Остаёмся зимовать

Всем уже стало ясно: очередная зимовка, как в прошлом году у острова Бичи. И у командиров, и у простых матросов проскальзывала иногда досада от вынужденного бездействия, но общее настроение оставалось относительно ровным. В конце концов, и такой сценарий предвиделся, и продовольствия хватало, и пресловутое бездействие было лишь относительным, ведь требовалось произвести массу приготовлений, так что скучать не приходилось никому. Так и проходили дни в напряжённых хлопотах, а ночь дарила краткие часы спокойствия. Хотя, конечно же, не всем. Коммандер Фицджеймс наблюдал с затаённым беспокойством, как иногда останавливается и полнится растерянностью взгляд его любимого наставника, как ползут вниз углы его рта. Сэр Джон по-прежнему отделывался рассеянными отговорками, улыбался через силу и избегал прикосновений – так, будто опасался испачкать безупречный мундир Джеймса. Когда-то он не выдержал и заглянул вечером в каюту Франклина. Тот стоял на коленях спиной к нему. - Ох, простите, что помешал, сэр. - Ничего страшного, дорогой мой. Я окончил молитву. Всего лишь задумался. - О чём же? Джеймс подошёл, осторожно ступая, и помог сэру Джону подняться. - Ни о чём особенном, на самом-то деле. О том, как важна для нас теперь вера. - Разумеется, - проронил Фицджеймс. – И я ею полон. В отличие от некоторых. Его внимательные тёмные глаза сузились, а на переносице залегла непримиримая складка. - Я знаю, на кого ты намекаешь, Джимми. Как же он обожал, когда сэр Джон называл его так. - Но Френсис тоже может оказаться прав, и нельзя этого отрицать полностью. - Так вот как вы изменили своё мнение. - Не меняют его лишь дураки. - И вы поддерживаете идею отправить отряд к фактории Гудзонова залива для спасения? Фицджеймс не вынес напряжения, и на последнем слове рот его искривился даже чересчур презрительно. - Пока что официально не поддерживаю, - размеренно произнёс Франклин, - но кто знает... Он тяжело вздохнул и привлёк к себе Джеймса, словно ища опоры, и тому стоило усилия устоять неподвижно. Но он всё был готов отдать за моменты, когда капитан так тепло обнимал его. - Вы позволите, сэр? - Да. Они оба знали, о чём речь. Фицджеймс легонько коснулся губами щеки сэра Джона у краешка бакенбардов, нехотя отстранился и вышел вон. Франклин изо всех сил хотел надеяться на лучшее. Хотя загадывать не приходилось. Пока что оставалось делать самое необходимое, и лучше было даже не думать, что случится, если весна в этих суровых краях откажет им в своей милости. Да, оставалось только молиться. И стараться изгнать из своих мыслей образ человека, что так яростно – и порочно, и люто – пытался доказать свою правоту. А Джону иногда казалось, что он почти физически чувствует его присутствие, его прожигающий дыры взгляд, его хватку – и в темноте, и иногда при свете дня. Притом что на «Эребусе» капитан Крозье не появлялся, и даже служебные записки от него были скупы. Конечно, в его инициативе не стоило видеть ничего личного, и настойчивое предложение отправить отряд не имело цели опозорить его, Франклина, ведь то же самое оборачивалось неприглядными последствиями и для него самого, но сэр Джон отчаянно не желал оказаться в положении спасаемого. Он сознавал, как греховны такие мысли, отдающие всё тем же унынием и гордыней, которые он предпочитал приписывать строптивому подчинённому, но порой казалось, что погибнуть, однако с честью, было бы лучше. Возможно, ему самому. С тем, чтобы спаслись все остальные. «Но как же леди Джейн?» - твердило сердце. Он окончательно запутался, что думать и что чувствовать. Возможно, следовало загнать подальше любые подозрения о том, что экспедиция может обернуться провалом. С другой стороны: «если старательно игнорировать проблему, она сама собой истает и исчезнет» - когда и кому помогал такой подход? Но им во многом руководило желание не уподобиться врагу, который ничуть не заботился о сохранении душевной крепости и предавался постыдным утешениям, а мстил столь же постыдным образом. «Нет, нет твоей власти надо мною, Френсис», - упрямо повторял про себя сэр Джон, осмеливаясь назвать неприятеля по имени, но не осмеливаясь стереть его из своих мыслей. Но реальность была упрямой. Нужно было повторно рассчитать рацион, сделать какие-то, пусть и туманные, прогнозы, снять лишний такелаж, чтобы не намёрз лёд и не создавалось угрозы людям на