Everybody Wants To Rule The World

Сонный и как всегда нечёсаный Наруто нервно раскачивался вперёд-назад на подоконнике, раздражённо ковыряя свежий бинт на предплечье. Небольшой порез он получил вчера, когда зашёл в палату и не успел увернуться от метко брошенного прямо в корпус скальпеля. Саске наверняка втихую тиснул его у одного из медработников, чтобы обороняться от потенциальной угрозы. Или просто боялся оставаться безоружным, видя врага в каждой случайной тени. Тяжело было винить в паранойе человека, прошедшего через живой ад и чудом сохранившего при этом рассудок. Сам метатель медицинского инвентаря пытался незаметно вытащить из вены катетер с иглой, пряча руки под тонким вафельным одеялом. Возможно, делал он это действительно скрытно, но упрямо поджатые губы и пакостный взгляд выдавали Учиху с головой. С таким же выражением лица Портер недавно лезла в окно собственной палаты. Она улыбнулась бледному юноше. — Хочешь обратно в ласковые объятия наркотической ломки? Подействовало моментально – Саске успокоился и откинулся на подушки, прикрывая полупрозрачные, с просвечивающимися сосудами, веки. Узумаки отвлекся от задумчивого созерцания противоположной стены и хмуро покосился на друга. Учиха гордо задрал подбородок и отвернулся от будущего Шестого, переворачиваясь на бок. Ещё пару дней назад был на овощ похож, а уже качает права и ведёт себя, как капризная барышня. Значит, стабильно идёт на поправку. Хоть и дёргается слишком сильно, до сих пор не ощущая себя в безопасности. Вероника вздохнула и вернулась к чистке яблока кунаем. Ками, дай им обоим сил. Пускай случившееся в подземельях Орочимару забудется также быстро, как упущенные в магазинах скидки. Пускай Саске перестанет подбираться и готовится к атаке каждый раз, стоило в палате появиться новому лицу. Хорошо, что местные иръёнины были сообразительными и всегда предупредительно выставляли вперёд планшеты, ещё из коридора крича о своём намерении посетить буйного пациента. Но рамка с командным фото и привычная одежда правда помогали ему. Саске зарывался носом в широкий ворот и дышал домом, чувствуя в запахе порошка отголосок странного утешения. Помогало и постоянно присутствие рядом тех, кого он считал близкими. Общение с Наруто и Сакурой отвлекало его от депрессивных мыслей, присутствие Итачи гасило тревогу и помогало спокойно спать. Это было ужаснейшим стечением обстоятельств, просто отвратительным, по сути, но именно сейчас эти двое были как никогда близки. Истощённый откатом от препаратов и медленно восстанавливавшимся резервом чакры Саске доверял брату свою спину и позволял покорно оберегать себя тёмными весенними ночами. Кажется, он больше не видел в нём угрозы. Узумаки спрыгнул с подоконника и аккуратно присел на край койки, немного отодвигая в сторону ноги Саске. Он растрепал свои волосы и с сомнением посмотрел на Веронику. Мальчик казался немного напуганным и сбитым с толку последними событиями. Даже спустя дни он будто до сих пор не мог до конца прийти в себя. — Ты уверена, что скрывать это от него – правильно? Момо снова вздохнула и поднесла к носу яблочную дольку. Вдохнула приятный фруктовый запах полной грудью и приняла однозначное решение – поставить в палате ароматические палочки. Так она сможет перебить мерзкую больничную вонь, от которой становилось не по себе. Прожевав яблоко, она протянула Наруто ещё одну очищенную дольку. Тот тут же принялся жевать и на целых десять секунд забыл о сказанном, но затем вновь вернулся к неприятной для них теме, теперь уже стреляя в неё многозначительными взглядами. Пришлось реагировать. — Не уверена. Но ты помнишь, как мы все дружно облажались в прошлый раз, когда доверились тому, что я увидела? В этот раз молчим и ищем знаки сами. Если это снова вещий сон, то я скоро ненадолго умру. Джинчуурики открыл было рот, чтобы возмущённо отстоять право Момо на жизнь и пообещать в который раз её защитить, но тут же осёкся. В прошлый раз он не справился, пусть вины его в этом и не было. Вот и тревожил себя сейчас мыслями, косясь периодически на пострадавших в результате диверсии друзей. — Думаешь, если он не будет знать заранее о твоей смерти, то переживёт её легче? Будущая смертница тряхнула головой, поёрзала на пластиковом стуле, а затем шлёпнула ладонью вновь потянувшегося к катетеру Саске. Она знала, что вены чесались, знала, как тяжело ему было, и как хотелось поскорее избавиться от посторонних предметов в теле. Но нужно было потерпеть ещё немного, чтобы встать на ноги. — Итачи не может не манипулировать жизнями окружающих его людей и сходит с ума, когда всё идёт не по его плану, — озвучила она, казалось бы, очевидное. Мальчики синхронно хмыкнули, словно репетировали. За месяцы совместной жизни тяжело было не заметить в Итачи эту дурную, выработанную годами тяжёлой жизни привычку. — Он будет винить во всём себя. Решит, что я покалечилась не просто так, а из-за того, что он оказался недостаточно внимателен. Лучше похлопаем глазами и скажем, что это вышло случайно. — Главное, не смотреть ему в глаза, когда будем врать, а то ведь сразу просечёт, — нервно хихикнул Наруто, по сей день побаивающийся проницательного взгляда старшего из братьев. И оттого начинал заплетаться языком, выдавая самого себя при любой попытке лукавить. – Думаешь, сможем обмануть? В своих силах Вероника была уверена, пусть и не