Остаёмся зимовать

Сэр Джон по-прежнему хранил строгий непроницаемый вид. Вопреки своим собственным словам он всё-таки присутствовал при порке, сцепив перед собою руки, поджав губы и выставив подбородок. Однако вскоре, когда бедняга Хартнелл получил этак семь или восемь ударов, старый капитан всё-таки чуть заметно кивнул поочерёдно Френсису и Джеймсу и степенно удалился, словно давая понять, что основное дело – установление вины и назначение наказания – и так состоялось, и теперь-то уж справятся и без него. Перед ним люди расступились, словно море перед Моисеем, и вновь сомкнули ряды. Крозье остался в обществе Фицджеймса, изо всех сил стараясь не выказывать неудовольствия и не растравлять и без того потрёпанные нервы. Между тем, Франклин покинул помещение, но, ещё более замедлив шаг, нерешительно замер, словно что-то забыл и планировал вернуться. Впрочем, никого не было рядом, так что ни у кого не возникли подобные ассоциации. Зато у начальника экспедиции возникли необъяснимые дурные предчувствия. Разумеется, ему претили телесные наказания – несмотря на то, что все сорок с лишним лет, что он провёл на флотской службе, они практиковались постоянно и по самым разным поводам. Сам же Франклин давно решил, что пережитое когда-то им самим бессчётное количество раз в юные годы как можно меньше должно касаться других людей: несчастье и унижение не должны плодить новые несчастья и унижения. Он по возможности старался заменять подобные меры строгими выговорами, дополнительными вахтами и работами. Но ведь и сложилось каким-то образом так, что в бытность его капитаном под его началом люди не совершали столь серьёзных нарушений – его ли заслугой это было или просто чудесным совпадением, оставалось только гадать. Равно как и сейчас гадать, что же было тяжелее наблюдать за последнее неспокойное время: кровь, толчками бьющую из раны в груди подстреленного эскимоса, или кровавые полосы от плети на спине моряков с «Террора». Поймав себя на столь странных мыслях, Джон вдруг подумал, что второе. Потому что первое было результатом несчастного случая, а сейчас... «Прогнило что-то в Датском королевстве», - нахмурился Джон. Самое противное, размышлял он, что такое нарушение дисциплины очень дурной знак и что угроза теперь может исходить не только извне, а теперь уже и изнутри. Разумеется, для всех на кораблях и у него, и ранее у газетчиков находилась масса лестных слов, все здесь как будто априори считались истинными джентльменами Её Величества, несмотря на происхождение и словно бы авансом. Но теперь вспоминались то зловещие слова Росса о том, что опасен может быть тот, кто рядом, бок о бок – то вторящие этим предказаниям слова Крозье о том, что люди в отчаянии способны на что угодно... Вдруг до его слуха донёсся вопль и новый шум из-за двери. Он был так силён, что, недалеко отошедши, начальник экспедиции услыхал его даже будучи слегка глуховатым. Джон вздрогнул: «Да что там творится?!». Он стремительно прошагал обратно к двери, распахнул её и не поверил своим глазам. - Что здесь происходит?! Оказалось, голос старого капитана может быть не бархатным и не просто зычным, как на проповедях или во время отдания приказов на палубе – а что он может звучать как громовой раскат. Все участники сцены застыли в повисшей тишине, словно от взгляда Медузы. Франклин стремительно обежал взглядом присутствующих. Лицом в лужице крови валялся вожак нарушителей – Корнелиус Хикки. Его худая, бледная спина вздымалась в судорожных вздохах. Столь же белый зад напоминал багровую сырую отбивную с сеткой особенно глубоких росчерков. Рыжеватые волосы рассыпались сальными, потными прядями. Ногти скребли по доскам пола – он явно хотел бы подняться хотя бы на колени, но не мог, будучи оглушённым. Над ним стоял разъярённый Крозье в необычной позе: сжав кулак, отведённый назад, расставив