Everybody Wants To Rule The World

День прошёл, как в тумане, наполненный до верха слишком сильными эмоциями. Вероника помнила только отдельные образы – яркие и горячие, высеченные на подкорке её памяти. Один из самых сильных – объятия Наруто. Крепкие, оберегающие, наполненные запахом огня и гари. Растолкав почти беспардонно окружавших его людей, качавших героя Листа на руках, она кинулась ему на шею, не скрывая слёз, и расцеловала исцарапанные щёки, благодаря всех Ками за то, что уберегли. Она сжимала свои руки до его сдавленного ойканья и смущённого смеха на ухо, не беспокоясь о том, что подумают окружающие. Опомнившись несколькими секундами позже, Момо отскочила от него и тут же спросила взволнованно: — Медицинская помощь нужна? Ками, ты же наверняка ранен. — Да всё в порядке, — беззаботно отмахнулся Узумаки. – Мне Хвосты подсобили. Так, по мелочи, само затянется, как всегда. Он улыбался так ярко, так солнечно, что она невольно заражалась этим, также растягивая губы в улыбке. В груди пекло от любви и радости за то, что мальчик был в порядке. Что он не стал жертвой «Акацки», а превратился в их противника. Смог сбросить с этого мира проклятье одной из сильнейших террористических организаций и вздохнуть спокойно. За самого себя, других джинчуурики и всех, кто их оберегал. Он был в безопасности. Теперь – да. Потому что после Пейна и его людей никто другой больше не сможет сделать ему больно. Заметив её замешательство, Наруто наклонился и обнял её ещё раз – мягко, немного покачивая в своих руках. Как обнимал в моменты её слабости, делясь своим теплом. Опустив ладони на его спину, она разогнала чакру в ладонях и принялась питать его своей силой. Она чувствовала, как он клонится к земле, истощивший себя почти досуха. Как же её лучик устал. Здесь мало было чакры биджу. Здесь нужно было хорошенько отоспаться и повалять дурака, поедая рамен. Он заслужил. После всего, что она услышала о битве – заслужил троекратно. Вместе со всеми овациями и словами благодарности. — Ты стал очень сильным. — Я же обещал, — только и сказал он тихо совсем ей на ухо, шмыгая носом, — я обещал, что больше не облажаюсь. И что буду пытаться. Я справился, сестрёнка. — Да, — она выдохнула облегчённо, — ты справился, милый. И отомстил. Но, пожалуйста, больше так не делай. Он потёрся носом о её шею и угукнул согласно, наслаждаясь тем, как измотанное тело снова наполняется силой. — Ты тоже, — выдохнул он минутой позже, отстраняясь. В глазах его было знание. Вероника опустила пристыженно взгляд, не зная, куда от него деваться. Всё-то он знал, хитрец, наверняка услышал от мявшегося в нескольких футах Саске – такого же растрёпанного, исцарапанного и побитого сражением. Возле него стоял немного рассеянный, покачивающийся от усталости Итачи, сжимая плечо брата до побелевших костяшек. Они беседовали о чём-то едва слышно, склонив друг к другу головы. Саске упорно пытался смотреть на обнимающихся Веронику с Наруто, но вторая рука Итачи держала упрямый подбородок, не давая ему отвернуться и прервать зрительный контакт. В какой-то момент Саске резко подался вперёд и, уткнувшись лбом в ключицу старшего, позволил неловко обхватить себя за плечи. Выглядел он так, словно вот-вот сорвётся в истерику. Но держался до последнего, помня о том, что окружён десятками людей. Ей понадобилось немало усилий, чтобы оторвать от них взгляд. — Обещаю, больше не буду. Они скрепили эту клятву совершенно детским пожатием мизинцев. Наруто снова хихикнул беззаботно, словно её слов было достаточно для того, чтобы отвести любую беду. Вероника старалась верить, что этого правда хватит. Она верила Проводнику. Долго общаться им не позволили прибывшие к месту чествования героя Сакура и Хината. Пока Харуно обнимала сокомандника и ругала за беспечность, Хьюга скромно стояла рядом, прикрывая ладонями проплешины на форменной одежде и украдкой стирая подсохшую кровь. Следом за ними подоспел