Остаёмся зимовать

Несмотря на возможную досаду от невольно затянувшейся проповеди на холоде, добровольцы изъявили желание записаться в вооружённые отряды уже на палубе «Эребуса». Терять момент не хотелось, и Франклин этим воспользовался. Смешанные отряды на первые дни были сформированы из числа обоих экипажей – правда, пока только вчерне. Лейтенантам Левеконту и Литтлу приходилось больше полагаться на память на имена, ведь они ни взяли с собою писчих принадлежностей, да и корябать даже карандашом на поднявшемся морозном ветру стало бы той ещё пыткой. Прошло гораздо больше недели, и на кораблях царило оживление, деловитое и даже несколько лихорадочное. Люди с ружьями прочёсывали окрестный лёд с его лабиринтами ежедневно, рискуя и дерзая в мечтах о славном возвращении, которое негласно пообещал капитан. Прекрасным было приподнятое настроение. Но неприятной оказывалась недостаточность результата, точнее, его полное отсутствие. Долго ли сохранишь боевой дух при таком раскладе? Зверь словно издевался над пленниками: кто-то сообщал о том, будто слышал рёв твари совсем неподалёку – и даже сам Джон мог бы поклясться, что даже при своей глухоте разобрал его голос не раз и не два. Кто-то божился, что видел, как животное гигантскими прыжками перемахивает с серака на серак – однако стоило ли этому верить? Тем более, что долгое время пожив и послужив, Джон понимал, как важно доложить начальству, что «вот-вот, ещё чуть-чуть, и...». Вот эта острая нота, это «и» повисало в наполненном ледяными кристаллами воздухе, потому что даже следов твари – Туунбака, Франклин запомнил то, что поведал Гудсир о его прозвании – не виднелось вблизи корабля. И новых жертв пока не было. Но одно слово – пресловутое «пока», другое – кто мог являться источником этих жертв. От Френсиса пришла полная негодования служебная записка, в которой он со всем усердием сдерживал и свою природную вспыльчивость, и ту фамильярность, что могла бы воцариться между капитанами в виду истории их взаимоотношений тут, неподалёку от острова Кинг-Уильям. Но нарочито сухие слова так и сочились скрытым гневом, так что читаться могли лишь так: «Какого чёрта творится, Джон?! Почему твой морпех подстреливает моего среди льда?! Хорошо ещё, обошлось! Ранение сквозное, разорвано только мясо, а если была бы кость? Запаниковал от малейшего шевеления поблизости. Вот уж печёшься об общем благе! Явно меньше об организации дела, чем о своих словесных завитушках! Взял настропалил всех, они и носятся тут высуня язык, как бешеные псы! А как бы сесть подумать? Спросить кого прежде этих твоих выступлений? Красуешься, как гусак на лугу, а толку никакого. Они там с ума теперь сходят от каждого шороха. Дурак ты, Джон, и методы у тебя дурацкие. Советую тебе пересмотреть пресловутые методы охоты на эту тварину, иначе мои люди в этих вылазках больше не участвуют, выкручивайся, как хочешь». Событие было действительно пренеприятнейшее. Рядовой Пилкингтон с «Эребуса» случайно выстрелил в товарища по отряду, рядового Джеймса Дэли с «Террора», который когда-то отправлялся с лейтенантом Ирвингом на поиски леди Безмолвной. Пилкингтон попал Дэли в плечо. Это происшествие было, несомненно, вызвано только напряжением нервов и обострением реакций. Пилкингтон моментально осознал свою ошибку, кинулся к соратнику по экспедиции и оказал ему помощь, перетянув рану жгутом из своего же собственного ремня, пусть тот и с трудом поддавался на морозе. Затем доктор Макдональд сообщал о благоприятном прогнозе, учитывая сильный организм солдата. Вместе с тем, всё это выглядело слишком нелепо и почти унизительно. Туунбак будто бы старался внушить: мало того, что мне необязательно за вами бегать, вы сами тут друга друга погубите, притом самым идиотским способом. И Джон перечитывал раз за разом послание Френсиса, преисполняясь горечи: «Уважаемый сэр Джон, некоторые обстоятельства нашей зимовки внушают мне озабоченность. Во время дежурства наших вооружённых отрядов, нацеленных на борьбу с враждебной фауной, произошёл досадный инцидент, связанный с травмами, причинёнными