Everybody Wants To Rule The World

Холод окутывал её со всех сторон плотным одеялом. Он пробирался под одежду, впивался в кожу тонкими иглами и проникал внутрь, где тёк по венам вместе с кровью, двигаясь в сторону бешено колотящегося сердца. — Спускайте собак! Вокруг безмолвно стояли голые стволы давно высохших и выеденных изнутри термитами деревьев. Целый мёртвый лес, пустой, безжизненный и бесконечный. Под ногами хрустел утрамбованный снег, а на небе тучи стояли настолько плотные, что даже у полной луны не хватало сил для того, чтобы пробиться сквозь них и осветить беглянку. За спиной шла погоня. Люди с факелами кричали и грозились расправой, недалеко слышалось рычание голодных собак. Веронике казалось, что она слышит, как капает с их морд на землю шипящая и пенящаяся слюна. Ей чудилось, что жар огня уже под ногами, и что вокруг неё плотное кольцо из горящего снега, из которого никак не выбраться. Под пальцами оказывалась то хрупкая, пористая кора, об которую она сдирала ладони, то лица преследователей, в коже которых она оставляла собственные ногти. Кровь, кровь, везде кровь и пламя. Она вся в крови, чужой и собственной. — Ты далеко не уйдёшь, милочка. Их голоса, они звучали внутри неё, под черепной коробкой, где-то там, где судорожно вертелись мысли о том, что нужно бежать не останавливаясь. Набатом, эхом, сломанной музыкальной шкатулкой, что раз за разом повторяла одно и тоже: «Ты далеко не уйдёшь. Не уйдёшь. Не уйдёшь». Как навязчивая мысль у сумасшедшего, как в тысячный раз повторенная ложь, она становилась безобразной и отчаянной правдой. Они слишком близко. Кровь её не спасёт. Она никуда не уйдёт. Впереди замаячил свет, и на миг, наивный и короткий, ей показалось, что это свобода. Свобода, которая рассыпалась в воздухе на бессмысленный набор иероглифов и латинских букв, когда она увидела перед собой обрыв, на котором стояло зажжённым огромное кострище. И вокруг него стояла толпа озлобленных селян. — Это всё ты. — Это твоя вина. — Ты — порождение Тьмы, посланное нам за наши грехи. В ней уже не было сил на слёзы. Бессмысленный бег по кругу закончился поражением. Теперь ей оставалось лишь закрыть уши руками и закричать, срывая горло, чтобы услышали все. — Нет! Из горла вырвался только хриплый шёпот, который тут же подхватил и унёс шквальный ветер. За снежным обрывом плескалось безумное море, и оно страшнее грома, безжалостное, с каждым ударом волн о скалы вторило разозлённой толпе. — Это ты! — Это всё ты! — Кровь! Её подхватили под руки и силой потащили в сторону кострища, у которого уже мялись люди с верёвками. Вероника упиралась пятками в твёрдый снег, билась, вырывалась, рычала, но мучители были намного сильнее. Ладони её связали впереди грубым корабельным канатом, который тут же распорол кожу на запястьях, и на землю из них полилась чёрная, густая кровь. В том, как её ладони прижимались друг другу, было что-то неуловимо знакомое, почти родное. Как ключ от тюремной камеры, вложенный в дрожащую руку смертника. Им только нужно было воспользоваться. И чувствуя, как жар кострища опаливает брови и ресницы, она вспомнила как. — Кай! Иллюзия распалась, рассыпалась битыми осколками и опала к её ногам, растворяясь, так и не касаясь собой мягкой травы. Номер 32-32-12 осела вниз, упираясь коленями в землю и глубоко вдохнула. Под опущенными веками гуляли цветные пятна, точки и чёрт пойми что ещё. Чуть не умерла от страха. — По крайней мере тебе хватило сил, чтобы иллюзию развеять. Упустим момент с отсутствием мозгов, из-за которого ты долго не могла понять, что всё вокруг тебя — фальшивка. Вероника вытерла рукавом куртки вспотевший лоб и злобно глянула из-под чёлки на веселящегося Кисаме, втайне желая, чтобы тот подавился бамбуковой палочкой от данго, который сейчас жевал. Злобный злодейский злодей, с оскалом вместо