Какаши-семпай – измотанный едва ли не сильнее Узумаки, но расслабленный и довольный. Похлопав по спине одного из своих учеников, он приобнял его и сказал что-то, от чего Наруто расхохотался в голос, запрокидывая лицо к голубому небу. Хатаке перекинулся с ним парой слов, кивнул на полное признательности и тихого счастья: «спасибо, Какаши-сенсей», выдавленное Наруто едва ли не со слезами на глазах и скромно отошёл в сторону. Наруто же ухмыльнулся белозубо и прикрикнул, тыкая себя пальцем в грудь: — Ну, как я его, братец Итачи. Видел, как полыхало? — Ты молодец, Наруто-кун, — раздался совсем рядом тихий, словно шелест листвы, голос. Узумаки заулыбался пуще прежнего, довольный похвалой от человека, с мнением которого считался. Он придержал за локоть Учиху, оступившегося на попавшем под ногу камне, и принялся о чём-то горячо рассказывать. Вероника покосилась в его сторону и мягко коснулась пальцами предплечья, задавая безмолвный вопрос. Итачи в ответ тряхнул головой, нахмурив тонкие брови. Понятно, она рядом не нужна. Оставив их двоих, Портер отошла к спрятавшемуся в тени дуба Саске. Юноша стоял, прислонившись головой к влажной коре, и, кажется, пытался медитировать, избавляясь от противоречивых эмоций внутри. Цепкий глаз медика тут же выхватил несколько ожогов, пяток неглубоких порезов и всё ещё сочащийся сукровицей неприятный разрыв кожи на лбу. Одежда походила больше на половое тряпьё, предплечья все были в грязи и багровых разводах, но в целом Учиха выглядел куда лучше, чем многие другие шиноби. — Тебе нужно отдохнуть, — сказала Вероника вместо приветствия, останавливаясь на подобающем правилами приличия расстоянии. Саске приоткрыл воспалённые, красные от напряжения глаза. Он склонил голову к плечу, осматривая застывшую перед ним подругу. На дне чернильных зрачков плескалась застаревшая боль, обретшая новую, более совершенную форму. И вместе с ней – тихая, едва ощутимая радость. Облегчение. Почти покой. — Отдохну ночью, — бросил он почти безразлично, но тут же осёкся, косясь куда-то за её спину, — когда буду уверен, что вы дружно не поубиваетесь. — Пейн побеждён, это сражение завершено. Саске хмыкнул, растягивая губы в знающей ухмылке. Правда, тут же сморщился и потёр раздражённо висок. — Кто знает… Наблюдать за его мигренью было тяжело. Достав из кармана халата небольшую фляжку воды, буквально на пять глотков, Вероника смочила отрез ткани. Она без предупреждения накрыла пальцами мальчишечий лоб, стирая лишнюю грязь и кровь, прошлась легко вдоль тонкого носа и покрытых копотью скул. Саске застыл, напрягшись всем телом, но тут же расслабился вновь, позволяя ухаживать за собой. Когда она очистила кожу, стянула чакрой большинство его порезов и уняла головную боль, то заглянула в хмурое лицо и, решившись, попросила: — Покажи. Он снова напрягся, отвёл взгляд в сторону, наблюдая за братом и Наруто. Между ними на несколько долгих секунд повисла тишина. Вздохнув, Саске опустил веки и, поморщившись, всё же посмотрел на неё снова. Чёрной радужкой, на которой вырисовывался дивный рисунок из трёх алых вытянутых овалов, цветком, лепестками расходившихся вокруг узкой точки зрачка. Оружие, несущее в себе смерть. Пробуждённое болью от утраты. — Прости, — выдохнула она еле слышно, в полной мере осознавая, что стала причиной для активации мангекъё шарингана и запустила цепочку проклятья, что приведёт к его слепоте, — прости меня. Саске дёрнул плечом, но позволил ей снова коснуться себя. Вытерпел аккуратную ласку – кончиками пальцев вдоль щеки, вокруг виска, у самого века. Он деактивировал мангекъё и дал ей снять напряжение с глазного яблока, чтобы минутой позже отстраниться, как капризный кот. Недотрога. — Ты не виновата, — ответил он всё же, смотря куда-то ей за спину. Обернувшись, Вероника заметила застывшую неподалёку Сакуру, не решающуюся прервать их разговор, — вина лежит на брате, и как только он окончательно придёт в