Остаёмся зимовать

Когда сэр Джон вернулся на «Эребус», его вид не сулил ничего хорошего. Громов и молний он не метал, это вообще было не в его обыкновении. Сомнительно было вообще, умеет ли он это делать, но наливаться мраком свинцовой тучи, когда все его строгие черты омрачала тень, и они начинали напоминать черты потемневшей от времени статуи в готическом храме – это пожалуйста. Всего несколько раз члены экипажа замечали подобное выражение на лице капитана, но это производило неизгладимое впечатление. Оставалось лишь гадать, что привело к подобному преображению. Во всяком случае, в предыдущие разы предположения были только косвенные и негласные, пусть и логичные – например, когда выяснилось, что корабли опять не могут продолжать свой путь и обречены на очередную зимовку в неведомых широтах. Но вскоре сэр Джон, пусть и оставался серьёзен и сосредоточен, ни в коем случае не демонстрировал признаков раздражения или уныния: он бывал несколько более нервным и деловито-озабоченным, но старался подбодрить всех, кто оказывался рядом. И в этот день тоже он за ужином не проявлял нервозности и, как обычно, благодушно выслушивал светскую беседу офицеров. В том числе справлялся о самочувствии Фицджеймса, который уже всем успел с шутками и прибаутками разболтать о своём нечастном случае и поразительной неуклюжести. Да ещё подкреплял своё подтрунивание новыми рассказами: - А ведь такие нелепицы случаются и с самыми искусными воинами! Я вам рассказывал, как мы обнаружили китайского диверсанта, который сам попал в поставленную им же ловушку? - Нет, дорогой коммандер! Мне кажется, по крайней мере, лично я ещё не слышал этой истории, - лучезарно улыбнулся сэр Джон, и ему вторили лейтенанты, а Джеймс перед тем, как продолжать, вынужден был глотнуть воды из хрустального стакана. Когда офицеры уже расходились, то Франклин с обычной своей мягкостью подхватил коммандера под локоть и осведомился: - Дорогой Джеймс, могу ли я с тобой переговорить? Все уже привыкли, что частенько некоторые приказы, именно приказы, сэра Джона звучат, скорее, как просьбы – но не смели ему отказывать или возражать. Точно так же было и в этот раз. - Разумеется, сэр Джон. - Тогда пройдём в мою каюту. По пути Джеймс как можно незаметнее одёргивал китель, неслышно откашливался, а в уме бились тревожные мысли. Франклин запер за собою дверь и пригласил Фицджеймса занять место за столом напротив. - Мне стало известно, что ты был на «Терроре», - без обиняков заявил он, и улыбка лишь слабой и двусмысленной тенью блуждала на его лице. Джеймс не посмел отрицать. - Да. Это так. - И ты не доложил мне даже о своих намерениях. - П-простите, сэр... Это всё, что он смог пробормотать. - Ты даже не поставил в известность своего командира, то есть, меня. Фицджеймс был готов провалиться сквозь землю. Точнее, сквозь все корабельные перекрытия прямиком под лёд в толщу океанской воды. - Тебе не кажется, что это, по меньшей мере, противоречит твоему уважительному и ответственному отношению, которое ты демонстрировал до сих пор? Джеймс не привык к тому, чтобы Франклин разговаривал с ним, словно констебль. - Сэр, я... - Должно быть, произошло нечто исключительное, раз ты решился на такие действия? Ты пытался упредить некое происшествие? Какое? Что дало повод? Капитан так и сыпал вопросами, сбивая с толку. Но Джеймс понимал, что ничего путного не в силах представить в качестве аргументов. Ведь в действительно никакие события не омрачали их привычной рутины. Молчание Фицджеймса затянулось, и Франклин без обиняков заявил: - Мне стало известно, что между тобой и капитаном Крозье произошла размолвка. Коммандер под столом сжал кулаки так, что костяшки побелели. Этого не видел никто, он просто почуствовал по тому, как натянулась кожа. - А потом ты прибежал в расстроенных чувствах сюда, на «Эребус», и, видимо, для того чтобы отвлечься от неприятных переживаний, немедленно решил предпринять обход и проверку, быть может, хотел потом отрапортовать мне, чтобы порадовать. Но был так расстроен, что витал в облаках и, наверное, ещё мысленно дискутировал с неприятелем, отчего и был невнимателен, и поскользнулся на трапе, и так нелепо получил повреждение, которого до сих пор не получал, несмотря на твою непривычку ко льду – ведь до сих пор ты был осторожен? А теперь сплоховал. И всё из-за нервного возбуждения. Скажи, Джимми, я что-то сочиняю – уж прости за мои праздные домыслы – или так оно приблизительно и было? - Так и было, сэр, - пробормотал Фицджеймс, потупившись. – Ужасно глупо, согласен. - Именно. Не хватало нам ненароком лишиться самых замечательных офицеров из-за подобных недоразумений, - со смешком проронил Франклин, - ведь ты же мог и