ноги, словно для броска вперёд. На самом деле угадывалось, для чего именно – для пинка прямо по рёбрам. Неизвестно было, сколько таких пинков он уже сдлал, один или больше – после того, как неистово заорал. Фицджеймс стоял ближе к стене и тоже казался словно отброшенным назад – не кулаком ли Крозье? Оставалось надеяться, что эти двое не унизятся до новой драки при подчинённых невесть из-за чего. О нет. Джеймс был так же, как и сэр Джон, просто шокирован зрелищем небывалой жестокости. Другие отползли и жались к стенам, как испуганное стадо. Они знали крутой нрав капитана, но не думали, что он способен убить своими руками любого члена экипажа – а об этом свидетельствовали судороги, сотрясавшие тело Хикки, и кровавые пузыри у ноздрей. Зрение Франклина обострилось настолько, что он и их различил. - Капитан Крозье, - громко, но холодно прозвучал его голос. – Будьте добры пояснить ситуацию. Френсис обернулся на Джона будто пьяный, тяжёлое дыхание вырывалось из его искривлённого рта, щербинка в котором смотрелась теперь почему-то уродливо. - Простите. Да, я вышел из себя, сэр Джон. Но эта падаль посмела ещё вякать после процедуры. - Это как ещё? – медленно проронил Франклин. - Желать нам смерти. Лицо сэра Джона приняло отстранённое и непроницаемое выражение, как и всегда, когда он сталкивался со сложным вопросом и моментально погружался в пучину раздумий. Он мог лишь воображать, что произошло. Он бросил мимолётный взгляд на Фицджеймса, и тёмные слегка раскосые глаза коммандера сощурились, будто говоря: «Это выше вашего понимания, сэр». А порка ведь кончилась, и развязанный Хикки выпрямился, пусть и пошатываясь. И обнажил зубы в ухмылке, а также нечто прошептал, словно в забытьи. Крозье, который напряжённо читал по губам, явственно почудилось: «Чтоб вы скорее сдохли, мрази». - Сейчас сдохнешь ты, крысёныш! – рявкнул Френсис и, кинувшись вперёд, сшиб Хикки с ног и засадил ему сапогом под рёбра. Джеймс пытался удержать его, но Френсис замахнулся – и коммандер, увернувшись, отшатнулся и ступил назад в замешательстве, не желая ни мириться с творящимся зверством, ни унижаться схваткой с капитаном «Террора» - и именно в этот момент ворвался сэр Джон. В каком-то смысле он спас положение. Разумеется, ничего не зная достоверно о происшествии, он пока что процедил сквозь зубы: - Капитан Крозье, мы все умрём. По воле Божией в некий момент. Не советовал бы заниматься самоуправством и приближать сей миг искусственно для кого-то из наших подчинённых. Мне кажется, вне зависимости от дальнейшего раскаяния молодой человек достаточно был наказан. В повисшем молчании, казалось бы, слышалось лишь потрескивание ламп да снова гул наползающего льда снаружи. - Мне кажется, сэр Джон, - возвысил голос Фицджеймс, - необходимо отправить мистера Хикки в лазарет как можно скорее. - Лейтенант, - тотчас обернулся Франклин к хмурому рослому Литтлу, - отдайте соответствующее распоряжение. Френсис покраснел и оскалился, а глаза его лихорадочно засверкали: его только что унизили, бесцеремонно распоряжаясь на его собственном судне, пусть и на законных основаниях. Джон удивлял его всё больше. - Капитан Крозье, - сухо произнёс Франклин, - пройдёмте, нам нужно обсудить кое-что наедине. Френсис лишь кивнул с угрюмым видом. - Вы, коммандер, подождите нас здесь либо в кают-компании, когда все последствия будут ликвидированы, - обернулся Джон, и тут уже Фицджеймсу оставалось взять под козырёк. Тем временем, оба капитана торопливо прошагали в каюту Крозье. Френсис отодвинул дверь, уступая дорогу Джону, а тот почти втащил его за собой – и, как когда-то, снова чуть было не прижал к стене. - Френсис, ты в своём уме?! – сдавленно прошипел Джон, изо всех сил стараясь не кричать. Крозье досадливо поморщился, потому что Франклин не удержался и от души тряхнул его за плечи: – Это что сейчас было?! Как