гордилась этим. Пусть и не хотела забивать между ними ещё один кол, который обязательно потом вылезет ей боком. Просто потому, что слишком хорошо знала Итачи. — Я даже не уверена, что это вещий сон, — пожала плечами Момо, складывая сочные дольки на тарелку и облизывая от липкого сока пальцы. Вспоминать о мерзком кошмаре не хотелось, но приходилось, раз за разом. – Ощущения были лишь схожими. Может, это просто бред из-за отказавшего организма. Тогда тем более не стоит тревожить его душу. Итачи итак едва вывозил. Положив руку на сердце, Вероника готова была с болью признать, что раньше было проще. Погружённый в себя, закрытый, отпустивший свою жизнь, Учиха Итачи из «Акацки» был спокоен и сосредоточен на задачах. Его не волновали судьбы окружавших, он всё держал под контролем и спал спокойно, зная, что всему придёт своё время. В бесконечной, непрекращающейся дороге не было места чувствам – только товарищество и поддержка. Но когда он вспомнил о том, каково это – быть человеком, жизнь стала сложнее в разы. Теперь он много думал о других и почти нет – о самом себе. Связи делали его сильнее, но в то же время перетягивали на себя внимание. Эмоции, рвавшиеся наружу, мутили подчас зрение и делали его необъективным. Ему нужно было время, чтобы найти баланс между двумя этими состояниями и перестать замыкать на себе весь мир, мня себя виновным во всех его проблемах и при этом – единственным, кто эти проблемы в состоянии решить. Им всем нужно было время. Узумаки её ответ практически удовлетворил, в конце концов, он был вполне логичен. Он требовательно приоткрыл рот, напрашиваясь на дополнительную порцию и Вероника аккуратно опустила на его язык тонкую яблочную дольку. Наруто чуть ли не заурчал от удовольствия, когда она почесала его за ушком и растрепала жёсткие лохмы, давно просящие ножниц. Бедный мальчик, сколько же страха и боли ждёт тебя впереди. Тебя и того демона, что живёт за печатью, могущественного и такого желанного для Пейна и мужчины в маске. Когда они вновь решатся прийти за тем, что считают своим? Когда земля под ними снова содрогнётся, когда небо разверзнется и заберёт их с собой? Оставалось только ждать. — Меня больше волнует, как они теперь поступят с Данзо, — фыркнул Саске, рассматривая их с какой-то странной эмоцией во взгляде. Он вообще отчего-то любил наблюдать за тем, как Момо нежит Узумаки. Словно…вспоминал. Она хотела однажды поговорить об этом с ним. – За решётку, казнят? — Кто знает, — Вероника пожала плечами. – Мои расспросы почти ничего не дали – все молчат, как воды в рот набрали. — Печати, — фыркнул Наруто чуть ли не презрительно. – Мы видели такую на языке Сая. Та ещё мерзость. — Я видела, как она работает, — вздохнула Портер, вспоминая исказившееся лицо Изаи. – Я понимаю, тайны деревни, но это почти бесчеловечно. Ты словно задыхаешься каждый раз, стоит хотя бы намекнуть. И говоришь загадками постоянно, чтобы не отхватить новый приступ. — И случись что – даже свидетелем не выступишь, — оттопырил нижнюю губу злой Наруто. – Уверен, там тайн до крыши и выше. Саске поднял свободную от капельницы руку и потёр ноющую шею. Лицо его скривилось ненадолго, словно он вспомнил что-то неприятное. На изгибе, у самого плеча, раньше пряталась метка Орочимару, которую он получил ещё будучи ребёнком. Сейчас же кожа была девственно чистой. Кажется, она в своей длительной отключке пропустила действительно много. Но делиться с ней подробностями никто пока не собирался. — Хм, — протянул Учиха после длительного молчания. В солнечном свете Момо неожиданно заметила над его верхней губой что-то тёмное, похожее на не до конца смытый грязевой развод. За чистюлей Саске подобного пренебрежения к себе она раньше не замечала – тот даже в глухой чаще нашёл бы источник чистой воды и повод привести себя в порядок. Не до конца понимая, что делает, она поднялась на ноги и потянулась к нему, протягивая ладонь. Учиха, насторожившись, замер пойманным в силки кроликом и осознав, что она вот-вот прикоснётся к нему – попытался увернуться. — У тебя руки липкие, отстань, — фыркнул он тут же, увеличивая между ними расстояние. — У тебя над губой грязь, я хотела смыть, — терпеливо пояснила Момо. Саске фыркнул. — Нет у меня там ничего, скажи ей, Узумаки. — А вот и есть! Наруто прищурил глаза и наклонился к нему ближе, всматриваясь и пытаясь найти следы той самой грязи, Вероника села с другой стороны койки. Саске, смутившись такого внимания к себе, начал профилактики ради до красноты растирать ребром ладони кожу. Но грязь от этих действий не исчезла от слова совсем. Потому что это была совсем не она. Сидя рядом с ним на расстоянии вытянутой руки и приложив умилённо ладони к груди Вероника с каким-то странным весельем наблюдала за тем, как Саске становится мужчиной. В мягком рассветном освещении она не замечала этого, но теперь видела отчётливо — лёгкий, еле заметный детский пух над его верхней губой начал темнеть участками, обозначаясь первыми неловкими подростковыми усами. Тонкие, мягкие волоски местами отбрасывали тень, создавая тот самый размытый грязный эффект. Наполовину прозрачные, ещё не огрубевшие от воздействия бритвы и гормональных перестроек, они были едва заметны. Но всё равно забавны до дрожи. — О, этот день настал, — немного издевательски пропела Момо, — кажется, наш мальчик стал совсем взрослым. — О чём ты вообще