палубе, а заодно, чтобы не нарушился на корабле центр тяжести, также необходимо было позаботиться о дисциплине – и все эти вопросы должны были быть единообразно организованы на двух судах синхронно. В то же время нужно было наладить между кораблями сообщение, потому что пусть и в пределах видимости, они отстояли на довольно большом расстоянии друг от друга. Полярная ночь диктовала свои условия, и нужно было расставить между двумя судами ориентиры в виде ледяных пирамид. Слишком многое приходилось решать совместно. И когда Крозье предложил провести общее собрание, чтобы подытожить принятые решения, Франклин не решился ответить отказом – в том числе потому, что ему надоело ощущать собственное малодушие. Нет уж, хватит. Ему не составит труда выдержать вечно дышащий скрытой агрессией взгляд этого ирландского упрямца. В конце-то концов, с ним был его верный Джеймс – надёжа и опора, думал Франклин, в очередной раз любуясь прохладной, сдержанной горделивостью и уверенностью коммандера во время совета. Ни одного лишнего слова, ни одного суетливого жеста. Пожалуй, теперь Фицджеймс овладел в полной мере тем, чему сэр Джон сам его учил касательно манеры держаться в обществе – в которой он предательски сам никогда не был уверен – и излучал именно то, чего как никогда ранее теперь не хватало ему самому. За тем, как они обменивались взглядами и репликами с Френсисом, можно было наблюдать долго, это напоминало изысканный фехтовальный поединок, и ни разу Джеймс не дал слабины, а вот у Крозье постоянно проскакивала растерянность и нервозность. Тем не менее, когда все начали расходиться, он напряжённо замер изваянием, опираясь на край стола пальцами, и пристально смотрел на начальника экспедиции. - Тебе есть, что сообщить мне дополнительно, Френсис? Сэр Джон произнёс почти ту же фразу, что повлекла за собой скандальные события. Но он всё так же высокомерно вздёрнул седеющие брови, приподнял подбородок и сделал шаг навстречу Крозье (ох, знал бы тот, чего ему стоила такая поза). Но краем глаза Франклин заметил ободряющий взгляд Джеймса, который как-то по-особенному медленно, сторожко выскользнул за дверь, будто намеревался дежурить подле неё, как часовой. Такое предчувствие отдавало неким неприличием, но странно успокаивало. - Итак, Френсис? - Да, - хрипловато отозвался капитан «Террора», привычно хмурясь. – Но это не касается приготовлений к зиме. Я бы предпочёл... - Пожалуйста, - деланно-снисходительно усмехнулся Франклин. Когда он плотно притворял дверь, то чувствовал, что сердце будто хочет вырваться из груди, а во рту пересыхает. Вся его высокомерная вальяжность была блефом. Одно лишь утешало: Крозье теперь выглядел не разъярённым, а донельзя смущённым и подавленным – будто на душе у него лежал тяжкий груз, но он сам чувствовал, что нужно говорить сейчас или никогда. Что же такое он собирался сообщить или сделать? Франклину не хотелось даже самому себе признаваться, что у него едва ли не подкашиваются ноги. - Может, присядешь, Френсис? - Охотно. Крозье вновь выдвинул стул и аккуратно, но тяжело на него опустился. - Присядь и ты, Джон. Рядом со мною, если можно. В этих словах чувствовался оттенок мольбы, и именно он ошеломил Франклина – и он медленно подошёл и сел рядом. - Я слушаю? Иногда в моменты наивысшей печали лицо Крозье казалось почти одухотворённым, и сэр Джон не мог противиться природной сентиментальности, что-то непривычное сквозило в облике того, кого он последнее время почти что показательно считал своим врагом – особенно памятуя слова Росса-старшего о том, что порой следует ожидать угрозы от того, кто стоит к тебе ближе всего и официально является твоим соратником. Разумеется, Джон Росс имел в виду бунт и неповиновение, но ему не могло даже в страшном сне прийти в голову то, что может приключиться, к чему может привести необузданность натуры Френсиса... - Я хочу обсудить то происшествие после совета, - глухо проронил Крозье. Да что здесь обсуждать?! Наверное, эти чувства слишком явно отразились на лице сэра Джона. Ещё и накатила дурнота, так, что захотелось опустить голову на скрещенные руки и застонать, но он даже слишком прямо, в струнку вытянулся на стуле – но это не могло обмануть Френсиса. - Бога ради, Джон... прости меня... я не смог удержать себя в руках... И это... это практически преступление. У меня очень тяжело на душе. Я хотел бы как-либо