Остаёмся зимовать

Забившись в какой-то закуток, Джон тяжело привалился спиной к стене с судорожным вздохом. Он запоздало понял, что в эти мгновения – или минуты? или часы? – у него словно весь воздух вышибло из лёгких. И теперь он чувствовал себя, будто чудом вырвался из тёмного омута, кое-как добрался до берега и обессиленно рухнул на лёд или камни, запалённо дыша. «Только бы и вправду не свалиться», - мимоходом подумал он. С каждым тяжким ударом сердца, отдающимся в голове набатом, билась только одна мысль: «Что это было?!» И, вместе с расплывающимся перед сомкнутыми веками странно безликим образом дикарки, резонансом звучала другая: «Что ты такое?..» Но Джон понимал, что ответов ему не узнать. На второй – потому что он зарёкся впредь даже встречаться с этой девкой, не то, что обращаться к ней хоть с какими расспросами, самостоятельно или с помощью сослуживцев с «Террора». А на первый – потому что вряд ли возможно рассказать о случившемся хоть кому-то – любой собеседник посчитает, что он выжил из ума, впал в помешательство. Так же ясно он понимал, что главное сейчас – убраться отсюда куда подальше. Да. Пойти к себе. Прилечь. Потом, вероятно, помолиться. Нет, не «вероятно», а обязательно. И – забыть обо всём, как о страшной, но случайной галлюцинации. Может, немного погодя стоит всё-таки вернуться в лазарет? С тем, чтобы намекнуть, что ему неплохо бы подлечить нервы, и тогда, может, кто-то из врачей пропишет какое-то успокоительное... ну, это явно не к Стэнли... «Гудсир», - вспыхнуло запоздалое воспоминание. Точно, ведь он же шёл сюда, чтобы найти Гудсира – помнил это даже в миг помрачения. Как бы там ни было, у Джона мелькнула усталая мысль, что лучше хоть немного отложить объяснение. Но не успел он додумать её до конца, как дверь лазарета отворилась, отбросив на пол скупую полоску света. Узкая щель проёма частично затемнилась силуэтом знакомой кудрявой головы, и раздался нерешительный голос: - Сэр?.. Тут он сообразил, что и звуки наконец вернулись. Уже хорошо. Но откликаться Джону не хотелось. Действительно, да и ведь мало ли кто заходил вообще? - Сэр Джон? – чуть громче позвал Гудсир во второй раз. Самым мучительным было то, что во всей ситуации к безумию и жути примешивалась отчаянная нелепость и постыдность. Неужели его видели?! Может, даже в тот момент, когда он пятился, словно от чёрта, а потом бросался наутёк?! «О боже», - обречённо подумал Джон и, собрав все жалкие остатки мужества, выступил из тени навстречу помощнику хирурга. Тот опешил, казалось, не меньше самого Франклина. Ещё с добрых полминуты они стояли и молча смотрели друг на друга в полнейшем недоумении. Наконец, Гудсир озабоченно проговорил: - Простите... вы нездоровы, сэр? - Я... кхм, о нет, мистер Гудсир, я... – Джон окончательно сгорал со стыда от того, как мямлил. – Я приходил, как бы... Врач окинул его странным взглядом, почему-то с головы до ног. Франклин не знал, о чём он мог в этот момент думать, но при виде массивной капитанской фигуры, скованно замершей в темноте, Гарри вдруг пришла в голову причудливая ассоциация. Ему внезапно вспомнилось, что в кабинете отца был высокий, старинный книжный шкаф чёрного дерева, и стоял он там, сколько Гарри себя помнил, на самом почётном месте – вот только одна ножка у него была рассохшаяся и треснутая, так что время от времени этот шкаф начинал угрожающе крениться, и приходилось придумывать всяческие ухищрения, чтобы подпереть его. И Гарри показалось, что сейчас как раз такой момент – что он тоже срочно должен сыграть для капитана