себя – я прорежу ему челюсть. — Саске! Он хмыкнул и немного грубоватым жестом растрепал ей волосы. — Ему будет полезно, — фыркнул он неожиданно беззлобно, — нечего подвергать опасности жизнь моей будущей невестки. Скулы против воли залило румянцем. Плюнув на осторожность, Вероника несильно ударила его кулаком в рёбра. Саске даже не стал уворачиваться. — Прекрати немедленно! – она зашипела на него змеёй. Вероника понимала – паразит делает это специально, правда, непонятно зачем. И не удержалась от небольшой мести. – За собой следи. Лучше бы перестал вести себя, как забитая девчонка, и позвал Сакуру на свидание. Он фыркнул, задирая надменно подбородок. Кончики его торчащих из-под отросших волос ушей умилительно покраснели. — Сам разберусь. — Вот и разбирайся! — Вероника… Они обернулись на тихий, но звучный голос. Итачи стоял рядом с Сакурой, спрятав ладони в карманы порванных брюк, и смотрел куда-то в пустоту. Всё ещё немного чумазый, как вывалявшийся в луже ребёнок. Ссутулившийся, осунувшийся весь. Ссохшийся, как оставленный без влаги цветок. Вероника решила, что сейчас же отведёт его к реке и заставит искупаться. А потом запихнёт в медицинскую палатку, запретит работать и закатит скандал, если услышит «нет». Словно прочитав её мысли, Итачи улыбнулся краешком рта и протянул ей руку, не стесняясь свидетелей. — Пойдём? В одной этой просьбе было слишком много. Его голос играл десятками полутонов и смыслов. Она слышала в кратких звуках вину, надежду, скорбь, жалость к самому себе, нежность и заботу. Итачи снова слишком много думал, и она не знала пока чем его отвлечь. Вероника переплела свои пальцы с его и кинула на Саске последний взгляд. Полный тепла и благодарности. — Спасибо, — только и сказала она. Саске кивнул. И ушёл прочь, утягивая немного растерянную его поведением Сакуру за собой. Итачи подождал, пока они отойдут на достаточное расстояние и спросил тихо: — Тебе нужно возвращаться в госпиталь? Его руки до сих пор подрагивали от скопившегося напряжения. Мышцам нужен был полный покой, желательно при поддержке релаксантов. А ему самому – сутки здорового сна и отсутствие нагрузки. Но на руинах Конохи лодырничать будут, наверное, только гражданские. Вероника была уверена – уже через полчаса свои задания получат все, кто носят протекторы. Джонинский состав не даст протирать штаны. А ей самой действительно пора было возвращаться – и так ушла со свитком отчёта и пропала. — Меня ждут обратно, — она улыбнулась грустно, — работы невпроворот – полная палатка пострадавших. Он выглядел подавленным. Да, спокойным глубоко внутри от того, что сражение с Пейном завершено, радостным за то, что над Конохой больше не висит проклятие «Акацки». Но всё ещё угнетённым, почти разбитым. Итачи уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, как она перебила его мягко, уводя за собой в сторону от толпы. Туда, где ему не нужно было подбирать слова. — Но сначала нужно привести тебя в порядок. Ты похож на трубочиста из старых английских романов. Он сжал её пальцы крепче, опуская взгляд в пол. Не перечил, не упрямился. Шёл подозрительно покорно, быстро перебирая ногами и упорно держа шаринган активированным. — Вероника. — Тут совсем рядом речушка есть. Приток к Накано. Окунём тебя туда – нужно смыть застаревшую кровь и позаботиться о незаживших ожогах. — Вероника. — Это совсем ненадолго. Потом мне нужно будет вернуться к госпиталю, и я освобожусь, наверное, уже поздно вечером, так что… — Вероника, прости меня. Она остановилась резко, упираясь пыльными сандалиями в землю. Толпа осталась позади – они стояли на опушке леса, окружённые только шумящими на ветру деревьями и колыхающейся дикой травой. Итачи, поджав губы, смотрел куда-то ей в переносицу. Глазами потускневшими, посеревшими. Слепыми. Она вдохнула поглубже, подавляя зарождающуюся внутри истерику. Опять. Как в палатке, когда оторвалась, наконец, от потрескавшихся губ, и всмотрелась получше в осунувшееся от чакрового истощения лицо. Когда поняла почему он не сразу её узнал, почему был так напряжён и потерян в пространстве. Когда сжала кулаки до впившихся в кожу ногтей и пустила в голос наигранную улыбку. Не думать об этом. Не позволять ни единой мысли. Она и так едва успела успокоиться, чтобы не испугать ненужными слезами Наруто. Чтобы не расстроить ещё сильнее самого Итачи. Сильного, безгранично преданного, но надломленного в своём фундаменте, как старый семейный дом. — Тебе не за что извиняться, — она выдохнула резче необходимого. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. – Ты сделал всё, что мог, и даже больше. Она, кажется, услышала скрип зубов. Линия его челюсти напряглась. — Я не смог ничего, — признался он так, будто говорил о чём-то постыдном. — Ты вёл диалог с помешанным. Его не переубедил бы никто. Пальцы сдавило. Он сжал её руку почти до боли. Потянулся второй к девичьему лицу, огладил скулу, спустился к линии челюсти, задел подбородок и, едва коснувшись ниже, тут же одёрнул руку, словно обжёгся. Горло сдавило на краткий миг. Момо показалось – она задыхается. — Он убил тебя, Вероника. – Его губы едва шевелились, глаза снова налились красным, но остались при этом пустыми, словно он вспоминал сражение с Тоби. — Твоя шея хрустнула, как ветка, переломилась от одного движения. И всё потому, что он узнал о нас. Вспоминать о собственной смерти не хотелось. Даже думать мельком, погружаясь в совершенно мерзкое, топкое ощущение конца. Слишком быстрое, слишком неотвратимое. Даже будучи относительно бессмертной, она теперь чувствовала себя против воли маленькой и беззащитной. Потому что, несмотря на заверения Проводника, всё же погибла, не успев получить помощь со стороны. По коже поползли липкие мурашки, но она стряхнула их силой воли, чтобы не тревожить и так разбитого Итачи. Не время. — Это случилось бы рано или поздно. Он упрямо тряхнул головой. — Нет, если бы я держал себя в руках и был осмотрительнее. — Мы не смогли бы скрываться вечно. — Я должен был предусмотреть… Она не выдержала очередного витка самобичевания, практически разозлившись на него. Впервые за долгие месяцы. — Ещё раз услышу что-то подобное – обижусь и перестану с тобой разговаривать, — сорвалась она, едва не переходя на крик. Итачи свёл брови к переносице. Ну что за упрямец. – Ты не можешь предусмотреть всё. Никто не может. Всегда найдётся тот, кто случайно или намеренно перехитрит тебя. Всегда найдётся камень, который сорвётся от дуновения ветра и спровоцирует оползень. Ты не совершенен. Я не совершенна. Никто в этом мире не совершенен. Мы все можем только стремиться к этому и искать тех, кто разделит с нами этот путь. Тех, перед кем не нужно носить маски и притворствовать, как в театре. Тех, кто увидит недостатки и не осудит. И научится принимать поражения. Запомни это уже, наконец, и перестань плясать на граблях, как Наруто. Ты. Не. Виноват. Он вздохнул тяжело, опуская веки. Привыкший взваливать на себя лишнее и считаться только с собственными выводами. Горящий изнутри виной за то, над чем был не властен. Как же он ел себя с момента пробуждения. Как будет есть и дальше, пока они не переупрямят его. Итачи недовольно дёрнул бровью и решил свернуть неугодный разговор: — Я плохо на тебя влияю. Вероника хмыкнула и, развернувшись на пятках, неспешно, огибая малейшие препятствия, повела его за собой дальше – к шумящему впереди ручью. Чужой чакры вокруг она не чувствовала. Отлично. Как раз успеют быстро искупаться. — Мы ещё вернёмся к этому разговору, — пригрозила она уже более миролюбиво, завидев впереди бледно-голубую ленту воды. Раздражение утихло, словно не было, — как только ты перестанешь шататься на каждом шагу. И я смогу убедить тебя в том, что твоей вины в случившемся нет. Она правда считала, что Учиха не повинен в её временной смерти. Тоби просто нужен был повод отомстить, рычаг для давления. Им