говоришь? – зашипел на неё Саске, начиная раздражаться. Наруто рядом с ним изумлённо приподнял брови и неожиданно захохотал в голос, хлопая себя ладонью по колену. Теперь и он заметил. — Усы! У тебя растут усы, Саске! — Что? – Учиха пристыженно прикрыл рот ладонями, словно они говорили о чём-то постыдном. – Ничего у меня не растёт! — Ещё как растёт, — Узумаки подтянулся к нему ближе, наклоняясь вперёд. Он с любознательностью дикого животного изучал лицо друга, не скрывая веселья. – Будешь, как Асума-сенсей ходить – важный и с бородой. Представив на миг, как Саске отращивает себе бороду и пижонски подстригает её на концах, Момо прыснула от смеха, стараясь сдерживаться и не издеваться откровенно над бедным Учихой, и так цветом лица похожего на переспевший помидор. Юноша страшно стыдился того, что с ним происходило, словно не понимал, что это логичная ступень его взросления. Решив немного отвлечь от него внимание, она повернулась к Наруто и внимательно смотрела его лицо. Светлые волосы на загорелой коже почти не выделялись, но тоже начинали едва заметно обозначаться, ощущаясь под пальцами. Конечно, не чета «грязи», но скоро они тоже будут нуждаться в бритве. В груди отчего-то кольнуло. — Кажется, вам обоим пора учиться бриться, — сказала она на удивление спокойно, с долей грусти в голосе. – Надо же, совсем взрослые. — Перестань говорить, как наша приёмная мать, — прищурил Саске глаза. Наклонившись к глянцевой поверхности прикроватного столика, он старательно высматривал в отражении собственный пубертат. Прощупав кожу под носом, он протянул с какой-то долей злого отчаяния: — Быть того не может. — Правда? И у меня растут? – а вот Наруто новости был рад, словно подаркам на день рождения. Кажется, уже воображал, как мужественно он будет выглядеть. Пригладив несуществующие усы, он залихватски подмигнул Веронике и расправил грудь: — Ну, скоро у девчонок не будет никаких шансов. Ты тоже берегись, сестрёнка. Падёшь жертвой моего обаяния. — Вот ещё чего, придурок, — Саске предпринял последнюю попытку растереть волосы рукой и, сдавшись, откинулся на подушки. – Ты не в её вкусе. — А кто в её вкусе? Ты, Саске-чан? У тебя-то усы потемнее будут. — Перестань. Говорить. Об. Усах. Когда Саске делал такое выражение лица перед Вероникой невольно всплывали загорающиеся алым и чёрным узоры мангекьё шарингана. Это была тихая, глухая злость, без перекошенного лица и криков – лишь сдвинутые к переносице брови и слегка приподнятая верхняя губа, обнажающая ровный ряд белых зубов. В этот момент Саске был так невообразимо сильно похож в своей мимике на брата, что невольно перехватило дыхание. Их родственное сходство по сей день чудилось ей чем-то изумительным. Интересно, будь у неё сестра, смогла бы она также смотреть на неё, словно в зеркало? К слову, о брате, стоящем уже с полминуты в дверном проёме и старательно маскирующем свою чакру, чтобы лишний раз не пугать Саске. Хвала Ками, он появился уже после того, как все подозрительные разговоры утихли и теперь просто наблюдал за тем, как младший пытался одной рукой отмахнуться от лезущего обниматься Наруто, а второй, с катетером в вене – жевал стащенное у Момо яблоко. — Руки, придурок. Я поперхнусь и умру, и виноват в этом будешь ты. — Не умрёшь – настоящие мужчины не умирают, пока не отрастят усы! Вероника рассмеялась легко, наблюдая за их вознёй. Пускай Саске был сильнее в тайдзюцу, но он был всё ещё ограничен в своей свободе. Так что Узумаки удалось быстро добраться до недовольного тела, и теперь он усиленно натирал кулаком темноволосую макушку, пока Саске пытался снять с шеи его руку. — Я не собираюсь ничего отращивать! – почти зарычал на него Учиха. — Итачи, скажи ему, что волосы на лице – это отвратительно. Заметил, значит. Итачи, отлипнув от дверного косяка, медленно направился в их сторону, не скрывая гуляющей в уголках губ улыбки. — Ну прекращай, Наруто-кун. Саске сам решит, что делать со своим лицом, — пожурил он его под-доброму. Наруто отпустил друга и тут же щёлкнул зубами, когда Саске влепил ему крепкий мстительный подзатыльник. — Нарываешься, идиот. — Нудила. И что Сакура-чан в тебе нашла? Пока мальчики практиковали друг на друге своё остроумие, Итачи подошёл ближе и опустил ладонь на голову Вероники, знакомым жестом оглаживая волосы и накручивая на палец короткую прядь вьющихся волос. Вероника виновато улыбнулась ему, поднимаясь на ноги и откладывая на стул остатки яблока с липким из-за сока кунаем. Выглядел он отдохнувшим и умиротворённым, расправил слегка поджатые от усталости плечи, будто сбросил с них практически непосильный груз. Даже ставшая ненавистной за последние дни форма АНБУ сидела на нём иначе. Внутри всё заныло от настолько всепоглощающей нежности, что стало иррационально тошно. Ками, она ведь ещё год назад смеялась над тем, что может влюбиться. — Что тут у вас? – спросил он мягко. — Обсуждаем покупку первой бритвы для обоих. Надеюсь, вести разговоры о пестиках и тычинках не придётся – я сгорю от стыда и сбегу. — Вошла во вкус побега? Момо прикусила нижнюю губу. Возможно, выпутываться из его рук, выковыривать свою помятую юкату из-под подушки и уходить на цыпочках было действительно не очень красиво. Но он так крепко спал, впервые за долгие дни, что она просто не могла ему мешать – дождалась рассвета и тихо прикрыла за собой дверь, блокируя её так, чтобы