Остаёмся зимовать

Утром оба капитана чинно пили чай в кают-компании и обменивались мнениями о последних докладах ледовых лоцманов, о вахтах, обо всей рутине, которая царила на кораблях. Оба пребывали в благодушном настроении. Фицджеймс, присоединившийся к чаепитию по приглашению своего командира, отмалчивался и тайком бросал на Крозье и Франклина невесёлые взгляды. - Что-то вы совсем приуныли, дорогой коммандер, - пожурил его сэр Джон. – И последнее время вы всё чаще выглядите озабоченным. Может быть, есть какие-то проблемы, например, с дисциплиной или с продовольствием, о которых стоило бы сейчас узнать мне и капитану Крозье? - О нет, сэр, - поспешно ответил Джеймс и заметил, как вздёрнулась бровь Френсиса. - Если ничего серьёзного, - промяукал тот хрипловато, - то, вероятно, это обычная полярная хандра. Она овладевает даже самыми опытными моряками. Я помню, во время нашей совместной экспедиции с Джейсом Кларком Россом в Антарктику мы тоже лишь первое время сохраняли присутствие духа, а потом невольно подпали под власть сплина. Что делать, слаб человек. Всё-таки объективные тяготы, суровость условий... Тем более, Джеймс, что они для вас... кхм, несколько нетипичны и непривычны, не так ли? Фицджеймс сощурился. Быть может, Крозье действительно был настолько честен, простодушен и прям, как уверял сэр Джон, и изображал дружелюбие так же старательно, как и обычно в последнее время, в искренних попытках быть хотя бы дипломатичным – пусть даже само имя Крозье и понятие дипломатии никак не вязались друг с другом. Но сейчас казалось, что он откровенно напоминает Джеймсу, что ему здесь не место. - Ко всему привыкаешь, - сквозь зубы, пусть и с любезной интонацией, отвечал коммандер, - и я тоже чувствую, что справлюсь. Пока же я просто делаю всё то, что относится к моим служебным обязанностям со всем возможным усердием. Наверное, это единственный способ приспособиться. - Полагаю, это верный ход мысли, Джеймс, - одобрительно кивнул Франклин, с удовольствием отпивая чая из чашки тонкого фарфора. – Отведайте этого малинового варенья, коммандер, это сама леди Джейн варила. По-моему, стоит распробовать. Джеймс незаметно вздохнул и потянулся к хрустальной розетке. На самом деле, малину он не любил, ему гораздо больше нравилась вишня. Но, глядя на то, как оба капитана налегают на лакомство, напомиющее о доме, он подумал, что не стоит от них отставать. Тем более, что раньше он проявлял к этому «священному» варенью полнейшее равнодушие или брал пол-ложечки просто из вежливости – и уж не обидел ли этим сэра Джона?.. А теперь хотелось ни в коем случае даже мельчайшим жестом не разочаровывать любимого наставника и путём хотя бы таких полудетских уловок быть к нему ближе. И гораздо ближе, чем другой. Он не понимал и не мог сказать наверняка, что на самом деле творилось между командирами. Раньше Франклин также заступался за Крозье даже после того, как он в порыве досады, когда на него что-то находило, вопиющим образом нарушал приличия и не проявлял манер, подобающих джентльмену. И делал это явно из чувства долга, а потом выговаривал ему сам. Джеймс только усмехался: возможно, таким образом Франклин несколько наивно отбирал у ученика право насладиться стычкой, чтобы самому отыграться на строптивом подчинённом. И это право он готов был ему предоставить, со стороны любуясь: его командир оказался вовсе не таким беззубым, как о нём говорили злые языки, и мог при желании любого поставить на место. Теперь же было нечто иное. Джеймс до сих пор помнил, какую сдержанную, но суровую отповедь получил, когда пытался сказать Франклину, что Крозье может затевать акты неповиновения – мнение капитана было однозначно. А теперь настораживала сама манера поведения вышестоящих. Даже ведя сугубо служебные разговоры, капитаны переглядывались так, что наличие истинной теплоты между ними не стоило подвергать сомнению, их глаза блестели, края губ иногда трогала тень улыбки, когда они даже просто передавали друг другу что-то за столом, наподобие соли или салфетки, то движения их были как-то уж очень трепетны. И в то же время их обоих было не в чем упрекнуть. Джеймс вообще сомневался, подозревают ли эти люди старшего поколения, что можно упрекать их в чём-то... этаком. Было прекрасно известно, что сэр Джон души не чает в своей любимой супруге леди Джейн, а Френсис сохнет по племяннице Франклина, Софии Крэкрофт, которая отказала ему, тем не менее, два раза – об этом сам сэр Джон ему как-то рассказал. И, вероятно, именно поэтому Френсис и сорвался в эту экспедицию – чтобы стать героем в глазах любимой женщины. И заодно выслужиться перед её дядей, чтобы тот в конце концов дал согласие на брак. И самый что ни на есть классический роматический мотив в исполнении Крозье смотрелся жалко и недостойно. Джеймс хмыкнул. Ну, хоть где-то он мог чувствовать моральное превосходство. ...