Everybody Wants To Rule The World

Кто бы мог подумать, что прошлое так любит становиться настоящим. Оно как игнорируемые банковские оповещения. Как соседская собака, которую ты когда-то покалечил или трещина в фундаменте, старательно замаскированная мелкой щебёнкой и горшком с цветущим рододендроном. Ты может уже и давно позабыл о такой досадной мелочи, но она неожиданно решает снова напомнить о себе, а потом и наказывает тебя за минувшие грехи, возвращаясь опечатанным имуществом, прокушенной ногой или развалившимся на части домом. Ты зависим от своего прошлого до конца своих дней. Оно слишком любит себя, чтобы оставлять тебя наедине с настоящим и будущим, ревнует и не хочет покидать. Надоедливая истеричная бывшая, пишущая посреди ночи обидные смс. Или бывший. Бывший Вероники был знатным садистом и собственником, раз решил вернуться окончательно. Стёртая кожа на запястьях и лодыжках не успевала заживать, стянутая тугими ремнями. Вывихнутые суставы ныли, гудели от боли, невозможность пошевелить ступнёй или ладонью поднимала внутри волны протеста и гнева. Рёбра, позвоночник, кости бёдер – раньше она чувствовала их только после хорошей взбучки, сейчас же ощущение взрывающегося изнутри скелета было таким же обыденным явлением, как и дыхание. Давно уже сорванное криками горло не чувствовало ни прохлады воды, которую ей давали пить маленькими глотками, ни того, получилось ли проглотить хоть кусочек от мерзкой галеты. Еда будто проваливалась из ротовой полости непосредственно в желудок, минуя промежуточную стадию. Момо искренне желала, чтобы и её язык утратил возможность ощущать оттенки вкуса – травяные настои в прошлом сменились пилюлями, от мерзкого заплесневелого привкуса которых хотелось свеситься с койки и очистить желудок. Но было нечем, потому что еды хватало только на поддержание жизни в изувеченном теле. Её персональным Ибики стал Кабуто. Орочимару усиленно готовился к переходу в новое тело, и времени на неё у него не было, а потому Якуши получил полную свободу действий, чему радовался, как маленький ребёнок. Достав старые записи учителя, он погружался в них с носом и повторял уже пройденное, наблюдая за тем, как изменилась реакция её организма на раздражители. Когда простое созерцание надоело – он взялся за скальпель и принялся за собственные исследования, предварительно собрав в жгут её волосы и безжалостно срезав почти всю длину. Они ему мешали. — Ну что, начнём? В такие моменты Момо, прикованная к койке и почти обездвиженная, мысленно хватала его за затылок и со всей силы прикладывала головой о стол с инструментами. Этому ублюдку ещё хватало наглости улыбаться ей. Давно она не была так зла. И при этом беспомощна. Она снова потеряла восприятие времени. Сначала считать секунды, минуты, часы было чем-то необходимым и нужным. Когда её запихивали в узкую, тёмную камеру, похожую больше на конуру для собаки, Вероника сразу же тянулась за стянутым у Кабуто скальпелем и выскребала на каменной стене полосы. Самые длинные – сутки, покороче – часы, а мелкими зарубками она обозначала минуты, которые потом старательно пересчитывала и переводила в более длинные, чтобы не сбиться и не перепутать местами день и ночь. Она считала вслух, считала в уме, считала, кажется, даже во сне, но всё равно была уверена, что пропустила что-то, а потому всегда пририсовывала пару лишних палочек к часам. С приходом второй недели её переселили в другую камеру, и она бросила бессмысленное занятие, потому как попросту забыла, сколько чёрточек было выцарапано в предыдущей. Желание всадить затупившийся скальпель в шею Кабуто было просто непреодолимым. Вероника мечтала об этом всё то время, пока не думала о томящемся где-то здесь Саске и его оставшемся на свободе друге и старшем брате. Пару раз она даже почти решалась воплотить задуманное, но вовремя останавливала потянувшуюся к оружию руку – она была в ответе за Учиху. Она не могла сбежать без него, не могла бросить мальчика и дать змею вселиться в него. Не могла позволить Саннину сделать его своим следующим телом. Думать о Саске в таком ключе было так же мерзко, как и чувствовать на своём теле прохладную влажную ладонь Якуши, расслабленно блуждающую вдоль швов. Мужчина был похож на форменного психа – адекватные врачи не смотрят на увечья с таким сумасшедшим блеском в глазах и не дышат так поверхностно. Адекватные врачи дают своим пациентам нормальное обезболивающее перед тем, как начать их резать. Те мерзжайшие на вкус пилюли, что распадались во рту не лезшим в горло порошком, действовали на неё не больше пары часов. Потом боль возвращалась в полной мере, но Кабуто был слишком занят для того, чтобы дать ей ещё, и в результате она орала во всё горло, пока он орудовал инструментами. Якуши каждый раз грозился отрезать ей язык, чтобы не шумела, но отчего-то так и не спешил воплощать угрозы в жизнь. Кажется, её вопли благоприятно воздействовали на остальных подопытных и усмиряли их буйный нрав. По дороге в операционную и обратно она всеми оставшимися силами прислушивалась к своим ощущениям и, скользя ладонями по камню, пыталась найти след чакры Саске. Вполне логично было бы предположить, что их держали как можно дальше друг от друга, но мальчик точно находился в том же убежище, что и она. На третий день она уловила слабый огонёк, исходящий откуда-то снизу – Учиха находился глубже, рядом с Орочимару. Пока что жив, пока что ещё принадлежит сам себе. Пока что. Ей нужно было найти его. — Что с Саске? Кабуто в сотый раз проигнорировал её вопрос и молча протянул ей стакан, в котором был растворён мышьяк — сегодня он будет наблюдать за реакцией её организма на действие яда. Изнутри. Верните ей Орочимару. Он хотя бы считал её человеком. Боль стала её неотступной спутницей. Ныли кости и органы, тянуло свежие и заживающие швы, едва слушались конечности, раскалывалась на части голова. Любое прикосновение к ней обращалось глухими стонами или шипением с попытками увернуться. Ей невыносимо было принимать скупой холодный душ, почти невозможно – просто спать, когда от сидения или лежания на жёсткой койке обострялись ощущения в изувеченном Кабуто теле. Действие наркотиков, которыми