Остаёмся зимовать

Поначалу показалось, что ночной сон привычно не принёс облегчения. Коммандер Фицджеймс поднял тяжёлые веки, кое-как проморгался и поворочался в постели, чтобы прийти в себя, и отметил, что уже с момента пробуждения пребывает в самом отвратительном расположении духа, а грудь словно сдавливает железный обруч. Но он усилием воли заставил себя немедленно подняться, сделать утреннюю гимнастику без всяких послаблений – заодно и получше согрелся, - одеться и привести в порядок причёску с привычным неумолимым тщанием. За завтраком ему снова кусок не лез в горло, но Джеймс влил в себя хотя бы чай, заваренный вдвое крепче обычного и с двойной порцией сахара. «Ну, надо ведь пользоваться тем, что запасов и того, и другого у нас даже несколько больше положенного», - ухмыльнулся он и припомнил нелепую историю, что приключилась как раз перед вхождением обоих кораблей в область паковых льдов. Некоторые дополнительные припасы должны были ещё в пути подвезти другие суда. Из-за безалаберности интендантов и несуразнейшей путаницы запасы чая и сахара не были поделены пополам, а буквально полностью отправлены на «Эребус». Это оказалось поводом для страшнейшего огорчения и возмущения капитана Крозье, который даже жаловался об этом в письме Джеймсу Кларку Россу. О том Джеймсу как-то со смешком рассказал сэр Джон: можно подумать, он бы не позаботился об устранении недоразумения. И коммандер уже тогда похихикал, какую трагедию развёл из нестоящего происшествия этот мелочный зануда Френсис, только и ищущий поводов для расстройства и брюзжания. Правда, тогда Джеймс пошёл на довольно-таки недостойную выходку – вернее, достойную разве что мальчишки, рвущего яблоки в чужом саду. Но какая-то вожжа попала ему под хвост: Френсис своей преувеличенной реакцией и подозрительностью подкинул ему дурную идею. В результате он, решив пусть и тайно, но проучить столь раздражающего его капитана «Террора» и, делая честнейший вид, подмахнул ведомости, так что с четверть неположенного груза так и осталась на «Эребусе» - и это так и не было обнаружено. Разумеется, ощутимое расхождение было списано на ненадлежащие условия хранения, из-за чего чай якобы просто испортился и был выброшен. Конечно, вскоре и впоследствии Джеймс ещё не раз чувствовал уколы совести, осознавая, что здесь и он проявил мстительную мелочность, но поначалу веселился от души. Да и сейчас он отмечал, что настроение странным образом улучшается. Чем больше он расхаживался и отдавал первые за день указания, тем больше он отмечал, что унылая тревожность постепенно сменяется чем-то вроде злобно-весёлой отчаянности, так, что даже мышцы наливаются упругой дрожью – но изобличающей не страх, а готовность ринуться в бой. «Решено», - ухмыльнулся Джеймс. Он не оставил вчерашней рискованной идеи, пришедшей перед сном, а ухватился за неё, как утопающий за соломинку – ему нечего было терять, как тогда показалось. Один знак был дурнее другого. Левеконт в подпитии сыпал мерзкими шуточками. Сэр Джон по-прежнему вёл себя непонятно. Фицджеймс имел смелость признаться себе, что действительно и недвусмысленно его ревнует. Джеймс ведь был не слепой, он видел, как сэр Джон при разговоре склонялся к Френсису, как при прощании тронул его за локоть – и пускай на обоих были надеты тяжёлые шинели. Жгло ли это прикосновение их сердца, и каким огнём, даже не хотелось предполагать – но оно обожгло Джеймса. И зря Франклин увещевал его, что просто хочет сохранить единство среди командования и именно поэтому не понимает и не приемлет глухой воинственности и замкнутой неприязни Фицджеймса. Даже понимая, что это лишь его личное обощение, нашёптанное взвинченностью нервов, коммандер про себя припечатал: «Атмсфера на корабле гнилая. Прогулка на «Террор» станет прекрасным способом сменить обстановку». Больше он даже про себя не озвучил. И сэру Джону не сообщил о своей отлучке. «Я быстро». И он действительно шёл огромными стремительными шагами, почти бежал, но не чувствовал усталости. Вкруг по-прежнему расстилалось сумрачное белое безмолвие. Ветер, не особенно сильный, но странно колкий, подленько хлестал по лицу – так, словно сама природа отвешивала Джеймсу пощёчины. На «Терроре» его никто не ждал. Коммандер был здесь очень редким гостем. К его появлению отнеслись к несколько настороженной почтительностью, предположив, что договорённость всё-таки была – вероятно, из-за некого важного поручения начальника экспедиции. Да и сам Джеймс невольно поддержал эти предположения, витавшие в воздухе. - О вашем приходе доложить капитану, сэр? – несколько нерешительно осведомился лейтенант Литтл. - О нет, - с деланной беспечностью поспешно отозвался Фицджеймс, - это срочное дело, только между нами, и