Остаёмся зимовать

Крозье воинственно выпрямился, сложив руки, и прохладно бросил: - Что? Неужели ты наконец придумал какую-то остроумную реплику, Джон? – И, не дожидаясь ответа, проговорил: - Я не понимаю, почему ты ходишь вокруг да около. Вернёмся к прошлому разговору. Я открыл тебе душу, ты обещал подумать и ответить. А теперь не то выискиваешь лазейки, не то изображаешь инквизитора. В частности, зачем ты затеял этот долгий и бестолковый разговор о мисс Крэкрофт? Франклина неожиданно передёрнуло от столь официального, будто дышащего враждебностью, упоминания о Софии. - Я всего лишь хотел знать, как устроены твои чувства и как они проявляются, - покачал головой сэр Джон и продолжал как можно твёрже: - Я никогда не знаю, чего ожидать от тебя. Мы много лет знакомы, но ты для меня тайна за семью печатями. Можешь ли ты отрицать, что происшедшее после совета скандально? Я просто не знаю, как с этим жить. Его голос дрогнул. Крозье сцепил пальцы, но складка между бровями немного разошлась – ему стало почти жаль Франклина. Но ещё не вполне. А тот продолжал: - Твоё отношение разительно отличается. Я сейчас не хочу вспоминать Росса-младшего. Но София... ты всё называешь неизменным словом «любовь», но почему в одном случае такая трепетность, если я уж вознамерюсь тебе верить – а в другом случае насилие? Осанка Крозье вызывала ассоциации с натянутой струной. Он презрел все приличия и почти не отрывая взгляда от лица Франклина, снова наполнил стакан виски в призрачной надежде отделаться от кошмара – словно теперь тоже хотел предаться забвению. От мимолётного, животного торжества оставалась лишь невыносимая горечь. И всё-таки он зло бросил: - Ах вот как, «насилие» - но почему ты велел мне не останавливаться?.. Сэр Джон дрогнул всем телом, будто нерпа, пронзённая гарпуном. Он закрыл лицо теперь уже обеими руками, и прохладные подушечки пальцев, давящие на веки, ощущались как благодать. Открывать глаза ему не хотелось. А между тем, Крозье продолжал, старательно чеканя: - София не презирала меня. Не причиняла боли намеренно. Никогда не прятала того, что истинно ко мне испытывала. Даже когда изрекала ложь, видно было, что у неё в самом деле на душе, это проглядывало сквозь любые смешанные чувства. А ещё от неё никогда не зависели жизни более сотни людей – советую над этим подумать, Джон. Франклину захотелось или исчезнуть, или хотя бы потерять сознание. Он медленно заговорил, и каждое слово давалось с трудом: - Я уже осознал свою неправоту и вину. Теперь остаётся лишь уповать на Господа и... и наши собственные силы и знания для спасения. И я сделаю всё, что от меня зависит. И обязуюсь прислушиваться и к тебе, Френсис, несмотря ни на что. Мы уже обсудили некоторые вещи, о которых раньше я не желал и слышать. Но этот тяжёлый разговор не имеет отношения к общему делу. - Имеет, - жёстко перебил Крозье. Сэр Джон порывисто вздохнул. Его заместитель был прав: ведь происшествие, ныне терзающее душу, являлось следствием того, что говорилось на совете. - Хорошо, но почему всё произошло именно... так?! – горько воскликнул он, наконец отнимая руки от лица. - На самом деле, мне хотелось избить тебя, - сквозь зубы прорычал Крозье, - но... - И лучше б ты так и сделал! - Ах вот как? Тогда почему ты... - Хватит, я знаю, что ты скажешь! - Да не буду я этого говорить, долой шпильки!.. Френсис стукнул кулаком по столу, и стоящая рядом с ним чашка, так и остававшаяся пустой, тонко, жалобно задребезжала. - Мной овладели сразу два желания, одинаково сильных, но я сделал то, что сделал, потому что... да, потому что всё-таки люблю тебя. - Боже мой, опять, - простонал Франклин и сжал пальцами переносицу, будто страдал от мигрени. Впрочем, самочувствие его действительно оставляло желать лучшего. – Побойся Бога, Френсис... - Я разучился бояться, Джон. А вот ты трепещешь и колеблешься каждый миг. Я говорю даже не о том, чтобы принять некую сторону своей натуры. Я говорю об общем деле и о том, как твои слабости сбивают тебя с пути истинного. Истинным, очевидно, был восточный маршрут вокруг острова Кинг Уильям. Но теперь ничего было не изменить. - Я даже не знаю, что сказать. «Так и не говори ничего, коли так, и проваливай к чертям», - так и подмывало рявкнуть Крозье. Но он сделал несколько глубоких вдохов, стараясь сосредоточиться, и произнёс на тон тише: - Ну, уж постарайся – хоть что-нибудь. Прошло долгих полминуты, прежде чем сэр Джон собрался с мыслями. В голове мутилось. Он повторял себе, что не стоило предпринимать эту воинственную вылазку до того, как здоровье окончательно поправится. Тем более, не стоило устраивать глупую демонстрацию и ради сомнительных сведений изображать, что он потакает пагубным привычкам Крозье и сам не чужд их. - Я