Портер качали для остановки потоков чакры, проходило ближе к ночи, и тогда ей снились полные духоты и путаницы сны, в которых рождались странные фантасмагоричные образы. Организм отчаянно регенерировал, собирая ночами остатки чакры из толстых каменных стен и помогая ей дотянуть до следующего дня. Того самого, где всё начнётся заново. Где она снова будет хрипеть, выгибаясь в позвоночнике, и доламывать и так треснувшие кости. Где тошнота от приёма безвкусной еды и пилюль была обычным явлением, а собственные слёзы давно иссякли вместе с бессмысленными истериками. Она никого здесь не могла растрогать, а потому давно перестала плакать – разве что рефлекторно, когда боль становилась совсем уж невыносимой. Вечерами, когда её заталкивали в узкую комнату с набитым соломой тонким матрасом, она беспокойно металась углами и думала, думала, так много думала. Вспоминала коридоры, которыми её водили, судорожно продумывала нереализуемые планы побега, тянулась к Саске остатками своей чакры, просто чтобы убедиться в том, что он ещё принадлежит себе. Едва ощутимое покалывание успокаивало мечущееся сердце, и она позволяла себе всхлипнуть от облегчения, опускаясь на колени и упираясь лбом в ледяную стену. В камерах было холодно, к утру она всегда дрожала, как ненормальная, обнимая себя руками. Уговаривая себя держаться, не позволять отчаянию проникать в истерзанную душу, верить в лучший исход. Шиноби должен уметь ждать. И она ждала, любого знака, любой треклятой возможности. Плыла по течению. Когда безграничная усталость брала над ней верх, она всё же проваливалась в сон. Там она видела порой свою прошлую, уже покрытую пылью жизнь, полную шума, рекламы и жёлтых такси с водителями-арабами. Момо шла по Центральному Парку и чувствовала себя запертой в бетонной клетке, окруженная многоэтажками, что своей высотой в десятки раз превосходили статуи Первого и Учихи Мадары в Долине Завершения. Она кормила уток искусственным хлебом и ела хот-доги, мяса в которых было меньше, чем в вегетарианской пицце. Навстречу ей по тропинкам прогуливались влюблённые парочки и бежали люди с наушниками в ушах, а на газоне пожилой мужчина кидал своей собаке фрисби. Странное видение, оно преследовало её день ото дня. Вероника была в Нью-Йорке лишь однажды, со школьной экскурсией. Но отчего-то именно этот забытый образ одной из главных достопримечательностей неофициальной столицы её мозг выбрал для разгрузки и попыток не сойти с ума. Для того, чтобы хотя бы во сне насладиться робким солнечным светом, звуками чужого голоса и смеха. Чтобы пройтись босиком по траве или нырнуть ступнёй в искусственное озеро, пугая местных птиц. Во сне не было охраны или полиции, так что она могла позволить себе игнорирование запретительных табличек и творить что угодно. Когда она уставала от мелкого хулиганства и блуждания по оазису природы, присаживаясь на скамейку, появлялся Итачи. Мужчина молча опускался рядом и позволял ей устало положить голову на своё плечо, а затем невесомо обнимал одной рукой, практически не касаясь израненной кожи. Даже во сне он пах жасмином и, самую малость, своими лекарствами. Вероника жадно дышала им, пряча лицо в вороте домашней футболки, расшитой фамильным моном. И плакала без слёз, когда осознавала, что он — всего лишь плод её больного, измученного сознания. — Как думаешь, мы ещё увидимся? Он всегда молчал и только смотрел на неё из-за полуопущенных ресниц. Он был просто игрой её воображения, туманом, мороком, созданным Момо для того, чтобы окончательно не съехать крышей. Потому она не видела ничего дурного в том, чтобы говорить ему всё, о чём думается. — Знаешь, мне, на самом деле, не понравился Нью-Йорк. Он слишком грязный, большой и шумный. Остин намного приятнее. Там вкусные молочные коктейли и красивые городские парки. Не понимаю, почему мы здесь, а не на берегу реки Колорадо. Итачи моргал и смотрел на пробегающую мимо собаку. Её хозяин со смехом гнался следом, жалуясь на артрит и просил «лучшую на свете девочку» пощадить старика. Псина с громким лаем садилась на задние лапы и выплёвывала из пасти пожёванный фрисби. Рядом два подростка снимали это действо на свои смартфоны. — И вообще, я бы не отказалась видеть во снах, например, Коноху. Ичираку, Скалу или набережную. Я бы посидела рядом с рыбаками или просто позагорала на солнце. Повозилась бы в нашем саду или подремала рядом с тобой на энгава. Обняла бы мальчиков. Вероника, смежив веки, опускала голову на его колени, поджимала ноги на скамейке и отчаянно мечтала, чтобы всё это оказалось правдой. Чтобы он оказался здесь. Чтобы просто заговорил с ней, а не слушал молчаливо её сбитые монологи. Чтобы погладил по голове, коснулся костяшками пальцев кончика носа, словно дразнил, как ребёнка. — Я так скучаю по тебе. Не думала даже, что такое возможно — тосковать до рези в грудине, до слёз. Ты приучил меня к своим рукам, приласкал, как бездомную кошку. И я не могу теперь без тебя, совсем не могу. Наверное, они с Наруто терроризировали сейчас Хокаге и выбивали себе отряд для проведения спасательной операции, обшаривали с собаками каждый дюйм Конохи и искали хотя бы тень следа, по которому можно было бы пойти. Пока Узумаки не отпускал Казекаге в Суну и просил у него помощи, Учиха, наверняка, тряс за грудки Изаю и обвинял Данзо в предательстве. Момо не знала подробностей их соглашения, но пунктик касательно Саске там был точно, и Шимура его нарушил. Пускай даже он скажет, что вины его в том не было – Итачи не поверит. За последние месяцы он стал относиться к бывшему покровителю очень холодно. Кто знает, на что способен преданный разозлённый красноглазый тенгу. Например, на окончательный переход на сторону Цунаде. И на выдачу сведений, которые наверняка в избытке держал в своей голове. — Я так долго жила, закрыв ладонями уши. Ходила, зажмурившись, совсем не замечала и не слышала тебя. Я так виновата перед тобой. Виновата в собственной глупости, в трусости, в неспособности принять правду. Виновата в том, что люблю тебя. В подслеповатых глазах не было ничего кроме усталости и вежливого участия. И Момо малодушно думала о том, что если она скажет это ему в реальной жизни, то