Остаёмся зимовать

- Так вот, проблемы руководства и субординации, говоришь... а они что, действительно имеются? Френсис распахнул свои льдистые глаза с выражением всё той же деланной непосредственности. - Есть, и немалые. «Неужели? Допустим, тебя считаю проблемой я. А ещё что скажешь?» - и всё это явственно читалось во взгляде. К счастью, дверь была закрыта тщательно, и была надежда, что издевательские нотки интонаций не донесутся сквозь неё. - Сэра Джона беспокоит то, что некоторые офицеры у нас на борту превышают полномочия и считают, что должны обладать гораздо большей властью. «Если ты обо мне, то эти полномочия должны были мне принадлежать изначально. Франклин был не первой, даже не второй кандидатурой в качестве начальника экспедиции. А тут ты говоришь от его имени, словно стал его вторым я. Стал ли? Сомневаюсь. Врёшь, сучёныш. Беззастенчиво врёшь». У Френсиса было явное намерение проучить этого мальчишку, но он пока не имел понятия, как именно. - Я не понимаю, о чём речь, - со скучающим вздохом заявил Крозье и вальяжно опёрся о столешницу. – Будь добр пояснить. Ты очень взволнован, что не может и меня не беспокоить. Но разве на наших кораблях зреет бунт? Неужели даже на «Эребусе» не уследили за дисциплиной? Это странно, с учётом того, что именно вам была присуща большая строгость и благочестие, с позволения сказать. И кто же под твоим подозрением? Лейтенанты? Кто из них? Он цедил слова, словно сплёвывал через щербинку между передних зубов. Эта ассоциация приходила невольно из-за того, что он постоянно скалился. - Нет, никто из них даже на твоём судне. Все последние свидетельства указывают на тебя, Френсис. - Да неужели. Какие же свидетельства? - Я не буду утруждаться все их предъявлять, Френсис, - прошипел Фицджеймс и подступил ближе, тогда как Крозье, даже заметно напрягшись, не изменил своей театральной позы. – Но этот разговор недаром слишком личный. Я хотел только предостеречь тебя. Быть может, из-за того, что стремлюсь наставить тебя на путь истинный. Капитан «Террора» лишь ухмыльнулся и оставался всё так же неподвижен. - Ты стараешься втереться в доверие к начальству, но все твои манёвры шиты белыми нитками, так что лучше не продолжать попыток, и я, коммандер Джеймс Фицджеймс, не потерплю интриг и смуты в экспедиции, я костьми лягу, чтобы пресечь их и вернуть былое единство, - прорычал Джеймс, подступая на опасное расстояние к Крозье и вглядываясь тому в лицо. Может, впервые за долгое время он произносил своё имя с гордостью, даже понимая, что это блеф. - Хорошо же ты поддерживаешь единство, настоящий дипломат, - едко ухмыльнулся Крозье. - Так в чём же состоят обвинения? Могу я узнать? Джеймс вскинул голову: - Да хотя бы в том, что ты предлагаешь крайне трусливые пути отступления, и вообще ставишь под сомнение политику как Адмиралтейства, так и командования. Сначала отступить и повернуть назад, лишь только мы встретили паковые льды, как будто не верил, что наши корабли самые передовые из имеющихся ледоколов, чьи технические характеристики были проверены специалистами того же Адмиралтейства... - Что не помешало им встрять! Вспомни, где мы находимся! - Да, факты остаются фактами, допустим. А твоё предложение бросить флагманский корабль? – не унимался Джеймс. Казалось, он совсем не заботился о последовательности обвинений и просто бросал в лицо недругу первое, выхваченное из пёстрого вороха. - Что б ты ни делал, такое ощущение, что ты стремишься опозориться сам и опозорить сэра Джона, как будто утянув за собой в грязь! На самом деле, ощущение, что ты даже собственной честью не дорожишь! Хотя есть ли она у тебя? – запальчиво воскликнул Фицджеймс. Крозье лишь фыркнул, не удостоив ответом обидчика, который продолжал: - У тебя никакого здорового стремления к славе... Джеймс даже не подозревал, насколько метко он ударил и насколько больно. Впрочем, мог бы догадаться – капитан Крозье дёрнулся, как пронзённый молнией, распахнул глаза, хватанул ртом воздух и отшатнулся, а взгляд его на какие-то мгновения стал невидящим, проходящим сквозь предметы. ...