голову расшибить. Фицджеймс, по-прежнему прямой, как палка, принуждённо усмехнулся. - Так что стоит ступать осторожнее, мальчик мой, и не поддаваться слабостям. - Каким, сэр Джон? – переспросил Джеймс, слегка наморщив лоб. - Да хотя бы из числа смертных грехов. Допустим, зависти. Или гневу. Коммандер сжал зубы и изо всех сил постарался сохранить прежнюю позу, чтобы не поникнуть под взглядом капитана. А тот беспристрастно продолжал: - Ты и раньше высказывал мне весьма неприятные соображения касательно капитана Крозье, хотя он и не давал для этого никакого прямого повода. И на этот раз ты решил изобличить его самостоятельно, несмотря на мои предыдущие возражения. У тебя имеются какие-то прямые улики против него, Джеймс? Он не смел не ответить на взгляд своего командира, и посмотрел ему в глаза: - Никак нет, сэр. Смею полагать, что мои гипотезы имеют под собой основание, но пока что капитан Крозье ещё не успел совершить ничего, что повредило бы вам или общему делу экспедиции. - То-то и оно, Джеймс, - мрачно усмехнулся Франклин. – Не успел ровным счётом ничего. И тем не менее, ты вырвался на «Террор» только для того, чтобы бросить в лицо своему начальнику – повторяю, не только я, но и Френсис твой начальник, - бездоказательные обвинения? А может, и клевету, продиктованную неизвестно, чем? Чем же, мой дорогой? Может, это стоит обсудить? Может, у тебя всё-таки найдутся некие доказательства? Если бы ты составил досье, как сыщик, я бы готов был его рассмотреть, ведь мне менее всего нужен в нынешних условиях бунт на кораблях... Казалось, каждое новое слово Франклина падает осколком льда. И в последней фразе чудился намёк на него, Джеймса, отчего в душе вскипало возмущение – но Джеймс держался, и лишь челюсти его сжимались. - Мне известно о вашей ссоре. Так вот, скажи: правда ли то, что ты говорил Френсису и именно в таких выражениях, в которых он мне это передал? - Что он говорил? - Тебе самому это известно лучше, чем мне со слов капитана Крозье. Мне процитировать? То, что ты высказывал касательно его мотивов? Включая и переход на личности – когда ты использовал даже частные сведения, полученные лично от меня? А ведь мог бы ограничиться и упоминанием его чисто служебных упущений! Зачем было впутывать меня в ваши разбирательства?! «О нет. Он понял, что я упомянул о мисс Крэкрофт». Сэр Джон никогда не употреблял крепких словечек, но сейчас его взгляд стоил десятка гневных тирад в исполнении Крозье, признанного мастера в области заковыристого сквернословия. - Не нужно, сэр. Да, я сказал именно то, что сказал, - с некоторой долей вызова, храбрясь, объявил Джеймс. Он сглотнул. Коммандер побывал в десятках боевых передряг, но сейчас взгляд его любимого человека бил в него похлеще, чем пуля того самого вражеского снайпера. - И это Френсис у нас раньше имел репутацию чуть ли не мятежника, в том числе с твоих слов, которым я и раньше возражал, но вижу, что его опередили... Франклин тяжело и почти угрожающе глянул на него исподлобья, и чёрные тени пролегли у него под насупленными бровями. - Твоё поведение, Джеймс, просто возмутительно. Ты ведёшь себя мнительно, несдержанно и во всяком смысле недостойно офицера Королевского флота. - Я, по крайней мере, веду себя открыто... Он попробовал обороняться из последних сил. - Оставь при себе свои козыри честного рыцаря, Джимми. Вынужден заметить, что мне не хочется верить ни твоим доводам, ни доводам твоего нынешнего недруга. Однако, смею заметить: на протяжении всего плавания характер у Френсиса и вправду стал порой несносным, но вот по части честности и принципов не имею оснований полагать, что нечто изменилось. Я понимаю, о чём говорю, потому что знаю его гораздо дольше, чем тебя. Казалось, что и так приглушённый свет ламп в каюте померк в глазах Джеймса. «Знаю его гораздо дольше, чем тебя»... Унизительно было ловить себя на этом чувстве, но коммандер ощутил, как его жгучей волной вновь захлёстывает ревность. Но она сейчас разбивалась о сэра Джона, как о возвышающийся в море утёс. Франклин поднялся со своего места и теперь стоял посреди каюты, заложив руки за спину, и его фигура напоминала корпус ледокола, крушащего всё на своём пути – а в нынешний момент самооценку Джеймса. - У меня создалась просто возмутительная ситуация, - удивительно холодным голосом продолжал капитан, - два моих подчинённых симметрично обвиняют друг друга в смертных служебных грехах. – Он горько иронически усмехнулся. – Я даже поделюсь любопытным казусом, случившимся во время приёма в Адмиралтействе... Он вспомнил тот странный вечер, когда сияли вокруг приглушённые огни, подсвечивая роскошное убранство, сновали официанты с шампанским, и все оставили его в одиночестве. В частности, Джеймс тогда оказался слишком беспечен, думая, что сэр Джон найдёт компанию в лице высших чинов, а Френсис уже отдалился от него и предпочитал болтать со своим старинным другом Джеймсом Кларком Россом... - ...