реакция будет такой же. Она не удивится, если он попросту перегорит, добитый её слепотой, и при встрече хлопнет по плечу, как товарища по оружию, в знак того, что она может оставить свои признания при себе. И будет совершенно прав. Она его не заслуживала. Но всё равно эгоистично желала. Удивительные выводы о пробоинах в корпусе мы делаем, когда лодка уже уплыла в открытый океан. Ей потребовалось надышаться ядом, быть проданной на опыты и запертой в подземелье, чтобы признаться самой себе в том, что она месяцами занималась профессиональным самообманом и газлайтингом. Подменяла собственные ощущения и эмоции, питбулем вцепившаяся в образ, который сама придумала – в фигуру лучшего друга, надёжной стены и точки опоры. В единственный островок стабильности в сумасшедшем жестоком мире, где каждый второй держал под подушкой оружие. В человека, который всегда будет рядом и поддержит её, заберёт с собой печаль и поможет исправить совершённые ошибки. Возьмёт за руку и проведёт через туман к месту, которое она однажды назовёт своим домом. Она чувствовала рядом с ним порой неловкость, любовалась бессовестно красивыми, гармоничными чертами лица и испытывала тень смущения от близости. Хотела прикасаться постоянно, ловить на себе его взгляд, добиваться его внимания. Она ревновала его к незнакомке, стоило ему только упомянуть о ней, и злилась, на саму себя и него, когда не смогла разгадать её личность. Ей было душно перед ним в объятиях Изаи и так спокойно, когда обнимал он – уверенно и крепко. Ей так хотелось, тем самым утром, чтобы он прижался к ней сильнее и поцеловал ещё раз в макушку, зарываясь носом в растрёпанные со сна локоны. «У неё светлые волосы». Итачи из снов никогда не касался её лица и не пытался накручивать на палец заметно укоротившиеся пряди волос. Он просто сидел на скамейке и смотрел сквозь неё на Центральный Парк и идущих мимо людей. Чужой в её прошлом мире, чужой в её голове, ненастоящий. Выдуманный. Но этот плод воображения спасал её от отчаяния и дарил смутную, дурную надежду на то, что кошмар однажды закончится. Придавал силы её глухой злости, поддерживал внутри желание найти Саске и вытащить его прочь из этих бесконечных коридоров. Вернуть его домой и вернуться вместе с ним. Посмотреть бесстрашно в бездонные чёрные глаза и признать, наконец, свою полную капитуляцию. — Готова? Вероника глотала пилюлю, закашливалась, мысленно умоляла Итачи подождать её ещё совсем чуть-чуть, и ложилась на кушетку, позволяя пристёгивать себя ремнями. Она должна была увидеть Саске своими глазами. Должна была узнать, где его держат, чтобы вовремя спрятать подавляющую чакру пилюлю за щёку и собрать внутренние резервы. Схватить со стола зажим и всадить его прямо в глаз улыбающемуся ублюдку, разбивая линзы очков. Найти Саске, подхватить под локоть и потащить за собой вверх. Орочимару слаб, старое тело его отторгает, так что гнаться за ними будут только прихвостни Кабуто, если она будет слишком медлительна и позволит поднять тревогу. В этом убежище было немного людей и охраны – ночи, проведённые в сенсоринге, дали чётко это понять. Осталось потерпеть ещё несколько палочек и запастись удачей. Покричать, поплакать из-за вывихнутых суставов и чещущихся швов, пообнимать ведро, пока желудок избавляется от наркотиков и попытаться снова поспать стоя, чтобы тело в порезах не касалось никакой поверхности, но потерпеть. И терпение её будет однажды вознаграждено. В очередной безликий день Кабуто сообщил ей между делом, что только проанализирует результаты вчерашней работы и после обеда займёт Момо более важной работой. На вполне невинные вопросы он ответов не дал, отмахнувшись, и протянул привычный набор таблеток вместе со стаканом воды. Дождавшись, когда мужчина отвернётся, Вероника выкинула весь суповой набор ловким броском через плечо и выпила подслащенную воду. В ней тоже был разведён лёгкий наркотик, мутящий рассудок, но совсем уж вызывать подозрения не хотелось. Нужно было продержаться ещё совсем немного. После поверхностного осмотра, не включавшего в себя работу со скальпелем, её отконвоировали на два яруса ниже, туда, где затухающим огоньком еле подавала признаки жизни чакра Орочимару. Вероника всеми силами сдерживала рвущееся наружу предвкушение и старательно изображала уныние – если саннин требует её к себе, значит дело плохо, и он слишком слаб для переселения в новое тело. Третий пару-тройку лет назад почти убил его, вынудив поспешно взять новое тело, так что время шло уже почти на часы. Саске вот-вот должен был стать сосудом. А она – спасти его или провалиться окончательно. Молчаливые, безликие ассистенты впихнули её в помещение и, закрыв за ней дверь, остались дежурить снаружи. Двое. Если успеет сложить печати, то на их месте останется горстка пепла. Но сначала нужно накопить достаточно чакры, затормозив процесс самоисцеления и перебросив ресурсы на более важные сейчас вещи. Собраться с духом и приготовиться бежать, когда появится Саске. — Давно не виделись, девочка. Портер поправила сползшую с плеча бесформенную футболку и неловко помялась на месте. Даже уже стоящий одной ногой в могиле, Орочимару не терял своего величия. На больничной койке он сидел со строго выпрямленной спиной, и мешковатую больничную одежду носил с видом триумфатора. Его не делало жалким даже тяжёлое, прерывистое дыхание и лихорадочный, почти чахоточный вид. Змея готовилась сбросить старую кожу. — Добрый день. Мне сказали, вы хотели меня видеть. Относиться к нему с уважением было такой же привычкой, как и проверять с утра, не забыл ли рассеянный Наруто расчесаться. Пускай он был её первым палачом и мастером пыток – Орочимару был в то же время великим учёным и исследователем. Он порой делился с ней своими наблюдениями и рассказывал о том, как много в её крови полезных антигенов для болезней и вирусов. Он указывал на затягивающиеся швы и ворковал – «вот бы разработать вакцину на основе твоих клеток». Медицина в этом мире развивалась руками энтузиастов, гениев и сумасшедших. И он был одним из них. Мужчина поманил её к себе, мотнув еле-еле тяжёлой головой. Портер послушно подошла ближе и присела на узкую деревянную