открыть можно было только изнутри. Ей хотелось, чтобы Итачи выспался, наконец, в полной тишине и покое. Так что она не стала дожидаться визита медсестёр — сходила на все необходимые процедуры сама, попросила Кацуро-сана обследовать её прямо в кабинете и, перекусив, осела у Саске. Её палата оставалась нетронутой до тех пор, пока Учиха не соизволил открыть глаза. Она надеялась, что он не проспал службу. — Не смогла уйти без утренних посиделок, — отшутилась она неловко и тут же хмыкнула, когда он недовольно свёл брови к переносице. – Прости. Не хотела будить. Ты слишком мало спишь – это ударит по твоему здоровью, тебе нужно больше отдыхать. Наверное, он хотел привычно возмутиться. В последнее время Итачи отчего-то остро реагировал на её попытки опеки, словно считал, что не заслуживает к себе такого отношения. Но в этот раз он отчего-то осёкся. Потому что понял, видимо, что действительно чувствует себя намного лучше, чем вчера. Он вздохнул и потёр глаза, косясь в сторону мальчиков. — У меня сегодня отгул, — возвестил он полушёпотом. Но его всё равно услышали. – Я могу сходить домой и принести что-нибудь. — Совесть свою принеси, — привычно кинул в него шпильку Саске, но уже без капли прежнего негатива. – Ты обещал мне нормальную еду. Итачи вздохнул и покосился на дверь в палату, словно ожидал увидеть там кого-то из притаившихся иръёнинов. — Сакура-сан сказала, что пока нельзя. Завтра у тебя плановый осмотр. Если разрешат – я тут же принесу, договорились? Саске недоверчиво прищурил глаза. Он внимательно осмотрел Итачи с ног до головы, словно ожидал увидеть скрещённые за спиной пальцы или уловить в микромимике ложь. Убедившись в том, что его не пытаются обмануть, юноша кивнул и расслабленно откинулся назад, на подушки. Выглядел он почти здоровым – к щекам вернулся цвет, ушла темнота из-под глаз. Ещё бы набрал потерянные килограммы, но это уже ждёт их после. — Договорились. Наседка. В уголках губ Итачи появилась улыбка. — Наседка скорее Наруто-кун, а я так – ночной сторож. — Который пренебрегает своими обязанностями, — Саске забрал у Вероники тарелочку с нарезанным яблоком и единолично присвоил её себе. — Где ты был вчера? Вопрос был задан без претензии – Учихе было просто интересно. Он откусил немного и посмотрел на брата с таким знанием во взгляде, что у Вероники вдоль позвоночника поползли липкие мурашки. Нет, она не боялась того, что мальчики узнают. В конце концов, они жили в одном доме и не должны были держать друг от друга лишних тайн. Но мозг отчего-то всё равно начал судорожно моделировать ситуации и искать себе оправдания. Напрягшись, Момо попыталась вспомнить, в какой момент ночью уткнулась лицом в подушку, чтобы придушить собственные негромкие, но слышимые вздохи, и сколько раз до этого Итачи несерьёзно шикал на неё. Держать всё в себе удавалось с трудом – она едва справлялась с тем, что чувствовала, судорожно цепляясь за его предплечья и влажные простыни. Плывущая на волнах совершенно нового для себя, вгрызающегося в нервные окончания удовольствия, она, кажется, совсем теряла связь с реальностью. Если честно, она не удивилась бы тому, что кто-то их услышал – в абсолютной ночной тишине каждый шорох казался в разы громче. Стало иррационально стыдно. Очень. До нервной дрожи в кончиках пальцев и забегавшего взгляда. Но Итачи себя подловить не дал. Спокойно выдержал взгляд брата, он лениво приподнял одну бровь и невозмутимо ответил: — Был немного занят, — и не дав задать следующий наводящий вопрос добавил: — Я говорил с Кацуро-саном. Ты попросила его перенести сюда свободную тахту? — Да, я всё ещё надеюсь, что твой позвоночник доживёт до тридцати, — поджала Вероника губы. — О, — подключился к ним довольный Наруто, — отлично, буду дремать днём. А то ночью в патруле порой глаза сами по себе закрываются. Момо перевела на него странный, почти нечитаемый взгляд. Внутри кольнуло неприятной догадкой, сбросившей оковы стыда и подарившей взамен тревогу. — Патруль? Что за патруль? Узумаки пожал плечами, почёсывая затылок. Он захихикал нервно, немного виновато смотря куда-то в окно. Совестно было, что не рассказал сразу. — Ну, после того, что случилось Бабуля переживает сильно. Говорит, мало ли что. Так что мы все улицами ходим, смотрим, чтобы тихо было. Решение мудрое – от Данзо можно было ожидать чего угодно. Всё-таки этот человек не один десяток лет тенью стоял за многими важными событиями в жизни Конохи, воспитывая под себя целую армию. И способен был, судя по всему, на что угодно. Момо поджала боязливо плечи и обняла себя руками. Ками, сколько ещё на них всех будет сыпаться бед? — Будь осторожнее, пожалуйста, — только и сказала она, понимая, что не имеет права отговаривать. Юноша беззаботно отмахнулся. — Да что со мной будет-то, — он хохотнул расслабленно, косясь на Итачи. – Правда же? — Просто будь внимательнее, — добавил спокойно Учиха. Он мягко взял Момо под локоток и потянул на себя. – С вашего разрешения… Есть минута? — Да, конечно, — она быстро помыла руки в углу палаты и позволила утянуть себя в коридор, мягко прикрывая за собой дверь. Мальчики остались внутри, забавно вытягивая в их сторону шеи и до последнего пытаясь выглянуть необходимое. Любопытные лисицы. Заметив это, Итачи хмыкнул и повёл её за собой ближе к её палате, во избежание попыток подслушать. Замерев у двери, он мягко опустил ладони ей