Остаёмся зимовать

Кают-компания «Террора» обычно пустовала. Редким случаем были рабочие встречи, и то не такие уж частые: капитан Крозье предпочитал решать вопросы с каждым по отдельности. Да и вообще, приходить в кают-компанию в свободное время не возбранялось, но никто почти никогда не пользовался этим правом. Разве иногда фор-марсовый старшина Пеглар проскальзывал туда, чтобы взять из библиотеки очередную книгу. Иногда лейтенант Литтл столь же застенчиво захаживал перекинуться словом с Томасом Джопсоном: эти двое приятельствовали, несмотря на разницу в положении. Дело в том, что присутствие командира, пусть и незримое, невольно сковывало. Противоположное наблюдалось на «Эребусе»: к сэру Джону тянулись, даже сохраняя почтительную, предписанную субординацией, дистанцию. Осознание, что он может быть где-то совсем рядом, за дверью, даже сама осведомлённость о том, что через стенку находится его каюта – своеобразная «обитель доброго ангела экспедиции» - придавала кают-компании флагмана атмосферу некого места паломничества и душевного отдохновения. Но на «Терроре», опять же, все предпочитали без острой необходимости держаться от Крозье подальше, дабы избежать гнетущего чувства витающего в воздухе напряжения. Исключение составляли те редчайшие периоды по время зимовок, когда капитан был нездоров и днями безвылазно торчал у себя в каюте. Тогда офицеры осмеливались иногда собраться и побеседовать вполголоса, обмениваясь новостями, а затем разойтись, словно участники тайного собрания. Так было и сегодня. В кают-компании присутствовали Ходжсон и Ирвинг. То один, то другой время от времени бросали взгляд на дверь. И точно, через несколько минут явился лейтенант Литтл. От его объёмистой шинели исходило веяние морозного воздуха, щёки были залиты рябиновым румянцем, а длинные воловьи ресницы и пышные бакенбарды покрыты инеем – он только что вернулся с обхода вахтенных. После обмена приветствиями он со вздохами снял шинель и присоединился к товарищам за столом. Неподалёку маячил и Джопсон. Но он не прислуживал: лейтенанты привели с собою вестового Гибсона, который как раз и подавал чай с галетами. Вообще, Джопсон обладал довольно неоднозначным статусом. Поначалу кое-кому из офицеров он внушал смутную неприязнь: поговаривали, что он, дескать, «много на себя берёт». И правда, деятельность Томаса не ограничивалась задачами «подай-принеси-убери». По уму, его стоило бы называть не вестовым, а адъютантом. Но со временем ему удалось расположить людей к себе, и те начали ценить то, что он служит своеобразным проводником между командой и нелюдимым капитаном. Так должно было стать и в этот раз, поскольку темы обсуждались серьёзные. После краткого молчания, сделав несколько глотков стынущего чая в зыбкой попытке согреться, Литтл сумрачно проговорил без вступления: - Не нравится мне наше положение, господа. Ирвинг и Ходжсон переглянулись. Поступил приказ провести инвентаризацию угля и продовольствия. Очевидно, распоряжение исходило от самого начальника экспедиции. И, хотя рядовые регулярные проверки были в порядке вещей, но они проводились редко. Эта была внеочередной. - Неладно что-то в датском королевстве?.. – с полувопросительной неловкой улыбкой пробормотал Ходжсон. Ирвинг лишь тихонько хмыкнул себе под нос, а Литтл вновь испустил глубокий вздох и на пару мгновений замолчал. Товарищи никак на это не отреагировали, а вот Крозье однажды глянул на исподлобья и сквозь зубы холодно заметил: - Лейтенант, вы не могли бы во время рапорта не вздыхать, будто вы бык, тянущий повозку в гору? Литтлу только и оставалось уныло проронить: «Слушаюсь, сэр», - и продолжать доклад. А сейчас он хмуро отпил новый глоток чая и произнёс: - Мне кажется, вторая зимовка дурно влияет на