скамейку, сложив ладони на коленях. Без пропущенных обезболивающих швы ныли так сильно, что глаза пекло от непрошеных слёз, но она старалась держаться молодцом. Нужно было копить в себе силу и не подавать виду. Когда она села, Орочимару вновь мотнул головой, в этот раз на стоящую рядом с его кроватью капельницу. Руки его безвольно лежали поверх одеяла. Настолько слаб, или парализован? — Замени, будь добра. Я слышал, что теперь ты это хорошо умеешь. Значит, он был в курсе того, как она жила всё это время. Интересно, почему тогда не послал людей раньше, отчего вообще позволил Итачи с Кисаме увести её? У Орочимару было столько возможностей, но он тянул до последнего, пока тело не стало отвергать его, а смерть не задышала в затылок. Ей никогда не понять мотивов этих шиноби. Момо встала, поморщившись, взяла с металлического лотка пакет с неопознанной прозрачной жидкостью и подошла к медицинскому штативу. Меняла капельницу она лишь пару раз, когда капризный Саске после одной из первых своих, но очень тяжёлых миссий отказывался принимать помощь от посторонних врачей. Долго же она тогда уговаривала мальчика протянуть ей руку и довериться. Наруто был в разы сговорчивее. Старый пакет отправился в мусорный бак, к использованным шприцам и измаранным кровью бинтам. На стерильной салфетке, рядом с урной, лежало столько острых предметов, что просто разбегались глаза. Ножницы, лезвия, ножи, зажимы — она при желании могла убить любым из них. В руках убийцы и сковорода оружие, верно? Покосившись в сторону Орочимару, Вероника быстрым, скользящим движением стянула с салфетки хирургические ножницы и поджала пальцы, пряча оружие за пояс бесформенных штанов. В рукаве было бы удобнее, но футболка держала предплечья открытыми. Когда она закончила с капельницей, неподалёку уже замаячила чакра Кабуто и слабый, почти угасший огонёк Саске. Пальцы мелко затряслись, когда она поняла, что почти не чувствует его. Значит, его накачали тоже. — Почему вы так долго ждали? – спросила она неожиданно, оборачиваясь к Орочимару. — Почему тянули время? За нами ведь наверняка пустили погоню. Змеиный саннин хохотнул под нос и тут же закашлялся. Он прижал кулак ко рту и вытер залитые кровью губы. Становилось всё хуже. — Саске-кун воспользовался моим доверием и сбежал. Я не успел закончить с ним, тело нуждалось в подготовке. Итачи-кун хорошо поработал — мальчик был почти неприступен. Но он намного слабее своего старшего брата. Значит, его всё же мучили эти дни, выдавливая остатки воли и не давали накопиться силам для побега. Веронике повезло больше – она могла тянуть чакру когда хотела. Саске же нужно было время, которое ему не давали. Что с ним делали всё это время? Хоть бы не сломали. Хоть бы не уничтожили остатки его каменной воли. Пусть лучше горит ненавистью, чем истлеет. — И поэтому Данзо решил продать его вам вместе со мной? Орочимару хохотнул, стирая текущую подбородком кровь. — О, Данзо-кун... Какие же у него большие планы на Коноху. Жаль разочаровывать его. — Вы так хотите уничтожить деревню? Почему? — Меня не волнует Коноха, — он нахмурился, почти отмахнулся от неё, — Коноха в прошлом. Пускай с ней играется Цунаде. А мне нужно новое тело. Сердце кольнуло догадкой. Странной, тёплой, но отдающей мрачным торжеством. Орочимару было плевать на Коноху. И помогать Данзо он был не намерен, пусть и обменял двух шиноби на протекцию и поддержку в одном ему известном деле. — Это немного...подло с вашей стороны, Орочимару-сама. Змей снова хохотнул. — Меня не интересуют чужие жалкие амбиции. Вероника обернулась к двери в помещение. Она уже не просто чувствовала, слышала приближающиеся шаги. Двое были совсем рядом. Ещё двое – на охране. А сил у неё было не так много, пусть она понемногу тянула к себе чакру. Нужно думать. Думать, думать, думать. — Но вы всё равно знаете, что за нами придут, — сказала она почти на автомате, просто чтобы продолжить разговор и не вызвать подозрений. Орочимару кивнул согласно. — У вас очень много друзей, моя девочка. Но я могу успеть первым. Портер невольно прикусила губу. Насколько же сильно он желал жить, как отчаянно боялся смерти. Даже не уверенный в успехе, он всё равно цеплялся за малейшую возможность обрести желанное бессмертие и шёл к ней с упорством истинного марафонца. Вероника знала, что при всех своих ценных талантах не подходила для него как сосуд – об этом Орочимару говорил в самом начале. Но почему именно Саске? Неужели шаринган настолько ценен в этом мире? Дверь в помещение со скрипом открылась, и Кабуто за локоть впихнул внутрь предмет её рассуждений. Саске запнулся о свою же ногу и чуть было не упал, но вовремя вцепился руками в стол, на котором гудел примитивный компьютер. Он выглядел просто ужасно — цветом кожи сливался с бесформенной серой одеждой. Под глазами у него залегли фиолетовые тени, высохшие губы потрескались и кровили, руки било едва заметным тремором. Мальчика качало так, будто он пытался удержаться на палубе судна в бурю. Ко всему прочему он похудел и осунулся. Будда Амида, чем они его накачали? Давали ли спать и нормально есть? Неужели добивались того, чтобы у Учихи попросту не осталось никаких сил? Сердце сжалось от страха и предчувствия надвигающейся беды. Саске был не просто не способен сражаться – он стоял вертикально только на остатках клановой гордости и фамильном упрямстве. А если ему не хватит сил уйти за ней следом? Если он просто не добежит до двери, до свежего воздуха? Если они провалятся? Нет, всё не может закончиться так. Они справятся с этим. И тогда она поставит его на ноги, вместе с Цунаде-сама и лучшими медиками Конохи. — Саске. Бывший мститель даже не удостоил её взглядом. Он горящими ненавистью глазами смотрел на Орочимару, поджимая от едва сдерживаемой ярости верхнюю губу. Два ярких пятна на его выцветшем, почти уничтоженном теле – волосы и потухший шаринган, который он никак не мог активировать. Саннин в ответ на его молчаливые угрозы шипяще смеялся под нос и довольно облизывался котом на сметану. Лицо его преобразилось при виде Учихи, теперь он был похож на одержимого экспериментами Кабуто. Пугающий, могущественный, гордый. Таким она его встретила три