Желание добиться признания у Френсиса Родона Мойры Крозье было с самого начала, с того момента, как он поступил во флот в тринадцатилетнем возрасте. Но годы шли, бежала жизнь. Его заслуги – чтобы совсем не затушёвывать – зачастую приписывали другим. И он мог бы отшутиться, что с тем же Россом поделиться не прочь, «для друга не жалко», но осадок оставался. Его постоянно обходили по службе. И всё из-за злосчастного ирландского происхождения. «Почему вы считаете, что априори лучше нас, чёртовы англичане? Чем наш народ изначально неполноценен, чем заслужил такое обращение?» - донеслось откуда-то из глубин сознания. ...Со временем Френсис обрёл зыбкое успокоение только в том, чтобы в своей профессии выкладываться на полную и ориентироваться в первую очередь на реальность и практику – просто делать своё дело как можно лучше. В этом и состояла его честь. Это выпадение из реальности длилось всего секунду и было странным, словно колдовство. Впрочем, иногда время и ощущения вытворяли с Френсисом странные штуки, и дело было вовсе не в белой горячке: во-первых, он никогда не допивался до такого состояния, во-вторых, это случалось даже в детстве. Тем временем, как-то параллельно, до него словно во второй раз донёсся голос Фицджеймса: - У тебя никакого здорового стремления к славе... - Зато у тебя – явно нездоровое, - парировал Крозье. – Наверное, природа неравномерно распределила между нами душевные качества! Вместо «природа» сэр Джон сказал бы «Господь», и даже эта мельчайшая деталь резанула Джеймсу ухо. Между тем, Крозье раздражённо и жёстко продолжал: - А позор наступает лишь в одном случае – в случае гибели людей, когда нужные меры не были приняты! Может, тебе это и непонятно, раз далёкий блеск далёкой «сла-а-авы» тебе застит глаза! Я не обязан перед тобой оправдываться, этого не хватало, но по твоему же примеру я пытаюсь достучаться до твоего разума, если таковой имеется. Когда я предлагал командам объединиться на «Терроре», это было продиктовано сугубо соображениями целесообразности, и я боролся за всеобщее спасение. Чёрт подери, с кем я разговариваю... – махнул рукой Крозье. - С тем, кто не позволит тебе морочить голову командованию, - отрезал Фицджеймс. – И если уж говорить о спасении, то даже здесь ты – трус. - Интересно. Удивительно, как ещё капитан «Террора» почти не повысил голос, учитывая его вспыльчивость и вообще вздорный и крутой нрав. Только поза его становилась всё более напряжённой: он уже не опирался о стол, а встал, расставив ноги на ширине плеч, и скрестил руки на груди. - А разве не ты предлагал послать отряд к фактории Гудзонова залива? – продолжал Джеймс, чувствуя с каждым словом всё больший жар. – Рано же ты начал об этом думать, даже не весной, не ближе к лету, когда здесь вскрывается лёд! Это как надо дрожать? И вообще, это безумная затея, учитывая то, сколько миль предстоит пройти людям, примерно восемьсот – неужели ты готов поставить на кон их жизни?! - Да. Жизни некоторых из них уж по крайней мере, учитывая, сколько ещё нас на кораблях. Это простая арифметика. Он нарочно произнёс эту фразу, чтобы дать словесную оплеуху Фицджеймсу. На самом деле, он знал, как бы она не понравилась Джону... «Но и ему бы я это сказал, в конце концов», - упрямо подумал он и сжал зубы. - Всё-то у тебя мерится арифметикой, Френсис, - усмехнулся Джеймс, - даже в ущерб людям. - Где и какой ущерб я ещё нанёс, по-твоему? - Да хотя бы этот твой жёсткий режим экономии, предложенный на одном из совещаний – слава Богу, сэр Джон выступил против того, чтобы держать людей впроголодь и заставлять их мёрзнуть. Но у себя ты творишь, очевидно, что хочешь, и уж остаётся надеяться, что команда хотя бы питается прилично, а не как последние