по неосторожности. Морской пехотинец Джеймс Дэли, приписанный к «Террору», получил пулевое ранение от морского пехотинца Уильяма Пилкингтона, приписанного к вашему судну. Доктор Макдональд сообщает о том, что задеты лишь мягкие ткани. Очевидно, настроения обоих молодых людей в моменте были продиктованы естественным испугом. Однако я ожидаю от вас указаний, как поступать впредь, притом действуя более предупредительно, исходя из вашей более взвешенной оценки обстановки. Не сомневаюсь, что вы найдёте решение, исходя из своего опыта. Я, в свою очередь, считаю целесообразным предпринять опрос низших чинов, которым может быть свойственна жизненная смекалка и некие готовые варианты решений. Уверен, этому стоит уделять внимание не меньшее, чем боевому духу. Уповаю на вашу предприимчивость. Иначе, да не прозвучит это чрезмерной дерзостью, придётся пересмотреть состав и численность членов экипажа «Террора», участвующих в подобных мероприятиях». Крозье превзошёл самого себя в любезных формулировках, да и орфографических ошибок было много меньше, чем обычно. Неужели, думал Джон, заместитель всё-таки взял что-то путное из его всё более мягких, иногда шутливых, но обстоятельных замечаний? Их со временем становилось меньше, Френсис ворчал и ерепенился не так сильно, а порой даже просил править какие-то его писания. А Джон воспринимал это с теплотой и терпением. Конечно, изысканность оборотов и даже элементарное правописание не относились к тем качествам доблестного полярного капитана Крозье, по которым его следовало бы оценивать сейчас и в дальнейшем, но Джону это несказанно льстило, учитывая его собственное простое происхождение и упорство в учении большее, чем порой было свойственно отпрыскам благородных родов. Ему всегда казалось, что между ним и Френсисом гораздо больше общего, чем различного, несмотря на очевидные несовпадения. Тем болезненнее теперь воспринималось то, что Крозье ощущался как чужой человек, а не друг, тем более, тот, с кем они могли когда-то разделить запредельную сентиментальность и радость запоздалой, но яркой близости. И именно поэтому Джон отбросил записку Френсиса в сторону, тем не менее, взяв себе за задачу быть начеку. А поводов представилось немало. Притом подряд в ночи, следовавшие друг за другом. Три трупа. Матросы Уильям Марк, Генри Ллойд и Абрахам Сили. Всё произошло традиционно во время вахт, в ночные и предутренние часы. Останки были размётаны по палубе так, что внутренности приходилось отмывать с досок и снастей кипятком – и выбрасывать за борт в надежде, что кровяную красноту припорошит снег. Хоронить бесформенную размокшую кашу было бессмысленно. Впрочем, более твёрдые остатки тел тоже было затруднительно предать земле – точнее, снегу и льду. Разумеется, из-за погодных условий, но и в том числе из-за дополнительных опасений, связанных с возможным нападением твари. Конечно, она атаковала в основном в часы, когда все спали – но, учитывая её размеры, жестокость и коварство, вполне могла напасть и среди дня, чтобы преподнести очередной сюрприз. Поэтому пока что куски тел сносили вниз в мертвецкую, что была устроена в трюме. Самое интересное, верхняя часть тела каждого убитого человека оставалась нетронутой, хотя грудная клетка была вскрыта, и рёбра торчали в стороны кровавыми замёрзшими обломками. Вся середина туловища была даже не выедена, а расшвыряна поблизости. Но и голова оставалась на месте, а не валялась где-то в отдалении – словно специально для того, чтобы погибших было проще опознать. Чтобы капитан и экипаж «Эребуса» запоминал, кого теряет, и аккуратно вносил потери в свои записи. Это выглядело почти шуткой-перевёртышем по отношению к поведению медведя на «Терроре», когда он притащил и приставил друг к другу половинки двух тел. Сэр Джон лично проводил инспекцию, подхватившись с койки и кое-как напялив форму, так, что фуражка съезжала набекрень, а пуговицы шинели были застёгнуты с перекосом. Но он сам велел Бридженсу будить его чуть что. Притом понимал, что тем не представляет пожилому вестовому необходимых минут отдыха, однако