чем бы оно не являлось, могло бы ему помочь, если бы слышало. Но его никто не слышал. Звук рвущейся кожи собровождается звуком, больше похожим на чавканье. Камило хочет закричать снова, но не может. Его кровь постепенно из темно-бордовой превращается в совсем черную. — Прости меня… — глаза застигло пеленой, и Камило больше не смог видеть совершенно ничего. У него было такое чувство, будто он умирал. Умирал обыкновенной человеческой смертью. Так почему же боль всё ещё пульсировала где-то в районе грудной клетки, заменив собой сердце?.. — Прости меня. — Вэйн повторяет это ещё раз, его голос теперь такой же хриплый, а привычные интонации узнать совершенно нереально. Новые вспышка боли, и всё вновь погрузилось во тьму.***
Тело Камило Мадригаля пробило резкой судорогой, и, мгновенно разлепив глаза, он, резко подскочив на чём-то мягком, видимо, кровати, чуть не задохнувшись от запоздалого ужаса. Что это было? Что только что было? Очертания обрывков всё ещё маячили перед глазами бешеной каруселью. Сон? Нет. Не сон. Мадригаль даже не успел толком опомниться и оглядеться, как тут же почувствовал чьи-то ладони на своих плечах и, как ни странно, они были теплыми. — Тише. — не было сомнений в том, кому конкретно принадлежал этот голос. Камило узнал бы его даже не фоне сильнейшего шума. — Тебе не стоит так резко… Он не закончил своё предложение, и лишь кашлянул, а затем покачалт головой, как бы подтверждая свою мысль ещё раз. Как показалось Мадригалю, он сделал это немного растерянно. — Ты в порядке? — задал вопрос Вэйн, видимо, так и не дождавшись слов Мадригаля. Камило ответил, пытаясь сфокусировать собственный взгляд и понять, где сейчас находится. Попытки оказались тщетными. Голова гудела. — Я… — пробормотал Мадригаль, стремясь сказать, что нет, он отнюдь не в порядке, но тут же зашипел от боли, схватившись за лоб, которой резко прострелило. — Какого черта сейчас… — Только не говори мне, что ничего не помнишь. — Вэйнамоинен произнес это так тихо, что если бы лицедей обращал внимания на это, то был бы полностью уверен в том, что тот сказал эти слова не рассчитывая на то, что Камило услышит. Но он услышал. И наверное, ничего не ответил именно поэтому. Элегидо продолжил что-то бессвязно бормотать. Возможно, что-то на финском, однако Камило не понял не слова. Впрочем, этот факт был чем-то самим собой разумеющимся. — Голова болит? — произнес наконец-то Вэйн на нормальном языке, и его тон был настолько придирчивым и, если можно было так сказать в данной ситуации…бестактным, что Мадригаль, не смотря на адскую головную боль, чуть не подавился от изумления, еле сдержавшись, чтобы не начать превращаться в кого ни поподя. В общем-то, он уже давно заметил, что его «дар» превратился в нервный тик. — Вэйн… — Камило внезапно ощутил фантомный груз на спине, непонятно откуда взявшейся. Не смотря на это, он уже приготовился сказать Элегидо о том, что думает по поводу всего того, что произошло за последние пять минут? часов? минут. Но и этого ему сделать не дали. — Выпей это. — Мадригаль напрягся, почувствовав, как Элегидо аккуратно, бережно и почти что нежно приподнял его голову и, держа в одной руках стакан с водой, а также зажав указательным и средним пальцами какую-то белую таблетку. — Это от головы. Должно помочь. Наблюдая за этим, казалось бы, обыкновенным (о да, определённо) проявлением заботы, Мадригаль растерянно моргнул. Головная боль всё ещё была при нем, и будто бы сдавила определённую часть мозга, мешая воспринять всю суть вещей. Лицедей уже в который пребывал в пространции на протяжении отнюдь неподходящего момента. Поэтому он опомнился лишь тогда, когда Вэйн каким-то неведомым, но весьма незаметным жестом сумел засунуть ту самую таблетку