улыбки и привычкой «ласково» похлопывать её по плечам и спине, после чего на теле расцветали синяки и гематомы. Провокатор, убийца, преступник и просто нехороший человек, с присутствием которого она вынуждена была мириться вот уже последние полгода. Чем она так провинилась перед богами этого мира? — Я стараюсь, Кисаме-сан! – прикрикнула она на него обижено. — Так стараешься, что Итачи-сану пришлось тебе подсказывать. Думаешь в реальном бою противники будут заботливо тебе пальчики в печать концентрации складывать? — Да хоть бы и складывали, — от злости хотелось топать ногами, как ребёнок. – Я же, демоны хвостатые тебя дери, только учусь! Умом она понимала, что его упрёки имеют под собой все основания. Ведь когда дело каcалось гендзюцу, речь порой шла о её собственной жизни. В бою её могли легко обвести вокруг пальца и убить, не приложив при этом никаких усилий. Иллюзии были по-настоящему опасны и коварны, иногда даже сильнее реальных физических ударов. Но с каким же трудом Веронике давалась наука, которую местные дети изучали ещё в Академии. Уже взрослая девушка, почти женщина, она на ходу, почти на коленке, познавала основы контроля чакры и управления ею, пытаясь догнать в бессмысленной гонке нукенинов, разделявших с ней костёр и еду. Она злилась, бесилась, ругалась, потрясая порой своим словарным запасом видавшего всякое Хошигаки, лезла к этому провокатору драться и даже сыпала детскими обвинениями в попытках заглушить душащее изнутри чувство собственной беспомощности. «Взрослая деваха» с талантами, которые спали в ней настолько глубоко, что не добудиться было даже выстрелами пушек. Изо дня в день Вероника изматывала себя тренировками и попутно поглощала в себя теоретическую информацию об этом огромном мире, пока Кисаме с Итачи медленно продвигались от одной цели к другой. Пока напарники убивали кого-нибудь на заказ — Вероника гуляла по ближайшей деревне и любовалась вывесками оружейных магазинов. Пока Хошигаки и Учиха опрашивали информаторов и поднимали хаос — номер 32-32-12 недалеко от них медитировала, сидя на ветке, и тренировала контроль над своей чакрой. Естественно, её иногда тоже пинком под мягкое место заставляли идти и способствовать скорейшему выполнению задания, чтобы отрабатывала потраченное на неё время. Портер могла выманить объект из людного места, что и делала в последнее время с завидной регулярностью. Иногда она подсыпала в выпивку жертвам снотворное, а потом охая и ахая выносила на себе бессознательное тело. Пару раз — стояла на стрёме, пока «Акацки» копались в необходимых им документах. Свыкшаяся за последние шесть месяцев с новым статусом преступницы, она на удивление быстро осваивалась в этом нехитром ремесле и отпускала сидевший внутри огонь. Воспоминания о полутора годах в объятиях Орочимару медленно стирались, и вместе с ним уходили в прошлое неестественная кротость и патологическая вежливость. Нет, не до такой степени, чтобы Вероника откровенно дерзила окружающим. Но так, словно она наконец пробудилась от долгого сна, в котором все эмоции и ощущения казались притушенными, выкрученными на минимум, как колёсико громкости на музыкальных колонках. Иногда это помогало ей. А иногда – грозилось стать проблемой. — Я сейчас возьму Самехаду и научу тебя с помощью неё, — ткнул в её сторону бамбуковой палочкой Кисаме. Вопреки словам вид у него был скучающий и даже веселящийся. Вероника знала, что нукенин не злился на неё за резкие слова и не планировал воплощать в жизнь ни одну из угроз. Хошигаки получал от их перепалок дивное удовольствие и зачастую намеренно провоцировал её, чтобы переключить с канала дурных мыслей или просто развеять собственную скуку. Портер, на самом деле, не злилась на него тоже. Только на саму себя. — Вероника-сан. Очень плохо. Не получалось злиться и на Итачи, ставшего за эти