нищие из трущоб. Но если из-за этого твоего адского холода последуют новые болезни и смерти, то будет ясно, кого винить, и я не постыжусь указать на тебя, - угрожающе нахмурился Фицджеймс, - потому что люди не могут жить в нечеловеческих условиях... - Согласен, - перебил Крозье, - наши-то уж точно – ведь у нас не самый опытный и проверенный экипаж. Ведь набирал его не я... Джеймс опять сощурился. Он понял, куда клонит Френсис, и в душе всколыхнулись противоречивые чувства. С одной стороны, он действительно мало смыслил в кадровых вопросах, но разве он не старался вникать изо всех сил, не пластался, не суетился, не старался всё сделать как можно лучше, не выполнил громадную работу перед плаванием? Это было задание самого сэра Джона. И Джеймс воспринял это как испытание. И вроде бы его прошёл. С другой стороны, он и здесь чувствовал себя самозванцем. - Кто бы ни набирал, Френсис, не об этом речь... - А о чём ещё? У тебя есть какие-то дополнительные обвинения, накопленные за всё время плавания? – хмыкнул Крозье. Он раздражённо выдохнул и сменил позу, давая понять, что Джеймсу уже давно пора уняться и, желательно, покинуть помещение, да и корабль тоже – а уж он-де сможет заставить себя великодушно забыть нелепое происшествие. Эта странная плебейская надменность Крозье, что прорывалась в нём даже посреди бури, бесила Джеймса. - А разве недостаточно? Многие из твоих идей попросту безумны, Френсис. И эти идеи, - возвысил голос коммандер, - ты постоянно обсуждаешь с начальством. И не без успеха. Всё это теперь на устах сэра Джона. Я даже не знаю, как тебе удалось до такой степени заморочить ему голову! Но твои идеи выглядят как стремление нас опозорить, - повторил он, - и уничтожить, даже ценой собственной погибели. Вероятно, у сэра Джона слишком велика вера в людей, и поэтому, посмею заметить, он даже чрезмерно доверчив. Но я не позволю тебе вить из него верёвки и погубить нас всех. Джеймс, наконец, замолчал, чувствуя, что его тирада всё-таки прозвучала слишком напыщенно. Но позы не сменил и так и стоял – прямо, непреклонно, с воинственно развёрнутыми плечами. Крозье тоже застыл, словно заледенев. Выражение его лица сложно было прочесть. Наконец, он заговорил – тоном столь же ледяным: - Это всё, что ты мне хотел высказать, Джеймс? Чудно. Спасибо. Но насчёт безумия есть некоторые вопросы. Если ты на самом деле в курсе дел нашей экспедиции, то знаешь об отравлении свинцом и сопутствующих ему душевных расстройств. Возможно, и тебя оно коснулось. Френсис ухмыльнулся: - Но я искренне рад, что это пока что не оставило следа хотя бы на твоих физических качествах. Надо же, ты пришёл на «Террор», через морозную непогоду, с твёрдым намерением повздорить. - И опять у тебя этот цинизм. Повторяю, я пришёл лишь с намерением призвать к твоей совести, - произнёс Фицджеймс. - Так она у меня чиста. - Неужели? Мне известны все мотивы, что тобой руководят. Френсис высокомерно вздёрнул бровь. Он словно говорил: «Давай, бей, посмотрим, куда попадёшь. Будешь ли удачливее того китайского стрелка?». Преодолевая отторжение, Джеймс подступил ближе. Наклонившись почти к самому лицу Крозье, совершенно отвратительному для него в тот момент, он проговорил: - Он действительно прекраснодушен и всегда готов давать людям второй шанс. Но он далеко не дурак. И он знает всё о тебе, Френсис. И всё о том, что сподвигло тебя на этот ледовый поход. Крозье замер. - Он рассказал мне. Ты тщеславен и слаб перед чувствами. Ты просто отвергнутый любовник, пытающийся вымолить себе милость, - прошипел Фицджеймс, и ему доставляло удовольствие то, как Крозье отшатнулся и в его холодных глазах отобразилось смятение. – Ты – неудачник. Пусть эти мгновения и были кратки. Пусть обвинения были вульгарны. Но Френсис и правда вдруг почувствовал, что ослабел. Он еле сдержался от того, чтобы опереться на спинку стула. Коммандер продолжал свою атаку: - Да, если