на плечи и попытался заглянуть в глаза: — У меня в эту ночь дежурство на границе деревни. Проследишь за Саске? Спальное место я нашёл. Внутри опять дёрнуло беспокойством. Наруто, шатающийся ночами улицами, Итачи гуляющий возле барьера – неужели ситуация с Данзо настолько всех всколыхнула? С другой стороны, это и правда было логично. Солдаты Шимуры были верны его приказам и могли иметь инструкции на случай ареста, о которых не получалось рассказать из-за печатей. В то же время, Коноха была окружена врагами, которым внутренний конфликт будет только на руку. Ох, политика. — Не переживай, я останусь у него, — она мягко накрыла его ладонь своей. – Ты тоже будь осторожен, хорошо? Не применяй лишний раз мангекьё. Ты правда слишком себя утомляешь. — Я в порядке, — он дёрнул головой, словно отмахивался от её слов. – Просто побудь рядом с ним. Мне так будет спокойнее. — Конечно. Ей не трудно было посидеть рядом с Саске. Они прошли через один ад, так что понимали друг друга и могли помочь. Учихе сейчас тяжело давалось одиночество. Он был бесконечно сильным юношей, которого каждое из испытаний только закаляло, как хорошую сталь. Но даже так он нуждался в поддержке и заботе, чтобы прогнать ночные кошмары и поумерить паранойю. Ему порой до сих пор чудилось, что за ним могут прийти люди Орочимару. Ему было тесно в груди от больничной вони. И как она его, хвостатые, понимала. Будь у Саске возможность – он сбежал бы тоже. Заметив её погрустневшее лицо, Итачи склонил голову к плечу и спросил: — Всё хорошо? Вопрос был слишком общим. Вероника дала себе пару секунд на то, чтобы уловить смысл его слов, но сдалась и приподняла вопросительно брови: — Прости? Итачи поджал губы. Он покосился по сторонам, чтобы не нагреть случайно чужие уши и уже нормально продолжил, стараясь при этом звучать ровно: — Я проснулся один и подумал, что ты, возможно, испугалась, или я тебя чем-то обидел… — Ками, Итачи. – Она выдохнула резко, пропуская мимо одну из медсестёр с вежливой улыбкой. Дождавшись, пока в коридоре станет почти пусто, Момо продолжила, стараясь говорить как можно мягче. – Я не соврала тебе – ты правда очень крепко спал. И я подумала, что это хорошая возможность дать тебе нормально отдохнуть. Кажется, именно это он втайне и надеялся услышать. Всё напряжение в его взгляде растворилось, словно не было. Учиха выдохнул облегчённо, будто до последнего боялся, что, проснувшись утром она ужаснулась случившемуся и снова попыталась слинять, но в этот раз уже от него. Ему вредно было думать, правда. — Меня немного…разморило, — признался он, опуская расслабленно плечи. Будто стыдился того, что спал, как обычный человек – без порывов проснуться от каждого лишнего шороха. Вероника поймала себя на том, что улыбается. Что сердце снова сбилось с ритма, беспокойное, мечущееся, стремящееся вырваться из грудной клетки и оказаться к нему ближе. И в этот раз никакие техники к её ощущениям отношения не имели. Это действительно было немного забавно. Итачи заснул прямо посреди фразы, когда после близости в третий, наверное, по счёту раз, спрашивал, всё ли в порядке, и не сделал ли он ей случайно больно. Не закончив толком предложение, зажевав его на середине, он медленно, немного заторможено моргнул пару раз и упал головой вниз, утыкаясь лбом ей в плечо и заваливаясь сверху. Сначала Вероника даже испугалась, решив, что ему стало плохо. Но когда прощупала пульс и прислушалась к дыханию – выдохнула и чуть было не рассмеялась нервно. Итачи настолько себя вымотал за последние дни, что просто провалился в глубокий сон, стоило расслабиться и получить по голове выбросом гормонов. Внутри дёрнуло желанием – поддеть беззлобно. И она не смогла ему противиться. — Если бы я знала, что заставить тебя уснуть настолько легко – воспользовалась бы этим способом намного раньше, — не сдерживая смеха сказала она полушёпотом, чтобы не привлекать лишнее внимание. Увидев его потерянный немного взгляд, она добила шутку: — Исключительно в медицинских целях. Итачи хмуро свёл брови и, дёрнув дверь палаты, затолкал Веронику внутрь. Та, не переставая смеяться, покорно позволила ему давить ладонью между лопаток. Краем глаза она заметила, что за своей бурной деятельностью он прячет уязвлёно поджатые губы. Ками, ей это не снится? Она смутила Учиху? После вчерашнего-то? Но заперся он с ней в палате не просто так. Итачи, кажется, хотел серьёзно переговорить без свидетелей и косых взглядов. Стоило им оказаться внутри, как он утянул её к аккуратно заправленной койке, усадил и скромно присел рядом, на самый край. Словно вспомнил снова о правилах приличия и пытался задним числом установить между ними дистанцию. Или чувствовал неловкость, не зная, как теперь себя с ней вести. Это, в общем, было неудивительно. Момо тоже цеплялась всеми силами за своё старое к нему отношение, потому что ума не могла приложить, кто они теперь друг другу. Они встречались? Были любовниками? Друзьями с привилегиями? Они ведь так и не переговорили, отложив откровенности на потом. Её опыт неудачных отношений вообще никак не помогал в сложившейся ситуации. Итачи же, казалось, вообще не был заинтересован раньше в чём-либо, не связанном с работой и долгом. Но в силе его чувств у неё не было никаких сомнений. Просто потому, что ночью он довёл её лаской почти до потери сознания, занежил до бессвязного скулежа и нехватки