в общем, сэр Джон Росс тогда подошёл ко мне и затеял крайне неприятный разговор касательно экспедиции. Он бомбардировал меня своими техническими познаниями и быстротой математических вычислений в уме, - усмехнулся сэр Джон, - но я как-то уж сумел дать ему понять, что это неуместно. Пускай он даже подумал, что я туп, упрям и спесив. Тогда он прибег к иным аргументам и намекнул, что мне с моим мягким характером стоит ждать актов неповиновения от тех, кто наиболее ко мне приближен и кому я доверяю. Франклин бросил выразительный взгляд на коммандера: - Мне бы не хотелось допускать мысли, что это можешь быть ты, Джеймс. Потому что именно ты последнее время проявляешь недопустимые нарушения. «Как вы могли такое подумать, сэр?». Он всего лишь проговорил это в уме, не смея озвучить, тем более, быстро смекнув, что сэр Джон Росс имел в виду вероятность мятежа – неприятным эхом отозвались давние слова Френсиса на совете о том, на что способны люди, доведённые до отчаяния, и от этого Джеймса передёрнуло. Но он осознал, что Франклин нарочно допустил такое преувеличение. Он был отнюдь не так простодушен, как казался и... быть может, порой хотел казаться? Последняя мысль была внезапной и кольнула, как булавка, забытая портным в сукне нового мундира. Джеймс почувствовал, что, хотя на «Эребусе» не экономили топливо для обогрева помещений, но рука его, замершая на столешнице, холодеет. Он растерянно произнёс: - Согласен, сэр, моё поведение далеко от достойного... - Я скажу точнее, - перебил его капитан, - твоё поведение недостойно не только офицера. Более того. Твоя импульсивность недостойна истинного англичанина. У Джеймса потемнело в глазах, словно его ударили под дых. ...Этого сэр Джон знать не мог. ...Этого не мог рассказать ему и Френсис. ...Этого вообще никто не знал. Никому не было доподлинно известно, какие именно сомнения касательно своего происхождения испытывает Джеймс. Но сэр Джон выпалил наугад и попал в яблочко. Отчаянным усилием воли Фицджеймс поднялся со своего места. Не столько чтобы стоять вровень с командиром, сколько из почтения. Он вытянулся в струнку и как можно твёрже произнёс: - Я виноват, сэр. Всецело признаю свой проступок во всех смыслах и готов понести за него наказание. Какое угодно, - с комом в горле прибавил он, чувствуя, что внутренности будто испаряются, тело истончается и готово сломаться пополам. Сэр Джон смотрел на него неподвижным взглядом. Заложив руки за спину и подавшись вперёд массивным корпусом, он сделал несколько неторопливых шагов по направлению к Фицджеймсу, и половицы глухо, вязко скрипнули в такт. Глаза капитана и коммандера не отрывались друг от друга. Джеймс и не подозревал, что его любимый наставник умеет так смотреть – не с гневом, не с печалью, не с укором, не с недовольством, не с разочарованием, а как-то... «так». Как именно, он затруднился бы описать. Взгляд Франклина был непроницаем и нечитаем, и как раз это вводило в смятение. Сэр Джон остановился в полутора шагах от него. Он поднял руку. Джеймс понимал, что он не Крозье, он не ударит, и всё-таки стоило изрядного самообладания не вздрогнуть. Франклин невесомо коснулся подушечками пальцев кровоподтёка на скуле Джеймса, так, что близость их к его коже едва-едва угадывалась, теряясь где-то в воздухе. - Ты, естественно, не будешь разжалован, Джеймс. Это должно было обрадовать, но пока что словно душа и разум покрылись инеем, и слова капитана доносились словно через тонкий слой льда. - Не будет и других дисциплинарных взысканий. Никому не положено знать о том, что случилось – что бы ни случилось на самом деле. Твоя служба будет протекать, как обычно. «Слава Богу». Или нет?.. - Но впредь я не потерплю с твоей стороны подобных выходок. Что крылось за этими словами и что в ином случае грозило Джеймсу, также было неясно. И от этого становилось дурно. Ясно было одно: он, по крайней мере, мог впасть в немилость, а уже это выбивало почву, точнее, палубу из-под ног. - Всё ли тебе понятно? - Да, сэр. Франклин пару секунд помедлил, глядя на него искоса из-под густых бровей, со своим бесподобным саркастическим выражением. - Ты как будто забыл моё имя? Своё-то не забыл? – хмыкнул он. - Да, сэр Джон, - покорно отозвался коммандер. - Прекрасно. А теперь, Джимми, ступай. С этим Франклин отвернулся, всё так же заложив руки за спину. Фицджеймс спешно прошагал к двери капитанской каюты. Придя к себе, он навзничь бросился на койку одетым и долго лежал, уставившись в потолок.