у тебя окажутся какие-то особые заслуги и вообще лестные отзывы в Адмиралтействе после успеха этой экспедиции, то ты вроде как можешь рассчитывать и на рыцарское звание, и на выгодный брак с племянницей Франклина. Ты же без ума от мисс Крэкрофт, не так ли? Крозье сжал кулаки и судорожно вздохнул. - Ты хочешь сделать героем себя, но не сэра Джона, а потом торжествовать. Затем взять в жёны его племянницу и наслаждаться браком во всех отношениях... Джеймс сглотнул и продолжил: - И это будет для тебя удачей. «Ведь даже не всякая портовая шлюха согласится лечь с тобой за деньги, урод» - именно это сквозило в тёмном взгляде Джеймса. Френсис еле сдерживался. Он ощутил во всех мускулах злую дрожь. ...Вот тебе и высоконравственный джентльмен, святой епископ в капитанском мундире! Оказывается, Джон растрепал самые сокровенные секреты Френсиса, как базарная торговка. Он словно вживую увидел перед собой лицо Франклина с его неподражаемой мимикой – небось, развлекая коммандера рассказами о незадачах своей семьи, он этак надменно поднимал соболиные брови и иронично улыбался своей причудливой улыбкой, углами рта вниз. Также Крозье в эту секунду вспомнил и все разговоры с леди Джейн. Отношения у них сложились противоречивые: изначально леди Джейн была доброжелательна к Френсису и до последнего хранила добрые чувства, даже связала и подарила ему шарф к отплытию – который Крозье с удовольствием носил. Но ухаживания за Софией осложняли их приятельство, и в последнее время, следуя примеру мужа, леди Джейн стала холодней и резче. Она в итоге тоже склонилась к тому, что этот брак принесёт молодым – один из которых был совсем не молод – больше тягот и трудностей, нежели счастья. Причин было много, и если даже не упоминать происхождение Френсиса, то взять хотя бы непростые характеры обоих и разницу в биографии и пережитом опыте. София, конечно, не была совсем уж кисейной барышней, но всё-таки составляла контраст с просоленным моряком Крозье. Правда, ведь и у неё был подобный контраст с мужем – но Джон был человек совершенно иного склада... Тем не менее, чисто по-человечески леди Джейн сочувствовала Френсису и надеялась, что вся эта история с Софией всё-таки обретёт некое логическое завершение, пусть и в неопределённый срок. А именно, после возвращения экспедиции. Тогда уже всё встанет на свои места, думала она; Бог любит троицу, и если и в третий раз София откажет Френсису, то значит, не судьба, но если благосклонно примет его упорство, то и она постарается уговорить мужа снизойти... Вообще же, леди Джейн, откровенничая с Френсисом, жалела, что между ним и Джоном пролегла тёмная полоса, хотя на Земле Ван Димена капитаны прекрасно общались и дружили – и она надеялась, что они заново поладят и подружатся в плавании к Северо-Западному проходу. ...Бедная леди Джейн, она и не подозревала, насколько далеко отношения Джона и Френсиса выйдут за рамки дружбы. Именно поэтому сейчас Френсису было особенно больно: близкий человек оказался сплетником и... предателем? И тщетны были доводы разума о том, что все эти скользкие разговоры с Фицджеймсом случились задолго до того, как они с Франклином сблизились. Слова из песни не выкинешь – его выставили на посмешище. И Джеймс тогда, наверное, немало позабавился. Опять же, считанные секунды заняли все эти воспоминания. Но в течение их гробовая тишина, казалось, давила, как толща океанской воды. - Коммандер Фицджеймс... - угрожающе елейным тоном произнёс Крозье, так, что даже все резкие нотки из голоса пропали. - А не кажется ли вам, что вы забываетесь? И что ваши же собственные обвинения могут быть обращены против вас? Голос у капитана «Террора» подрагивал от плохо скрываемого бешенства, но он решил до последнего стараться сдерживаться: - Во-первых, всё то, что говорилось о субординации. Пока что, Джеймс, я твой начальник. И то, что ты сейчас себе позволил – недопустимо. Я