года назад. — Готовь Саске-куна, Кабуто, — обратился к ассистенту Орочимару. Он мотнул на стоявшую рядом с собой пустую койку, а потом покосился в сторону застывшей рядом Портер. — Вероника, не поработаешь проводником? Момо не переставала удивляться местным плохим парням. Они все почему-то были уверены в том, что она должна была добровольно им помогать. Сначала Лидер уговаривал убить Гаару, теперь Орочимару хотел, чтобы она подсобила ему в переселении в тело её товарища. Что не так с шестерёнками, крутящимися в их головах? Может, она что-то упустила? Пусть Орочимару будет хоть спасителем мира и его единственной надеждой, она не даст ему сделать Саске пустой оболочкой для своей души. — Надеюсь, вы не обидитесь, если я откажусь? Змеиный саннин устало покачал головой. — Не разочаровывай меня, девочка. Я ждал от тебя добровольной поддержки. Вероника упрямо поджала губы. Ей нужно было только убежать в безопасное место и потянуть время, пока не явится подмога. Пусть её схватят за волосы и пару раз ударят о ближайшую стену, пусть пригрозят перерезанным горлом — она слишком хорошо знала о своём бессмертии, чтобы вестись на столь глупый шантаж. Он просто надеется успеть первым. Так лишим же его этой надежды. Орочимару кивнул Кабуто, будто отдавая какой-то немой и понятный только им двоим приказ. Якуши в ответ довольно хмыкнул и пошёл к небольшому скрипящему столику, уставленному различными пробирками и склянками. Если бы она училась усерднее, то знала содержимое каждой из них. Момо настороженно прищурилась, когда ассистент взял с лотка стерильный шприц и наполнил его полупрозрачной жидкостью цвета фуксии. Что это, ещё один наркотик? — Не глупи. Иди сюда и дай руку, если не хочешь, чтобы я подошёл сам и сломал её, — спокойно сказал Кабуто. Сложить два и два не составило труда. Если она не хочет делиться добровольно, то её заставят делать это с помощью неопознанной дряни, которая, наверное, подавляет сознание. Умно. Портер покосилась в сторону Саске, цепляющегося пальцами за компьютерный стол для того, чтобы устоять на ногах. Мальчика бил озноб, у него со лба градом лился пот, он шумно и с трудом дышал ртом, но упрямо косился на неё, словно одним взглядом хотел что-то сказать. И как тащить его за собой? Как бежать? Если бы не таинственные и неисследованные особенности её организма, то Момо сейчас выглядела бы ещё хуже, чем Учиха, но ей несказанно повезло, и этот подарок небес, как полагал Кисаме, не должен был стать объектом исследований двух психов. В Конохе ждал возвращения своего брата Итачи, и кем она будет, если провалит даже это задание? Человеком, недостойным даже смотреть в его сторону. Ну уж нет, никакой помощи нукенинам. Никакого «по течению», никакого «у меня нет выбора». За эти, предположительно, две недели в ней пустила корни настоящая, чистая ненависть по отношению к этому подземелью и его обитателям. Она питала её собственной болью и переживаниями, баюкала в объятьях страха, и теперь, такую родную и близкую, готова была отпустить с цепи. Кабуто подошёл к ней и попытался схватить за руку, но Момо резко ушла в сторону и попятилась ближе к входной двери. Каждый шаг давался с трудом, тревожил швы и порезы, но даже мутнеющее от боли сознание не сделало её менее решительной. К чёрту, всех вас к чёрту! — Саске, сюда! Учиха, на удивление, в этот раз отреагировал оперативно. Он сцепил зубы и, кривясь от собственной слабости, поплёлся в её сторону. Якуши хотел было перехватить мальчика, но так и замер с вытянутой рукой — перед ним возникла Вероника со сложенными в печати ладонями. Тело ломило от применения шуншина, перед глазами всё плыло из-за перегрузки, но это не помешало ей набрать полные лёгкие воздуха, чуть было не задохнувшись от невыносимой боли в рёбрах, и выдохнуть, смешав кислород с чакрой. Помещение было небольшим, так что задеть должно было и её с Саске, но Вероника хорошо помнила, чем закончилось прошлое необдуманное применение опасной огненной техники. Стоило начать выдыхать, как она тут же вцепилась побелевшими пальцами в рукав футболки Саске и дёрнула его назад – к двери. Вывалившись наружу, она тут же надавила на полотно и плотно закрыла его, оставляя этих двоих наедине со стихией. Чакры было достаточно для того, чтобы заполнить комнату пламенем полностью. У них появилась небольшая фора. Ассистенты – оба совсем неловкие, приняли боевые стойки и попытались атаковать, но не успели сделать и шага. Вероника одним движением достала ножницы и метко воткнула их в шею первому, прямо в артерию. Второго же она пнула побольнее коленкой в солнечное сплетение и повалила на землю. Упавший рядом Саске, собравшись с остатками сил, потянулся и метким ударом в шею отправил того в отключку. Затопленная до краёв адреналином, Портер даже не задумалась над тем, с какой лёгкостью убила. Это было как-то слишком просто. Понимая, что время утекает сквозь пальцы, она без лишних мыслей бросилась к Учихе и, положив ладони на впалую грудь, попыталась восполнить его резерв всем, что имела сама. Конечности холодели, собственное тело медленно тяжелело и отнималось, но она продолжала быстро питать его, как растение водой, с затаённой надеждой наблюдая, как к лицу Саске медленно возвращается цвет. Десять секунд, двадцать, полминуты, а затем он грубовато схватил её за запястье и отнял руки, шипя сквозь зубы: — Сама упадёшь – на себе не потащу, — прохрипел он и поднялся на ноги, опираясь на стенку. Учиха уверенно взял её за руку и пошёл коридорами вперёд – будто знал куда именно. Он ещё немного покачивался и припадал отчего-то на одну ногу, но упорно двигался вперёд, буксиром волоча её за собой. Спустя десяток секунд, привыкнув к тому, что уже не падает от дуновения ветра, он перешёл на бег. Позволив Саске вести, Вероника прикрыла глаза и опять сконцентрировалась на быстром, беспощадном к самой себе поглощении чакры из стен и земли. Это было больно, почти так же, как дышать и просто двигаться. Слёзы лились из глаз потоком, растревоженные нервные окончания молили о пощаде, но у них не было ни секунды на передышку – стоило завернуть за угол и пройти десяток шагов, как дверь в лабораторию открылась и в