в лишь на самую малость приоткрытый рот Камило. Лицедей чудом не подавился, тут же вырвав из рук Вэйнамоинена стакан, и, запив пилюлю (лицедей слишком поздно вспомнил о том, что, по идее, доверять Вэйну сейчас — не самая лучшая идея), поморщился от резкого горького вкуса. Спустя несколько мгновений боль отпустила, оставив за собой лишь едва ощутимое покалывание на коже. — Лучше? — вкрадчиво осведомился Элегидо. — Ага. — кивнул Мадригаль, и уже хотел было блаженно рассмеяться, но вовремя одернул себя. Едва заметная, но в то же время очень ощутимая пелена спала. Лицедей перевёл взгляд на Вэйнамоинена, который сидел на стуле рядом с кроватью, будто бы доктор. Заметив, что щёки на его лице впали, под глазами образовались ещё более темные круги, а кожа побледнела настолько, что начала преобретать голубоватый оттенок, Камило подскочил на месте. — Сколько я спал? Что с тобой? — он выпалил два вопроса, которые первыми пришли ему в голову, совершенно не задумываясь. — Четыре часа. Ничего. — лаконичсно ответил юноша, с крайне беспечным видом облокотившись на спинку стула. — Ничего за исключением того, что… Вэйн многозначительно обвел свое лицо в воздухе, заостренные черты которого при ярком свете камина смотрелись ещё более зловеще. — Оу. — Мадригаль не хотел, чтобы эта реплика прозвучала иронично. Наоборот, если бы он стоял, то у него бы колени подогнулись от болезненного вида друга, хоть лицедей не хотел этого признавать. Но не смотря на это, внезапно желанию прикоснуться к впалой щеке Вэйна он поддался. Кожа Элегидо на этот раз была отнюдь не ледяной, но и не горячей. Так, слегка теплой. Думая о чем-то не совсем подходящем и параллельно борясь с желанием погладить такую же бледную, почти прозрачную шею с голубыми венами, похожими тонкие стебли цветов, растущих под кожей, Мадригаль не сразу заметил, что Вэйн следит за его действиями цепким, но будто бы загипнотизированным взглядом. Мадригаль почувствовал, что в горле пересохло, а внутри что-то подбадривающе-нетерпеливо заурчало. Камило вдруг ощутил себя ученику, которому удалось обыграть самого способного учителя-гипнотизера. И это непонятное чувство ему нравилось. Нравилось и в тот момент, когда в груди всколыхнулось нечто непознанное, и, постепенно поднимаяст вверх, достигла разума. В нем будто бы с характерным щелчком зажглась...нет, не лампа. Целый маяк, раз уж на то пошло. Маяк, ярко осветившись весь Мировой океан, и то, воспоминания что Камило видел, пока был без сознания. Он наконец-то вспомнил. Вспомнил о том, что когда-то давно в прошлых жизнях очень и очень давно был одним из них. Одним из людей Элегидо. Был потусторонним существом много-много раз, каждое перерождение...Но в последние разы что-то пошло не так. С ними и со всеми остальными..Со всеми из Круга Несноуна, который веками поддерживал силы, державшие их. мир миры в целости. Но сейчас это не имело практически никакого значения, потому что параллельно с этим он понял следующее: понял то, почему ему все это время казалось, что он знал Вэйнамоинена раньше, и почему с ним было так легко, и по-своему приятно. Ведь Камило действительно знал его. Знал на протяжении нескольких тысяч лет, а то и больше, и не только знал, они были одним целым, а сейчас, пожалуй, самими закадычными друзьями, как в сказках. Потому что ни в одном языке мира нет того слова, чтобы описать то, насколько они друг другу подходили. Как только Камило понял это, продрался наконец сквозь тернии и темные туннели на встречу космосу и звездам, то его голова закружилась, и он одернул руку. Он сделал это лишь для того, чтобы притянуть Вэйна к себе. И почему-то в тот же самый момент ему захотелось скрыться от всего того, что он только что видел. И не видел.