экипаж. Командой становится всё сложнее управлять... - И в чём это проявляется? – нетерпеливо перебил Ходжсон, вскидывая светлые брови. - Люди ходят понурые и не спешат выполнять приказы, чуть шевелятся. Иногда даже бубнят себе что-то под нос – ладно бы, кто-то один да изредка, но теперь такое повсеместно. Но не могу же я наказывать всех и каждого! – с бессильной досадой воскликнул лейтенант. Литтл отвечал за вопросы общей организации, дисциплины и безопасности. Он относился к своей работе с истовым усердием и ответстенностью – пожалуй, даже чрезмерной, из-за чего вид у него даже в начале плавания постоянно был озабоченный и тревожный. Джопсон, с которым он тогда познакомился и потихонечку сошёлся, каким-то волшебным образом, простыми словами и спокойно-ободряющим взглядом умел несколько снять это напряжение, за что Литтл был ему благодарен. Но сейчас Томас не рискнул бы привычно успокаивать Эдварда, и даже не потому, что воздерживался от фамильярности в присутствии других офицеров – он и сам кое-что подмечал. Однако пока что предпочитал наблюдать и не вмешиваться, в том числе и в нынешнюю беседу. Тем временем, вступил Ирвинг и осведомился: - Ну, это и в самом деле неосуществимо. Однако, быть может, кто-то особенно явно нарушает дисциплину? И к нему стоило бы применить некие показательные меры? - Да дело том, что грубых нарушений не выявлено, - словно от зубной боли, поморщился Литтл. – Но просто нутро моё чует, что нечто не в порядке. Настроения, атмосфера... или вы находите подобные вещи слишком эфемерными? – Его товарищи покачали головой, и он продолжал: - Например, мне последнее время не нравится один из матросов, этот мальчишка Хартнелл. Настоящая снулая муха, вечно уходит в себя, а лицо мрачнее тучи. Что он там себе воображает, о чём думает? Но во время вахты как пройду мимо, то от него так и шибает, простите, каким-то... кладбищенским, с позволения сказать, духом. И кажется, будто все, кто с ним общается, невольно перенимают эту манеру. - А ещё кто-нибудь? - Ну... – задумался Литтл и заявил: – Мне не внушает доверия помощник конопатчика Хикки. Тоже себе на уме. Только он, наоборот, вечно ухмыляется, будто что-то задумал. А что, Бог его знает. Работу свою худо-бедно выполняет... да ладно, я бы даже сказал, аккуратно выполняет. Но что-то он мне не нравится... Но ведь и предъявить-то нечего! Лейтенант Эдвард Литтл в задумчивости уставился куда-то в одну точку перед собой. Видел бы он, какой эффект произвело упоминание имени Хикки. Курчавый долговязый Гибсон, направлявшийся на камбуз за новым кипятком, запнулся на ровном месте и едва не уронил поднос с чайником. Похолодев от оплошности, он переступил порог кают-компании неуклюже, как конь в путах, и был таков. Ирвинг нахмурился и ущипнул себя за бороду. «Так значит, снова Хикки...» Какое-то время назад он спустился в трюм и услышал странный шум, непохожий на привычное крысиное шуршание. - Кто здесь? – строго спросил он. Шорох затих. - Кто здесь?! – более требовательно повторил лейтенант. На этот раз на его голос пришлось отозваться – из-за тюков и ящиков показались Хикки и Гибсон, один деланно-невозмутимый, другой явно растерянный, и оба какие-то встрёпанные. На вопрос о том, чем они тут были заняты в неурочное время, вразумительного ответа не нашлось. Хикки как более находчивый пожал плечами и сказал: - Одна из корабельных кошек, сэр... она здесь мяукала, мы подумали, уж не случилось ли с ней что – может, пострадала от стаи крыс? Вот мы и решили её изловить и проверить. - Ваша забота о братьях наших меньших похвальна, - сдержанно процедил Ирвинг. – И всё-таки... вы так сопели, небось, вдвоём накинулись на несчастное создание – так почему же она при этом не кричала? Если бы могли, пожалуй, эти двое