коридор выбежал Кабуто. Спустя несколько поворотов, когда они всё же чудом оторвались от него, Саске открыл ближайшую дверь и нырнул в абсолютно пустое, явно техническое помещение, утаскивая её за собой. Прикрыв дверь, они сползли вниз по стене и сели рядом, едва касаясь друг друга коленями. Затаились, маскируя чакру, и попытались немного передохнуть перед новым рывком. Оглушённые полной темнотой, напуганные, дышащие так громко, что, казалось, слышно было на два яруса вниз. — Порядок? — спросил Саске глухо. Воздух рядом с ней словно качнулся — он повернул к ней голову. — Не обожглась? Ниндзюцу в её состоянии были тем ещё аттракционом. Губы и правда пекло, как и горло изнутри, но не настолько, чтобы беспокоиться о собственном состоянии. На фоне остальных травм и воющей, режущей боли во всём теле это было и вовсе словно ни о чём. Вздохнув Момо покачала головой и тут же опомнилась, понимая, что Саске её не видит. — Могу идти дальше. Дай мне пару минут — я подтяну ещё немного чакры. Ты в порядке? — Хм, — Учиха хмыкнул, размял мышцы и тут же застонал от боли. — Терпимо. Он повозился на месте с еле слышным шипением. В воздухе что-то чиркнуло, между ними засветился тёплым светом огонёк переносного факела. Вероника от этого света почти отпрянула — в неверном освещении Саске казался едва живым. Юноша осмотрел помещение, припал ухом к двери и прислушался внимательно, пытаясь понять, нет ли за ними погони. Людей в этом убежище было очень мало, так что у них вполне были шансы на спасение. Знать бы только куда именно бежать, чтобы не загнать самих себя в ловушку. — Я знаю путь на два яруса наверх, — прошептала Вероника едва слышно. — Но что выше — не видела. — Зато я видел, — отрезал Саске, поворачиваясь к ней и освещая факелом девичье лицо. Как он вообще его с собой утащил? Неужели готовился к этому моменту так же, как она? — Вот ублюдок, он что, обрезал твои волосы? Момо накрыла голову ладонями, стыдливо пряча неаккуратные нечёсанные пряди, давно не видевшие мыла. Справа они спускались до лопаток, слева, у самого уха — едва доходили до плеча. Кабуто резал быстро, избавляя себя от лишней мороки с подопытным. Лишая её того, за что так любил её Итачи. Ками, что он скажет, когда поймёт, что больше не может дёргать и крутить русые пряди своими пальцами? — Они ему мешали, — только и ответила она грустно. — Я теперь совсем некрасивая, да? — Чушь не неси, — фыркнул Саске беззлобно. — Больная ты. Истощённая. Отоспишься — снова будешь собой. Волосы не нос — отрастут. Ошарашив её этими словами, он, снова припав ненадолго к двери, передал нервно чадящий факел, буквально впихивая его в руки Вероники. С кряхтением он поднялся на ноги и протянул подрагивающую руку. Она приняла её, до скрипа сжимая зубы. Встать оказалось тяжелее, чем она думала. Тело взрывалось болью от каждого движения. Саске опасливо выглянул в коридор, огляделся по сторонам и потянул её за собой вдоль одинаковых дверей. В пустых коридорах каждый шаг казался оглушающе громким, потому они старались красться, а не бежать, осознавая при этом, что только тянут время. Десять шагов, пятьдесят, сто — они завернули за угол, предварительно воровато оглядевшись назад, и напоролись на лестницу. По ней бесшумно поднялись наверх и столкнулись тут же с напуганным ассистентом, держащим в руке кунай. Судьба его ждала незавидная — Саске, не дав тому даже рот открыть, метко двинул кулаком в кадык и добил дезориентированного, задыхающегося пацана его же оружием глубоким порезом в плечо, залив красным стены вместе с полом и лицом стоящей рядом Вероники. Окровавленный кунай перекочевал в трясущиеся руки девушки, пока Учиха пытался отдышаться у стенки, покрывшийся потом даже от такой короткой стычки. Сплюнув на пол, он вдохнул поглубже и, уверенно схватив её за запястье, потащил дальше, морщась при этом на каждом шаге. Нервные окончания от этого касания почти трещали. В новое помещение он затянул их спустя ещё два поворота. Неприметная безликая дверь была слегка приоткрыта, так что Учиха толкнул её осторожно, готовясь при необходимости убегать. Внутри оказалось безлюдно, так что он вошёл внутрь бесстрашно, дёргая Момо за собой. Там он судорожно огляделся и потащил её между столами и компьютерами вглубь – к большому стеклянному аквариуму во всю стену. За плотным стеклом открывался вид на залитую тьмой огромную земляную арену, похожую на площадку для тренировок. Она была заключена в кольцо деревянными панно высотой в несколько метров. От округлой, расчерченной краской зоны для сражений рядами уходили вверх посадочные места, словно здесь проводили матчи по бейсболу. Они не просто в комнате были – на своеобразной трибуне, с которой можно было наблюдать за происходящим внизу. На противоположной стороне площадки за деревянными подмостками виделась длинная, но очень узкая лестница наверх. — Тренировочная, — протянул Саске хрипло, прижимаясь взопревшим лбом к стеклу. С него градом лилось, словно он лихорадил, хотя кожа казалась прохладной. – Я видел её на днях. Выход там. Думать о том, что он тоже всё это время строил бессчётные планы побега, не хотелось. Обсуждать — тоже. Вероника повертела головой в поисках чего-то, чем можно было бы разбить треклятое окно. Но необходимости в этом не было – в углу помещения пряталась выкрашенная в цвет стены дверь. Передохнув пару секунд, они направились туда, прихватив с собой первое попавшееся под руку оружие – небольшой строительный ломик. Бежать вниз было тяжелее, чем вверх. Ноги заплетались, тело так и тянуло завалиться вперёд. Они буквально съезжали по ступеням, цепляясь руками за поручни. Когда спуск привёл к той самой арене, Саске отпустил ненадолго её руку и ринулся в бой с ещё одним зазевавшимся шиноби, отбывавшим здесь дежурство. Тот успел достать танто и даже отразить несколько отчаянных ударов, но Учиха всё же хорошо поднатаскался на тренировках с сокомандниками. Меньше чем через минуту стычка была окончена – противник получил ломом по черепу и упал на землю. Портер со стоном по стеночке отошла в сторону и схватилась за бок – от нагрузки у неё открылся один из швов. Кровь медленно потекла между пальцами, заливая собой