Остаёмся зимовать

Как-то вечером Френсис сидел у себя в каюте, погружённый в неизменно невесёлые думы – разве что теперь не праздные, а озабоченно-деловитые, перебирая донесения от собственных офицеров и служебные записки от Джеймса. Внезапно дверь сама по себе начала приоткрываться. Была б то обычная дверь в обычном доме, а не на корабле, можно было бы приписать всё сквозняку. Но нет, она не до конца, но заметно отодвинулась. - Джопсон? – позвал капитан. Вестовой не отозвался. Странно. Тем более что Томас всегда стучал, прежде чем войти, и уж точно не стал бы топтаться на пороге. Крозье повернул голову и всмотрелся в возникший зазор. Там никого не было видно, и не доносилось ни звука – судя по всему, кают-компания была пуста. Нахмурившись, он встал, прошагал к выходу и отодвинул дверь. Точно, ни души. Лишь мерцала над столом единственная зажжённая лампа. Она странно мигнула, а полумрак вокруг словно мигом ощутимо сгустился. «Совсем нервы ни к чёрту». Френсис решительно закрыл дверь, запер на ключ и снова уселся за стол. Он не успел вернуться к своим занятиям и на минуту, как в замке послышался скрежет. До того, как раздался щелчок, капитан выхватил из ящика стола револьвер и взвёл курок. Дверь, между тем, медленно отъехала в сторону. На пороге неподвижно стояла Силна. Непохоже, чтоб она вообще касалась двери. Она застыла безмолвной статуей с опущенными руками. Лицо напоминало маску – лишённую всякого человеческого выражения. Френсису показалось, что он видит призрак. Безмолвная должна была находиться на «Эребусе» - как она выбралась из-под охраны и ускользнула? Впрочем, ему доносили о суеверных слухах моряков, что она ведьма и в том числе может насылать морок, заставляя людей делать то, что она им внушит. Но чтоб она усилием воли могла переноситься из одного места в другое? А тем паче, воздействовать на предметы - наподобие злосчастной двери?.. Но никакие иные объяснения не подворачивались. Чертовщина, да и только... - Что тебе нужно? – хрипло спросил Френсис. Он не нашёл ничего лучше. - Поговорить, - откликнулась девушка. Если только то, что он видел перед собой, было девушкой, а не иной сущностью. Спину Френсиса внезапно продрал мороз, хоть он и привык к холоду своей каюты, размещённой у борта. - Убери, - бесцветно велела эскимоска, глядя на револьвер. Её глаза были темны, как сама полярная ночь, и в то же время словно излучали некое странное свечение – отблеск Бездны. Все эти образы не облечь было в слова, они смутными импульсами рождались внутри сами и внушали жуть – хотя Крозье был не робкого десятка. Он опустил оружие и, смутно ощущая, что, быть может, совершает роковую ошибку, проронил: - Войди. Девушка ступила внутрь, и руки её всё так же висели вдоль туловища. Дверь закрылась за ней сама. Огни ламп резко качнулись, едва не погаснув, но тут же выровнялись. - С чем ты пришла? - Вести речь о судьбе. Она роняла слова, как камни. Френсис разбирал её чёткое произношение. Пока что сами слова были просты, но явно не тема разговора. Френсис понял, что боится. Но, может, и не саму девчонку – револьвер всё ещё был у него в руке – а опасается спугнуть её саму. Словно бы захлопнуть некий проход, который она только-только начала приоткрывать перед ним, давая понять, что может поведать нечто большее о том, на что она так зловеще намекала, но что раньше из неё было не вытянуть клещами. Френсис принялся строить фразы – аккуратно, но смело, словно пробираясь к краю растресканной льдины, чтбы перемахнуть на другую: - Но что же? Ты всё-таки собираешься рассказать, как выжить? – Девушка молчала. - Ты же говорила, что мы сами этого не хотим? И что ты поэтому сама нам не хочешь помогать? - Я могу помочь тебе. При одном условии. Она пока что стояла, всё так же нависая истуканом. Френсис отложил подальше револьвер, не