переглянулись бы – но это выглядело бы уж совсем неприлично. Поэтому Хикки вновь позволил себе неопределённо повести плечом и медленно произнёс: - Ну, животные вообще порой ведут себя странновато, сэр. А в тот момент, когда мы с мистером Гибсоном уже почти схватили её, она ускользнула. Прямо в щель между ящиками... только кончик хвоста мелькнул. Ирвинг еле удержался от того, чтобы закатить глаза: - Ваше нынешнее времяпровождение ничуть не согласуется с вашими служебными обязанностями. Поэтому, мистер Хикки, вы пойдёте со мной – для вас есть работа. А вы, мистер Гибсон, если вы уж так сердобольны и так обеспокоены судьбой кошки, можете продолжить поиски. Но – не более четверти часа. Я уверен, что у офицеров имеются для вас поручения. С этим он развернулся и направился к лестнице, ведущей к люку. Лейтенант поймал себя на том, что прислушивается к шагам этого странного проныры Хикки и спиной будто бы чувствует его насмешливый взгляд. Ирвинга невольно передёрнуло, когда эти воспоминания за пару мгновений пронеслись в уме, и он предпочёл вернуться мыслями к нынешней беседе в кают-компании. Между тем, Литтл хмуро подытожил: - Да, пока что не было явных проявлений неповиновения или, боже упаси, какого-то сговора. Но условия, в которых мы находимся, берут своё. Боевой дух очевидно падает. Как известно, одной лишь работой да проповедями сыт не будешь. Он бросил косой взгляд на Ирвинга. И тот проглотил шпильку. Потому что товарищ был прав – особенно в свете поручения, данного ему и Джопсону, и его результатов. Того, что лейтенанты как раз и намеревались обсудить в тесном кругу между собой. Ирвинг кашлянул и размеренно произнёс: - Вынужден с вами согласиться, друг мой Эдвард. Насчёт сытости. Потому что результаты нашей с мистером Джопсоном инспекции... скажем так, не то, чтобы печальны, но и утешительными их не назовёшь. Тотчас две пары глаз обратились к нему, а из тени, опершись спиной на книжный стеллаж, поглядывал ещё и капитанский вестовой, готовый, в случае чего, сделать уточнение. Итак, Ирвинг и Джопсон, спустившись в трюм, проверили состояние провизии – а именно, консерв производства фабрики Голднера, на которые возлагались такие большие надежды в этой экспедиции. Уже неоднократно от кока мистера Диггла поступали сообщения о вздувшихся жестянках, содержимое которых являлось смертельно опасным. Невольно вставал вопрос: сколько же всего таких испорченных банок имеется на борту? А следовательно – насколько сократились запасы продовольствия за время плавания и как придётся перерасчитывать рацион? Не особенно хотелось выводить из этих частных вопросов следующий, весьма тревожный, но он вырисовывался сам собой: какое время в случае чего экипажи смогут продержаться с имеющимися запасами?.. Джон и Томас аккуратно вскрывали тщательно пронумерованные ящики и считали число вздувшихся жестянок в каждой партии. Ирвинг, с озабоченным сосредоточением сдвинув брови, заносил данные в блокнот. Окончив подсчёты, лейтенант и вестовой лишь невесело переглянулись. Количество негодных консерв явно превышало ожидаемое значение. Попросту говоря, едва ли не треть всех голднеровских «яств» можно было выбросить за борт. - Так вот к чему были эти разговоры об охотничьих отрядах, а теперь и распоряжения... - задумчиво брякнул Ходжсон. Литтл только печально усмехнулся: «Надо же, Джордж, додумался». - Но ничего, - краешком рта улыбнулся Ходжсон, - ведь везло же нам до сих пор? Вспомните наш рождественский стол под открытым небом! - Относительно везло, - осторожно заметил Ирвинг. – Оленины нам так и не довелось отведать. Потому что карибу ушли на юг – здесь им просто нечего есть. - Тогда, наверное, остаётся медвежатина, медведи-то корм находят. Ну, хотя бы нас точно найдут рано или