Хотя с каждым днём оно становилось всё более хрупким и уже готово было рассыпаться в прах. Стараясь судить трезво, Джеймс сосредотачивался совсем не другом, прежнем, мотиве своей неприязни, лежащем сугубо в служебной сфере. За какие такие особенные заслуги Франклин настолько приблизил к себе Крозье? Ведь даже исследования магнитного поля, в сфере которых тот считался одним из самых передовых и выдающихся учёных своего времени, были переданы в ведение Фицджеймса, а Френсис самоустранился? ...И тут он снова почувствовал то же самое, ненавистное и привычное – словно само мироздание смотрело на него и с высоты восклицало: «Самозванец!» И всё-таки он делал всё возможное и даже больше, тогда как Френсис, казалось, пустил всё на самотёк и отказался от прежних амбиций – даже не поднимал перед Франклином проблемы карьерного соперничества, предпочитая утешаться в обнимку с бутылкой виски. Впрочем, в последнее время, возможно, не так часто? Капитан «Террора» как-то ощутимо подтянулся и посвежел. «Делать мне больше нечего, только рассуждать о внешности Крозье», - походя, выругал себя Джеймс. Его вниманием, кроме собственной, владела благородная внешность совсем другого человека, который находился рядом с ним и в то же время казался таким далёким. И которому хотелось признаться в совершенно неподобающих чувствах и побуждениях: подержать его за руки... прильнуть щекой к щеке... погладить кончиками пальцев седеющие бакенбарды... обнять за плечи... прижаться к роскошному пышному телу... быть может, коснуться своими губами его чётко прочерченного широкого рта с этим восхитительным, словно вырезным, контуром и маленькой очаровательной припухлостью ровно посерёдке верхней губы... Джеймс прижал ладони к лицу и согнулся на стуле, уткнувшись локтями в колени. Стон чуть не вырвался из его груди. Пора было выныривать из непрошенных грёз. И тут же тёплая рука легла на его позолоченный эполет, отчего коммандер вздрогнул: - Я думал, ты уже на палубе и обходишь караулы, а ты пока здесь. Мальчик мой, что же с тобой такое? Ты, случайно, не болен? Фицджеймс резко распрямился. Конечно же, перед ним стоял Франклин, и углы его рта были встревоженно опущены, а брови, наоборот, подняты в жесте искренней заботы. - О нет, сэр, всё в порядке! - Джеймс подхватился со стула и одёрнул китель. - Ну, разве что совсем немного. Я дурно спал этой ночью, и у меня болит голова. - То-то на тебе лица не было за завтраком. Обязательно прими лекарство, быть может, полежи хоть с три четверти часа, и тогда только уже принимайся за дела. Договорились? - Конечно, сэр Джон. - Я надеюсь, ты скоро придёшь в себя, да поможет тебе Бог, - ласково усмехнулся Франклин и привлёк Джеймса в объятия. Они были так же невинны, как обычно, и Джеймс устыдился своих мечтаний посреди бела дня. ...Как же сказать ему о своих чувствах? Да так, чтобы не оттолкнуть. Ведь он не чурается прикосновений и явно нуждается в них, как и вообще в проявлениях истинной любви – но учитывая его воспитание и принципы? Как?.. - Возможно ещё, насколько я это вижу, тебе несколько неприятно то, что мы стали дружнее с капитаном Крозье, - покачал головой капитан, несколько отстранив от себя Джеймса и взглядываясь ему в лицо. Сколько бы ни сплетничали о неуклюжести Франклина и его совершенном отсутствии смекалки в общественных и светских вопросах, но кое-где он оказывался даже слишком проницательным. Джеймсу составило труда сохранить несколько официозное, непроницаемое выражение. А ещё он порадовался, что практически никогда не краснеет. - Видишь ли, Джеймс, люди меняются, и Френсис тоже исправляется, отставляя в сторону свои слабости и привычное уныние. Тебе я советую сделать то же самое. Да и вообще, с самого начала меня расстраивало то, что вы не можете найти общий язык. Но я надеюсь, что однажды, Бог весть когда, вы сможете это сделать и после возвращения в Англию сохраните друг о друге добрую память как о пусть не... как бы это выразиться? Пусть не «любимых» и близких, но заслуживающих уважения сослуживцах. Сэр Джон улыбнулся, и Фицджеймс не мог не ответить ему улыбкой, пусть даже бледной, но старательной. - Вот и хорошо, мой мальчик. Я хочу, чтобы все шли друг другу навстречу. Чтобы все объединялись в усилиях. Возможно, это очень запоздалое начинание с моей стороны, но было бы хорошо, если бы вы с Френсисом вместе занимались магнитными исследованиями и в том числе пересмотрели ту работу, которая уже была проделана. «О нет!» - мысленно возопил к Небесам коммандер. - Разумеется, я тебя не неволю, ты можешь вернуться к этой теме тогда, когда посчитаешь себя готовым. А теперь исполни другой мой совет, прими лекарства, отдохни, а после приступай к нашим ежедневным заботам. Я пока сам обойду караулы. Разумеется, это уже делает и лейтенант Левеконт, но моё участие не помешает, стоит всё проверить лишний раз, да заодно увидеться с людьми. Фицджеймсу показалось, но Франклин будто бы подмигнул ему – этот фамильярный жест был вроде бы невозможен, разве что так получилось случайно, но коммандер против своей воли расцвёл улыбкой. - Благодарю вас за заботу, сэр Джон. - Ты её заслуживаешь. Да и каким бы я был командиром, если бы не заботился о людях? – бархатно проговорил капитан и покинул кают-компанию, и его широкая спина, обтянутая тёмным сукном морского кителя, последний раз мелькнула в проёме двери.