мог быть Саске, Наруто – любой, к кому Итачи успел привязаться. Вероника просто попалась ему на глаза первой, так неудачно застыв возле сражающихся мужчин прямо на виду. Если кто и нёс на своих плечах вину, так это она. Бросившая коллег и понёсшаяся на выручку Узумаки, отключив голову. Будет ей урок. И повод держаться за спинами у более сильных. Итачи был прав, когда говорил, что опыт приходит только с болью. Шея неприятно заныла. Коснувшись кончиками пальцев немного выпирающих позвонков, она горько улыбнулась самой себе и спустилась к воде, пробуя пальцами температуру. Самое то. — Давай, — она обернулась к застывшему рядом Учихе, тревожно вращающему головой, — проведём тебя в порядок и вернёмся в лагерь. Боюсь, в ближайшие дни нам не светит ни онсен, ни нормальный душ. Мужчина хмыкнул. Осмотрел округу шаринганом, немного расслабил плечи. Запрокинув руки за голову, он одним движением стянул форменный гольф, дырок в котором было больше, чем ткани, и тряхнул головой, распуская волосы по плечам. Его бледная кожа вся была в мелких ссадинах и синяках, поджившие ожоги покрывала молодая тонкая кожица, порезы выглядели покрасневшими. Кажется, нужно заставить его съесть ещё пару чакровых пилюль. И, обмыв, успеть ещё немного подлатать. Прикинув в голове план лечения, Вероника быстро разделась, поставила мысленный таймер на пять минут и приняла протянутую им руку. — Осторожнее, — он придержал её за талию, когда Момо ойкнула, наступив на острый камень, — не поскользнись. Даже сейчас, сам едва стоящий на ногах, утративший драгоценное для шиноби зрение, он старался её оберегать, прислушиваясь к окружающим шумам. Нервный немного из-за неспособности следить за потенциальным врагом, он несмотря на активированный шаринган опасался засады. Но всё ещё шёл за ней. Накрыв его уши ладонями, Вероника подтянулась на мысочках и воровато поцеловала в уголок губ. В этот момент она дала себе обещание – она вернёт Итачи зрение также, как он когда-то вернул ей дом. Потому что иначе быть и не могло. — Не поскользнусь, — сказала она тихо и тут же отстранилась, заходя в речушку по пояс, — у нас четыре минуты. Давай, как завещал Кисаме-сан. Впереди был длинный день. И они справилась с ним достойно, не обронив ни единой жалобы.

*

Камень был простой. Светло-серый, острый в некоторых углах, весь ассиметричный и грубый. Он был подобран у остова одного из жилых домов и заботливо оттащен за границу Конохи, на берег реки Накано. У излучины, где после дождей бурлящая вода выходила на сушу, он был заботливо прикопан и укрыт пересаженными с ближайшей лужайки полевыми цветами. Стихия шептала беспрестанно, кричала в дни сильного течения и вечно куда-то спешила, унося с собой мусор, дерево и мелкую рыбу. Она бежала мимо, здороваясь с камнем, а он смотрел на реку и любовался. Веронике казалось – ему это понравилось бы. — И не говори, что я опять сделала что-то не так, — пробормотала она тихо, оглаживая кончиками пальцев выбитые кунаем иероглифы. Оружие от этих манипуляций сильно затупилось — впору выбрасывать. Подумав немного, она воткнула его в землю рядом с камнем и отряхнула вымазанные в грязи ладони. Дав себе минуту на размышления, Вероника отошла к речке и вымыла землю из-под ногтей. Тёмные полукруги, забившиеся под пластины, походили на запёкшуюся кровь. От этого начинали подрагивать позорно руки и мутнело перед глазами, но Вероника приказала самой себе успокоиться и вдохнула поглубже, прогоняя дурноту. Не время и не место. Закончив, она вернулась к камню и облила его несколько раз водой, убирая остатки каменной крошки. Тот жадно впитал в себя жидкость, темнея, и на краткий миг ей показалось, что она услышала в журчании насмешливый смех. На неё смотрело самодельное надгробие с выцарапанными неуверенной женской рукой иероглифами: «Хошигаки Кисаме. Человек». — Умер, как настоящий шиноби, да? – спросила она у могилы, в которой никогда не окажется