Остаёмся зимовать

Сэр Джон решил провести рождественскую выставку. Он попросил людей задержаться после проповеди и объявил: какую бы должность некто ни занимал на кораблях, но он знает, что в экипажах есть люди одарённые и увлечённые, кто-то что-то мастерит, рисует и сочиняет. Казалось бы, отвлечённое замечание повлекло за собой нечто неожиданное и волнительное. Сэр Джон заявил: - Когда говорят, что Бог создал людей по своему образу и подобию, необязательно мыслить о внешнем виде. То есть, мы не можем сполна верить, что Бог имеет облик бородатого старца в просторных древних одеждах, сидящего на облаках, что часто изображается в иллюстрациях к Священному Писанию. И что весь Его интерес в том, чтобы мы соблюдали обряды и являли безропотное, бездумное послушание. С этим он обвёл значительным взглядом всех собравшихся, и лёгкая улыбка тронула краешки его рта, когда он заметил замешательство моряков. Казалось, он насладился произведённым эффектом, но заговорил всё так же ровно и прочувствованно: - Следует рассматривать утверждение шире и глубже. В том числе, Творец, Создатель – это не зря присвоенные Господу имена. Он передал нам способность к творчеству. Сейчас мы творим историю, борясь за открытие Северо-Западного прохода, но есть ещё и личные увлечения, милые сердцу, и это тоже имеет значение. Поэтому если кто-то делает рисунки, вырезывает фигурки из кости или дерева, пишет стихи или рассказы, может, даже украшает курительные трубки – пускай покажет эти вещи на рождественской выставке и укажет своё имя и к команде какого корабля он принадлежит. Всё это поспособствует сближению и симпатии. Ваши товарищи смогут испытать к вам интерес и уважение, даже не будучи лично с вами знакомыми. Те, у кого увлечение похожее, порадуются, что они не одни увлечены тем же. А друзья поддержат вас в успехе. Да и мы, капитаны, будем счастливы узнать, что у нас такие замечательные люди на борту. Пожалуйста, не стесняйтесь, подавайте ваши заявки на участие и не стесняйтесь проявить себя. Вы можете обратиться к лейтенанту Ирвингу на «Терроре»... С этими словами Франклин отыскал взглядом скромного пытливого лейтенанта, который, по своей привычке занял место в первом ряду. Тот сначала потупил, а потом вскинул взор. Он сначала осмысливал относительно смелые заявления начальника экспедиции, но потом с ними неизменно соглашался и почтительно признавал, что сэр Джон оказывается проницательнее. И сейчас он был готов выполнить его поручение, тем более что и его непосредственный начальник, капитан Крозье, в последнее время демонстрировал большее милосердие и христианское терпение, чем прежде. И вроде бы тоже поддерживал идею выставки, о которой Ирвингу стало известно почти случайно, так что он теперь сомневался, стоит ли представить на ней его очевидно неумелые стихи с библейским содержанием с собственноручно сделанными наивными иллюстрациями, что повторяли своим стилем соборные витражи. Ему однозначно льстило то, что сам начальник экспедиции доверял его художественному вкусу. - ...либо к коммандеру Фицджеймсу на «Эребусе», - продолжал сэр Джон, - поскольку, пусть это пока и может быть неизвестным, но я дерзну разгласить тайну – это не только замечательный офицер, но и замечательный художник, весьма отзывчивый к красоте во всех её проявлениях. Так что пусть вас не смущает звание, каждый из нас достоин внимания. Фицджеймс натянуто улыбнулся и выпрямился ещё более, чувствуя, что сейчас многие взоры обращены к нему. Кто-то из лейтенантов сдержанно кивнул ему, в том числе Ирвинг, нижние чины предпочли пока что сделать вид, что обдумывают предложение командира. В каком-то смысле сэр Джон сейчас оказал ему медвежью услугу, выделив его среди всех и вызвав ужасное смущение – не только у коммандера, но и людей. С другой стороны, он всего лишь хотел подчеркнуть, что Джеймс отнюдь не надменен и отзывчив. А тот невольно задумался. Пусть и прошли мгновения, но он понял нечто тонкое. Сэр Джон не допускал фамильярности и со всеми общался исключительно в официальном тоне, осанку держал гордую – но его голос неизменно был тёплым. Его приказы сложно было назвать «приказами» в строгом смысле – они больше напоминали убедительные просьбы. И никто не смел им противиться, чтобы не огорчить любимого капитана – которой пусть и казался далёким, но милостивым. Как... возможно, как сам Господь. Это было очень еретическое сравнение – но разве Джеймс однажды не позволил себе даже большего, сказав, что сэр Джон любит своих людей даже больше самого Бога?.. Он возвышался над кораблями, словно король – но больше ему походило другое сравнение – добрый ангел, овевающий