не понимаю... до сих пор не понимаю тебя, Френсис. Как ты мог увлечься одновременно Софией и мною? Тогда? - Я уже говорил, - ожесточённо возразил Крозье. – Тогда я верил в красоту твоей души. Но всё-таки сознавал, что некоторым моим особенностям не место в жизни. Росс придерживался того же мнения, нашёл свою любовь и теперь счастлив – как бы он ни был мне дорог как товарищ... Тут Френсис слегка запнулся, едва не прибавив: «и даже более того». - Но я могу лишь порадоваться, что он не участвует в этой экспедиции. А София... она взяла от тебя самое лучшее. И я не хочу сказать, что она лишь отголосок, она... единственный в своём роде, замечательный человек. Крозье снова не выдержал и сделал мелкий глоток из стакана, но вслед за этим вскинул голову, и взгляд его был полон яркого, ровного огня: - Я не могу перестать восхищаться тем, что она смогла проникнуться участием ко мне, к тому, кого... я осознаю, довольно трудно по-настоящему полюбить. Я был счастлив. Пусть даже тревога и сомнения омрачали это счастье. Я надеялся и верил в то, что смогу остепениться и что всё у меня будет, как у людей. Франклин сжался в ожидании нового удара. Но он и настраивался на подобное. «Давай же, бей, Френсис». - Но ты сам не дал мне этого сделать, Джон, - подытожил Крозье. Три бесконечных секунды. «Если ты меня слышишь, Господи, дай мне сейчас умереть, да хотя бы упасть в обморок». Но голос Крозье, прохладно позвякивая металлическими нотками, продолжал звучать: - Конечно, ты не пророк и не мог предвидеть, чем обернётся то или иное твоё решение. Но вот мы здесь. Ты несёшь ответственность за всё, что произошло, Джон. Очередная пауза. - Я знаю. Слова Франклина будто исходили от умирающего и больше напоминали шёпот. Он предпринял очередное и очевидное безрассудство. Чай давно остыл, осталось его немного, приходилось тщательно сцеживать, и тёмные чаинки метались на дне чашки, как стайка рыб – и он плеснул туда жалкий остаток виски со дна бутылки. «Испить чашу до дна», - всё так же билось в мыслях. Френсис наблюдал за ним с лицом, где должно было читаться любопытство, боль, удивление, злорадство, да что угодно – но на самом деле оно выглядело столь же отчуждённым и надменным, как на официальном дагерротипе. Как ни странно, это придало сил. Сэр Джон чувствовал, что ему предстоит отчаянный рывок, пускай и на грани сил. - Так вот, к делу, к тому, ради чего затевалась эта беседа, - размеренно проговорил он. - Проклинать и осуждать тебя я ни в коем случае не намерен. Что было, то было. Нет твоей вины и злого намерения, что в жизни у тебя всё так сложилось, и мне искренне жаль. Но я не уверен, могу ли помочь. Ты понимаешь, что мои принципы и семейное положение не позволяют мне принять даже то лучшее, что ты, возможно, вкладываешь в своё отношение ко мне. А ещё... ты пылок. Твоя холодность лишь отражение пламени. Можешь отрицать это, но ты слишком чуток и восторжен. Сейчас прозвучит поразительное признание, но я всё-таки верю в чистоту твоих чувств к Софии. Крозье в очередной раз так встрепенулся, будто его окатили ледяной водой. - Но ты всё-таки любишь её, не меня. Я рад, что в душе твоей возобладали верные, естественные побуждения... - Однако ты всё равно не одобрил бы наш союз, - бросил Френсис. - Не в том дело, - тяжело вздохнул сэр Джон. – Не только в этом. Живи и дай жить другим. Не говоря о конкретных действиях, о решениях, последствиях, о том, что было и может быть – в душе своей определи курс и выбери что-либо одно, даже это имеет значение. А я в любом случае не хотел бы быть временной заменой тому человеку, что в самом деле владеет твоими чаяниями. Крозье ощущал, как у него сбилось дыхание, а пальцы начинали подрагивать, как тогда, во время болезни, перенесённой после миссии в Антарктике – так что он сцепил их в замок. Неужели произнесённое означало хотя бы тень надежды? - Я слишком стар, чтобы ввязываться в подобные чувственные авантюры, Френсис. Поэтому я намерен уважительно прислушиваться к твоему мнению во всех вопросах и убеждать коммандера Фицджеймса в его целесообразности. Но если ты рассчитывал на некий отклик, я говорю – нет. Ещё несколько мгновений капитан «Террора» оставался неподвижен, словно обратившись в соляной столп. Но с нарастающей болью в сердце сэр Джон наблюдал, как глаза его всё более блестят предательской влагой. - Ты действуешь наверняка, - проговорил Крозье прерывающимся голосом. – Сначала два удара ножом в спину. Теперь – в грудь. Хотя бы смело. Я хотя бы за это должен быть тебе благодарен. Хотя больше – действительно, не за что. Пошёл ты к чёрту, Джон. Было бы справедливо, если б ты сдох в одиночестве. «Я хотел бы сдохнуть сам», - подумал Крозье, уронив голову на сложенные руки, и слёзы поползли по щекам.