мистеру Хору доверия не было и обращаться к нему не хотелось. Мальчишка двадцати с чем-то лет от роду не проявлял рвения и преданности такого, как его старый коллега, и сэру Джону, при всём его христианском смирении, было противно видеть кислое лицо Хора. Хотя оно было таким, похоже, от природы – совсем как у Френсиса. Но Бридженс, пусть и с заспанными глазами, вопрошал: «Что случилось, сэр Джон? Даже не выпьете чаю?» - и надевал на его плечи тёплую шинель. А потом ждал известий, которыми с ним по-дружески, насколько это позволяло служебное положение, делился капитан. Тот был скуп на новости и уходил к себе в каюту с утомлённым и расстроенным видом. Иногда за ним устремлялся вслед коммандер Фицджеймс, и долго ещё доносились деловые, озабоченные возгласы из-за двери. Что радовало старого вестового, так это то, что с некоторыми поручениями являлся его сердечный друг, фор-марсовый старшина Пеглар – Бог весть кому пришло в голову снаряжать его вместо Джопсона или морпехов. И они могли чуть не по пару часов обсуждать прочитанные книги, сидеть рядом и держаться за руки, как в старые времена, когда их отношения были ярче и окрашивались чувственностью, а не только душевным влечением. Бридженс, незримый свидетель чувства своего капитана, не знал, кого на самом деле благодарить за, вероятно, неслучайную возможность видеться с Гарри Пегларом – Франклина или Крозье. И всё бы было хорошо, если б не угроза, что нависала ежечасно над кораблями и теми, кто проделывал путь между судами с разнообразными поручениями, пусть никто и не видел и не мог устранить этой угрозы. Пока что Пеглар оставался жив, но Бридженс то и дело гадал, что хуже – не видеть его вовсе или постоянно испытывать за него страх. Как ни противно было признавать Франклину, но Крозье оказывался прав. Не было никакого толку от отправки охотничьих отрядов – целью которых теперь был не источник пропитания, но источник смерти. Какие бы чувства нынче ни испытывал Джон к Френсису, он скрепя сердце признал его правоту. И был рад, когда на борт «Эребуса» взошёл очередной утомлённый бесплодными поисками отряд во главе с сержантами Тозером и Брайантом. Слава Богу, все были целы и невредимы. На предмет отмороженных носов и пальцев всех предстояло осмотреть в лазарете Стэнли и Гудсиру – стандартная процедура. Джон распорядился немедленно накормить людей, дать им отдохнуть, особенно моряков с «Террора», задумался о том, не стоит ли им вообще переночевать на флагмане, и почти стеснялся от того, что собрался задержать командиров для расспросов. Но они сами, пусть поначалу нерешительно, направились к нему. Правда, перед этим замешкались, чтобы откашляться, слегка продышаться да сбить с бород иней, неизбежно смешанный с непривлекательными последствиями того, что им приходилось сплёвывать или сморкаться, как и всем живым людям, чья работа связана со значительными телесными усилиями в мороз. И не стоило корить за это Тозера и Брайанта: как правило, все приводят себя в порядок лишь тогда, когда переступают порог дома. А корабли и стали им домом за эти годы. Джон как тактичный хозяин отвернулся и говорил с ледовым лоцманом мистером Ридом Он попросил его предоставить отчёт, который показал бы, каково воздействие льда на корабль – его корпус и обшивку. Стоял вопрос, будет ли он готов к навигации без серьёзного ремонта к лету, когда лёд, предположительно, вскроется. Аналогичными заботами стоило заняться Крозье и Блэнки. Между тем, солдаты подошли к командиру: - Разрешите доложить, сэр? - Разрешаю, уважаемые, вот только чувствую, что мог бы обойтись и без новостей, - горько усмехнулся Джон. - Ведь тварь вы, конечно, не прикончили. Хвала Господу, что и она не прикончила никого из вас. - Вы правы, сэр, - сдержанно отозвался Брайант. – Медведя мы не подстрелили. Но у нас есть некоторые соображения, как это сделать. Франклин несколько оживился: - Ловите на лету, сержант. Именно об этом я и хотел спросить. Надеюсь, что у вас имеется охотничий опыт – как оказалось, он есть не у всех среди нас. – При этом начальник экспедиции невольно кашлянул