кислорода – в какой-то момент забывавшая дышать Вероника отчётливо почувствовала, как кружится от гипоксии голова. Наслушавшаяся страшных историй от сверстников ещё в прошлой жизни, она была уверена, что первая близость не несёт в себе ничего, кроме неловкости и зудящей боли между бёдер. Ожидания не оправдались совершенно – Итачи зацеловал и затрогал её от макушки до пят, выискивая самые чувствительные места и цепко хватаясь за её реакции на каждое своё действие. Знание это он бессовестно использовал против неё, оглаживая, щекоча, целуя, давя на нужные точки до тех пор, пока она не отключилась окончательно, вцепившись от напряжения в его плечи, и лишь потом сорвался за ней следом. Неизменно деликатный, он не оставил на ней ни единого видимого следа, при этом проникнув под кожу и поселившись теперь там непрекращающимся томлением. Между бёдер, всё же, по пробуждению немного ныло, но скорее с непривычки. Итачи в прошлом разминал её сведённые судорогой удовольствия мышцы и шептал что-то неразборчиво, гуляя губами по всё ещё чувствительной коже. Смелый, почти властный в своих касаниях, дорвавшийся, наконец, до её тела, получивший карт-бланш на обладание и пользующийся этим в полной мере. Итачи в настоящем поправил нервно чёлку, вдохнул поглубже, словно пытался собраться с мыслями. Пришедший в себя после ночного безумия, вновь закрывшийся, немного отстранённый. Хмыкнув, он всё же начал: — Я знаю, что это не лучшее место для подобных диалогов. Но мы, кажется, уже не раз убеждались в том, что молчание делает всё только хуже. – Дождавшись, пока всё её внимание будет принадлежать ему, он мягко взял её за руки и продолжил уже тише, стараясь говорить спокойно и ровно. – Проснувшись утром, я много размышлял о случившемся. И в какой-то момент подумал, что, возможно, учитывая складывающиеся обстоятельства сейчас не лучшее время для того, чтобы открывать кому-то своё сердце. Несмотря на его вполне миролюбивый тон Вероника почувствовала, как холодеет внутри. Итачи любил порой говорить загадками или подходить к теме вопроса издалека. Если он хотел смягчить удар, то всегда оборачивал простую рубленную фразу в большую мягкую упаковку из вводных слов, вежливых конструкций и пространных заверений. Чтобы не хлестнуть до крови, но просто задеть кожу до гематом. Звучал он так и сейчас. Словно хотел сказать что-то дурное. Словно хотел сказать: «я понял, что это было ошибкой». Момо, кажется, запаниковала. Испугавшись, она напряглась и попыталась отстраниться, но он упрямо сжал её ладони в своих и продолжил, всё также заглядывая в глаза: — Признаюсь честно, в какой-то момент я решил, что, заявив открыто о своих намерениях, поставлю тебя под удар. Что ты можешь оказаться в ещё большей опасности, чем сейчас. Что этой связью попытаются воспользоваться, и ты снова пострадаешь. Вдохнув поглубже, Итачи наклонился ближе и коснулся её напряжённого лба своим. Отпустил ладонь, обнял пальцами линию её челюсти, огладил подбородок и чувствительную шею, пытаясь унять живущую в ней тревогу. Словно понял отчего она так всполошилась и пытался убедить её, что всё не так, как она себе надумала. Ками, она была так виновата перед ним. Она так долго его мучила, и он, кажется, теперь решил ответить ей той же монетой, разрывая её сердце на части. – Но я не могу поступить с тобой настолько жестоко, — выдохнул он ей в губы, останавливая тем самым её метания и успокаивая ноющее от боли сердце. — Пускай это прозвучит себялюбиво, но я так сильно привязан к тебе, что это похоже на зависимость. Я не могу спать, если знаю, что ты не находишься в безопасности. Я не могу находиться в родительском доме, если в нём нет тебя и твоего запаха – он словно снова мёртвый. Без тебя пусто и тошно. Ты наполняешь жизнью всё, к чему прикасаешься, и я так эгоистично хочу жить в твоих руках, что каждую демонову ночь представляю, как ты обнимаешь меня и только после этого чувствую покой. Она, кажется, забыла, как дышать. Попыталась вдохнуть и ощутила, что просто не может – настолько сильно дыхание застряло в горле вместе с дурным, бьющимся выше положенной нормы сердцем. Он словно вытаскивал наружу собственные сумбурные мысли, не боясь показаться слишком резким или сентиментальным. Не фильтровал почти то, что произносил – просто позволял словам литься, всё также ровно, почти без эмоций, полушёпотом. И резал этими словами по живому, задевая настолько глубоко, что хотелось плакать. — Итачи… — Я никогда не откажусь от тебя и не предам, — выдохнул он решительно, не дав себя перебить. Он немного отстранился и с полной серьёзностью, как клятву верности Конохе, произнёс: – Пускай я могу предложить тебе только самого себя, знай. Я – твой. Ей казалось – она правда задыхается. Открывает беззвучно рот и не может ничего с собой поделать. Голова шла кругом, тело слабло и словно само шло к нему в руки – такое безвольное, погрязшее в обожании. Мысли совсем расползлись по углам, Вероника понимала с затаённой грустью, что не может собрать слова в предложения, чтобы просто ответить что-либо на его признание. Такое невыносимо желанное, такое вырывающее остатки её измученной неделями в подземельях души. Ками, она знала как тяжело ему давались разговоры. Как невыносимо было делиться тем, что внутри. Но он словно ломал себя, кость за костью, мышца за мышцей, чтобы показать насколько важным было