Остаёмся зимовать

Джон взял его за руку и замер. Тишина казалась бы гробовой, если бы не скрип дерева и льда, который стал уже привычным, но теперь отдавался в ушах едва ли не стонами. С одной стороны – безжалостная стихия, с другой стороны – корабли, прекрасные творения человеческой мысли и труда, такие мощные и восхитительные, но ныне беспомощные в плену суровой природы. «Это место норовит нас убить». Френсису, несмотря на весь туман и смятение своего нынешнего состояния, так и хотелось сравнить себя с родным «Террором» в его нынешнем положении. Но как его мог бы спасти флагман?.. Куда он рванётся из ледяного плена? В небеса?.. Между тем, Джон медленно, нежно мял его руку, сжимая и проводя подушечками пальцев по костяшкам, фалангам, ногтям, массируя его мягкую ладонь. Джон отметил, что какое-то время назад Крозье стал бережнее относиться к своим рукам, стал за ними ухаживать тщательнее – чтобы нежнее проявлять ласку, когда они встречались. - Я не могу знать, что ты испытал, Френни. Не нужно даже сравнивать, кто что чувствовал на протяжении минувших времён. Это могут быть воспоминания далёких лет, но они нас преследуют неизменно. Однако каждое переживание оставляет печать. И этим пренебрегать не стоит. Я знаю, что ты страдал, и сочувствую тебе. Повторяю, мне не дано знать, что пережил ты, равно как тебе не дано знать, что пережил я. Но это не должно стать преградой между нами. Я могу лишь только вообразить твои чувства, но хочу обнять тебя и оградить от того, что тебя мучает. Джон мягко потянул его руку на себя и сжал её сильнее. - Правда, ты сейчас не готов для объятий. Но всё-таки прислушайся ко мне. Вчера ты одержал победу. Ты победил самого дьявола. Понимаешь? Ты ведь мог загубить десятки жизней. Крозье содрогнулся. Он начинал улавливать, о чём говорил Франклин. Тот сделал многозначительную паузу и веско произнёс: - Коммандер Фицджеймс, каким бы талантливым руководителем ни был, ещё неопытен. И это прозвучит сурово, но я уверен, что он не смог бы в одиночку возглавить экспедицию и спасти людей. Да. Было до беспощадности ясно, что имеет в виду Джон. Если бы Френсис убил его, то следом в небытие отправился бы сам. Если бы застрелился, то Джон не пережил бы его смерти. А учитывая то, насколько Джеймс привязан к своему командиру и с каким обожанием к нему относится – то, вероятно, и он бы долго не продержался... Ужас снова плеснул холодной волной: Френсис всё-таки не мог положа руку на сердце утверждать, что он не нажал бы на спуск. Ведь, опять же, именно в минуты помрачения собственный рассудок кажется безумцу кристально ясным. Он не мог верить себе и гадал, почему же ему – и в него – верит Джон. От этого наряду со страхом стыд грыз ещё сильнее. Увидев новую боль во взгляде Френсиса, Джон произнёс всё так же размеренно: - Пусть это и недавнее, но всё-таки минувшее. Самое страшное позади, Френсис. А теперь тебе новое указание – ложись. Да-да, ложись, ты не ослышался. А голову – вот сюда. С тенью улыбки на губах Джон легонько похлопал себя по бедру. Френсису происходящее казалось немыслимым, и всё-таки он повиновался – с тяжким протяжным вздохом распластался на койке и, закрыв глаза, положил голову Джону на колени. И тот, совсем как вчера, начал бережно гладить его – по русым с проседью мягким волосам, по лбу, по щекам – и тихо, медленно, несколько растягивая каждую фразу, с небольшими паузами, размеренно говорить: - Ты не плохой человек, Френсис. И не преступник. И не... - Нет, я хуже. Я слабак, - измученно проронил Крозье. - И это неправда, - терпеливо возразил Франклин. – Всё дело в том, что ты сейчас болен. И притом серьёзно. Ты не виноват в том, как себя ведёшь, уверен, если б у тебя был выбор и способность сопротивляться – ты бы ни за что не выбрал нынешнее состояние из какой-то дурацкой прихоти. Это ведь не минутное настроение, ведь так? И доводы разума, наверняка, не действуют, как ты ни пытаешься к ним обратиться? Очевидно, ты не сейчас не способен противостоять состоянию, а значит, ты не виноват и ты не сам себя довёл от душевной лени... Твоими устами сейчас говорит именно болезнь, так же, как руководит действиями. - Ну так и вышвырнуть бы меня за борт, больную скотину... – с досадой простонал Френсис. - Это уж ни в коем случае, - пожурил его Джон. – К счастью, ни одна болезнь не вечна и никакое страдание. Тебе обязательно станет легче рано или поздно, и ты увидишь, насколько был неправ. Твоё нынешнее состояние не делает тебя безумцем, и твои нынешние ощущения тоже заслуживают уважения. Ты ни в чём не виноват. Да, тебе сейчас трудно, ты нуждаешься в помощи... Но помнишь, что говорил царь Соломон? «И это пройдёт». Вспомни случаи, когда у тебя была лихорадка. Бывало, что ты бредил, или перед глазами плавали красные пятна, или казалось, что кровать кружится? - Бывало, - вздохнул Френсис. - Но ты же понимал, что это состояние сойдёт на нет и в конце концов прекратится? Так и здесь. Уверяю, тебе станет легче, и я готов быть рядом и сделать всё для этого. А ты на самом деле замечательный командир и со всем справишься, пусть даже сейчас в это и не веришь. И... – чуть помедлил Джон. - ...