и поморщился: ему было неприятно узнать какое-то время назад, насколько безобразна оказалась профессиональная подготовка многих из числа экипажей. – Возможно, вы могли бы подать здравую, свежую мысль. Но не желаете для начала пообедать? Военные переглянулись и отвечали скромно: - Ценим вашу доброту, сэр. Хотя, вероятно, сначала мы можем изложить всё вкратце? - Нет уж, отправляйтесь пока в столовую, там отогрейтесь и подкрепитесь, у вас зуб на зуб не попадает, - озабоченно отметил капитан. - Есть, сэр. Они с некоторым облегчением развернулись и загрохотали в мокрых сапогах вниз. Какое-то время спустя два молодца явились к капитану «Эребуса» и замерли в кают-компании, видя, что сэр Джон сидит при приоткрытой двери у себя в каюте за рабочим столом и что-то сосредоточенно пишет. Поначалу они не осмелились окликать. Франклин сам поднял голову с озадаченным взором – пускай и спустя несколько долгих мгновений, как то бывает с людьми глуховатыми. Морпехи знали, что начальник экспедиции сам старый солдат, раненный в боях и когда-то контуженный – и отчасти уважали и жалели капитана, но не раз он казался им дряхлым и неуместным на своём посту – и, знай они мнение адмиралтейских чиновников, убедились бы в том, что те с ними согласны. Но сэр Джон, энергично сунув перо в чернильницу, прошагал в кают-компанию и вместе с солдатами обнаружил старого парусного мастера Мюррея. - Однако наш консилиум проходит в расширенном составе, и это радует, - усмехнулся Франклин, - что же вы придумали? - Маскировочная палатка! Вроде тех, что на утиной охоте, - пробасил сержант морпехов «Террора» Тозер, вытянувшись по стойке смирно. - Я не охотник, но, пожалуй, звучит здраво, - размеренно отозвался капитан и, помолчав, прибавил: - Но тогда укрытие должно быть как можно более незаметным, взять хотя бы цвет. Мистер Мюррей, - обратился он к парусных дел мастеру, - у нас имеется белая краска – выкрасить ткань, так, чтобы она сливалась по цвету с окружающей средой? - Так точно, сэр. Мы проверили. - Прекрасно. А что касается устройства этого убежища? Вы наверняка уже думали об этом? Нельзя требовать всего сразу, но оно должно бы быть и прочным, и простым в сооружении, и достаточно неприметным. - Конечно, сэр, - доверительно сказал мистер Мюррей, кивая так, что седой чуб спадал на морщинистый лоб. – У нас есть железные прутья, достаточно прочная основа. Да и форма палатки имеет значение – сделаем её не остроконечной, а приземистой – так, чтобы она не слишком бросалась в глаза. А в полотнище прорежем продолговатые бойницы. - Люди будут сидеть в ряд, - продолжил Брайант, - так, чтобы при приближении сразить медведя залпом. Полагаю, сэр, в засаду стоит направить не менее четверых или пятерых... - Это даже маловато, - заметил Франклин, - нужны ещё, по крайней мере, двое-трое. Белые медведи животные мощные, мышцы и жир защищают их, словно броня, а в сердце попасть трудно. А наш экземпляр ещё и крупнее, так что и сила огня должна быть больше. - Как прикажете, сэр. - Формирование отрядов для участия в засаде предлагаю оставить прежним, на смешанной основе. Сержанты обменялись взглядами с удовлетворением: они сочли суждение капитана справедливым. Состав первых отрядов вскоре набросали и утвердили здесь же, на месте. Обсудили и приманку. Вот с этим оказалось сложнее: последнее время с дичью не ладилось, и на кораблях не нашлось бы даже захудалой нерпы. Зато, как отметил Мюррей, одного добра уж точно в трюмах было предостаточно – крыс. Этот вариант показался капитану весьма находчивым – на том и порешили. Назавтра на обоих кораблях матросы вовсю охотились на грызунов почти с таким же воодушевлением, как несколько дней назад на медведя. Это неплохо развлекало, внося разнообразие в рутину, было явно безопаснее, но в то же время, при всей мелкости этой возни, дарило чувство причастности к чему-то значительному – кто знает, может, даже судьбоносному? Предстояло лишь проверить, окажется ли для зверя привлекательным «заморское угощение». И вот, по завершении всех приготовлений, в засаду отправился первый отряд.