Остаёмся зимовать

- Добрый вечер, господа, - поздоровался сэр Джон, - я привёл вам нового пациента. С этими словами он мягко, почти неощутимо подтолкнул вперёд Хартнелла, и тот от смущения закашлялся. Доктора Педди и Макдональд резко, по-военному, кивнули начальнику экспедиции, бегло переглянулись, затем воззрились на несчастного морячка, у которого от отчаянно сдерживаемого кашля даже лицо покраснело – благо что болезненный румянец был ровным, а не пятнисто-чахоточным. - Ну и ну, что же тут у нас... – озабоченно пробормотал доктор Педди. - Похоже, запущенная простуда, - отозвался сэр Джон. – Пожалуйста, позаботьтесь об этом молодом человеке, раз он сам не удосужился. Он попытался обменяться с Хартнеллом дружелюбным взглядом, но тот снова посмотрел на него по-волчьи, хотя всей своей неуклюжей позой стремился показать почтительность. По сравнению с царящей всюду полутьмой на корабле лазарет казался ярко освещённым. Деревянные стены и своды казались янтарными в отблесках ламп, а бельё на койках не белым, а желтоватым. Золотистые блики отражались на склянках, пузырьках и аккуратно разложенных инструментах, должно быть, только что обеззараженных: в глаза бросился металлический таз, от которого поднимался пар, и в воздухе витал отчётливый запах карболовой кислоты. К счастью, к нему не примешивалось гнилостное зловоние, а койки были свободны. Только на одной из них сидел весьма юный член экипажа, по виду совсем мальчонка. Макдональд трудился над его ногой, когда Франклин вошёл вместе с Хартнеллом. Сэр Джон проронил, глядя на нового пострадавшего: - А ваше лицо, юноша, мне смутно знакомо, но я не уверен. - Томас Эванс, сэр, юнга, - суетливо отозвался мальчишка – и он чуть не готов был вскочить и вытянуться по стойке смирно, несмотря на больную ногу. Джон невольно закатил глаза. Господи, ещё один Томас – не многовато ли за один вечер? Тот принял это на свой счёт и самым трогательным и жалким образом потупился. - И что же с вами приключилось, голубчик? - Потянул связки, - жалея паренька, отозвался Макдональд с усмешкой. – Поскользнулся на трапе. Говорят, так и носился взад-вперёд во время вахты, а всё во исполнение распоряжений капитана Крозье. Тот очень заботится о том, чтобы вахтенные пребывали в движении, дабы не допустить на пустом месте обморожений из-за неподвижности. На самом деле, я его понимаю, - продолжал он, видя внимательное и пытливое выражение на лице Франклина. – Хотя, может, он и слишком всех застращал – только что джигу не приказывает сплясать. «Да уж, заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибёт», - невольно вспомнил Франклин с детства слышанную народную поговорку, и усмехнулся. Конечно, он не смел обзывать дураком этого мальчонку, даже был тронут его старанием, пусть и так нелепо проявленным. - Ну, юноша, - произнёс он, - на самом деле, вам стоит быть аккуратнее. Надеюсь, нынешний случай послужит вам уроком. - Так точно, сэр, - робко отозвался Эванс, но притом лицо его несколько просветлело. - Во всяком случае, - с добрым хохотком заметил Макдональд, - лёгкое растяжение лучше тяжёлого обморожения. А наш юный друг Томас впредь будет осмотрительнее. С этими словами он затянул туже повязку на ноге юнги и велел: - Постельный режим в течение двух дней, а дальше посмотрим. Эванс послушно улёгся, натянул одеяло почти до самых бровей и решил притвориться, будто его здесь и вовсе нет. Тем временем, Макдональд вопросительно глянул на Франклина. Он уловил, что именно с ним и хочет переговорить начальник экспедиции, тогда как тот не обращал никакого внимания на доктора Педди, который немедленно занялся Хартнеллом – точнее, будто бы испытывал облегчение от того, что его коллега занят. - Если позволите, сэр, я вымою руки, - извинился Макдональд, сам не зная, почему. - В конце концов, вы это и должны периодически делать как врач, - пожал плечами Франклин, - кто я такой, чтобы мешать вам? Яркий свет ламп подсвечивал пышную, волнистую русую шевелюру собранного, сосредоточенного доктора Макдональда, пока он погружал свои белые крепкие