поздно, - криво усмехнулся Литтл. - Ну, Эдвард, типун вам на язык! – скривился Ходжсон и с притворной шутливостью отмахнулся. – А как же тюлени? - И много мы их добыли за всё время? - Не одного и не двух! - Хм... - Вы правы оба, - вмешался Ирвинг, - просто чтобы добыть именно тюленя, нам приходится потратить гораздо больше времени и сил, чем эскимосам. Ведь они учатся искусству охоты на этих животных с самого детства. А мы... нам приходится это делать на ходу. Скольким из нас доводилось охотиться на тюленей в Англии? И его замечание, и риторический вопрос Литтла со скептическим фырканьем всё же имели под собой основание. Моряки и сейчас не могли похвастаться умением, а в первую зимовку у острова Бичи и вовсе намучились. Некоторые из них слышали от более опытных товарищей о лежбищах, просто-таки кишащих тюленями, и, судя по рассказам, можно было просто подобраться с краю, выбрать более отъединённых от других, и глушить животных дубинками, метя по голове, и потом добивать из ружья. Но присутствовала тут не одна тонкость. Во-первых, тюлени только казались неповоротливыми и беззащитными – они могли быть весьма агрессивными, резкими и опасными, особенно набрасываясь на пришельцев-людей всем стадом – тут невольно вспоминался подобный же рассказ капитана Крозье о пингвинах. Во-вторых – и в этом заключалась основная беда – здесь никаких изобильных лежбищ и в помине не было. Животные встречались поодиночке или по двое, по трое. Причём они держались рядом с полыньями и проявляли удивительную чуткость и ловкость: почуяв приближение человека, они тотчас исчезали в своих спасительных дырах, оставляя охотников ни с чем. Особенно обидно бывало уже подстрелить тюленя и наблюдать, как он, даже раненый, оставляя на льду кровавый след, всё равно соскальзывает в чёрную водяную бездну. Конечно, кое-какими приёмами члены команд обоих кораблей уже овладели, и всё равно подобная охота оставалась занятием трудоёмким и неблагодарным. Однако теперь становилось ясно – деваться некуда. Очевидно, теперь придётся гораздо больше усилий бросить не на поддержание порядка на судах, а на добычу пропитания, сколь бы трудно это ни было. - Ну и ладно, - настаивал Ходжсон, - тогда вернёмся к медведям – зря вы, Эдвард, так мрачны и думаете, что мы не победим с ними в схватке! Здесь почти сколько хватает взгляда – ледяная равнина, так что приближение их мы ни за что не пропустим, а, в отличие от нас, у зверей нет винтовок – а уж поверьте, ружья у нас первоклассные и в отличнейшем состоянии, я лично об этом позаботился, - с толикой хвастливости сообщал он: на «Терроре» именно Ходжсон отвечал за арсенал и поддержание оружия в исправности. Поэтому, развеселившись, он воскликнул: - Поверьте, мы накормим мишек свинцом! Свинец у нас тоже первоклассный, наивкуснейший!.. И лейтенант рассыпчато засмеялся. Но смех его почти тотчас оборвался – дверь кают-компании распахнулась, и на пороге показался капитан Крозье, в надвинутой на брови фуражке и такой же тяжёлой заиндевевшей шинели, как недавно Литтл. Снова повеяло морозом. Заскрипели стулья: лейтенанты норовили повскакать со своих мест, словно провинившиеся мальчишки. Но капитан на ходу сделал упреждающий жест рукой: «Сидите» - а на поспешные приветствия ответил молчаливым, усталым, но вполне любезным кивком. Раньше бы он так не сделал. Ему, пожалуй, доставило бы удовольствие лицезреть переполох и вытягивающихся в струнку офицеров. Далее он бы с обычным угрюмо-пытливым взором и тенью кривой усмешки отрывисто потребовал от каждого краткого рапорта и только потом выразительно вздёрнул бы бровь: «Свободны». Но сейчас он лишь тяжело, немного шаркая подошвами сапог, прошагал в каюту в бесшумном сопровождении своей верной тени Джопсона. Капитан вообще