роль какой-то подпорки – он ещё не знал, в душевном ли плане или в физическом. - Пройдёмте, сэр. - Но я... Без лишних слов Гудсир пошире открыл дверь, и начальнику экспедиции не оставалось ничего иного, кроме как войти, хотя остановился он у самого входа, совершенно потерянный. - Позвольте, сэр, я проверю ваш пульс, - как можно деликатнее произнёс Гудсир. - Ох, Гарри, да неужели я ну настолько плохо выгляжу? – горько усмехнулся Франклин. Гудсир бегло взглянул на него снизу вверх при свете, наморщив лоб, и, собравшись с духом, ответил: - Честно говоря, сэр, вид у вас не очень... Лицо у капитана так и горело. Между тем – Гарри уже аккуратно приподнял обшлаг его кителя и выслушивал бешено скачущий пульс – рука у сэра Джона была мёртвенно холодная, словно он с минуту продержал её в ледяной воде. - Но это неудивительно, - прибавил Гудсир, - ведь вы пережили величайшее потрясение, сэр. Знал бы он, какого рода было это потрясение. Но стечение обстоятельств позволило Франклину слабо улыбнуться и промолвить: - Да, разумеется, хотя это касается всех нас. В первую очередь, членов отряда, одним из которых были и вы, мистер Гудсир. - И всё-таки... Я слышал, что лейтенант Гор был вам как сын, так что... – Гарри нерешительно пожал плечами и тихо прибавил: - А ещё вы всё-таки наш капитан, сэр, и вы несёте бремя за всех и каждого. Поэтому стоит поберечься в такой тяжёлый час. Позвольте, я подберу вам какое-нибудь успокоительное средство. Гудсир чувствовал, что берёт на себя изрядную смелость, потому что даже не дожидаясь ответной фразы, мягко выпустил руку сэра Джона из своей и юркнул в глубину лазарета, к шкафам с лекарствами. Споро найдя нужное и нацарапав на бумажке рецепт, он буквально на бегу заглянул за ширму. Девушка была по-прежнему там. Она уже оделась и сидела, сложив руки на коленях, напоминая грустную прилежную барышню из частной школы. Гарри невольно улыбнулся этому очередному забавному, нелепому сравнению, цепляющему детали из прошлой жизни. Девушка заметила его взгляд и нечаянную улыбку и вопросительно блеснула тёмными, как у нерпы, глазами – Гарри смутился, но кивнул ей: «Всё хорошо?». Поняла ли она эту мысль или нет, но эскимоска степенно чуть заметно кивнула в ответ. Почему-то этот мелкий жест показался Гарри очень трогательным, и он так и расцвёл – и, уже убегая, отвернулся, будто боялся, что слишком широкой улыбкой смутит незнакомку. И, пусть это всё заняло всего пару мгновений, он уже стыдил за себя, что мешкает и заставляет себя ждать. - Вот, возьмите, сэр, - сказал он, протягивая капитану пузырёк с прикреплённой запиской, - надеюсь, это несколько облегчит ваше состояние. - Благодарю вас, мистер Гудсир, - устало улыбнулся сэр Джон. И, чуть помешкав, прибавил: - Но всё же... я приходил сюда не за этим. Гарри удивлённо приподнял брови: - Но зачем же тогда, сэр? - Я хотел извиниться перед вами, мистер Гудсир. - Но за... за, за что... сэр?! От волнения Гарри, как обычно, начал заикаться и пришепётывать. Ответ Франклина поверг его в ступор. - За ту резкость, даже грубость, в конце нашей недавней беседы, - вздохнул сэр Джон. - Я не сдержался под влиянием момента, и... проявил неуважение к вам как к человеку и как к учёному. Прошу вас принять мои извинения. С этими словами капитан смиренно сцепил руки. Гарри полностью лишился дара речи и только открывал и закрывал рот, как арктические рыбы, которых он вылавливал для натуралистических образцов. В эту секунду он не знал, что ему хочется сделать больше – брякнуться оземь или с тихим вскриком