он уже осведомлён. «Чёрта с два», - злорадно отметил про себя Джеймс. Услышав о срочности, Литтл ускорился и проводил коммандера в кают-компанию, на ходу украдкой потирая красные от мороза щёки и стряхивая иней с пышных бакенбардов – наверняка, только что он окончил обход вахтенных и выслушал рапорты. Капитан же был занят чрезвычайно важным и ответственным делом. А именно, пьянствовал посредь бела дня. Об этом можно было догадаться по возбуждённым голосам и гомерическому хохоту, доносившемуся из-за двери кают-компании. На пороге Литтл замешкался, и Джеймс с невольной усмешкой посмотрел на него. Зато было время пару мгновений прислушаться, особенно когда лейтенант, замявшись, начал отодвигать дверь с величайшей робостью. До них долетели явно обрывки какого-то сального анекдота – невозможно было разобрать, о чём именно там речь, но Джеймс угадал всё по интонациям и самым что ни на есть грубым, простолюдинским интонациям последовавшего за этим хрипловатого гогота на два голоса и залихватским ругательствам. Естественно, Крозье проводил время в компании своего неразлучного Блэнки. Это напомнило Джеймсу их вчерашние посиделки с Левеконтом, и его передёрнуло. Литтл, тем временем, всё же распахнул дверь и, стараясь придать голосу твёрдость, доложил: - Коммандер Фицджеймс, сэр. Он смешался, видя, что визитёр очевидно соврал – капитан Крозье воззрился на коммандера с нескрываемым изумлением. В эти пару секунд тот быстро окинул взглядом и оценил обстановку. На столе стояла початая бутылка виски и опорожнена была всего на треть, но кто знал, первая ли она у них за сутки? Конечно, царили полярные сумерки, и красноватый свет чахоточного солнца напоминал закат, но привычное измерение времени никто не отменял. Мерзость. Сплошное презрение, ничто иное эти люди вызывать не могли, как бы ни гордились своими уникальными профессиональными навыками. Литтл кашлянул в кулак. Капитан и коммандер сверлили друг друга такими взглядами, что, казалось, сейчас воздух заискрит, и «Террор» полыхнёт пламенем, и матросам некогда даже будет добежать до пожарной проруби. - Чем обязан столь исключительному визиту, коммандер? – проговорил Крозье. Он даже не поднялся навстречу, но тон его голоса был дивно любезен и мягок. - Тем более, без предупреждения. И почему именно ты, Джеймс? Всё ли в порядке с сэром Джоном? – озабоченно прищурился Крозье, и по лицу его пробежала тень. Он всё-таки поднялся со стула – на удивление твёрдо и споро. «Да с вами с обоими ничего не в порядке, только чёрт его знает, что именно», - мелькнуло в голове у Фицджеймса. - Сэр Джон жив и здоров, ничего, вселяющего беспокойство, - отвечал он, приняв как можно более прохладно-независимый вид. - Здесь вопросы другого характера, хотя и также значимые... Но участие высокого начальства не обязательно. Это, скорее, касается именно нас двоих. Пока что. В ответ последовал новый подозрительный взгляд и тщательно сдерживаемое фырканье. У Крозье в этот момент в голове проносилось: «Сукин ты сын, да какие у тебя могут быть вопросы? Мы с Джоном всё разруливаем! Стоял бы в сторонке, на подхвате. Какого чёрта здесь забыл?». И он решил это озвучить: - Рад, что сэр Джон в добром здравии, Джеймс. Но я был бы признателен за пояснения, к чему такая срочность и участие... именно нас двоих, как ты изволил выразиться. Но Фицджеймс умел делать непроницаемую физиономию. Сейчас его лицо напоминало лицо темноглазого восточного воина с какой-то старинной гравюры или росписи, хотя красноватый свет из иллюминатора навевал воспоминания с витражами старинного католического храма, а поза Джеймса была горделивой, как у рыцаря. «Что ты такое?..» Воспользовавшись возникшей паузой, которую Фицджеймс, вероятно, допустил для пущей значительности, Крозье бегло продолжал нарочито будничным тоном: - Видишь ли, я не понимаю, какие дела могли привести тебя на «Террор» так спешно, что ты даже не удосужился предупредить. Ведь рутинные и дисциплинарные вопросы нашими общими усилиями вполне отлажены. В этом наш уважаемый командир совсем недавно убедился самолично, проведя инспекцию на «Терроре» – мало что могло измениться за столь короткий срок. - Мало ли что, мы в таких условиях, что ожидать можно чего угодно... «От тебя» - вот что было пропущено в этой фразе, произнесённой не то с презрительным, не то с высокомерным прищуром. - Неужели случилось что-то плохое, но иного толка? - Пожалуй, случилось... – медленно, глухо проговорил Фицджеймс. – На обоих кораблях... - Прекрасно, - громко перебил Крозье. Он не скрывал, что раздосадован вторжением и не прочь бы спровадить незваного гостя. – И что это значит? Нечто, связанное с заболеваемостью экипажей? Новыми потерями в продовольственном плане? Быть