руки в мыльную воду и старательно вытирал их жёстким полотенцем, недоумевая, почему Франклин явился на «Террор» и, в частности, в лазарет. Его визит ничем не напоминал инспекцию. В то же время навряд ли он ставил себе целью притащить сюда очередного матроса, который считал постыдной слабостью обращение за помощью – та ещё дикость... Между тем, Франклин удивительно тихо, учитывая его дородность и тяжесть его шагов, подошёл и вполголоса проговорил: - Александр? Я надеюсь, могу вас так называть? Доктор Макдональд выпрямился, кивнул в знак согласия и с напряжённым вниманием воззрился на сэра Джона. - Мне необходимо поговорить с вами о капитане Крозье. Он обращался к вам в последнее время? - Никак нет, сэр. Он отличается отменным здоровьем. В этот миг Макдональд испытывал практически гордость за своего командира, с которым он уже не одно плавание был вместе. Разумеется, у Крозье периодически возникали некие жалобы, но он своевременно сообщал о недомоганиях, а потом аккуратно исполнял предписания – по крайней мере, такое создавалось впечатление по тому, насколько быстро он выздоравливал. У Крозье и Макдональда сложились если не совсем дружеские, то крепкие товарищеские отношения. В том числе потому, что оба они уделяли много внимания изучению инуитского языка и постоянно делились познаниями – даже пытались объясняться на нём, когда капитан являлся с инфлюэнцей или простудой и забавы ради пытался донести на туземном наречии подробности самочувствия. Конечно, чаще всего словарного запаса ему не вполне хватало, и приходилось перейти на английский, но Александр особенно радовался, когда по скупым чужим словам определял состояние Френсиса и отвечал также по-инуитски: «Плохо, вождь, ты слишком устал и заболел. Два дня лежи. Пей воду и бульон. Потом сможешь есть мясо. Потом окрепнешь, ещё день, сможешь выходить и кричать на своих людей опять». Френсис от души смеялся, пусть его хохот и был смешан с кашлем, но эта языковая игра им обоим нравилась. А сейчас Макдональд обеспокоился и подумал, что насчёт «отменного здоровья» капитана он похвастался преждевременно. Явно что-то было не в порядке, раз сам начальник экспедиции пришёл для конфиденциальной беседы. Не желая воображать лишнего, Макдональд переспросил: - Понимаю, сэр, что вы интересуетесь неспроста. Что-нибудь случилось? Возможно, прямо сейчас во время вашего визита? Иначе Джопсон доложил бы мне... В ответ сэр Джон вздохнул: - И да, и нет, доктор. Френсис не ранен, ничего не сломал и даже насморка у него нет, дело в другом... И он перечислил все симптомы, о которых перед визитом в лазарет выяснил у Джопсона: подавленное состояние духа, нарушения сна, отсутствие аппетита, слабость и вялость, апатию, затруднённость мышления, замкнутость, самообвинение – все «прелести». Макдональд выслушал озадаченно. Несколько мгновений он хмурился, затем провёл пальцами, как гребнем, по густым пшеничным волосам и размеренно произнёс: - Знаете, сэр, скажу вам откровенно... Как вам, вероятно, известно, это не первая экспедиция, в которой я сопровождаю капитана Крозье. Так что все эти симптомы для меня не новость. Зимой у капитана действительно с, кхм, незавидной регулярностью наблюдается упадок сил и настроения. - И сколько это обычно длится? – перебил Франклин. - В наиболее выраженном виде от недели до трёх в самых тяжёлых случаях. Затем переходит в вялотекущую стадию. Тогда капитан снова занимается делами, как обычно, перестаёт избегать общества и бывает довольно мил и любезен – насколько это в его характере, - осторожно прибавил Макдональд с полуулыбкой, которая отчего-то получилась виноватой. - А вялотекущая, как вы изволили выразиться, стадия, - раздумчиво проговорил сэр Джон, - может ли так статься, что она и вовсе не прекращается?.. Или длится месяцами? Доктор лишь со вздохом развёл руками: - Я имею возможность наблюдать только внешние проявления, и всё вроде бы в порядке. А своими душевными переживаниями капитан со мной не делится. Да если бы и делился, увы, сэр, я не уверен, что мог бы ему помочь. Я обучен