ты смеешь!.. - Я-то в своём уме! И ещё с час назад вопрос стоял иначе – как смеют они, эти трое ублюдков?.. Или ты уже забыл?! - В любом случае, я не допущу такого зверства! – всё-таки повысил голос Джон. - Старый ты дурень, и в самом деле! – зло огрызнулся Френсис. - Кроме дисциплины, я защищаю тебя, понимаешь? Тебя, начальника экспедиции! – Несмотря на всё бешенство, с его губ едва не сорвались слова: «любимого человека», и Крозье даже запнулся. Однако продолжал: - И ты ещё недоволен?! Я никому не позволю даже глянуть косо в твою сторону! Не то, что вытирать о твоё имя ноги! Франклина передёрнуло, словно от запаха тухлятины, и он процедил: - Меня тошнит от такой «защиты», Френсис. Обойдусь. Я не подписывался на то, чтобы якобы из-за меня некто вёл себя, как изверг, по отношению к человеку – невзирая на серьёзность его проступка... - Да какой это человек, это крысёныш паршивый! Крозье, казалось, еле удержался от того, чтобы смачно плюнуть прямо на пол каюты. - Тогда почему мнение упомянутого «паршивого крысёныша» о ходе экспедиции и её командовании должно нас так волновать и трогать? – холодно осведомился Джон. – Я скажу более – терять из-за него голову и всяческое самообладание? Френсису хотелось выть. Ах вот как, значит. Притворяется, что будто бы не удостаивает Хикки – и кого бы то ни было – чувства обиды. Фыркнув так, что парок показался из ноздрей, Френсис сощурился и, склонив голову набок, пристально посмотрел на собеседника: - Не могу понять, Джон, как к тебе ни приглядываюсь... то ли ты высокомерный говнюк, то ли терпила. Или всё вместе? - Уж лучше быть таким, чем кровожадным безумцем, - сквозь зубы бесстрастно проронил Джон. - Это я-то безумец? - Ну, не я же. Начать с того, что ты сам себе сейчас противоречишь: вроде бы печёшься о моей чести, но тут же кидаешься оскорблениями. Или ты считаешь, что имеешь на это некое исключительное право, словно сварливая жёнушка? – издевательски поднял брови Франклин. – Так вот, твой статус не таков. И я всё ещё твой командир. «Ну, приехали!». Крозье ощерился от досады и даже не счёл нужным это скрыть – пока Джон с невыносимой настойчивостью нудил дальше: - И как раз в качестве командира считаю своим долгом напомнить, что ты, Френсис, вроде бы претендуешь на звание королевского офицера, заслуженного исследователя и учёного мужа – и держаться должен соответственным образом. Что же происходит на деле? Ты ведёшь себя как шкипер самой распоследней, затрапезной, заблёванной, извините, посудины - где и капитан, и команда сборище отребья и грязных скотов... - Ха! – нервно прервал Френсис. – Поздравляю с открытием, но почти так с командой дело и обстоит! А всё потому, что это твой обожаемый Фицджеймс натащил в эту экспедицию всякого дерьма! Сволок весь мусор, что понаходил по невесть каким углам – и рад-радёшенек! - Я попрошу!.. На «Террор» людей набирал лейтенант Ходжсон! Это во-первых... - А мне – мне, капитану! – одного только вестового и позволили выбрать! Неслыханно! – бесился Френсис. - ...а во-вторых, - с почти брезгливым выражением лица продолжал Джон, - какой же ты всё-таки мелочный – не упустишь ни единого случая, чтобы облить помоями коммандера Фицджеймса. - Меня самого всю жизнь обливали помоями за одно только неугодное происхождение, и ты тоже в своё время пару хорошеньких таких ковшей на меня выплеснул – имею право на злость. - И не надо мне тут про смертные грехи, мол, гнев и всё такое... Если и гнев, то праведный. - Да кто ты такой, чтоб рассуждать о праведности? Это после случившегося-то?!.. - В таком случае, - парировал расходившийся Френсис, - имеешь ли ты право рассуждать о командовании и экспедициях? Начать с того, что ты долгое время не бывал в плаваниях из-за административной карьеры, - ударил по больному Крозье, - а заканчивая тем, что ты сам сел в лужу, передав бразды