Остаёмся зимовать

Совет, если это можно было так назвать, проходил в донельзя сокращённом составе: только два капитана и ледовый лоцман «Террора». Крозье и мистер Блэнки сидели за столом кают-компании рядом, как давеча на «Эребусе», а Франклин напротив. Блэнки пребывал в смешанных чувствах. Его спрашивали о том, какие повреждения могут получить корабли, оказавшиеся в арктическом плену, и о том, какова вероятность, что весной лёд всё-таки вскроется. Если на первый вопрос он мог ответить и без колебаний обрисовал довольно мрачные перспективы, то второй оставался лишь в области догадок и надежды. «Дьявол, такое ощущение, что я действительно повелеваю этим чёртовым льдом», - мысленно ворчал Блэнки, - «да и зачем меня вообще сюда притащили?». Он пару раз мимолётно переглянулся с Крозье: удивительно, начальник экспедиции сам явился к ним, да притом в полном одиночестве. Невольно закрадывались мысли, что он пока желает держать обсуждаемое в тайне от экипажей, а огласить, вероятно, лишь со временем. С другой стороны, учесть мнение сведущих, опытных людей стоило бы раньше, а к чему теперь эти запоздалые разговоры? Они вызывали только досаду. Но Френсис, когда сэр Джон задумчиво отвернулся, украдкой пихнул его под столом коленкой и подмигнул: «Ну вот, Томас, когда прижало, в кои-то веки этот старый болван нас слушает». Блэнки лишь усмехнулся в бороду: это ничего не меняло в сложившемся положении, но можно было приписать себе скромненькую победу. Авось, и дальше удастся как-то повлиять. Блэнки уже не раз за последнее время за стаканчиком виски выслушивал от Крозье развёрнутый анализ ситуации – точнее, ругательства столь длинные и забористые, что он даже заслушивался, но не упускал возможности ввернуть и своё словечко, и заканчивалось всё ехидным хохотом. Который, впрочем, стихал, разбиваясь, как волна о скалы, от осознания угрозы. Но тогда на помощь приходил очередной глоток горячительного, и всё начиналось сызнова. До тех пор, пока оба офицера не понимали, что желательно себя не скомпрометировать ни сейчас, ни наутро, и ещё какое-то время продолжали задушевную беседу, не наливая, а потом отправлялись на боковую. Странным образом нынешний разговор напоминал их посиделки с Френсисом. В какой-то миг с нечитаемым выражением на лице капитан Франклин произнёс: - Благодарю вас, мистер Блэнки. Ваше мнение будет непременно учтено, также я передам его мистеру Риду. «Так почему ты с собой-то его не взял?» - мелькнуло в мыслях у Блэнки. Но тут Френсис скрипнул стулом, будто устраиваясь поудобнее, а на самом деле пододвигаясь к лоцману, и в очередной раз бросил заговорщицкий взгляд: «Будет надо, я тебе всё сообщу, Томас, а теперь нам стоит остаться наедине». Мистер Блэнки поднялся и учтиво откланялся. Капитанам предстоял неприятный разговор. Поначалу он тоже выходил слишком общим, но не мог не волновать обоих, потому что касался дальнейшего плана действий. ...Сэр Джон вспоминал то самое столкновение с Россом-старшим на приёме в Адмиралтействе и его беспощадный вопрос: «А каков ваш план спасения?». И, ведь подумать только, тогда он ещё изображал праведное возмущение словами более успешного коллеги по полярным исследованиям. Джон помнил, как негодующе сжимал в руке лайковые перчатки и принимал боевую осанку и оскорблённый вид перед своим тёзкой, словно готовый вызвать его на дуэль за подлое неверие в его силы и намёк на неудачливость – а между тем под плотным, тяжёлым мундиром с золотыми пуговицами струился холодный пот, и постыдная влага ощущалась на груди и даже на животе. Да. Настолько его совесть уже тогда была нечиста. И настолько же сейчас было болезненно слушать от Крозье предположения, что в случае чего придётся отправлять отряд к фактории Гудзонова залива и выделить для этого самых выносливых людей. Френсису даже не верилось, что сэр Джон сам поднял столь щекотливую тему, и от изумления он то и дело сбивался, неуклюже строя фразы, и хмурился, будто пытаясь этим придать себе решимости и выглядеть солиднее. Лицо Франклина также было мрачнее тучи, но Крозье мог лишь смутно догадываться, что за этим крылось, кроме досады от неприятного обсуждения. Между тем, Джон опять чувствовал себя последним лжецом. Ведь на самом деле он был отчаянно против подобных инициатив и лишь изображал готовность выслушать – но невольно приходилось вникать, будто глотая горькие пилюли. Несколько ловчее далась ему речь о дисциплине: здесь он чувствовал себя в своей стихии. Он настаивал на том, что правила стоит сделать едиными для обоих кораблей, но притом взять за образец именно «Эребус», в том числе ограничить потребление спиртного членами экипажа, а вместо этого чаще проводить с ними собрания, проповеди и душеспасительные беседы, чтобы создавалось ощущение единства, потому что не всё сводится лишь к соблюдению корабельного устава, который Френсис – а до Франклина таки дошли эти слухи – имеет обыкновение зачитывать по воскресеньям вместо Библии. Сэр Джон заявил о готовности поделиться своим опытом, который, по его убеждению, может стать благотворным. На удивление, Крозье не возражал на протяжении всего монолога и даже не вскинулся от замечания о выпивке на судне, хотя слушал рассеянно, словно находясь мыслями очень далеко. Наконец, он пробормотал: - Что ж, до сей поры у меня не возникало проблем с командой, хотя кто знает... Он неопределённо пожал плечами, и непонятно, что он именно мог сказать в продолжение: «хотя кто знает, что может случиться» или «хотя кто знает, может, твои советы действительно окажутся ценны». Пожалуй, он подразумевал и то, и другое. Но по-прежнему его взгляд застилала тягостная задумчивость. Нарушая неловкое молчание, Джон с нажимом произнёс: - С людьми нужно разговаривать, Френсис. Даже если ты не способен полностью вникнуть во все их заботы, беды и чаяния, но ты обязан хотя бы изобразить участие – и тем завоевать расположение и верность. Это не первейшая задача капитана, но она имеет огромное значение. Особенно если учитывать, сколько времени людям предстоит провести вместе отрезанными от всего мира. Очень важно, чтобы они ладили между собой – и с тобою также. Крозье тяжело вздохнул и потёр пальцами виски, будто его мучила головная боль. Он по-прежнему молчал, но вдруг вскинул на собеседника взгляд с таким выражением, что тот замер, скованный внезапной догадкой: только что, увлёкшись, он сболтнул лишнее – а возможно, наоборот, единственно необходимое в эту минуту...