месяцы её вторым наставником. На Учиху вообще, кажется, невозможно было негативить – о скалы его буддистского спокойствия разбивалась любая зарождающаяся истерика. Стойкий молодой мужчина вызывал у неё искреннее уважение вперемешку с трепетом и робким восхищением, какое дети испытывают порой перед взрослыми. Будь она на его месте – давно столкнула бы себя в ближайшую реку, привязав к ноге камень. Но Итачи раз за разом терпел её провалы и неудачи, всё так же ровно объясняя материал. Если на Кисаме от собственных неудач хотелось кричать, то перед Учихой иногда позорно начинало печь глаза. От чувства вины и неспособности оправдать его ожидания. — Я знаю. Простите, Итачи-сан, я постараюсь лучше, — стушевалась она под его усталым взглядом. Злость ушла так же быстро, как и появилась. Вероника сдулась, как шарик, и словно сгорбилась вся, стараясь казаться перед ним меньше. Она знала, каким он бывает в сражении – французская сабля, тонкая и изящная, но невероятно острая, проникающая глубоко в плоть зазевавшегося противника. Учиха был по-настоящему опасен и силён, пусть и скрывал это до тех пор, пока не сталкивался со своим потенциальным врагом. Встань она от него по другую сторону баррикад – не продержалась бы и пяти секунд. — Ты всё ещё не понимаешь принцип работы иллюзии. Отталкиваешь саму мысль о том, что такое искажение реальности возможно. – Пояснил он немного глухо, подходя ближе. Присмотревшись, Вероника заметила, как взопрели его волосы на висках. Он опять утомлял себя, хотя не славился особой выносливостью. – Что нам сделать, чтобы ты поверила? — Подождать? – упрямо повторила Портер, но тут же осеклась, вздыхая: — В моём мире подобное невозможно. Быть может, моё подсознание всё ещё цепляется за него и воспринимает происходящее сейчас, как сон? Учиха дёрнул уголком рта. Вероника знала, что так он давит в себе улыбку. — Тогда это очень крепкий и долгий сон. Тебе нужно проснуться. Ох, она бы с радостью сейчас крепко зажмурилась и очнулась на собственной кухне, в обнимку с любимой кружкой и смартфоном. Вспомнила бы каково это – просто торчать целый день дома, прокрастинировать и тратить юность на сплетни, обсуждение звёзд и споры с незнакомцами в интернете. Тот мир хоть и ощущался до сих пор единственно родным, но с каждым днём казался всё более далёким и блеклым. Однажды Итачи нырнул в её старую жизнь вместе с ней, в ходе одной из тренировок. Изначально он не присутствовал там физически – просто контролировал собственное гендзюцу, оставаясь в тени. Но ведомый любопытством он в какой-то момент всё же показался и не дал Веронике освободиться, заперев в видении их обоих. Прогуливаясь по её спальне, он с искренним интересом разглядывал плакаты с музыкальными группами, мятые вещи, выглядывавшие из открытого шкафа, и заваленный книгами письменный стол с горящим монитором компьютера. — Я должна выгнать Вас отсюда, Итачи-сан. Позволяя узнавать больше, я даю Вам в руки оружие, — сказала она тогда тихо. Вероника сидела на кровати, скрестив перед собой ноги, и наблюдала за тем, как молодой мужчина протягивает ладонь и достаёт с полки однотонную футболку с нашивкой её старшей школы. Итачи хмыкнул и повернулся к ней, сжимая ткань в пальцах. Портер могла поклясться, что он еле заметно ощупывает её, пытаясь запомнить плотность и структуру. — Самые опасные иллюзии – это те, что не отличимы от реальности. Правильно мыслишь, Вероника-сан, — похвалил он ход её мысли. Но развеивать происходящее не собирался. – Это музыкальный инструмент? Портер обернулась и заметила прислонённую к углу гитару. Подарок отца на двенадцать лет. — Да, я иногда развлекалась вечерами. – Отвечать ему она не хотела, но почему-то делала это. – Пыталась по памяти воспроизвести любимые песни. — Сыграешь для меня? Странная просьба от странного человека. В те времена