правления своего любимому «сыночку» Джеймсу, а там пошло-поехало... - Господи, Френсис, - совсем уже скривился Джон, - ты уймёшься или нет? Противно!.. - Ух, ещё бы нет!.. - И ты снова переводишь тему. Речь идёт о твоей компетентности, а не о чьей-то ещё. Я не могу и тебя считать компетентным с твоими методами командования! Ты подумал, какой пример ты подаёшь экипажу, что ты людям демонстрируешь и как в их глазах выглядишь?! - Это всем на пользу! – отрезал Френсис. – Ты, конечно же, чихать хотел на мои донесения, но я предупреждал, что настроения в команде гнилые... - Ага, значит, «бей своих, чтоб чужие боялись», - хмыкнул Джон. – Как же это мерзко. - Мерзко то, что утворили эти трое с крысёнышем во главе! А тебе сидеть бы да ушами хлопать, блаженный! Прохлопаешь так всё, что можно и нельзя! - Прекрати истерику, Френсис! И ничего я не «чихал», я внимательно отношусь к любым сведениям, что ты предоставляешь. Но моей всегдашней позицией было то, что меры надо принимать тогда, когда существуют доказательства вины тех, кто... - Пожалуйста, они перед тобой. - Я не договорил. Не в этом суть. А в соразмерности наказания и в достоверности свидетельств. Ты точно слышал то, что произнёс мистер Хикки нынче? - Я умею читать по губам. Тебе бы тоже не мешало этому научиться, учитывая твою давнюю контузию. Франклин вздрогнул, когда Крозье посмел напомнить ему о его физическом недостатке. Однако, шумно выпустив воздух через нос, отчеканил: - Опять уходим в сторону, однако я о другом. Да, признаю, что в умах может возникнуть брожение, что наши подчинённые могут стать опасны. Однако теперь некто станет ещё опаснее – после того, что ты наделал. Ходи по кораблю да оглядывайся, Френсис. Ты подлил масла в огонь. Разве ты не понимаешь, каков соблазн расправиться с капитаном-деспотом? И твой чудесный Джопсон вряд ли сможет тебя защитить. «Туше», - криво усмехнулся Френсис. - Я всё-таки стою на своём, - глубоко вздохнув, отозвался он. – Боятся – значит, уважают. - У тебя логика сатрапа. - А у тебя логика тряпки. Джон уже и не знал, как реагировать. Он привык к подобным оценкам со всех сторон. В том числе, в несколько завуалированном виде, со стороны любимой леди Джейн. И горечь разлилась огнём в его груди. Как будто впервые за долгое время его настигло два жестоких понимания. Он был неверен своей жене, это раз. И он выбрал себе в спутники – пускай временные – того, кто оказался до ужаса похож на неё по характеру и бросал ему в лицо похожие обвинения. - Тебя-то уж никто не боится, Джон, над этим следует подумать. О да. Оно самое. И всё-таки он собрался и медленно возразил: - Да, не боятся. Но слушаются. У нас всё практически на добровольных началах. Каково? И на «Эребусе» с дисциплиной до сих пор обстояло всё гораздо лучше. - Может, потому что повезло? Потому что тварь по неизвестным причинам до сих пор обошла вниманием твой корабль, уважаемый командир? – едко осведомился Крозье. Франклин нахмурился. В словах заместителя была своя правда, как ни отвратительно это было признавать. - И всё-таки, - размеренно заметил он, - стоит помнить, что любое плавание – это не пикник на полдня. В экспедиции любой капитан в идеале воспитывает свой экипаж. Перестраивает под себя. Ты же упустил эту возможность. Поэтому нынче «ужас» - это не название судна, а общая характеристика его команды. Включая тебя. Каков поп, таков и приход. Френсис расхохотался – неестественно и хрипло: - Ах, уж и правда! Я то ещё дерьмо как капитан и как человек. Соглашусь. Но ты?.. Ангелочек Джонни, весь в белом, скоро на облако вознесёшься! Да там ты, похоже, и сидишь мысленно уже давно и потому ни черта у себя под носом не видишь! Почиваешь на лаврах как заслуженный ветеран и наш общий святой покровитель. Но я готов побиться об заклад, что и у тебя на корабле – копнёшь глубже и вскроешь зловонный нарыв. И