Остаёмся зимовать

Тем временем, несмотря на сходное, только в разы помноженное, состояние, Френсис также спал беспокойно. Когда он проснулся, то даже не мог вспомнить, что ему снилось, и снилось ли вообще, и почему после выныривания из чёрных глубин сна ему так муторно. Но нет, вовсе не со сновидениями это было связано. С каждой секундой Крозье стремительно вспоминал другое – события минувшего вечера. И чем дальше, тем сильнее его охватывала жуть. Происшедшее казалось нереальным, немыслимым. Хуже любого кошмара. Френсис вскочил с постели и принялся лихорадочно оглаживать мятый мундир. И руки у него тряслись почти так же, как во время злосчастной болезни после бесконечной антарктической экспедиции. Все внутренности словно скрутились в тугой склизкий узел. Крозье всего пару раз в жизни испытывал такое, но ему было известно, каково это – когда тошнит от страха. Сейчас он лишь порадовался, что накануне почти весь день ничего не ел. Сердце колотилось как бешеное. Зажёгши свет, Френсис кинулся в тот самый угол каюты и наклонился – револьвера на полу не оказалось. Через силу сглатывая, он зашарил по ящикам стола. И там не было. «Горе мне». Несмотря на привычку к холоду, он словно только сейчас почувствовал, какая стужа стоит у него в каюте. Причём пробирала она почему-то не снаружи, а откуда-то изнутри. Если случай получит огласку, то какой же это будет несмываемый позор... А по сути, за такое полагался военный трибунал. Конечно, вряд ли это реальная угроза, вихрем, до головокружения, проносились мысли в голове Френсиса, он может доверять Джону, но... Но теперь он даже не представлял, как сможет просто даже посмотреть Франклину в глаза. Он всеми фибрами души желал исчезнуть. Нет, не умереть. Сейчас он как никогда понимал, что не сделает этого ни за что. По крайней мере, по своей воле. Но отчаянно хотелось схорониться, затаиться, притвориться несуществующим, примерно как в прошлую зимовку у острова Бичи. «Нет. Не выйдет!» Дрожащими пальцами Френсис взял со стола часы и обнаружил, что уже утро. «Это сколько же я спал?» Но какое это имело значение! Крозье распахнул дверь и ринулся в кают-компанию, а оттуда в коридор в поисках вестового. - Сэр! Я здесь! – раздалось сзади. Френсис рывком обернулся. Джопсон нигде не бродил, а находился на своём обычном месте. Но Френсису не пришло в голову подать голос, чтобы позвать его. Он мчался, как запалённый, и просто проскочил мимо, тяжело топоча сапогами – всё равно старательно начищенными, что б ни происходило. Ещё бледнее, чем обычно, с тёмными кругами под глазами, Томас выступил из тени, стараясь держаться как можно прямее и не показывать утомления. - Где сэр Джон? – хрипло спросил Крозье. - Здесь, на «Терроре», - отвечал вестовой, - лейтенант Ирвинг уступил ему свою каюту. Вы хотели бы увидеться с ним, сэр? Нет, нет, только не это, нет и тысячу раз нет! - Да, - упавшим голосом проронил Френсис. Силы изменили ему. Он поплёлся обратно к себе в каюту и там рухнул на койку, прислонившись спиной к стене. Будь что будет. А делать что должно с этого момента он себе поклялся. Сейчас он всё-таки должен был поговорить с Джоном. «Поговорить». Легко сказать. Как Френсис ни старался подобрать и ухватить ну хоть какие-то фразы, они тут же рассыпались, как хрусткий сухой снег – казалось, он вообще забыл человеческие слова и утратил дар речи. Поэтому, когда Джон показался на пороге, язык будто примёрз к нёбу. Всё, что Френсис смог сделать, это подхватиться с койки и встать, пошатываясь. Тянулись долгие, бесконечно долгие мгновения. Два капитана смотрели друг на друга в полной тишине. Прозрачный, ручьевой взгляд Джона скрестился с застывшим, льдистым взглядом Френсиса. И непонятно было, кто из них сделал первый шаг, вырываясь из плена оцепенения – но они просто молча бросились друг к другу в объятия. Они стояли, прижавшись и тяжело дыша и сжимали друг друга так сильно, что со стороны могло быть неясно, ласка это или борьба. Френсис вцепился в Джона, будто потерпевший крушение за спасительный обломок корабля. Джон обнимал Френсиса, как блудного сына, пускай в силу их возраста это могло быть неудачное сравнение. А борьба действительно происходила – внутренняя, душевная, и можно было догадаться, что хоть и одержана крупная победа, но она далеко не окончена. В какой-то миг Френсис обнаружил, что Джон снова гладит его – мерно, протяжно проводя руками по спине. Воспоминание о вчерашнем срыве пронзило его, как раскалённой иглой. Он дёрнулся и попытался отпрянуть. Джон не стал его удерживать и мягко выпустил. Френсис