я всё-таки не думаю, что нам стоит расставаться. Если у тебя пока нет сил ни на письма, ни на слова, ни на чувства, это не означает, что ты дурно ко мне относишься. Я люблю тебя, Френни. Джон склонился и невесомо поцеловал Френсиса в губы. Тот от неожиданности открыл глаза и прошептал: - Ты святой, Джонни. Франклин только усмехнулся и покачал головой: - Ну, уж не святее тебя, на самом-то деле... - Тогда как объяснишь то, что ты творишь чудеса? – Слабое подобие прежней узнаваемой улыбки появилось у Крозье на губах: - Веришь ли... мне до сих пор паршиво, но такое чувство, что... что всё-таки с каждой твоей фразой мне становилось легче. Джон просиял: - Какое благословение это слышать! Но вообще-то чудес здесь никаких нет, всего лишь терпение, немножко чуткости и добрые советы... - Чьи? – насторожился Френсис. Джон даже почувствовал, как напряглись его мышцы, однако продолжил всё так же успокоительно поглаживать его лоб и терпеливо ответил: - Врачей. - Так ты кому-то из них рассказывал о моём состоянии?! - Ну вот, - засмеялся Джон, - возмущаешься – значит, возвращаешься к жизни! А если серьёзно, то я разговаривал с Макдональдом и Гудсиром, но никому из них двоих не сообщал излишних подробностей. Я рассказал ровно столько, сколько необходимо для получения рекомендаций. - И каковы они? – вдруг заинтересовался Френсис и даже сел на койке, уставившись прямо на Джона и уже не пряча взгляд. - Ну, - степенно начал тот, - начнём с медикаментов... Крозье только озадаченно хмыкнул. Насколько ему было известно, от его недуга не существовало никакого средства. Однако Франклин потянулся за лежащей рядом шинелью, сунул руку в объёмистый карман и извлёк оттуда предмет весьма для него необычный. Если бы он достал молитвенник и начал бы рассказывать, какие молитвы нужно читать для исцеления души, было бы не так уж поразительно, но сейчас брови у Френсиса так и подскочили: - Джонни, да неужели ты принёс мне выпить?! Это уже ни в какие ворота... Спасибо, конечно, но я не большой любитель вина... - А это непростое вино, - перебил Джон, со значением подняв палец, - поэтому «выпивать» его ни в коем случае нельзя, а нужно принимать строго в соответствии с предписанной дозировкой. Вот, держи, здесь всё указано – в какое время, сколько... Френсис с изумлённым видом взял у Джона бумажку, на которой узнал почерк Гудсира. Тем временем, Франклин продолжал: - Это перуанская настойка, очень мощное бодрящее средство. Поэтому превышение дозы может быть опасно. Не в том плане, что тебе станет физически худо, ты человек крепкий – но в состоянии, подобном твоему, с любыми силами, которые у тебя появляются, нужно обходиться очень и очень осторожно... и тратить их с умом. Френсис опять вздрогнул и поёжился. Да, пожалуй, что вчера ему стало получше – и сил у него вполне хватило, чтобы надеть полное обмундирование – разумеется, без помощи Джопсона, - аккуратно причесаться и зарядить револьвер... Догадавшись, что он чувствует, Джон взял его за руку и спросил: - Ты обещаешь мне, что будешь делать всё строго как предписано? - Обещаю, - чуть дрогнувшим голосом произнёс Френсис. - Ну вот и хорошо. Тогда я поставлю это сюда. С этими словами Джон водрузил бутыль на стол у изголовья койки и рядом положил взятый у Френсиса листок. - А что же ещё посоветовали наши доктора? – осведомился Крозье. Франклин с каждой минутой испытывал всё большую радость, пусть и затаённую, пока не смея слишком откровенно торжествовать – но его обнадёживало любопытство Френсиса и то, что он сам, похоже, выказывал желание и готовность лечиться. Поэтому он обстоятельно передал всё, что говорили ему и Макдональд, и Гудсир. Крозье задумчиво кивал с несколько озадаченным видом: вероятно, прикидывал, сколько усилий потребуется для выполнения этих несложных рекомендаций. И в подобных его мысленных вычислениях не было ничего постыдного: Джон понимал, что последовательно выполнять предписанное изо дня в день – это непросто для человека, которому даже с постели утром подняться тяжело. И тут вместе с душевным облегчением к Джону вернулась вчерашняя идея, и он с воодушевлением объявил: - А знаешь, что, дорогой? Я