футболку и штаны. Девушка сжала зубы и, не выдержав, прислонила к ранению ладонь, чтобы подлечить себя и хоть как-то закрыть обратно собственный живот. Если истечёт кровью – не сможет идти дальше. А дальше подкопит ещё чакры для восстановления резервов. Саске наблюдал за её действиями с какой-то тёмной, почти не контролируемой яростью во взгляде. Сжав ломик в пальцах, он зарычал сквозь зубы и толкнул пробитую в деревянном панно дверь, ведущую на арену. Заглянул внутрь, убедился, что впереди безопасно и вернулся к ней. Влитый в него заряд бодрости подходил к концу – у Учихи почти не оставалось сил. Шаг становился всё тяжелее, плечи понуро опускались. — Можешь идти? – Веронике казалось, он злится на неё за слабость. Но прислушавшись, она осознала – Саске бесится из-за самой ситуации. Дождавшись, пока она кивнёт и вложит свою липкую от крови руку в его пальцы, он дёрнул её за собой и повёл дальше. – Давай, ещё рывок. Кем я буду, если провалю даже это задание? Вероника старалась не думать над смыслом его слов. Только сжала сильнее ладонь и снова пустила сквозь него заряд чакры. Питая, отдавая собственные силы ради того, чтобы он продержался ещё совсем немного. Под трибунами прохода не оказалось и бежать им пришлось прямо поперёк, поднимая непослушными ногами пыль. На ровном открытом пространстве не было никаких препятствий, так что, отвлёкшись ненадолго от самой дороги, Портер прислушалась и попыталась почувствовать рядом чужие источники чакры. Насчитала она неподалёку около десятка человек. От усталости и боли почти не могла разобрать кому принадлежали эти огоньки, но знала точно – если это шиноби, то справиться с ними они не смогут. — Двое впереди, совсем рядом, за нами бежит ещё один, догоняет, — сказала она, едва шевеля губами. Лёгкие горели от нагрузки. Саске кивнул и перехватил поудобнее ломик, готовясь к обороне. В таком состоянии стоило рассчитывать только на собственную силу – ниндзюцу были просто опасны и могли оставить их без шанса на спасение. Подкачку тоже стоило прекратить, так как израненное тело уже просто не выдерживало происходящее и медленно начинало сдавать. В панно пряталась ещё одна дверь. За ней, если верить собственным глазам, пряталась лестница, ведущая к свободе. Но открыть её у них не вышло – стоило Саске протянуть руку, как её чуть не отрубил вылетевший словно чёрт из табакерки Кабуто. Ассистент Орочимару откинул назад собственные обгоревшие волосы и злобно замахнулся кунаем, готовясь атаковать снова. Учиха отшатнулся назад и попытался пропустить сквозь ломик молнию, но тут же болезненно застонал и просто ушёл с траектории, отпихивая Веронику в сторону. Девушка упала на колени и захныкала, как ребёнок, когда многочисленные повреждения, нанесённые за эти дни, снова дали о себе знать. В какой-то момент, она была уверена, её должно было накрыть болевым шоком. Но собственный организм сражался до последнего и отказывался погружаться в отключку, словно чувствуя, как нужен сейчас своей хозяйке. Уперевшись руками в землю, она смахнула слёзы и посмотрела вверх, туда, где Саске с отчаянием смертника защищал их от Кабуто. Он едва контролировал собственное тело, но продолжал блокировать чужие удары и уворачиваться от метких бросков сюрикенов. Лишённый возможности пользоваться шаринганом, он чувствовал себя слепым, но продолжал внимательно наблюдать за каждым движением противника и биться до последнего. Уличив момент, Саске пнул Якуши ногой и повалил на землю. Замахнувшись ломом, он попытался приложить его металлом по голове, но тот ушёл с траектории и резво вскочил на ноги. Саске замахнулся снова, выбивая оружие у него из рук, но Кабуто только сконцентрировал чакру в пальцах, превращая в оружие собственные руки и атакуя снова. Момо, собравшись с остатками сил, замахнулась и метнула в шиноби свой кунай, но тот едва задел щёку Якуши. Фыркнув, ассистент Орочимару сложил печати и переместился шуншином за спину Саске. И в этот момент время остановилось. Как в замедленно съёмке Вероника наблюдала за тем, как он, достав из подсумка кунай, замахивается прямо на Учиху, целясь тому между лопаток. Веронике почудилось, что она слышит треск молнии, словно Саске удалось всё же собрать чакру для чидори. Что рядом есть кто-то ещё. Что он заметил это движение и пытается как-то уйти от удара, хотя бы сместить траекторию. Хотелось по-детски зажмуриться, закрыть лицо ладонями и подождать, когда всё закончится или исчезнет вовсе, обернувшись сном. Но она сидела, не моргая, и не могла никак оторвать взгляда от ужасающего действа – чужого оружия, от которого у Саске не получается увернуться. Перед ней мелькнула розовая тень с занесённым для удара кулаком. — Стоять, ублюдок! В теле Кабуто стало на пару десятков целых костей меньше. Мощным ударом, безжалостным, сносящим с ног выбросом чакры Якуши отбросило в сторону и впечатало прямо в панно, сгибая, проламывая толстые брусья. Вывалившееся за пределы арены тело со стоном упало на землю и попыталось снова подняться, но рядом с ним материализовалась фигура в зелёном джоунинском жилете и, резко опустив ступню на грудь, прижала Кабуто обратно. — А-ну отвалил от Саске-куна! – непривычно зло прикрикнула Сакура, закатывая рукава формы и готовясь атаковать снова. – За свою команду урою! — Ну тише-тише, — добродушно махнул руками в воздухе Какаши, снова поднимая ногу и с силой опуская её на стонущего от боли Кабуто. Он наклонился ниже и заглянул в разбитые линзы очков, — мы ведь уже закончили, верно? — Ничего подобного, — прохрипел тот едва слышно. – Орочимару-сама разберётся с вами. — Не думаю, что он сможет, — ответил Хатаке со вздохом. – В последний раз, когда я его видел – рядом с ним были наши АНБУ. Он опустился рядом с Кабуто на корточки и сделал пару быстрых движений, клея тому на лоб и плечи печати. Тот, уже готовившийся вскочить на ноги, обмяк и отключился. Вероника почувствовала, как на глаза вновь накатывают слёзы. В этот раз – от облегчения и практически абсолютного счастья. От внезапного спазма в груди стало совсем нечем дышать, губы непроизвольно задрожали. Она упрямо поджала их, наблюдая жадно за тем, как Сакура подхватывает оседающего