врачевать тело, но не душу. Для этого есть, допустим, священники... Джон внутренне подобрался и встрепенулся, когда Макдональд вдруг остановил на нём задумчивый взгляд. - Я отнюдь не уверен, что это недомогание духовного, - подчеркнул Джон, - а не чисто эмоционального свойства. Возможно, здесь замешаны и какие-то физические причины. - Вполне вероятно, - покачал головой Макдональд, - но науке они пока что не известны. - А каковы обычно ваши рекомендации в подобных случаях? – осведомился начальник экспедиции. - Насколько я, конечно, вообще вправе давать здесь рекомендации, учитывая мой профиль... В принципе, обычно я предписываю капитану Крозье умеренную физическую активность, регулярное питание, пусть даже и при отсутствии аппетита, воздержанность... Франклин одобрительно кивнул. - Также я настаиваю – и говорю об этом лично Джопсону, - осмелел Макдональд, – на более ярком освещении в каюте. Потому что здесь у меня имеется скромное наблюдение: мрак вокруг вполне взаимосвязан с мраком в душе, особенно в рамках сезонных явлений. Я полагаю, что условия полярной ночи и недостаточной освещённости на корабле не лучшим образом сказываются на душевном состоянии людей. Разумеется, соображения экономии непреложны, но если я могу помочь хотя бы капитану, то считаю своим долгом дать даже такие мелкие рекомендации. Вообще-то, - пожал плечами доктор, - в идеале я бы отправил его куда-нибудь на воды, в некую поездку для того, чтобы развеяться. Но тут-то у нас, естественно, никакой не курорт. Я надеюсь, сэр, что вы не сердитесь из-за того, что я столь мало могу помочь. Франклин грустно, но тепло улыбнулся: - Ничего страшного, Александр, спасибо и за то, что вы сообщили – это уже кое-что. Вы, на самом деле, очень внимательный и хороший товарищ. Врач так и расцвёл и ответил почтительным кивком. Когда капитан «Эребуса» уже был у самых дверей, он решил окликнуть: - Сэр, постойте, пожалуйста! Вы позволите мне высказать некоторые соображения? - Разумеется, - с готовностью обернулся сэр Джон. - В общем, – кашлянул Макдональд, - возможно, вам стоит также поговорить с мистером Гудсиром. По-моему, не стоит ориентироваться только лишь на его молодость и скромное звание. Я неоднократно общался с ним, и у меня сложилось впечатление, что это наблюдательная, тонкая и в хорошем смысле чувствительная натура. Мне кажется, что вы найдёте общий язык и сможете хоть как-то помочь капитану Крозье. Макдональд с удовлетворением наблюдал, как Франклин, вскинув брови, просиял: - А вот это хорошая мысль, доктор. Я не имел возможности тесно общаться с этим, безусловно, одарённым молодым человеком на личные темы. Больше я знаю его как воодушевлённого натуралиста и... в общем-то, перспективного медика. Но, да, у меня также сложилось благоприятное впечатление. Я последую вашему совету. Джон решительно вышел из лазарета и приказал отыскать молодого морского пехотинца Пилкингтона, который сопровождал его сегодня к «Террору». К Френсису отчаянно хотелось зайти снова, но Джон понимал, что сегодня это будет без толку. Ему требовалось осмыслить услышанное и дополнить это другими сведениями. Джон решил, что только после беседы с Гудсиром снова наведается на «Террор». Правда, была одна незадача, за которую Джон себя тут же мысленно распёк: учитывая деликатность проблемы, он не знал, как вообще подступить к Гудсиру и с чего начать – но ведь не пристало же начальнику экспедиции трепетать перед помощником хирурга?! «Какая нелепица», - нахмурился Джон и ускорил шаг по пути к «Эребусу». Солнце, будто на последнем издыхании висящее над самой землёй, отбрасывало на снег последние тускло-красные лучи. Внезапно Джону подумалось, что Френсис сейчас сам как полярное солнце: слишком слаб и сломлен, чтобы подняться в небо, и держится лишь усилием воли – нужно было не позволить ему сползти и свалиться за линию горизонта, не допустить, чтобы в душе его воцарилась бесконечная холодная тьма... ...