загладить свою вину... Это начинало напоминать пошлый каламбур – Френсис и в самом деле потянулся, будто хотел положить своему командиру руку на плечо или на грудь и сделать ласкающее движение, но почти сразу же её отдёрнул. Франклин инстинктивно отпрянул. Он сжал лежащие на столе кулаки до белизны костяшек. Его лицо, очевидно – как это любовно иногда отмечала леди Джейн – ни в коем разе не являлось лицом актёра и являло всю бурю эмоций, порой даже на грани гротеска. А Крозье продолжал долгую, но сбивчивую речь о том, что не совладал с собой, и потому это приобрело такую дикую форму. Он уверял, что ни в коем случае не хотел сделать больно ни в каком из смыслов, но ему нужно кое в чём признаться. - В чём же? О боже, Френсис... Он всё-таки не выдержал и спрятал лицо в подставленных ладонях. И ему не хватало сил дёрнуться, когда он ощутил небывало мягкое касание, задевшее рукав, и услышал голос, пониженный до шёпота: - А всё в том же. Хотя до настоящего момента не было поводов верить. Но я люблю тебя, Джон. Люблю. Понимаешь? Нет, он отказывался понимать. - Уже давно. Ошибки молодости... это не совсем ошибки. Для меня это всегда был избранный курс. Я всегда был тебе верен, Джон. Кто бы что ни говорил, что бы ни случалось. Вот этого ещё не хватало. Неужели он стоял за их с Джоном Россом спинами, когда состоялся тот злосчастный диалог с неудобными намёками? Но нет. Они с Россом-младшим стояли поодаль и обменивались шутками – Крозье был, вероятнее всего, слегка выпивши, потому что уж слишком развязной казалась его манера, с которой он приобнимал Росса за талию и склонялся к нему – в любом случае, этим двоим не должно было быть дела до их тогдашней беседы. И всё-таки он что-то чувствовал, заранее ожидая подвоха от того, кто должен был остерегаться его самого... - Джон, не молчи, пожалуйста. - А что я должен сказать? – пробормотал Франклин. - Тогда можешь ничего не говорить, но, умоляю, хотя бы выслушай, - горячо прошептал Крозье, всё ещё не смея взять его за руку, но придвигаясь ближе. Странно, но от него совершенно не пахло виски. Тогда уже сэр Джон исподволь начинал думать, что он сам не то пьян, не то повредился рассудком. - Тот случай в двадцатых не давал мне покоя, я не мог забыть его... - А я бы предпочёл именно это и сделать. Сэр Джон ощутил, как приливает кровь к щекам. - Разумеется. Тем более, его и тогда слишком уязвила чертовская напористость и грубость Крозье, которой он не нашёл, что противопоставить, и лишь со временем решился на объяснение – которое Френсис выдержал достойно, хотя при расставании у него был вид, будто он готов убивать. - И тем не менее, Джон, твой образ всегда был у меня в сердце. Даже тогда, когда мы виделись на Земле Ван Димена, да, когда ты был губернатором, я с трудом выдерживал твоё присутствие, потому что... - Стой! Но разве тогда ты не влюбился в мою племянницу Софию? Джон даже отошёл от своей обтекаемой манеры выражаться – была не была, стоит называть вещи своими именами. - Френсис, разве не с нею ты хотел быть всё это время? Крозье казался почти сокрушённым, он потупился, и короткая прядка рыжевато-русых волос упала на его широкий упрямый лоб, но было видно, как судорожно он сжал челюсти. - И да, и нет, - выдавил он. – Я не мог разобраться. Я любил вас обоих. В том числе в Софии мне виделось твоё подобие. Умная, интересная, жизнерадостная. Способная создать уют даже из ничего. Замечательная, выдающаяся молодая леди... вполне в духе леди Джейн. То есть, получается, не просто твоё, но... ваше общее... Его горло на секунду сковал спазм, будто капитан «Террора» и отчаянно жаждал употребить это сравнение, и сомневался, имеет ли на то право, но он откашлялся и продолжал: - Тем более, что моё влечение к женщинам никогда не угасало. Только для некоторых людей я делал исключение. И ты, Джон, всегда к ним относился. Когда я стремился с вами породниться, то... это рвало мне душу, но я хотел быть и ближе к тебе и чаще хотя бы созерцать то, на что не имел никакой возможности и права рассчитывать. - О, Френсис. Господи. Да что ты за человек. У сэра Джона не хватало сил даже поднять голос для возмущения. Хорошо, что Крозье достало самообладания не стукнуть кулаком по столу, как давеча. Он вскинул на Франклина горящий взгляд – правда, вместо желанной для него самого воинственности там светилась лишь боль и отчаяние. - Уж какой