они только притирались друг к другу. Вероника едва ли могла назвать его своим приятелем, а если судьба разделит их – Итачи мог использовать любой факт о ней, чтобы сделать свои гендзюцу сильнее и опаснее. Но она отчего-то согласилась. Взяла гитару в руки, пробежалась пальцами по грифу, проверила натяжение струн и взяла на пробу пару аккордов. За полтора года руки должны были всё позабыть, но внутри иллюзии она почему-то чувствовала себя уверенно. Начав наигрывать первый пришедший в голову мотив, она набрала в лёгкие воздух и, прикрыв глаза, тихо запела: — We're talking away I don't know what I'm to say I'll say it anyway Today's another day to find you Shying away I'll be coming for your love, ok? Take on me, take me on I'll be gone In a day or two В середине первого куплета она почувствовала, как матрац немного прогнулся под чужим весом — Итачи сел рядом, невидящим взглядом смотря куда-то вперёд. Проследив за ним она поняла, что Учиха рассматривает семейное фото, примостившееся на углу стола. На небольшой карточке она, щербатая и вся залепленная пластырями, обнимала шею Оби Вана – месячного жеребёнка, с родами которого помогала. Родители стояли рядом, наклонившись так, чтобы попасть в кадр вместе с ней. Русоволосая миссис Портер пыталась скрыть за жилеткой свой полный животик, а её наполовину седой супруг поправлял сползшую на затылок ковбойскую шляпу. Самой Веронике этот снимок казался на удивление постановочным, словно снятым для стоковых сервисов. Иллюстрация к понятию «счастливая провинциальная американская семья», не иначе. Но она любила фотографию всей душой. Слова продолжали литься из неё ровным потоком. Это было странно – петь на родном языке, но при этом осознавать его как что-то инородное, почти чужое. В новом дивном мире она общалась со всеми, не думая. Также читала, и лишь при письме ненадолго буксовала, подбирая знаки и иероглифы. Знания словно заложили ей в голову, облегчая адаптацию, причём настолько глубоко, что она пользовалась ими неосознанно. Но именно в тот момент, когда губы напевали любимый хит группы A-Ha, Вероника осознала, что лишь по памяти воспроизводила звуки, даже толком не вдаваясь в их значение. А для Учихи песня и вовсе звучала как бессмысленное мурлыканье. Испугавшись этого, она резко замолкла и посмотрела на гитару, как на ядовитую змею. Неужели… неужели она начинает ассимилироваться? И английский язык начинает медленно стираться из её головы, сохраняясь только в образах? Значит ли это, что она начинает отпускать прошлое? — Ты такая доверчивая и открытая, Вероника-сан, — неожиданно сказал Итачи. В его обычно глухом и тусклом голосе было столько горечи, что она застряла у неё в горле. Он смотрел на неё устало, сидя на расстоянии вытянутой руки. – Это очень плохо. — Я знаю, — ответила она ему в тон. И, справившись с внутренним волнением от чувства потери, взяла новый аккорд. Просто чтобы занять себя. — У тебя красивый голос. — Благодарю. С тех пор он ни разу не пытался забраться к ней в голову и подсунуть образы из беззаботных подростковых лет. Словно чувствовал, что тем самым делает цепь, крепившую её к старому образу жизни, только толще. Ферма сменилась обликами Страны Ветра, Огня и Дождя. Он гонял её лесами, болотами и равнинами. Иногда брал и просто искажал происходящее в данный момент, сбивая девушку с толку и провоцируя новые приступы злости. Итачи всегда нападал без предупреждения. Посреди привала, во время отдыха или перехода. Вероника заносила ногу над землёй и планировала сделать шаг, но вместо этого тонула в каком-то озере. Спала беспокойно, ворочаясь под плащом, но просыпалась от того, что по ноге ползла ядовитая дрянь. Она проваливалась раз за разом, успешно опознавая причину угрозы лишь в одном из десяти случаев. И даже успехи её были связаны с подсказками от Учихи. Упрямая