отшатнулся, отступил и, горько покачав головой, снова тяжело опустился на край койки с шумным вздохом. Он потупился, уперев локти в бёдра и уставившись в дощатый пол. Джон по-прежнему не нарушал молчания и терпеливо ждал – казалось, что даже дыхание задержал. Наконец, Френсис поднял на него взгляд и всё так же хрипло, точно горло ему сжимала невидимая рука, выговорил: - Ненавижу себя. - В этом-то и беда, Френсис, - миг помедлив, тихо произнёс Джон. О нет. Только не этот мягкий, терпеливый тон, только не это ангельское лицо. Крозье ощущал отторжение. Но в ту же секунду сознавал, что не к Франклину – по-прежнему к себе. Он не заслуживал такого обращения. И в принципе, и после того, что едва не совершил. Между тем, Джон присел рядом с Френсисом и обнял его так осторожно, будто боялся не то погладить дикого зверя против шерсти, не то разбередить едва схватившуюся корочку на его ранах – а может, и то, и другое. Капитан «Террора» закаменел, еле выдерживая и борясь с желанием скинуть руку командира со своего плеча. Увы, Джон уловил это отвращение. - Это справедливо, Джон, - прошипел Френсис. – Пусть о вчерашнем никто не узнает, я тебе верю. Но это край. Я... я не уверен, что в самом деле мог что-то сделать. Мой разум был ясен... мне так казалось, что полностью ясен... – скривившись, как от невыносимой кислоты, исправился он. – Но вообще истерика?.. Это ужасно. Джон прислушивался к этим отрывистым фразами и опять не перебивал. Он почему-то ощущал, что не нужно цепляться за каждую и сразу лезть с утешениями. Ему предстояло выслушать ещё много неприятного – коль скоро ему было неприятно самобичевание такого близкого и важного человека – но он не смел прерывать. А Френсиса несло, и, сжав зубы, как от ожога или ссадины, он дальше твердил, словно вбивал гвозди в свой гроб: - Я не капитан, а тряпка. Я недостаточно стойко боролся в течение жизни. Он знал, что Джон знает. Ему не нужно было в который раз перечислять все пережитые несправедливости: служебные, личные, связанные с уязвлённым достоинством или с тяжким бременем ответственности и мрачнейшими предчувствиями. Джону было известно всё. - И... это всё навалилось и размазало меня, как... Крозье шумно вздохнул. Он знал, что Франклин не любит крепких выражений, хоть и терпит их у него в речи. И он всё-таки припечатал: - Как дерьмо по льду. Удивительно – или уже нет? – но лицо Джона осталось невозмутимым. - Вот и думай, с кем ты связался и кого полюбил! Да притом что... – осёкся Френсис, но с ожесточением выдохнул – будь он драконом, из ноздрей вырвалось бы пламя, в котором, вероятно, он сам рад бы был сгореть. – Притом что фактически это я тебя заставил. Принудил. Крозье вспоминал тот самый случай после совещания и свои последующие домогательства. Иначе он не мог это теперь назвать. И продолжал с холодным ожесточением: - Я... преступник. Не единожды. И, может... я не заслуживаю такой... кхм... ну, вот именно такой казни, но... Джон снял свою руку у него с плеча и отодвинулся. Его лицо по-прежнему было светло-грустным, словно с соборной фрески, но более строгим и собранным. - Френсис. Его голос был тих, но отдавал странной смесью милосердия и суровости. От некого тупо, смутно, но всё же ощущаемого удивления Крозье вопросительно посмотрел на его искоса и исподлобья. - Сейчас ты будешь делать то, что я тебе велю, для твоего же блага. А ещё и учитывая, что я по-прежнему твой начальник. И что за новую игру задумал Джон? Как он вообще мог пускаться в эти какие-то свои представления?.. Невольно вспомнились его прежние вдумчивые беседы и – о боже – любительские шахматные турниры. Но одно дело, когда, пусть даже безобразно, повздорили твои подчинённые, а другое – когда один из них чуть тебя не убил. ...Френсис не мог уследить за собственными ощущениями ещё с самого пробуждения. Он не знал, мог ли на самом деле совершить то, что демонстрировал. И в этой неизвестности крылась самая чудовищная мука. - Во-первых, - размеренно произнёс Джон, - пока что помолчи. Просто посиди спокойно и помолчи. Мне нужно собраться с мыслями. Это было вполне в духе Франклина. С возрастом он постепенно преисполнялся чувством командирского права и научился осаживать ретивых, заставляя не себя подчиняться людскому общепринятому ритму, но вынуждая подчинённых подлаживаться под него. И сейчас Френсис не имел ничего против. Хотя бы потому, что каждое слово давалось ему с трудом, и говорить попросту не хотелось. - Во-вторых, когда я буду говорить, не перебивай. Тебе стоит послушать. С коротким вздохом Френсис кивнул против своей воли.