есть, Джон. И мне самому иногда горько, что даже в этой экспедиции ты вынужден меня терпеть. А ведь я испытал к тебе влечение именно из-за непохожести наших характеров. Мне всегда хотелось быть человеком наподобие тебя, обладать теми же качествами – верой, пусть и доходящей до прекраснодушия, хотелось обладать твоим пониманием, терпением, милосердием, весёлостью, чувствительностью, мягкостью, отзывчивостью, добродетельностью, теплотой... От слов этих брала оторопь. Судя по ним, Франклин выглядел чуть ли не ангелом во плоти, упавшим на грешную землю. Крозье перечислял всё это монотонно, но не как скучающий сельский проповедник, а как человек, идущий по канату и понимающий, что стоит продолжать движение, чтобы не сорваться в пропасть. Хотя кто бы сейчас говорил... - Я хотел быть любимым, как ты, Джон. Голос Френсиса болезненно дрогнул. Сэр Джон еле преодолел в себе желание дружески тронуть его за запястье, но вовремя спохватился: нет, перед тобою не Джеймс, остановись. И у него так и вертелись на языке не раз всплывавшие в уме фразы: «Так что же тебе мешало? Долгие годы миновали, разве не было повода для попыток меняться? Френсис, ты сам сделал себя несчастным...» Но что-то ему воспрепятствовало. И Франклин медленно проронил: - Я отнюдь не всегда был любим, Френсис. И вышеупомянутые качества ничуть не помогли мне. Ты прекрасно это знаешь. Крозье вскинулся: - Да, и слишком хорошо! Я помню, что произошло тогда во время твоего губернаторства! София рассказала мне всё, всё в подробностях об этой грязной политике и об этом ублюдке Монтегю, что интриговал против тебя! И я тогда был простым коммандером и не мог бы ничего сделать приемлемыми методами, не имея никакого имени и общественного положения, но... Френсис вдруг подался вперёд и схватил Джона за предплечье, тот даже не успел отстраниться. - Я бы оторвал этому мерзавцу яйца, а потом бы вышиб ему мозги, и плевать на последствия, а потом притащил тебе его кишки... - Френсис, побойся Бога! Сэр Джон судорожно отдёрнул руку и отшатнулся. Он испытал странную смесь отвращения, страха и благоговения при виде разъярённой физиономии Крозье. - Хорошо, Джон, как скажешь, - уже тише прорычал Френсис. - Более приличный вариант: я бы отрезал этому гаду башку, как Юдифь Олоферну, и принёс бы её тебе на блюде. Устраивает? Франклин обмяк на стуле – не собственно от того, что говорил Крозье, а от неожиданного осознания: то, что он принимал за сугубый гнев в лице капитана «Террора» во время всех злосчастных советов и перепалок, явственно отдавало страстью. Но не простой похотью. В этом было то душевное горение, с которым паладин служит своему королю, ни больше и ни меньше – или Джону в смятении так хотелось верить в это? - Это неприемлемо, Френсис, - как можно ровнее и твёрже произнёс Франклин. – Не сиди ты так близко, я бы подумал, что ты перебрал с выпивкой – уж извини за откровенность! – или попросту болен. Взгляд Крозье вспыхнул в очередной раз, как то бывает, когда бьют в самое уязвимое место, тем более, сознательно. Но он, видно, счёл, что не время для мелочных обид. Им сейчас владело какое-то более сильное, большое, сложное чувство. Как бы оно ни могло быть названо. И как бы далеко оно ни отстояло от того, что он дерзнул величать «любовью». Френсис тяжело вздохнул и откашлялся: - Вероятно, ты прав. Скорее всего, прав. Но я не мог не признаться тебе в том, что испытываю. Сэр Джон нахмурился: - Однако я не могу ни понять, ни принять этого, Френсис. Ты сам понимаешь, почему. Даже если это правда. Крозье уронил свои прямые плечи почти затравленно: - Даже?.. - Хорошо, я почти готов поверить, что ты искренен. И всё-таки... – покачал головой сэр Джон. – Френсис, я призываю тебя ещё раз взвесить все свои мысли и подумать, готов ли ты произнести всё, здесь озвученное, снова, в здравом уме и твёрдой памяти. И уж тогда продолжать беседу. Пока что она кажется мне слишком дикой. Он решительно поднялся и задвинул за собою стул. Френсис последовал его движению, несколько порывисто, но с проблеском надежды во взгляде исподлобья. Да, он понимал: его пока что выгоняют на мороз, как бешеного пса. Но это не означало, что он не мог бы вернуться. Он всегда возвращался. К этому, чёрт подери, даже почти уже привыкли. И его шаги по направлению к «Террору» в сопровождении сержанта морпехов Тозера были полны горькой, но смиренной решимости.