может, дисциплина? И ты явился лишь потому, что не хочешь расстраивать сэра Джона? Может, ты предлагаешь повторную инспекцию, а с моей стороны есть необходимость как можно быстрее состряпать новый доклад? - Спасибо, не нужно, я совсем по другому поводу. Мой визит касается вопросов руководства и... субординации. «Вот ты её сейчас и нарушаешь», - подумал Крозье, сверля взглядом Джеймса. - Ах вот как... – медленно протянул он. Блэнки, тем временем, неподвижным изваянием застыл за столом, словно сам был изо льда, о котором знал так много – он просто притворился неодушевлённым предметом. Но при этом постоянно переводил взгляд с одного офицера на другого. Их разговор занял пока совсем немного времени. Но лоцман, будучи человеком грубоватым, однако умным и проницательным, догадывался, сколько всего происходит в умах этих двоих за считанные доли секунды – так, что описание заняло бы целые книжные страницы. Примерно так и происходило. Крозье почувствовал, что то ли виски всё-таки хоть чуточку, а взбудоражил кровь, то ли наружу рвётся отодвинутое в тёмный пыльный угол – ведь Френсис не имел права не то что, открывать рот об этом, а даже сам обязан был забыть, - то ли его просто бесил сейчас стоящий перед ним Фицджеймс. «Что ты знаешь о субординации, щенок, и о том, как она соотносится со справедливостью?! Ты в принципе не должен иметь здесь голоса, салага! Попугай китайский! Занял тёплое место у кормушки, меня выпихнул ещё дальше... понабрал на борт всякой швали, не посоветовался ни разу ни в чём, о магнитных исследованиях просто молчу... Адмиралтейство Адмиралтейством, но надо ж иметь элементарные человеческие понятия? Уважение?! Нет, я уж не знаю, какой ты породы, но неужели и ты меня презираешь только за то, что я ирландец?.. Но мне хватило за жизнь унижений, дерьма нажрался сполна, так что тебе – не позволю! Стоишь тут такой важный и туман пускаешь... На кого ты надеешься? На «папочку»? А знаешь ли ты, что я его трахаю чаще, чем с тобой – двумя словами перекидываюсь?» Всё это просвистело в мозгу Крозье буквально за секунду. От такого урагана мыслей и эмоций кровь бросилась ему в лицо, и лучи, падающие из иллюминаторов, словно окрасились её цветом – перед глазами повисла багровая пелена. Френсис даже будто покачнулся и невольно отступил назад для сохранения равновесия. Правда, через миг его побагровевшее лицо вернуло нормальный, даже чуть бледный оттенок. Но ещё нельзя было сказать, что он пришёл в себя: кулаки его судорожно сжимались. - Итак? – сощурившись, перепросил Джеймс. Переживания любого их них, столь сложные и длинно описуемые, заняли считаные мгновения, и всё-таки пауза немного затянулась. - Излагай, пожалуйста, я жду. Френсис не мог понять, чего ему в этот миг хочется больше – вмазать по надменной физиономии Фицджеймса или завалить на койку Джона и отыметь так, чтоб он сдавленно, жалобно стонал и вскрикивал, закусив зубами простыню, а после кульминации ещё полчаса валялся бы неподвижно, как мёртвый. «И ведь даже сесть не предложил», - про себя отметил коммандер. Крозье, небось, вышвырнул бы его отсюда пинками – это он исподволь давал понять – а не мог этого сделать только потому, что с неких пор проникся к Франклину необъяснимым почтением, так что теперь приходилось проглотить горькую пилюлю и изображать приличного человека. Но Джеймса было не обмануть. Несмотря на привычно царящий на «Терроре» холод, обстановка накалялась. - А мы бы не могли остаться наедине? - В этом нет нужды, можешь говорить смело всё, как есть, - шумно выдохнул Крозье. - А у вас какие-то срочные и неотложные дела, что такая спешка? Взгляд Фицджеймса красноречиво вперился в бутылку виски. Затем мельком скользнул по тёмной неподвижной фигуре ледового лоцмана. Блэнки, пользуясь моментом, прочистил горло и объявил: - Господа, я пока, пожалуй, пойду. - Ой, да нет, оставайся, Том! – с фальшиво сыгранной беспечностью воскликнул Крозье. - Это ведь быстро, да, Джеймс? На скулах у того заиграли желваки: понятно было, что его посылают к чёрту – но не произнося этой самой фразы. - И всё-таки, - вмешался ледовый лоцман, - командиры не станут проделывать путь по морозу от корабля до корабля просто так. Поэтому не стану стеснять вас своим присутствием, но в случае его буду рядом, - многозначительно закончил он. - Хорошо, Том, можешь идти, - выдохнул Крозье. Лицо его вдруг расслабилось и приняло странным образом более спокойное выражение. Но кулаки не разжались. Шагая к выходу, Блэнки обернулся и бросил на капитана красноречивый взгляд: «Смотрите, не творите тут никаких глупостей». Френсис обычным своим манером вздёрнул бровь: «Как знать...» Томас Блэнки аккуратно задвинул за собой дверь кают-компании с весьма нехорошим предчувствием.