сводя глаз с собеседницы, взял второй стул и подставил ближе к ней. Эскимоска скованно опустилась на стул. И вот они сидели друг напротив друга, глаза в глаза: голубой лёд против чёрной полыньи. - Что за условие? Уголок её рта чуть заметно дёрнулся, и она проронила одно-единственное слово: - Туунбак. При этом тьма в каюте опять словно сгустилась, и Френсис вздрогнул. Вот оно. Это могло бы стать ключом к решению многих загадок и проблем, в том числе и к тому, как спастись во время похода – ведь обычным оружием медведя не возьмёшь, и планирование будущего вооружения явно было только беспомощной попыткой защититься от неумолимого. - Объясни, - попросил Крозье. В следующий миг он ощутил, что в голове у него странно загудело. Виски и лоб словно сжало тисками – и то ли в глазах так сильно потемнело, то ли каюту на самом деле наводнил мрак до того, что до сих пор не погасшие лампы показались светлячками в чаще. Не успел Френсис испугаться, как его отпустило, вокруг снова посветлело, и в уме воцарилась небывалась лёгкость. Накрыло внезапное осознание, что теперь он и девушка могут понимать друг друга так, словно не имеет значения, на каком языке говорит каждый из них: он будет изъясняться на английском, она на своём наречии, но будто незримый переводчик будет передавать им сказанное в мгновение ока. Силна чуть заметно улыбнулась: она поняла, что он это понял. Но тут же посерьёзнела, даже помрачнела, и принялась глухо вещать: - У каждого человека от рождения есть своя судьба. Говорят, она записана богами и духами от начала времён. И она не зависит от того, где человек родился и когда. Перечить этой судьбе опасно. Это чревато гибелью. Притом не только лишь для одного человека, а для многих – нельзя нарушать ход вещей. Разверзнется Бездна и поглотит преступившего Закон. Звучало вполне традиционно, ожидаемо, но было нечто, что заставляло с замиранием вслушиваться. Быть может, вот это смутно уже пришедшее на ум слово – Бездна?.. - И вот я, - сурово блеснула глазами Силна, - стою сейчас на пороге, как на краю ледяной трещины, куда могу свалиться. И все вы тоже со своими лодками. У меня же никакой защиты, хоть я и происхожу из древнего и священного рода. Вы вторглись во владения Туунбака и нарушили Закон. И пощады не положено ни вам, ни тому, кто станет с вами возиться. Френсис понял, куда она ведёт – равно как и то, что всё более чем серьёзно. Сделав вежливый упреждающий жест рукой, он переспросил: - Туунбак – ваше божество? Силна чуть склонила голову набок: - Да. Конечно же, вы уже догадалсь, что это не простой медведь. Это всего лишь его обличье. Но это не зверь. Не существо. Это исконная сила здешних мест, и ей мы подчиняемся. Мой отец служил ему. В знак посвящения он дал Туунбаку откусить свой язык. Так мой отец навеки утратил связь с людьми, зато обрёл связь с высшими силами. Когда вы его убили, у Туунбака не стало служителя. С тех пор он стал дик и зол – и опасен не только для чужаков вроде вас, а для всех, включая мой народ. Ты хоть понимаешь, что вы натворили? – зло бросила она. В этот миг она наконец стала хоть чуточку больше походить на живого человека, на девушку со своими заботами и горестями. И она продолжила: - Шаманкой должна стать я. Но я одна не справлюсь, моей силы недостаточно. Судьбой предначертано, чтобы я соединилась с другим могущественным Иным, который станет служить вместе со мной – и мы будем управлять Севером вместе. Я ждала этого Иного, предназначенного мне, всю жизнь. И тут пришли вы со своими лодками... - И всё пропало? – виновато переспросил Френсис. Но Силна мягко поправила его: - И всё стало ясно. - Что стало ясно? - Этот человек – ты. Крозье застыл как громом поражённый. Он бы подумал, что это дурная шутка, если бы не общая жуть происходящего. И если бы лицо Силны вдруг опять не стало превращаться в мёртвую маску, а голос не стал изменяться, а в нём не послышался скрежет льда и вой ветра. ...