Портер никак не могла до конца принять эту реальность, словно застряв одной рукой в прошлом. Которое хоть и отступало постепенно, но всё никак не желало расставаться с ней окончательно. Она скучала. По родителям. По ферме. По старому стилю жизни. Но отчаянно познавала новый, помня разговор с Лидером. Встреча с ним прошла, как в тумане. Очнувшись после злополучной потери сознания, она обнаружила себя лежащей на ледяном камне. Вокруг было темным темно, а над головой шептались невидимые объекты. Навострив уши, она опознала среди этих голосов один знакомый, высокий и звонкий. Кисаме. Мечник что-то доказывал кому-то, кто в ответ вздыхал и приводил свои, противоположные доводы. —...да если бы не Самехада, её бы разорвало от этой чакры, как одну из бомб Дейдары. При всём моём безграничном уважении, Лидер-сама, но на кой демон нам этот бесполезный груз? Она же не умеет контролировать себя. Копила в себе неделю, она у неё чуть ли не из ушей пошла. — Вот и будешь регулярно кормить свою Самехаду, она голодать не будет. Девочка может быть полезна. Если она может копить чакру, то и отдавать сможет. Понимаешь, о чём я? В ответ снова недовольное бормотание со смутно знакомым оттенком беспокойства. Вероника попыталась сесть, чем тут же привлекла к себе внимание разговаривающих. Тени двинулись в её сторону. Кто-то помог ей встать, незнакомый женский голос шепнул что-то о том, что узнаёт почерк Орочимару. Глаза постепенно привыкали к темноте, и вскоре она смогла рассмотреть недовольного Кисаме и как всегда невозмутимого Итачи, стоящих немного в стороне. Рядом с ними куталась в плащ незнакомая женщина с короткими волосами, окрашенными в необычный цвет. Кажется, синий, рассмотреть лучше не удавалось из-за полумрака. В руках она держала свитки, подозрительно похожие на те, что крутил раньше в руках Кабуто. А прямо перед ней... — Визитёр, ты знаешь, кто я? Правила местного приличия требовали от неё поклона. — Вы — Лидер? Молодой рыжеволосый мужчина, лицо которого было исколото необычным пирсингом, внешне меньше всего походил на лидера преступной организации. Встреть его Вероника на улице – непременно завела бы беседу о любимой музыкальной группе или тату-студии, а затем скромно сделала комплимент. Всё же он был удивительно красив. Как классические скульптуры из музея истории. Но полтора тяжёлых года в этом мире отучили её верить первому впечатлению и вестись на внешность. — Я дарю тебе нечто бесценное, визитёр, — тем временем продолжил Лидер. Он подошёл к ней вплотную и взял за руку. Вероника вздрогнула, когда поняла, что почти не ощущает прикосновения – мужчина словно состоял из дымки, как призрак. – Я дарю тебе возможность познать себя, свой дар и то, по какой причине ты явилась к нам. В обмен, я хочу, чтобы в тот момент, когда ты поймёшь, что готова — ты вернулась ко мне и помогла сделать мир лучше. Создать новый мир. — Новый мир? Это цель вашей деятельности? — Мир без ненависти, боли и войн, — сказал он каким-то похоронным голосом, словно вещал не об утопии, а о массовом геноциде. Вероника не знала, насколько реальна его мечта. Можно ли было её достичь, или только пытаться всю жизнь, слепо веря в то, что за идею поборются те, кто будут после. Она не верила в идеальное будущее и то, что его можно добиться с помощью преступной деятельности, убийств, ограблений, шпионажа и ловли демонов, запечатанных в тела людей. Но особого выбора у неё не было. Даже сейчас, замахиваясь сюрикеном на гогочущего Хошигаки, она слышала в своей голове тихий голос, бормочущий: «Ты вернёшься ко мне». Как пророчество, заклятие, как приговор. Как доказательство того, что в этом мире она просто переходящий трофей, судьба которого – плыть по течению. — Кисаме, прекрати. — Итачи не нужно было повышать голос. Его слышали и так. Нукенин устало потирал ладонью глаза, измученные применением гендзюцу.