не меня, условного тирана с револьвером в руке, а тебя, невинного агнца, в конце концов захотят прикончить! Лёгкая добыча, притом раздражающая до чёртиков! А одними проповедями дух экипажу не придашь и повиновения не обеспечишь! Вся твоя биография тому подтверждение. Джон судорожно глотнул выстуженный воздух, распознав очередную отсылку к его управленческим неудачам. А Френсис не дал ему и рта раскрыть – искривлённого и почти дрожащего в ярости – и припечатал: - И вообще, мой корабль – мои порядки! Франклин с пару мгновений стоял, как оглушённый, с выражением, что могло бы показаться комическим, но только не в этой ситуации. Он привёл в порядок дыхание в который раз и проговорил: - Френсис. Я который раз тебе напоминаю... То, что ты когда-то грубо соблазнил меня и совокупился со мною, ещё ничего не значит. Наши служебные обязанности, статус и задача, возложенная на нас Адмиралтейством, никуда не делись. Я начальник экспедиции, и «Террор» - мой корабль, - надавил он на слово «мой». - И за то, что тут происходит, я несу ответственность. Крозье понимал, что его словно бесы гонят, пришпоривая рогами. Но не хотел держать в себе то, что со временем побледнело, почти растворилось, но отравляло душу с самого начала и теперь представало вновь. И он почти с ненавистью произнёс: - Нет уж. Этого не спущу. «Террор» и «Эребус» - корабли наши с Джеймсом Россом. А ты – самозванец. Франклин отшатнулся, как от удара. Но прошли несколько несколько секунд, и Крозье пожалел, что он так нагло выставил искажённое злостью лицо вперёд с выражением глумливого вопроса. Безмолвие каюты прервала пощёчина. После которой Джон ещё больше побледнел и отступил на шаг назад, а Френсис очумело застыл. - Вот, - дрожащими губами выговорил Джон. – Теперь можешь или вызвать меня на дуэль, чего я не страшусь, или убить прямо здесь из своего хвалёного револьвера. Что ты уже однажды пытался сделать. Френсис чувствовал, что захлёбывается, а воздух давит на него похлеще океанской толщи. - Ты забылся напрочь. И то, что я вытащил тебя из пучины отчаяния, вероятно, зря, - срывающимся голосом произнёс Джон. – Потому что у тебя появились силы. Направленные только на то, чтобы творить бесчинство. Френсис также не знал, что ощущать. Он тяжело дышал, и в горле туго сворачивался ком. Это было нечто хуже той постыдной драки с Фицджеймсом. Чисто мысленно, стоило бы проиграть тот давний сценарий, Френсис снова мог бы наброситься на Джона и... изнасиловать его. Стоило называть вещи своими именами. Но теперь он почему-то стоял, будто в рот воды набрав, и не мог двинуться. - И что же скажет доблестный капитан Крозье? – в свою очередь склонил голову набок Джон. Френсис чувствовал, что будто бы забыл все человеческие слова. И в конце концов из его глотки вырвался крик: - Вон с моего корабля!!! Франклин неподвижно стоял тёмной глыбой, и выражение его бледного лица сложно было бы прочесть. В конце концов он расправил плечи и механически выдал: - Ты прав. Мне нечего пока делать в этом вертепе. И прибавил: - Надеюсь, мой «любимый сынок Фицджеймс», - передразнил Джон, - не упадёт в обморок от царящих тут порядков. Каковы б они ни были, кроме твоего самоуправства. А я удаляюсь. Как тебе и хотелось бы, друг мой. Надеюсь, я могу тебя так называть ещё. И надеяться на своевременные донесения. Потому что долг – превыше всего. Естественно, Френсис не пошёл провожать Джона. А тот шагал по занесённому снегом льду, презрев присутствие мифической твари, в сопровждении коммандера Фицджеймса и сержанта Тозера. А Френсис упал лицом в подушку и мог бы расплакаться. Но лишь веки жгло, а слёзы всё не приходили, и он бился, даже надеясь выдавить какую-то влагу из воспалённых, горящих глаз. Нечто как будто было сломано в нём самом и механизме экспедиции. Самое худшее – Френсис понимал, что не мог бы этого предотвратить.