Теперь ему было понятно, чего так испугался когда-то Джон, что именно он когда-то мог видеть и почему он так настороженно относился к этой девушке. К этому... явлению или сущности. Френсис сидел как заколдованный и понимал, что не может двинуть ни рукой ни ногой, только язык удивительно послушно ходил во рту и выдавал поразительно связные и сложные фразы. - Но это невозможно! Какой из меня шаман?! - Ты слышал, что я говорила вначале, - сурово оборвала его Силна, как нерадивого ученика. - Ты – мой муж. Ты предназначен мне духами. И от судьбы ты не убежишь. Только тогда снова воцарится великое равновесие. Френсис ощутил, что голова кружится, а пол каюты словно ходит под ножками стула ходуном, как при качке или будто стул вот-вот провалится в полынью – и тут уж прыгай не прыгай... Какой бред! Он мог бы представить, что он женится на Софии, здесь во льдах он сблизился с Джоном – тоже та ещё причуда, но эта эскимосская девка?! Какое-то, прости Господи, шаманство?! Да ещё если представить, что ему придётся отсечь себе язык? Да от такого можно и кровью истечь... Нет, ну что за дикость! Наверное, всё это слишком ясно отразилось на его лице – и эскимоска, словно дикий зверь, учуяла его страх и смятение. И она зловеще, с повелительным натиском, отрезала: - Я знаю, о чём ты думаешь! Всё это трусливые мысли слабого человека. Но ты силён, просто не знаешь об этом и не понимаешь. И не хотел этого, вот что меня всегда злило. А должен понять! Та женщина – она далеко и теперь отрезанный ломоть. А тот человек... – Силна то ли с жалостью, то ли с презрением слегка повела плечом. – Он всю жизнь скитается и тянется ко льдам, но не понимает одного – эти места всегда хотели или выплюнуть, или убить его, он действительно слаб и не принадлежит Северу. Он тебе не предназначен. И ты – ты тоже не принадлежишь народу, который называешь своим. Ты принадлежишь этим местам. Ты – принадлежишь мне. Кое-что ещё повисло в воздухе. Нервно сглотнув, Френсис осмелился открыто произнести это: - И Туунбаку?.. Эскимоска кивнула – без слов, словно даже не удостоив простым «да». Но Крозье ощутил, как изнутри его словно обдало огнём, и имя этому огню было: «Нет» - он словно стремился засверкать во мгле и рассечь её. Френсис вспомнил, как ему в детстве и отрочестве снились кошмары. Казалось, что-то или кто-то наваливается на него в темноте и стремится удушить и поглотить. И он начинал читать молитвы, католические молитвы на латыни, которым научила бабушка, и медленно, неохотно и тяжело, неведомая сущность отползала – и Френсис просыпался среди ночи весь в поту, но способный шевелиться. То же произошло и сейчас. И он ощутил, как смог шевельнуть хотя бы ногой, хотя бы пальцем. И как можно более твёрдым голосом спросил: - Ты сказала о великом равновесии. Что это значит? - Это значит возвращение на круги своя, - невозмутимо отвечала эскимоска. – Всё станет как раньше – до того, как вы пришли сюда со своим лодками. И как это понимать? Допустим, первозданные, наполненные древним застылым покоем арктические просторы – такие, словно англичан тут и не было. Но ведь это можно толковать по-разному. Всё станет, как прежде, если они покинут эти места и спасутся, либо... если они «хук-ка-хой» - исчезнут. Результат будет один – всё так же безлюдная ледяная пустыня, занесённая снегами. Пока что Френсис не знал, как облечь в слова свои сомнения и вопрос, без сомнения каверзный. Вместо этого он попросил: - Расскажи мне о Туунбаке. И о других божествах. Силна вздрогнула, будто её толкнули. Что Френсис стронул в ней? Чем её ударил? Он всего лишь обратился с просьбой. Но, возможно, он начал проламывать, как лёд, сковавший его ужас – и Безмолвная, внушавшая его по некоему сверхъестественному необъяснимому долгу, подалась назад, отступила. Распевным голосом она принялась повествовать о древнем божестве. Неизвестно, сколько они так просидели, но она рассказала и о дьявольском медведе, и о прочих духах, и Крозье пожалел, что не может всё это записать, ведь сколько могло бы получиться фольклорного материала – однако это было последнее, о чём стоило сейчас думать. ...