— А ты, Момо-сан, кунай в руку и вперёд метать, потом разберём ошибки подробнее. Вероника молча кивнула, достала из оружейной сумки один из кунаев и побежала к ближайшему стволу, рисовать на нём мишень. Дурацкая кличка, придуманная Кисаме три месяца назад, так прижилась, что уже даже ей воспринималась, как родная. Звучание её имени было слишком непривычно для местных и вызывало много проблем с коммуникацией. В языке аборигенов звуки воспринимались больше звукосочетаниям и слогами, потому каждый новый знакомый коверкал или сокращал её имя, как мог. Исключение составляли разве что Орочимару и Итачи. И если с первым всё было понятно – он просто наловчился за полтора года, то вот вопрос со вторым был открыт до сих пор. А Момо-сан она стала совершенно случайно. Как-то раз Хошигаки, опять запнувшись о произношение, не выдержал, и обозвал её первым, что в тот момент увидел. А увидел он персик, который Портер крутила в руках. С одной стороны, ей было приятно, что нукенин подарил ей новое имя, ограждая от груза прошлого. С другой – хотелось съязвить и спросить, почему не деревом, кустом или камнем. В исполнении Кисаме это звучало иногда как собачья кличка. — Сильно не карябай, Момо. Оружие затупишь — новое покупать не буду. Иногда она хотела его придушить. За столь долгое время, проведённое рядом с напарниками, она преисполнилась мыслями о том, что эти двое являлись эталоном маленькой команды. Несмотря на совершенно противоположные темпераменты, они поразительно часто сходились во многих мыслях и действиях. Они не конфликтовали, не ругались и не ставили друг другу условий. Имели разные судьбы и послужной список преступлений, но одинаково стойко принимали судьбу беглецов. Пока болтливый Кисаме развлекал всех беседой, Итачи слушал его краем уха и думал о своём, вежливо вставляя пару фраз в монолог товарища. Пока один готовил лагерь, второй стремился скорее убедиться в его безопасности. Как давно они работали вместе? Как успели настолько притереться друг к другу? Наверное, это и есть настоящая командная работа. Прикрывать спину товарищу несмотря ни на что. Даже будучи отпетыми убийцами, разыскиваемыми по всему белому свету. — Вздохами врага не убьёшь. Работай, Момо, или сегодня будешь спать сама! Кунай рассёк древесную кору прямо над головой Кисаме. Мечник стряхнул с волос опавшие щепки и вытянул вперёд кулак с оттопыренным большим пальцем. — Как ты там говоришь? Огонь. Давай ещё раз. — Могу только в голову. — Э, нет. Голова мне ещё понадобится. Лучше в руку. Достав из подсумка ещё несколько кунаев, Вероника прицелилась и метко направила их практически в ту же точку, что и предыдущие. Остальной пяток она равномерно распределила вокруг силуэта Хошигаки. Ну хоть с метанием у неё проблем не было. Кисаме всё же был хорошим наставником, хоть и вредным. И за каждый его урок она была безумно благодарна. Тренировка продолжалась ещё полчаса, после чего они снялись с места и двинулись вдоль границы страны Огня. Любили эти двое крутиться под носом у Суны и Конохи, оставаясь при всём при этом совершенно незаметными. Курсировали между деревушками, брали заказы, опрашивали информаторов, выполняли мелкие поручения Лидера. Кровавые деньги давали им возможность пополнять запасы, ночевать под крышей и иногда позволять себе вольности вроде походов в онсен и мелких личных покупок. Кисаме мог пропасть на ночь с какой-то безымянной дамой, Итачи – просто исчезнуть в одном только ему известном направлении. Мужчины жили своей жизнью с одной лишь поправкой на то, что теперь они были ответственны за ещё одного человека. В этот раз ночевали в лесу, так как в ближайшей деревне, судя по донесению призывного ворона Итачи, было слишком много шиноби Огня. Развели небольшой костерок, чтобы согреться – осенние ночи были