каждое произнесённое слово. Она должна была ответить ему взаимностью. Рассказать всё, что неделями таилось между рёбер. Открыть свою чёртову душу. Но поняла, что только собьёт его тем самым с мысли. Перетянет на себя внимание и надавит, вынуждая отступить и привычно закрыться. А потому, справившись с собственными лёгкими, Момо, наконец, вдохнула и произнесла просто: — Пускай я могу предложить тебе не больше… Я – твоя. Этого ему было достаточно. Итачи снова прижался к её лбу своим и запустил пальцы в девичьи волосы, расчёсывая их пальцами, снова и снова, массируя кожу головы и задевая слегка кожу ногтями. Потянувшись вверх, он коснулся губами кончика её носа, затем переносицы, лба и, наконец, привычно поцеловал куда-то в область макушки. Вероника млела от этой простой ласки, опустив веки и прислушиваясь к ровному, спокойному биению его сердца. Ей было так спокойно с ним, так тихо и мирно. Так, как должно быть. В его руках она была на своём месте. И чувствовала, как горячо становится от этого в груди. Потому что осознала неожиданно — именно этого она так сильно жаждала всё это время, пусть даже не осознавала. Но внутри всё же сидело что-то: — Я не знаю, как себя теперь вести, — призналась она честно, озвучивая тревожащие ещё с самого утра мысли. – Мне положено готовить тебе с собой бенто, провожать на службу поцелуем и встречать, сидя в прихожей в позе сейдза? Итачи покосился на неё, не скрывая пляшущих во взгляде смешинок. Он поддел фалангами пальцев её нос и хмыкнул тихо, прикидывая что-то в голове. — Веди себя так, как комфортно тебе, — сказал он просто, дав себе пару секунд на размышление. – Я был бы эгоистично рад твоим попыткам быть типичной домохозяйкой, но не ломай себя для того, чтобы угодить. Договорились? Она кивнула послушно, борясь с желанием озвучить очевидное «на утренние смены мне в любом случае придётся уходить раньше тебя». Иръёнины работали по плавающему графику, начиная свой день то с рассветом, то после полудня. Так они страховали друг друга и обеспечивали госпиталь круглосуточным круговоротом выспавшихся, готовых к службе кадров. В те дни, когда Момо убегала утром, она спускалась на первый этаж на цыпочках, чтобы не разбудить домочадцев, засыпала сидя за ужином и падая лицом в плошку с рисом. В те дни, когда времени было в достатке – с радостью заботилась о своих или же убегала на тренировки. С их графиком работы пересекаться удавалось иногда только мельком, за одним столом или в дверях дома, желая друг другу хорошего утра. Но бывали и другие дни – когда графики совпадали полностью или работы было немного. И именно о них она старалась думать, пока чужие пальцы медленно скользили вдоль её волос, словно им было там мёдом намазано. У него был пунктик на этот счёт, не иначе. — Я не хотел обрастать связями, — признался Итачи чуть позже, когда вдоволь наигрался с её прядями и пришёл в себя от собственной откровенности. – У меня должен был быть только Саске – брат и палач в одном лице. Я был убеждён, что после того, что случилось в Квартале, у меня никогда не будет полноценной жизни. Она была мне не нужна. Я давно должен был умереть, но... — Но так вышло. Момо сказала это так легко, будто возвращение в деревню блудного мстителя, восстановление Итачи в статусе шиноби своей деревни, его работа на Цунаде и Данзо были чем-то плёвым и обыденным, как грязные тарелки из-под рамена в раковине, из-за которых Наруто часто ходил с красными и опухшими ушами. Учиха хотел умереть от руки собственного брата и избавиться от гнетущего его груза ответственности и вины, но вместо этого жил в Квартале, который когда-то сам и зачистил, вместе с Саске, его шумным другом и девушкой, которую когда-то забрал из лап Орочимару и научил держать в руке кунай. Учиха хмыкнул и вторил ей. — Но так вышло. Действительно, объяснить всё произошедшее иначе не представлялось возможным — все планы гения своего клана маршевым шагом отправились к чертям благодаря ряду случайных совпадений. И вышло совсем иначе, будто бы в насмешку возомнившему себя стратегом Итачи. Момо приподняла голову, заглядывая в прищуренные глаза. — Я рада, что всё полетело Кьюби под хвост. Он мягко опустил руку ей на талию, оглаживая ткань над поясом юкаты. Подушечка большого пальца легла в ямочку на подбородке, он слегка приподнял её лицо, рассматривая его с какой-то странной, почти нечитаемой эмоцией на лице. В уголках тонких губ заиграла улыбка, когда он наклонился ближе, касаясь её носа своим. Ещё не поцеловал даже, только дразнил, а она уже прикрыла веки в предвкушении и потянулась к нему навстречу. — Я тоже. От того, как остро среагировало её тело на простой шёпот, стало почти смешно. Ками, теперь она понимала каждую из тех отчаянных дурочек, готовых бежать за своим мужчиной на противоположный конец земного шара. Теперь она понимала Сакуру. И не чувствовала по этому поводу никакого разочарования. Попав в этот мир, она тоже была уверена, что никогда не получит полноценную жизнь. Её судьбой были каменные застенки, операционные столы и чужие бесконечные эксперименты. Её ждало недлинное, полное боли и унижений существование в руках Орочимару и его помощников. Возможно, её в конце концов разобрали бы на органы или же истощили ресурс настолько, что она просто истекла бы кровью – безымянная, забытая и брошенная. Без единого товарища и друга, одинокая и