Френсису становилось всё яснее, что от Туунбака действительно страдают не только инородцы. Он напомнил Крозье тирана, который держит свой народ в страхе. Оказалось, что есть и другие божества, более добрые и милосердные, но сейчас царит именно Туунбак, вот уже многие столетия, а остальные духи у него в подчинении. Чем больше слушал Крозье, тем больше в нём просыпалось чисто ирландское бунтарство, тем больше бродили шальные мысли. Ему пришло в голову, что люди порой сносят угнетение не только от забитости, но и от невежества – и не борются, потому что попросту не знают, как это сделать. В этом полумраке, напоминающем кошмарный сон, капитану показалось, что нечего терять среди этого мрака и ужаса – во сне можно делать и спрашивать что угодно. И он дерзко произнёс: - Не очень-то радостно вам живётся под началом Туунбака. - Человек живёт не для радости, - сухо отозвалась Силна. Однако голос её прозвучал фальшиво. Под слоем этой фальши проглянула усталость и грусть. - Но это не жизнь, а существование, - напирал Френсис. - Чем вы лучше тюленей, которых бьёте гарпунами? Чем вы лучше безмозглых рыб? Вы для Туунбака такая же рыба. Только позанятнее, - недобро ухмыльнулся он, - с которой можно вдоволь наиграться, прежде чем сожрать. О, ему уже было известно, как изощрённо глумится тварь над людьми. Силна потупилась, и плечи её поникли. Она над чем-то размышляла. Мало того, она явно обдумывала это и раньше. Как бы плохо Френсис ни умел ладить с людьми и читать их, а здесь, видно, попал в некую болезненную точку, разбередил рану. И он продолжал: - Ты меня спрашивала: почему вы хотите умереть? А я тебя спрошу: почему вы не хотите жить? Силна вскинула на него глаза, и взгляды их скрестились – такой дерзости от чужака, который упрямился и отказывался покориться и стать своим, она всё-таки не ожидала. Кто он – пока что – такой, чтобы задавать такие вопросы? - Даже шаманы не смеют такое спрашивать! – сквозь зубы процедила девушка. - Разве ты не хочешь блага для своего народа? – не отставал Френсис. - Хочу! Вот почему я и говорила о равновесии. А чего хочешь ты? - Спасения для своих людей. Это была его правда, и разговор вернулся к исходной точке. Безмолвная будто ощутила, что её одурачили и что этот «спящий Иной» слишком упрям – но она только сжала губы в нитку и насмешливо сощурилась: - Всё цепляешься за них, не хочешь оставить. И на что ты готов для этого? - На всё. Крозье не лукавил. Он не мог смолчать, хотя тут же пожалел о сказанном – Силна и так уже начинала терять терпение. Но её ответ был неожиданным. - Мне нужно подумать. Силна проговорила это тусклым голосом и обессиленно откинулась на спинку стула. Черты её снова ничего не выражали, но теперь напоминали не лик жуткого истукана, а лицо смертельно усталой, близкой к отчаянию женщины. Она словно впала в транс. Опять время остановилось, а Френсис всё ждал. Но Безмолвная, оправдывая прозвище, не удостоила его ответом. Наконец, она тяжело поднялась со стула и беззвучно прошагала к выходу, на этот раз открыв и закрыв за собой дверь самым обыкновенным образом. Не зная, зачем, Крозье выждал с полминуты, отмеряя мгновения. Затем осторожно выглянул в кают-компанию – она по-прежнему пустовала, но казалось, что там стало светлее. Потом вошёл Джопсон, и всё опять потекло своим чередом, словно только что это был сон. Однако Френсис уже почти знал, что Силна вернётся.