Гарри Гудсир считал, что день прошёл вполне сносно. Доктор Стэнли последнее время придирался и язвил ощутимо меньше обычного. Он вообще стал молчаливее, а колкости в половине случаев заменял ледяной вежливостью. И что бы ни вкладывалось в эти интонации, но и то было приятнее находиться с ним в одном помещении – если речь вообще могла идти о приятности, скорее, стоило назвать это словом «терпимо» или «сносно». Больных также было не слишком много, что не могло не радовать. В лазарете находились двое матросов, один из них расшибся, а другой схватил переохлаждение на вахте, но оба шли на поправку не то, чтобы совсем стремительно, однако верно. Приходил и ещё один, Джон Морфин – его имя Гарри запомнил из-за созвучности с лекарственным средством. Как ни странно, его состояние тревожило несколько более: из его лёгких исторгался влажный булькающий кашель, и Гудсир заподозрил бронхит и выписал соответствующие лекарства. Он лишь мог надеяться, что Морфин отнесётся к рекомендациям со всей совестью, уж слишком угрюмым и кислым было выражение его лица, как у человека, не верящего в возможность полного выздоровления. Тем не менее, хлопот оказалось относительно немного. Доктор Стэнли забился в дальний угол с книгой и всем своим видом продемонстрировал нежелание любого общества и вмешательства. Но это и было на руку Гарри. Он сосредоточился на энциклопедических естественнонаучных зарисовках. В прошлый раз он тщательно вырисовывал арктического гольца, а теперь должен был изобразить гренландского палтуса. Перед ним стояли старательно выполненные чучела, а нужно было на бумаге передать живость, гибкость и блеск рыбьего тела. Гарри вспоминал свои впечатления, когда впервые видел свежевыловленных рыб и моллюсков. Моряки над ним слегка потешались, отмечая удивительное для них восторженное выражение на лице – ну, живность, и живность – но никто ему пока что не сказал грубого слова и не выказал презрения. Исключение составлял доктор Стэнли, но Гарри уже почти научилися мириться с его дурным характером. А теперь он лишь надеялся не слишком громко фыркать от смеха, рисуя палтуса, у которого глаза располагались на верхней части головы, что придавало рыбе по-настоящему придурковатый вид – только бы учёные чины из Адмиралтейства и откуда бы то ни было не сочли его рисунок глупой шуткой. К счастью, у него имелось и аккуратно выполненное чучело этой рыбины, могущее служить доказательством. Но пока что он тщательно вырисовывал плавники. Ему отчаянно мешала Джако, милая, но вздорная питомица сэра Джона. Она то и дело прыгала на стол и норовила утащить то карандаш, то ластик, который немедленно принималась пробовать на зуб. Гарри сомневался, может ли она на самом деле развлечь капитана, а не доставлять ему сущую досаду – и отчасти радовался, что она пытливо блуждает по всему кораблю, а ещё и постоянно норовит наведаться в лазарет. Ей очевидно приглянулась кудрявая тёмная шевелюра Гудсира и его пышные, но аккуратные бакенбарды: обезьянка забиралась к нему на плечи и принималась рыться в волосах. К счастью, отмечал Гарри, ей нечего было там искать. Возможно, ей нравились сами прикосновения. Но ещё и отклик: Гарри поневоле начал ребячливо беседовать с обезьянкой, и его забавляло то, как она строит задумчивые выражения мордочки, будто стремится вникнуть в смысл его слов, пусть они и ограничивались репликами, которыми он мог бы обмениваться с трёхлетним ребёнком. Оставалось гадать, что она понимает, хотя бы и по интонациям, а где хитро притворяется. Сегодня Джако особенно расшалилась, кричала и азартно скакала. Доктор Стэнли с брезгливым выражением шумно вздохнул и удалился с блокнотом под мышкой. А Гудсиру оставалось отражать атаки резвой мартышки, пытаясь сосредоточиться на рисовании. Но в какой-то момент Джако сдавленно, корокто заверещала, спрыгнула со стола и забилась куда-то под полки с лекарствами. Гарри, увлечённый растушёвкой на своей очередной иллюстрации, не сразу уловил перемену обстановки. Однако спустя полминуты всё-таки поднял взгляд и чуть не ахнул. Почти вплотную к его столу стоял сэр Джон. Как он только тут появился? - Мне жаль вас отвлекать от ваших занятий, доктор