ненужная никому, кроме двух сумасшедших учёных. Но так вышло. Она цеплялась ладонями за плечи человека, волей приказа вытащившего её из персонального ада и подарившего дом. Отвечала на его поцелуи – глубокие, медленные, томные. Вздрагивала от приятной щекотки, с которой он оглаживал её шею, и старалась держать при себе голос, так и рвущийся наружу вздохами. За дверью палаты их ждал целый мир – огромный и опасный. И стоит пересечь порог, как на них обрушится целый ворох проблем разной степени паршивости. Итачи снова закроется в себе и, наплевав на собственное здоровье, помчится оберегать Коноху, возвращаясь только ближе к ночи. Вероника будет трястись за него, за Саске и Наруто, за саму себя – почти бессильную перед угрозами, такую желанную отчего-то для каждого, кто считал себя плохим парнем. Они оба жили в ожидании удара со спины и уже изрядно подустали от навязчивого, круглосуточного зуда в затылке, будто кто-то наблюдал, изучал их и выжидал удачного момента для броска. Но сейчас в голове было так идеально пусто. В ней не было мыслей о Данзо и его угрозе, об ускользнувшем от АНБУ Орочимару, мужчине в маске и целом ряде других проблем, требующих участия. Не было тревог, сомнений, страхов и дурных девичьих переживаний. Только чувство абсолютного доверия и полной, всеобъемлющей безопасности, которое дарили его аккуратные, шершавые из-за работы с оружием ладони. Сейчас она тонула в нём. И практически дрожала внутри от осознания того, что он счастлив быть её морем. Пока есть хотя бы минута передышки, свободного времени между старыми и новыми проблемами, почему бы не потратить её на то, чтобы наслаждаться такой короткой и полной боли жизнью шиноби? Они умирали в самом расцвете сил, защищая свою деревню и её жителей. Они знали, что не увидят своих внуков и, возможно, никогда не заведут детей, но всё равно верили в светлое будущее и стремились к нему в своих мечтах и мыслях, пока пытались раньше времени успеть всё, что было доступно мирным жителям. Простым обывателям, не знающим блеска оружия и запаха крови, тем, кому никогда не приходилось обрывать чужую жизнь. Дверь в палату резко открылась и хлопнула собой о стену, оставляя следом целую паутину из трещин. В помещение разъярённым быком влетел Наруто, на ходу размахивая руками и что-то громко крича. Джинчуурики, ничуть не смущаясь растрёпанных и несколько потерянных друзей, лишь чудом успевших вовремя отскочить друг от друга, схватил обоих за руки и потянул на себя с койки. — ... Этот идиот будет миссии D ранга до конца своих дней выполнять, ттебаё. Поверить не могу, стоило мне отойти на пять минут... Учиха перехватил тянущую его руку и притормозил светловолосый ураган, сжимая пальцы на предплечье Узумаки. Вероника растерянно хлопнула глазами, в который раз поражаясь тому, как быстро в этом мире всё меняется. Словно водой ледяной облили, требуя вспомнить о реальности. — Погоди, Наруто-кун, что случилось? Что-то с Саске? Будущий Шестой сначала молча развёл руками, а потом вцепился пальцами в собственные волосы, выражая тем самым крайнюю степень отчаяния и растерянности. — Что-то? Этот кретин сбежал из палаты! Вылез через окно, стоило мне отойти переговорить с Сакурой-чан. Больной на голову придурок. Ненавижу его. Старший брат больного на голову придурка прикрыл ладонью глаза, устало сутуля плечи. Наша песня хороша. Вероника отчего-то почувствовала себя иррационально виноватой. А вдруг Саске вдохновился её подвигами? Выходит, она подала ему плохой пример? — Да вы просто издеваетесь надо мной, — не выдержав, почти огрызнулся Итачи. Момо поджала губы и пристыженно опустила голову, будто сама вместо Саске слиняла прочь, предварительно отлепив от себя все датчики и повытаскивав все иглы. Вот тебе и новые проблемы, как же сильно она по ним скучала. — Далеко он не ушёл, — попыталась утихомирить она горящего эмоциями Наруто. – Саске некомфортно оставаться одному, скорее всего он просто поймал вегетативный криз и попытался сбежать из замкнутого пространства на свежий воздух. На крыше смотрел? — Нет ещё, — Узумаки покосился назад, где шастали коридорами беспокойные иръёнины. Видимо, Саске искали всем госпиталем. – Я думал, он домой пошёл. — Такое тоже возможно, — согласился с ним Итачи, потирая переносицу. Вот тебе и отгул. – Разделимся, так справимся быстрее. На том и порешили. Уже у двери из палаты Учиха поймал её за локоть и мягко развернул обратно к постели, подталкивая чуть повыше поясницы. — Идём мы с Наруто-куном, а ты остаёшься здесь. Вероника от обиды надулась. Ну уж пройтись коридорами она точно способна без чужой поддержки. Цунаде-сама сказала, что у неё все показатели в порядке, пусть и не стабильны. — Итачи, я не немощная, — она почти прошептала это, стараясь не привлекать к себе внимание застывшего в дверном проёме Наруто. — Совсем недавно ты, кажется, убедился в этом сам. Итачи остался непоколебим. Он покачал головой и мягко повторил: — Не покидай больницу, пока мы не найдём Саске. Они убежали на поиски беглого пациента, игнорируя возмущённый бубнёж оставленной в одиночестве Портер. Она зло скрестила руки на груди, поругалась на деревянное полотно, а затем вышла из палаты, хлопая за собой многострадальной дверью. Пока Итачи будет носиться по Конохе, она попьёт чай с Сакурой. Или ещё лучше — пошлёт записку Изае и попьёт чай с ним. Чтобы неповадно было.