тела. Кисаме покончил с собой, приказав акулам сожрать себя. Не колеблясь ни секунды, не страшась боли и смерти. Когда он осознал, что проигрывает бой и не может покинуть его, окружённый противниками, мужчина сложил печати перед десятком АНБУ Конохи и заключил себя в водяную тюрьму вместе с призывными. Ухмыльнувшись, он раскинул руки и дал акулам убить себя, не оставляя ни следа от изувеченного палачами тела. Зрелище, говорили, было поражающее своей жестокостью. Итачи, пусть и присутствовал рядом, увиливал от её робких вопросов и отказывался делиться подробностями, скорбно поджимая тонкие губы. Но Веронике и не нужно было их знать. Достаточно было осознания: он выбрал этот путь сам. И не дал сломать себя, погибнув достойно. Как завещал когда-то ей. Вероника сложила перед собой ладони и склонила голову, погружаясь в молитву. Без формы, без ритуалов – просто обращаясь со всей искренностью к ками и тем, кто охранял Чистый Мир. Прося у них покоя для одного нукенина с тяжёлой рукой и странным чувством юмора. Для человека, который, пусть и ругался, искренне пёкся о ней и старался научить её уму-разуму. Для того, кто даже будучи врагом, просил сохранить ей жизнь. Для товарища, напарника, просто солдата, выбравшего когда-то путь насилия и прошедшего его с гордо задранной головой. — Вот ты где, сестрёнка! Мы тебя совсем потеряли. Мотнув головой в сторону голоса, она хмыкнула и разжала ладони. — Тут патрули ходят каждые полчаса. И я ненадолго – уже собиралась возвращаться. Трава зашуршала под чужими сандалиями. Наруто подошёл к ней, сел на корточки и, почесав затылок, опустил ладонь на девичье плечо. Всмотревшись в написанное на камне, он немного неловко погладил её, стараясь вложить в это действие всю свою заботу. Не понимая толком, как утешать в горе, которое не разделял, но стараясь всё же помочь. Вероника почувствовала, как вместе с его касанием покидает сердце тоска и становится легче на душе. Она слепо уставилась на камень. — Это странно, верно? Делать подобное для члена «Акацки», — спросила она у него, не оборачиваясь. Наруто пожал плечами и опустился на землю, закладывая руки за голову. Он потянулся всем телом и уставился в голубое летнее небо. Притомился за эти дни, растрачивая не восстановленную до конца чакру на помощь жителям разрушенной Конохи. И как только нашёл время в своём плотном графике и отправился искать её? — Нагато и Конан тоже из «Акацки». Но они хорошие люди, с которыми случилось очень много плохого. Может, и этот был таким – я не успел его узнать. Когда Боги создавали Узумаки Наруто, то, наверное, окунули его в чан с человеколюбием и верой в каждое живое существо на этой жалкой планете. Было в этом что-то горькое, отдающее металлом – наделить его душу таким светом и с самого рождения начать топить во тьме. Вероника вздохнула и легла рядом с ним, поворачиваясь на бок. Она свернулась клубочком и посмотрела на его загорелый профиль. Отчего-то хотелось поделиться. — Он был жестоким, язвительным, не всегда приятным. Обожал хорошую драку и долгие разговоры обо всём на свете. Любил женщин и онсены. А ещё он просто ужасно объяснял материал и постоянно провоцировал меня. Но он был живым. И, даже несмотря на то, что он оставил меня, выбросив за борт, я буду скучать по нему. Потому что он спас меня. Он и Итачи. Наруто повернул голову в её сторону. У него в ресницах пряталось солнце. — Извращённый Отшельник писал в своей книжке, что человек жив, пока о нём помнят. А если помнят доброе, значит, для кого-то он был светом. — Ну, — она хмыкнула, вырывая из земли травинку, — светом я бы его не назвала. Но ты прав, милый. Если помню хорошее, значит, он этого достоин. Интуитивно, как всегда, Наруто сделал одну единственно верную вещь – вытянул одну руку и, обхватив её за плечи, прижал к своему боку. Вероника опустила голову ему на плечо и вздохнула, позволяя себе немного тишины и грусти. Светлой такой, неуловимой. Какую