предлагаю приступить к лечебным мероприятиям прямо сейчас. - И с какого начинать? – хмыкнул Френсис. - С моциона. Крозье негромко застонал, закатив глаза: - Я не собираюсь идти с тобой на «Эребус»!.. - Да кто ж говорит, что на «Эребус»? Пока что хватило бы просто выйти на палубу. - Зачем, Бога ради?! - Ну, хотя бы затем, что людям неплохо бы регулярно видеть своего капитана... - При слове «люди» Френсис скривился так, будто проглотил лимон, но Джон продолжал его увещевать: - Да-да, понимаю, но тебе совсем необязательно улыбаться и делать бодрый вид! А вот для поддержания дисциплины твоё присутствие будет полезно. Но это даже не главное, я хотел тебе показать кое-что поистине чудесное... - И что же это такое? Крозье изрядно позабавил заговорщицкий вид Франклина, и он не смог сдержать фырканья, когда тот торжественно объявил: - Прекраснейшее северное сияние! - Пф-ф, ну ты и скажешь! «Чудесное». Тоже мне, чудо... навидался я этого сияния за всю свою жизнь... - Не спорю, поболее моего, - кротко согласился Джон. – Но оно сегодня особенное, такие цвета встречаются редко. Перед тем, как идти к Френсису, он не поленился подняться на палубу и убедиться, что сегодня небесные огни могут действительно представлять интерес. - Так какие там цвета? – пробубнил Крозье. - Бирюзовое с вкраплениями оранжевого и ярко-розового, а выше – фиолетовое! - Н-да, ну что ж... и правда художественно. Так уж и быть, вылезу из своей берлоги, ты ж от меня не отстанешь... - Не подумаю! Ты мне слишком дорог, чтоб от тебя отставать! С тяжёлым вздохом, крякнув, Френсис поднялся с койки и послушно потащился за шинелью. Правда, одевался он так вяло и медленно, что Джон принялся ему помогать – и самолично намотал ему на шею тёплый шарф, связанный леди Джейн и подаренный Френсису перед отплытием в экспедицию. Этот жест был встречен смущённым ворчанием: - Тоже мне, мамочка нашлась... - Буду тебе и мамочкой, и нянюшкой, и никуда ты от меня не денешься, - отозвался Джон, застёгивая пуговицы на шинели Френсиса. Тот смущённо усмехнулся: - Нет, я всё-таки тебя не заслуживаю... - Господь сам разберётся, чего ты заслуживаешь, а чего нет, - пожурил Франклин, - и если я сейчас здесь, то это неспроста. - Ладно, пошли уже... На палубе было пустынно, только вахтенные расхаживали туда-сюда. - Вот видишь, - заметил Джон, - тебе всё-таки удалось привить своим подчинённым понимание, что движение – это жизнь. Вот теперь бы и тебе желательно следовать собственным правилам! Да-да, побольше движения и общения с людьми... Френсис хмыкнул: - Да я уж помню твой совет, мол, ходил бы я почаще на совещания, мог бы с кем-нибудь подружиться и не ныл бы почём зря... - И вовсе не это я имел в виду. Вообще же, необязательно с кем-то пытаться заводить дружбу, если не хочется, достаточно вежливости и доброжелательности хотя бы сдержанной. То, что я хотел сказать – это насколько важно разнообразие впечатлений, пусть даже столь мелких, как чьё-то непривычное лицо рядом, или место, где оказываешься, или... да хотя бы другой оттенок и форма полярного сияния. Кстати, Френсис, ну и что ж ты уставился на доски палубы? На небо смотри! - А как будто не надо под ноги смотреть! Ты-то вон башку задрал восторженно, а если грохнешься, лови тут тебя! – огрызнулся Френсис. - Ну вот, опять ворчишь, это прекрасный признак! – беспечно воскликнул Джон. Они встали у планширя и устремили взгляды вдаль и ввысь – туда, где переливались оттенками и змеились полупрозрачными яркими лентами небесные сполохи. Френсису приходилось признать, что такого сияния он, пожалуй, действительно не видел. Они с Джоном стояли и смотрели долго, пока не начали переминаться с ноги на ногу от холода – но вместо того, чтобы немедленно развернуться и уйти, просто подступили и прижались друг к другу теснее. Френсис сторожко оглянулся по сторонам и, убедившись, что палуба пустынна, взял Джона за руку. Так они стояли ещё с минуту. А потом – оставалось только гадать, как это они оба предприняли одно и то же движение, не сговариваясь – Френсис и Джон склонились друг к другу и потёрлись носами совсем по-эскимосски. И – тихо рассмеялись, смущённо и радостно. - Ну уж нет, теперь всё-таки пошли в тепло, - сказал Френсис, - там целоваться гораздо сподручнее. Он пока не ощущал столь же яркого и горячего, как прежде, чувства, и всё-таки ему хотелось выразить Джону свою любовь и благодарность. - Если только слово «тепло» и слово «Террор» в принципе сочетаются, - поддел его Джон, - у тебя лютейшая стужа на корабле... - Там где ты, стужи быть не может, - пожал плечами Френсис. – Уж по крайней мере, душевной. И он снова ласково сжал руку Джона в своей.