паруса своими крылами. Каким бы он ни казался старым, знатным – что было до горечи совершеннейшей неправдой, - солидным и неприступным, но от него исходили некие отцовские флюиды – и дети на «Терроре» и «Эребусе» старались его порадовать и всегда о нём помнили. Джеймс пытался копировать этот стиль, но, видно, не улавливал чего-то важного. Да он, в конце-то концов, и не был сэром Джоном, чтобы производить такое же впечатление. Он ощущал, что со всеми общается вежливо, порой позволяет себе какие-то шутки – но всё равно кажется лощёным и чопорным щёголем. Как будто не он бился с арабскими и китайскими разбойниками в поту и крови, не голодал, не бродил по пустыням, не блуждал по странным восточным городам, где его каждую минуту могли прикончить, не валялся в душном зловонном госпитале после пулевых ранений, никому не давал по морде, каждый раз холодно отмечая, какие же умения у него лучше – драться кулаками, ножом, прикладом ружья, палкой, саблей, да хоть камнями... Итак, Джеймс, похоже, казался слишком чопорным. Естественно, необязательно было никому из команды, кроме офицеров, знать о его похождениях. Но он мог бы излучать другой дух, больше соответствующий его опытности и пережитым приключениям. У кого бы стоило учиться манере? У сэра Джона? У, прости Господи, Френсиса? И тот, и другой – теперь это было ясно – отличались собственным обаянием. Стоило подумать о своём. Было бы горько подумать, что он им не обзавёлся до сих пор. А если оно и имелось – то какого толка? Опять же, все мысли промелькнули в голове за минуту. А сэр Джон хотел будто бы пролить на него свет и представить его всем окружающим как можно более душевным человеком. И теперь Джеймс был готов откликнуться на такое лестное мнение и задуматься о своём образе. Все расходились с очень озадаченными выражениями лица, хотя до Рождества ещё две недели, которые кажутся бесконечными. Удивительная задумчивость отразилась на лице доктора Стэнли, хотя всем казалось, что он в принципе не способен испытывать эмоции. Но Стэнли лечил Фицджеймса ещё во время опиумной войны и фактически спас ему жизнь, они имели достаточно времени, чтобы близко познакомиться, хотя даже во время китайских похождений Джеймс понял, что этот человек никого близко не подпускает к себе. И всё-таки ему стало известно, что доктор увлекается рисованием и является довольно-таки неплохим портретистом. Сейчас он явно раздумывал над тем, стоит ли нечто нарисовать для рождественской выставки или поделиться готовыми эскизами. Направляясь к себе в каюту, Джеймс и сам задумался: во-первых, как он будет оценивать чужие рисунки, во-вторых, чем поделится он сам. Он мысленно перебирал всё, что у него имелось, и не мог выбрать. Наконец, он остановился на портрете, который как раз хотел окончить в ближайшие дни: внушительная фигура Франклина на носу «Эребуса» и гордый орлиный профиль, устремлённый навстречу северному ветру – портрет вполоборота, где так эффектно выступали точёные скулы... Кроме того, Джеймсу нужно было определить состав команды, которая примет участие в традиционном футбольном матче на второй день Рождества и сразится с командой «Террора». Казалось бы, это было совсем несложно: лучшие игроки были известны, можно было оставить состав таким же, как в прошлом году. Вот только с того момента некоторые успели выбыть – чья-то жизнь оборвалась, а чьё-то здоровье пошатнулось... Однако вскоре всё-таки приступили к тренировкам. В один из дней Джеймс и сэр Джон стояли у планширя и наблюдали за тем, как мальчики – так их ласково называл капитан – завзято гоняют мяч по льду, стараясь ещё более, потому что знали, что за ними наблюдают командиры. - Странно было бы называть это место домом, - задумчиво проронил сэр Джон, и в глазах его промелькнула тень затаённой грусти, но он более твёрдо прибавил: - Однако мы должны постараться, чтоб на святой праздник была самая что ни на есть домашняя атмосфера. Люди, как никогда, заслуживают радости и веселья. Кстати, Джимми, - вдруг оживился он, - а ты уже выбрал себе костюм на карнавал? - О, признаться, ещё нет, - растерялся коммандер. - Поторопись, мальчик мой, - с улыбкой пожурил его Франклин. – Времени осталось всего ничего. - А вы, сэр Джон, уже определились? – с надеждой осведомился Джеймс. Ему отчаянно хотелось достойно смотреться рядом с любимым командиром и по возможности как-то сочетаться с его образом. - Я-то определился, но ничего не скажу! – с ноткой озорства рассмеялся капитан. – Пускай это будет сюрприз. Джеймс улыбнулся в ответ, но тут же, отвернувшись, тяжело вздохнул в задумчивости. Выбор наряда оказывался той ещё задачкой.