Гудсир... - негромко произнёс капитан и сцепил руки. От его толстой шинели веяло морозным холодом, а щёки налились румянцем. Удивительно, но он словно бы стеснялся. Да и ещё назвал Гудсира титулом, который ему пока что не подобал. Гарри опешил и еле поймал упавшее с носа позолоченное пенсне: - О, сэр, здравствуйте! Чем могу быть полезен? Произнося это, он вскочил. Франклин вскинул пушистые седеющие брови и даже слегка отшатнулся: - Полно, не нужно церемоний. Лучше позвольте мне сесть рядом с вами. Теряясь в догадках и стараясь не показать обескураженности, Гарри принялся сновать в поисках стула. Пометавшись туда-сюда, он притащил стул из-за стола доктора Стэнли. Тот и так уже удалился и желал побыть в уединении, да и не смел бы, вероятно, перечить желаниям самого капитана. Франклин аккуратно опустился на стул, стараясь, чтобы тот не скрипел слишком громко под его весом, и доверительно наклонился к Гарри: - Мне нужна ваша консультация по весьма деликатному вопросу. - Разумеется, - с готовностью отозвался Гудсир. - Вы не вполне хорошо себя чувствуете, сэр? - Со мной всё в порядке. Речь идёт о капитане Крозье. Гарри наморщил лоб в недоумении. Ему было удивительно такое обращение. Особенно учитывая личность предполагаемого пациента. Он мало знал капитана «Террора», но привык считать его человеком - возможно, по-хорошему – грубым. Однозначно крепким и здоровым – такие морские волки нигде не пропадут. Тем страннее было услышать от сэра Джона о симптомах его загадочного недомогания, да ещё в таких деталях. ...Джону было тяжело говорить о мучениях Френсиса. Да заодно ещё он смущался и порой даже мысленно корил себя за то, как мнётся и какие длинные паузы делает – но он уже затвердил, что необходимо соблюдать осторожность и не выдать, насколько близкие у них с Френсисом отношения. Тем не менее, когда Франклин окончил рассказ, Гарри осторожно заметил: - Однако, вы подробно осведомлены... Капитан Крозье сам выказывал жалобы? Джон был вынужден отрицательно покачать головой: - Н-нет, это в принципе не в его характере – жаловаться... – Тут Джон осёкся и со стыдом вспомнил, что ведь ещё относительно недавно считал Френсиса нытиком и паникёром. – Я имею в виду, жаловаться попусту, - прибавил он, - однако иногда он даже слишком перестраховывается и не сообщает о неприятностях даже тогда, когда это необходимо... Кхм, я хотел сказать, о неприятностях личного свойства, а свои обязанности он исполняет неизменно старательно. Он едва удержался от досадливого вздоха: казалось, каждая его последующая реплика была ещё более неуклюжей, чем предыдущая. Гудсир изо всех сил старался не выказывать удивления, но это ему довольно слабо удавалось. Он также был наделён довольно живой мимикой и сейчас опять на его лбу пролегли складки, его тёмные брови озабоченно сложились домиком, а угол рта пару раз чуть заметно дёрнулся, словно Гарри сомневался, стоит ли изобразить вежливую участливую улыбку или это излишне. - А... как давно капитан Крозье страдает от такого, хм, эмоционального расстройства? – осведомился врач. - Наверное, сэр, вы с ним тесно общаетесь... Раньше я лично такого не припомню... ох, сэр, простите, это, конечно, не моего ума дело, - спохватился Гудсир, посчитав своё замечание бестактным и ненужным. - Ну-у, - протянул Джон, ощутив, как по спине пробежали мурашки, - примерно недели три, наверное. Я... да, я постоянно обмениваюсь с ним письмами, и их тон показался мне подозрительным. Он сменился, стал совсем безрадостным. И... я недавно был с проверкой на «Терроре» и виделся с ним. Разумеется, Джон умолчал, какого рода это была проверка. Не решаясь задавать новых вопросов, Гудсир произнёс размеренно: - Ясно, спасибо за пояснение, сэр. Мне кажется, то, что вы описали, действительно серьёзно. И может угрожать не только капитану Крозье. Поэтому стоит подумать о... неких общих принципах борьбы с такими состояниями. Он также взвешивал каждое своё слово, боясь произнести что-то чрезмерно легковесное или некорректное. - Так что же вы предлагаете, Гарри? – мягко подтолкнул его