холодными, поставили котелок, достали нехитрый ужин. Веронике было поручено набрать в ручье воду для чая и походных фляжек. Выполнив это нехитрое задание, она отпросилась умыться и быстро вернулась к речке — Кисаме дал ей на всё десяток минут. Поводив ладонью в воде, она воровато огляделась по сторонам и стянула с себя одежду. Зная Хошигаки, он действительно отсчитает всё до секунды и притащит её в лагерь нагишом, если она не успеет в срок. Собравшись с духом, она поспешно зашла в воду и остановилась, когда ледяной поток коснулся талии. Вероника нырнула с головой и поплескалась на месте, стараясь игнорировать сведённую судорогой ногу. В это время года мыться нужно было в тёплом, отапливаемом помещении, а не наедине с природой. Размочив жёсткую походную мочалку из люфы, она принялась поспешно намывать своё тело. Когда до конца отведённого времени осталась пара минут, Портер поспешно вышла на берег, скрутила волосы жгутом и растёрла себя полотенцем — зубы стучали и отказывались попадать друг на друга. А сушить голову у костра она будет часами. Желание обрезать локоны становилось сильнее с каждым днём. Но стоило ей однажды заикнуться об этом, как её наставники неожиданно бурно отреагировали отказом. В этих местах длинные волосы всё ещё были одним из критериев привлекательности, а это увеличивало успешные шансы на работу приманкой. Всё-то у этих шиноби сводилось к работе. В лагере уже всё было готово к ужину. Закончив с приёмом пищи, Вероника села поближе к огню, наклонила голову вперёд и застыла так на добрые полчаса, в тайне надеясь на то, что её шевелюра загорится и избавит её от такого большого количества проблем. Но чуда не случилось – у неё просто затекла шея, а голова осталась влажной. — Фу, вся костром провонялась. К себе под плащ не пущу, — заявил безапелляционно Кисаме, раскладывая одеяла и кутаясь в них, как в кокон. Осень и правда выдалась очень холодной. — А я и не пойду к вам сегодня, Кисаме-сан. Вы вчера жутко храпели. Перебудили половину леса и не дали мне выспаться. — Что? Ложь и провокация, я не храплю! — Ты правда храпел, Кисаме, — поддел его беззлобно Итачи, позволив себе при этом редкую, но очень тёплую улыбку. Хошигаки на подобное предательство со стороны напарника надулся и, накрывшись одеялом с головой, демонстративно отключился. Вероника же помогла Учихе подготовить спальное место, подстелив под одеяла несколько ветвей, и скромно застыла рядом. — Мне подежурить первой? Как раз волосы досохнут. — Нет необходимости, — покачал он головой. – Мы все вымотаны за последние дни. По периметру лагеря мои вороны, они подадут знак. Туши кострище и иди под плащ. В прошлой жизни она подобному предложению возмутилась бы и, ткнув в наглеца пальцем, обвинила в домогательстве. Но реальность диктовала свои правила – пускай она больше не копила в себе бездумно чакру до перегрузки и потери сознания, она до сих пор плохо контролировала её и не умела греть саму себя. А мужчины, к их чести, видели в ней только свою временную ответственность. Так что последнюю неделю она спала с кем-то из них, накрывшись лишним одеялом и свернувшись под боком маленьким трясущимся клубком. Нукенинам была привычна походная жизнь, Веронике же были не страшны простуды, так что сон на остывшей земле не грозил большими проблемами. Но от перепада температур всё равно было не по себе. — Надеюсь, завтра мы будем ночевать под крышей, — проворчала она, прижимаясь к Итачи спиной. Привычно поджав ноги, она обхватила себя руками и зарылась мёрзнущим носом в одеяло. – Если ради этого мне придётся взять первую в жизни миссию – так тому и быть. — Очень самонадеянно с твоей стороны предполагать, что ты потянешь миссию, — пробормотал Учиха сонно. Кашлянув в кулак, он всё же добавил: — Я что-нибудь придумаю. Спокойной ночи. — Угу. Вороны так и не подали знак.