подскочить, кинуться на стену и пробежаться по потолку. Чтобы сам начальник экспедиции являлся к нему в лазарет с... этим?! Тем более, Гарри уже и думать забыл, что такого ему было сказано! Смутно, обрывочно он припомнил последние фразы сэра Джона, но... ведь это же было даже не особенно обидно?.. И – не нарочно?.. Боже, стоило ли вообще обращать на это внимание! Какая же мелочь по сравнению с тем, что Гарри доводилось слышать в свой адрес там и тут, и он уже научился просто пропускать это мимо ушей, сцеживать, как воду через сито, а сам Франклин сейчас... А он сейчас он всё ещё стоял рядом и, не выдержав затянувшейся паузы, нерешительно кашлянул – и Гарри наконец-то усилием воли вернул себя в чувство, оправляясь от ошеломления. Он словно с некой опаской взглянул на командира и забормотал: - Но ведь... ведь это же такие пустяки, сэр... И только беспомощно развёл руками. Между тем, Франклин произнёс: - Не такие уж пустяки, Гарри. Поэтому не скрою, мне стало бы легче на душе, если бы, кхм... Очевидно, он смущался не меньше, и потому повисло в воздухе окончание реплики: «...если бы вы словесно подтвердили, что прощаете меня». И, уловив это без слов, Гудсир как можно твёрже, хотя и тихо, произнёс: - Разумеется, ваши извинения приняты, сэр. - Это лучшее успокоительное, - улыбнулся Франклин. С его лица сошла нездоровая краска, поза стала уверенее, возможно, и руки «оттаяли» - конечно, это Гарри без нужды проверять бы не стал. Они распрощались и расстались, каждый из них и взволнованный, и успокоенный одновременно. Правда, спокойствие Гарри длилось недолго. Едва закрыв дверь, он услышал покашливание совсем иного тембра и тона – сухое и выразительно-колючее. Доктор Стэнли. Он был тут как тут – и даже стоя в некотором отдалении, умудрялся словно бы нависать – как это у него получалось, Гарри ума приложить не мог. - Почему это вы так суетились, мистер Гудсир, и с кем разговаривали? – холодно осведомился главный судовой врач. - С капитаном, сэр, - как можно ровнее отвечал Гарри. - Ах так? - В идеально монотонном голосе Стэнли зазвучала сталь – как металл скальпеля, которым тот словно был бы не против пырнуть Гарри в воспитательных целях. - И вы не позвали меня. - Потому что сэр Джон пришёл ко мне, доктор Стэнли, - сказал Гудсир и сам удивился этой реплике. - К вам? – подчёркнуто проронил Стэнли и скривил углы рта, отчего резкие складки от крыльев грубого носа пролегли ещё глубже. - Да, доктор, ко мне. - Интересно, и с какой же целью? - Сегодня, когда сэр Джон опрашивал меня первым среди всех участников похода за дичью, он в довольно резкой форме высказал сомнения в уместности моего повышенного внимания, в том числе научного свойства, к эскимосам, волей судьбы оказавшихся среди нас. - Гарри определённо нравилось это состояние небывалого спокойствия, Бог весть откуда взявшегося, и речь его текла гладко, без всяких запинок, как обычно. – Однако затем он счёл свои замечания несправедливыми и решил принести извинения. - Неужто за этим он и приходил? – фыркнул Стэнли. - Именно. - Какая же несусветная, откровенно вздорная чушь... – Стэнли цедил каждое слово медленно, растянуто, словно отмеряя капли яда. С одной стороны, с самого начала плавания Стэнли не сомневался, что превосходно справился бы со своей работой и без всякого помощника, уж во всяком случае, без этого бестолкового барашка Гудсира. С другой стороны, раз уж тот оказался приставлен выполнять вполне определённые, врачебные обязанности, раздражало то, как он ими пренебрегал ради «изысканий» в области естествознания. Как-то