заметно переменился. Он был очевидно слаб, утомлён и нездоров, но всё равно ежедневно занимался текущими делами и общался с людьми. На этот раз он отгородился от всего мира в своей обычной манере всего на несколько дней, но не скидывал все обязанности на лейтенанта Литтла неделями, как то случалось ранее. Притом в его манере почти совсем не ощущалось прежней желчности. Можно было предположить, что и на это не было сил из-за общей вялости, но ранее они почему-то всегда находились даже в состоянии полной подавленности. Казалось даже, что из стычек, резкостей и придирок Крозье черпает какие-то крохи энергии. Не то было теперь, и порой даже не верилось, что это тот самый, знакомый всем командир – знающий, по-своему справедливый, а всё-таки деспот. О привычках капитана знали все, хотя никто не смел его осуждать: на людях Крозье всегда был деловит и собран, а приказы его были разумны, и всё-таки от него почти постоянно пахло виски. Иногда походка становилась чуть заметно развинченной, а при говорении он проглатывал некоторые звуки. Иногда могло показаться, что слушает он рассеянно, а взгляд его блуждает где-то далеко в пустоте – хотя когда он «возвращался», то становилось ясно, что от внимания его ничего не ускользнуло. Теперь же все эти мелкие признаки исчезли вовсе. Хотя однажды Джопсон наблюдал противоположное: его командир оказался непривычно говорлив, оживлён и даже – о Господи – улыбчив, в глазах зажёгся искристый блеск, а речи его по контрасту с обычной хмурой пессимистичностью показались даже самоуверенными и неоправданно бодрыми. Это могло быть шуткой, но с чего бы? Такое поведение могло бы показаться естественным и обаятельным всем, кто не знал Крозье как следует – но не Томасу Джопсону. ...На самом деле, в этот день дела спорились, положение не казалось безнадёжным, а слова оптимистов – глупыми и невыносимыми, а также из-под пера легко и складно вышло вдохновенное, светлое и проникновенное письмо Джону. Но, заметив тень тревоги и настороженной опаски в глазах вестового, Френсис, устыдившись, понял, что эксперимент не удался, и решил больше никогда не злоупотреблять перуанской настойкой доктора Гудсира. Всё вернулось на круги своя, и капитан продолжал выкарабкиваться из глубины своей меланхолии медленно, дюйм за дюймом, без резких движений – понимая, что из-за них может снова сорваться в пропасть. ...В общем, перемены были налицо. Однако они воспринимались так непривычно, что офицеры пока что понятия не имели, что и думать и чего ожидать или не ожидать от командира. И сейчас, когда была задвинута дверь капитанской каюты, Литтл, Ирвинг и Ходжсон обменялись растерянными взглядами. - Может быть... пойдёмте уже, господа? – несколько официозно предложил Ирвинг, медленно отодвигая стул и поднимаясь с места. Литтл и Ходжсон, переглянувшись, кивнули. Вошёл прямой как палка Гибсон, старательно балансируя с подносом, но, к своему огорчению, тотчас был услан обратно – офицеры передумали и не намерены были продолжать чаепитие. - Я приберу, - успокоительно сообщил Джопсон. Он опять каким-то образом объявился в помещении незаметно для всех. Лейтенанты благодарно кивнули и потянулись к выходу. Литтл немного помешкал и бросил через плечо нерешительный взгляд на своего приятеля-вестового, словно желая что-то сказать, но колеблясь. Томас сам подошёл к нему и доверительно произнёс вполголоса: - Эдвард, если заметишь что-то подозрительное, сообщай мне. А я уж передам капитану. Литтл благодарно вздохнул, и лицо его разгладилось: - Спасибо, Томас. - Кстати! Нед, это ведь ты отправляешься с охотничьим отрядом или?.. - Нет, не я, Ходжсон. - Тогда передай ему пожелание счастливой охоты. - Обязательно, - улыбнулся Литтл и вышел из кают-компании, следуя за товарищами.