на землю Саске под плечи и помогает поудобнее сесть, опуская свободную ладонь ему на грудь. Охватившее их зелёное свечение лечебной чакры было самым прекрасным, что она видела за последние недели. Опустив голову в пол, она позволила себе, наконец, разрыдаться. В этот раз по-настоящему, не от безусловной реакции нервной системы. В ушах зашумело, кислорода стало решительно не хватать, так что ей приходилось дышать ртом, чтобы не потерять и так шатающееся сознание. Она пыталась поверить в то, что увиденное – не гендзюцу, не чей-то дурной морок и не игра воображения. Что товарищи Саске и правда рядом с ним. Что он действительно теперь в безопасности и не рискует больше стать новым сосудом для бессмертного Орочимару. — Момо-чан, всё в порядке? – Какаши опустился рядом с ней и мягко погладил ладонью по плечу. Вероника дёрнулась – ей было больно чувствовать на себе чужие руки. Поймав это движение, Хатаке тут же убрал ладонь. – Тебе нужна помощь? — Мне…мне... – горло сжимало спазмом, она едва могла говорить. Вдохнув поглубже, она всё же попыталась подавить эту внезапную истерику. – Саске помогите, Какаши-семпай. Я как-нибудь сама. — Ну ты всё-таки и плакса, — поддел её беззлобно благодарный Учиха. Он с трудом повернул голову к Сакуре и спросил спокойно: – Где Узумаки? — Был с нами, разминулись, чтобы расширить область поиска, — ответила та, сосредоточенно работая над восстановлением того, что неделями пытался уничтожить Кабуто. Никаких лишних эмоций и прежних вздохов, только долг настоящего полевого иръёнина. Сведя брови к переносице, она обеспокоенно посмотрела на бледного Саске. – Саске-кун, в твоей крови полно неопознанных примесей, тебе нужно в госпиталь. — Угу, — протянул он тихо в ответ, морщась от боли. Харуно ещё с минуту повозилась с ним и неожиданно испуганно покосилась на своего сенсея. Девочка хорошо работала с ядами и прекурсорами, Портер как-то консультировалась у неё по поводу одной из практических работ. Очевидно, диагностика показала, что дела с Учихой были плохи, и его попытки носиться коридорами и драться подручными средствами никак не помогли делу. Препараты вовсю действовали, окончательно выводя Саске из строя. — Нам нужно в Коноху, — сказала она тихо. Вероника не выдержала и завалилась безвольно на бок, падая лицом куда-то в грудь Какаши. Мужчина с тихим оханьем принял на себя её вес и осторожно приобнял, стараясь не задевать многочисленные ранения. Пускай она и подтянула немного чакры из окружающего мира, но полученная нагрузка вышла слишком большой, чтобы вынести её без последствий. Сознание всё же поплыло; почувствовав, что угроза жизни осталась позади, тело стало совсем ватным и слабым. Портер выдохнула судорожно, чувствуя, как под боком снова становится мокро. Не удалось затянуть тот шов до конца, рана снова открылась. — Вот чёрт, — ругнулась она без особых эмоций. Хатаке покосился вниз, бессовестно задрал на ней футболку и позвал Сакуру, укладывая Момо на землю. Сквозь уплывающее сознание она услышала, как мужчина посылает куда-то своих призывных собак и уступает место обеспокоенной Харуно. Пару секунд на осмотр и в районе живота стало тепло, словно она приложила к ране грелку. Боль тоже начала медленно отступать, но на фоне ноющего от перегрузки тела это ощущалось как наклеенный на сломанный нос пластырь с розовыми котятами. Застонав сквозь зубы, Вероника нахмурилась и попыталась убрать её руку – рана отчего-то противно зачесалась. Сакура шлёпнула её по ладони и крикнула куда-то в сторону, видимо, прося подержать буйного пациента. — Момо-сан, не мешайте, вы потеряли много крови, — сказала она максимально нейтрально, держа лицо медика. — Чешется, — пожаловалась Вероника всё же вслух и попыталась убрать её руки снова. Харуно пригрозилась, что ударит, и снова покосилась куда-то в сторону. Веки Вероники опустились окончательно, слишком тяжёлые для того, чтобы выдерживать окружающий мир. — Сакура-чан, помощь нужна? – по перепонкам ударил громкий, но такой родной голос. Рядом приземлился Наруто, за которым, очевидно, и неслись призывные. Вероника так хотела увидеть его, заглянуть в голубые, как летнее небо, глаза и погладить за ушком, чтобы убедиться в реальности происходящего. Но руки почти не поднимались вверх, а глаза так и оставались закрытыми. – Сестрёнка, Саске! – мальчик опустился рядом с ней. — Какого хрена этот ублюдок с ними сделал? — Подержи, она со мной дерётся, — наябедничала Сакура сокомандинику и крикнула куда-то в сторону: — Какаши-сенсей, этому помощь не нужна? — Потерпит, — фыркнул Хатаке. Очевидно, они говорили о Кабуто. Наруто наклонился к ней ближе и забубнил немного ворчливо, уговаривая её успокоиться и дать себе помочь. Он удивительно бережно обхватил её запястья пальцами и надёжно зафиксировал. Пока мальчик ругался беззлобно с едва шевелящим языком Саске, рядом почти бесшумно приземлилось ещё несколько людей. Они рассредоточились по арене, переговариваясь между собой. Наруто и Сакура отчитывались перед ними, Харуно докладывала о состоянии своих пациентов, не переставая работать над ранами Вероники. Плывущая между сном и явью Портер хотела внести в её речь пару ремарок, но поняла, что не может больше открыть рта – тело словно охватывало вновь параличом. Но в этот раз виной всего был не яд. Она просто исчерпала все свои лимиты и сейчас медленно отъезжала в глубокий обморок, теряя восприятие времени и пространства. Голоса начинали сливаться в единый поток, слова теряли свой смысл и искажались, все звуки схлопывались, терялись за растущим гулом в ушах. В какой-то момент Вероника почувствовала лёгкое, почти неощутимое прикосновение к своей скуле. Костяшками пальцев, вниз, к линии челюсти, задевая подбородок, чтобы потом поддеть игриво снизу кончик носа. Ей почудилось, что она знает человека, который касался её так бережно, без капли боли, но сил было так мало, что она не могла понять кто он. Когда её мягко подняли на руки, поддерживая одной рукой между лопаток, а другой – под коленями, до чувствительного носа донёсся едва ощутимый запах жасмина. Почудилось. Сознание всё же уплыло. Темнота, тишина и беспамятство были лучшими из возможных подарков.