раз Стэнли, выйдя на палубу, увидел, как Гарри, скрючившись на коленях возле только что поднятой сети, словно малый ребёнок на песке, возится с какими-то новыми ракушками и рыбками. Одну из них он даже бережно пересадил в ведро, пронося в ладонях, словно какую-то невиданную драгоценность, хотя рыбёшка была очевидно мелкая и невзрачная. Главный судовой врач наблюдал сие с величайшим презрением. Он уже начал подыскивать какую-то колкость, но тут увидел, что по палубе прямо в их сторону шагает коммандер Фицджеймс – и злорадно подумал: «Ну-с, мистер Гудсир, а что скажет командование по поводу вашего самозабвенного баловства?» Он ждал, наблюдая, как сокращается расстояние между коммандером и непутёвым Гудсиром, который даже по сторонам не смотрел и не сумел бы как полагается отдать офицеру честь. И каково же было разочарование!.. Подойдя ближе, Фицджеймс поздоровался первым, сам присел на корточки и, рассматривая живой морской скарб, начал выспрашивать то да это – а Гудсиру только то и нужно было!.. Они с коммандером проболтали об этой своей зоологической ерунде битый час. Не дрогнув ни единым мускулом своего рубленого лица и не издав ни звука, Стэнли развернулся и ушёл. В этот день в нём пробудился ещё больший скепсис по отношению к офицерскому составу в целом, включая высший. Так что он вполне мог бы допустить, что этот, с позволения сказать, прославленный капитан Её Величества сэр Джон Франклин, напоминающий курочку-наседку со ста двадцатью с лишним цыплятами, действительно мог бы заявиться в лазарет с какими-то чувствительными беседами. Хотя нет, всё-таки из некого априорного уважения Стэнли отказывался верить в подобное – и потому к предыдущей своей хлёсткой фразе прибавил издевательски-скучающим тоном: - Скажите, мистер Гудсир, вы только что придумали все эти свои бредни насчёт извинений? Да, я видел, что сэр Джон относится к вам с некой благожелательностью – и вы за это уцепились? Для этого детского вранья самоутверждения ради? Мистер Гудсир, - сощурился он, - вы жалки. Он скривился и вздёрнул нос ещё выше. Этого всегда было достаточно, чтобы этот недотёпа, скуля и рассыпаясь в извинениях, забился в угол – но нет. Ничуть не бывало. Гарри смотрел на него странно. Неужели... со снисходительной усмешкой?! Стэнли глазами своим не верил, но так оно и было. - Я понимаю вашу растерянность, доктор Стэнли, - быстро, но чётко заговорил Гарри. – Нелегко принимать то, что расходится с вашими стойкими представлениями. А особенно если некое явление – редкость в наше время. А сэр Джон – действительно незаурядный человек. И уж поверьте мне, даже идя по палубе и случайно толкнув юнгу, он бы и перед юнгой извинился, ничуть не уронив своего достоинства. Стэнли стоял, как громом поражённый. Этот нахал Гудсир... так, стоп, одёрнул себя Стэнли, а когда это Гудсир успел стать нахалом? Таким, что осмелился бы читать нотации?! В любом случае, он решительно ничего не понимал. А Гарри подытожил: - Видите ли, есть люди, считающие, что высокое положение и полномочия не даёт им права дурно или равнодушно обходиться с нижестоящими. В этом и состоит истинное благородство, а вовсе не в чинах и званиях. С этими словами он поклонился, вполне почтительно, и прошёл к ширме. Оттуда он вышел с туземкой и вывел её из лазарета, чтобы, очевидно, препоручить кому-то из морпехов для перемещения на «Террор». «Чёрт-те что...» - про себя беспомощно выругался Стэнли. С этим явно нужно было что-то делать. Но что? И он сделал себе мысленную пометку: «Ладно, я подумаю об этом завтра».