тоже могу на тебя донести. Во-вторых, ты так изъеден своими дурацкими переживаниями, что, повторяю, выбрался на «Террор» нарочно, чтобы затеять ссору. И кто здесь слаб и жалок? Оба офицера в этот момент сверлили друг друга взглядами и сжимали кулаки. - Вон с моего корабля, щенок! – заорал Крозье. Фицджеймс ринулся к нему, чтобы наградить наглеца пощёчиной, но тот оказался быстрее – и с короткого размаху ударил Джеймсу в скулу, так, что тот даже не успел понять, что происходит. Коммандер еле удержал равновесие, но быстро оправился, и пока этот ирландский плебей замахивался, сам опередил его и с наслаждением припечатал его кулаком по носу. Кровь брызнула фонтаном на пол и на мундир Крозье. С шумом распахнулась дверь, и в кают-компанию ворвался Блэнки: - Да вы в своём уме?! Очевидно, он всё это время стоял и подслушивал. Он бросился к капитану и схватил его за воротник, оттаскивая назад. Тот зашипел и выплюнул странные звуки, словно призывал дьявола – очевидно, ругался по-ирландски. Блэнки, крепкий и ловкий, с силой толкнул Крозье куда-то за спину и тут же пожалел об этом. Кулак Фицджеймса уже летел, так что удар, предназначенный Френсису, достался лоцману – тот споро защитился и поставил блок, но тут же получил ощутимый тычок в спину от Френсиса: в порыве ярости тот посчитал, что друг его предал, раз защищает коммандера. «Да что за дурни?!» Блэнки уже не соблюдал приличий – одного за другим мощными толчками в грудь он отбросил противников подальше друг от друга. - А ну успокоились! – гаркнул он. Крозье и Фицджеймс опешили. - Я вас обоих поколочу! Черти! – рявкнул лоцман. Волосы его беспорядочно спадали на лоб, а борода воинственно топорщилась. - Разойдитесь! От такой наглости и Крозье, и Фицджеймс растерялись. Очевидно, Джеймс был поражён тем, что Блэнки готов драться даже со своим другом Крозье. Френсис пребывал в прострации от того же. Все участники схватки тяжело дышали и смотрели друг на друга шальными глазами, словно не веря, что такое непотребство могли допустить между собой не грязные матросы, а заслуженные офицеры Королевского флота. Всё происходящее казалось нелепым кошмарным сном. - Ну и нравы на этом корабле, - медленно проговорил коммандер Фицджеймс, прикладывая пальцы к ноющей скуле. - Какие есть. Значит, тебе здесь не место, - глухо пробурчал капитан Крозье. – Иди к папочке. Фицджеймс резко развернулся и почти бегом кинулся из кают-компании. Он отчаянно надеялся, что попавшиеся на пути люди не заметят ни его душевного состояния, ни распухающей и наливающейся фиолетовым скулы. Тем временем, Крозье, чертыхаясь и костеря всё на свете, раздобыл салфетку и зажимал кровоточащий нос. - Ну и сослужил ты мне службу, Том! - Я не хотел, чтоб вы там друг друга поубивали. А что желание такое есть, так это сразу было ясно. Один взгляд, и того достаточно, - проворчал Блэнки. – С самого начала. - Ой, иди ты к чёрту, - вздохнул капитан. Блэнки шумно фыркнул. Он привык, что его друг, если не находится иных аргументов, вот так грубо завершает разговор или хотя бы старается избежать неудобной темы. В свою очередь, это свидетельствовало о его уязвимости в тот момент, и лоцман не воспринимал такие слова всерьёз. - Как ты думаешь, нас могли услышать? – озабоченно спросил Крозье. - Могли, а как же. - Надо что-нибудь придумать. - Пожалуй. - Но о случившемся – ты нем как могила? - Спрашиваешь! Только бы коммандер не распространялся... - Да ладно тебе, Том, - упавшим голосом произнёс Френсис, - ему это ни к чему, но ведь в случае чего и так всё будет видно. И что мы придумаем? Что каждый из нас двоих ловок, как корова на льду и во что-то впечатался? - Почему бы и нет, это первейшее оправдание. - Ладно, Том... Посмотрим. А пока что, раз ты такой магистр ледовых наук, притащи-ка мне, пожалуйста, льда какого угодно, а то кровь что-то не останавливается. - Есть, капитан, - ухмыльнулся Блэнки и зашагал прочь.