Франклин. Это была та ещё задачка. Гудсир хотел бы выдать некий готовый рецепт немедленно, но мог в эту секунду лишь расписаться в собственном бессилии. Он не смог удержать глубокого вздоха и покачал кудрявой головой: - Не буду вам врать, сэр, вопрос сложный. Тем более, похоже, мы имеем дело с душевным состоянием, влияющим на физическое. Поэтому подход должен быть комплексным, и... Простите, сэр, мне нужно немного подумать. - Если необходимо, можете думать сколько угодно. И если я вас смущаю, то могу пока отойти, а наведаться к вам позже – через час, два, возможно, и завтра утром. Джон в очередной раз мысленно укорил себя за такое смущение, он будто бы извинялся. Конечно, он не считал, что из-за разницы в званиях и летах нужно было демонстрировать повелительность тона, это было просто неуместно хотя бы из-за самой сути ситуации. Но в обществе Гудсира он ощущал, что ходит по тонкому льду, потому что этот талантливый молодой человек явно чувствовал больше, чем другие, и, пусть сам то мог отрицать, но разбирался в движениях души ненамного хуже, чем в хирургических операциях и устройстве внутренних органов. - О нет, сэр! Дайте мне, ну, скажем... полчаса? А в это время я обеззаражу и разложу инструменты и проведу небольшую инвентаризацию наших склянок с лекарствами – это занятие меня успокаивает, - застенчиво улыбнулся Гудсир. - Разумеется. Тогда я посижу здесь. С этими словами Франклин расправил полы шинели, устраиваясь поудобнее, сцепил пальцы, сложив руки на животе, и углубился в раздумья, пока Гарри возился с лазаретным хозяйством. Его движения были аккуратными, чёткими и почти механическими. Тем временем, казалось, что капитан словно выпал из момента: выражение его лица было по-прежнему озабоченным, но отстранённым. Вполне можно было предположить, что он читает про себя молитвы для успокоения. Они оба время от времени бросали друг на друга мимолётные взгляды, но делали это настолько тайком, что это даже не замечалось, а просто чувствовалось подспудно. Наконец, Гудсир закончил с хлопотами, присел на стул рядом с капитаном и начал несколько издалека: - Знаете, сэр, не всегда стоит примерять на себя, но я представил, что, если бы подобное случилось, скажем, с моим отцом. И вот что я надумал – уж не обессудьте, если какие-то мысли будут звучать слишком... лично, сентиментально? И тем не менее... Однако в лице сэра Джона Гарри нашёл благодарного и чуткого слушателя. Понемногу его лицо смягчалось и светлело. Гудсир снова удивлялся тому, как сильно начальник экспедиции переживает за своего заместителя, однако радовался, что его слова действуют так благотворно и находят отклик. Он говорил и говорил, чем дальше, тем свободнее. Франклин одобрительно кивал и всем своим видом показывал готовность последовать советам, возможно, с некоторыми корректировками, подобающими служебному этикету. Гарри подытожил свою речь незамысловато: - В общем, главное показать человеку, что он не виноват в настигшей его беде и болезненном состоянии и что ему всегда готовы прийти на помощь. Просияв, сэр Джон поднялся со стула и выпрямился почти торжественно, отчего Гарри снова подхватился, встав по стойке смирно. - Большое вам спасибо, доктор Гудсир, - снова несколько официозно обратился Франклин. – Может, вы и использовали несколько другие выражения, которые больше пристали врачебной, а не духовной практике, но продемонстрировали своим отношением истинно христианское человеколюбие. Я рад, что к вам обратился. - Рад стараться, сэр, - по-военному отозвался Гудсир с резким коротким поклоном. Франклин только тепло усмехнулся и проговорил: - Что ж, мне остаётся только пожелать вам – на самом деле, всем нам – поменьше больных и побольше интересных научных наблюдений. Засим он удалился. Гарри какое-то время смотрел ему вслед и думал: если бы сэр Джон был не капитаном, а врачом, то он явно предпочёл бы работать именно под его началом, а не под началом доктора Стэнли. Но уж что есть, то есть – и тут тоже стоило проявлять смирение, о котором сэр Джон так часто говорил в своих проповедях.