испытывала порой, заканчивая полюбившуюся книгу. Она была привязана к Кисаме, но недостаточно сильно для того, чтобы считать его другом. Он был одним из символов её свободы от Орочимару и, вместе с тем — ещё одним тюремщиком. Она не понимала до конца, на самом деле, что чувствовала по отношению к нему, но знала одно – теперь он был свободен. И она вместе с ним. Прошлое осталось в прошлом. Орочимару залёг настолько глубоко, что не вылезет в ближайшие десятилетия, «Акацки» больше не существовали, дороги в её родной мир перекрыты. Стоило захлопнуть этот роман и начать читать новый – тот, в котором она просто жила, без страха очнутся однажды в очередной раз на операционном столе и без мыслей о скорейшем возвращении назад. Она была, наверное, ужасной дочерью, раз так спокойно относилась к невозможности вновь увидеть маму и отца. Эгоистичной, думающей только о себе. Радующейся втайне, что впервые за почти четыре года не находится в подвешенном состоянии. Что теперь под её ногами, наконец, вновь появилась почва, зыбкая и пропитанная кровью. Момо чувствовала себя отвратительным, гнилым человеком. Но вместе с тем, взрослым и ответственным за каждый свой шаг и поступок, каким бы он ни был. В первые месяцы после урагана Вероника рыдала, не переставая. Брошенный всем миром ребёнок, она кидалась на Орочимару и Кабуто, искала виноватых в каждом мимо проходящем ассистенте и думала только о том, как однажды этот ужас закончится. Она хотела в мамины объятия, хотела снова сидеть на задней парте с Джорданом, играть в Скраббл с отцом и листать ленты социальных сетей. Ей дорога была её прежняя жизнь – пресная и почти бесполезная. Та, в которой она почти ничего из себя не представляла. И та, что исчезла, оставив после себя редкие миражи в виде снов и воспоминаний о хобби и подростковых интересах. Иногда она думала: почему всё именно так? Почему образы семьи начали стираться, почему тоска по тем краям растворяется, как сахар в чашке чая? Она всё ещё думала о комиксах и кино, напевала любимые песни и пыталась сделать из картона и бумаги собственные настольные игры по мотивам «Подземелий и драконов». Но облик мамы казался ей с каждым днём всё дальше и дальше, а лицо отца и вовсе расплылось, обращаясь маской. Иногда она с толикой ужаса понимала, что вовсе забыла их имена. Неужели она и правда настолько ужасна? Неужели просто нашла родителям замену, назвав своей семьёй совсем других людей? Или стресс от пребывания в лабораториях настолько глубоко ударил по ней, что подсознание начало вымещать воспоминания о прошлом? — Как думаешь, я плохой человек? – спросила она у Итачи в ночь после победы. Она лежала на стареньком футоне, накрывшись собственным окровавленным халатом, и смотрела в потолок огромной тканевой палатки на три десятка человек. Рядом храпел какой-то чуунин, открыв неприлично рот, неподалёку команда Конохомару перешёптывалась и придумывала повод слинять на улицу, вопреки приказу Эбису-сана. Над Конохой, только пережившей наступление Пейна, сияла полная луна, освещая руины деревни и несколько десятков шатров, служивших теперь шиноби домом, местом собраний, госпиталем, почтой, Академией и Резиденцией. Итачи повернул голову в её сторону и коснулся рукой девичьего запястья. Их временные кровати разделяло расстояние всего пары ладоней. Он говорил, что так ему спокойнее. Он начинал нервничать, стоило потерять её из виду хотя бы на полчаса. — Откуда такие мысли? Итачи говорил едва слышно, чтобы не привлекать внимание окружающих. Вероника знала, что он не любил беседы по душам в присутствии посторонних, но не могла удержаться. В ушах даже спустя часы всё ещё звенело, а перед глазами стояли залитые чужой кровью руки и молящие о помощи пациенты. Но вместе с тем – и собственное облегчение от слов Проводника. Неправильное. Гнилое. — Я почти забыла родителей, — призналась она тихо. – Когда я вспоминаю о том, как было до, то понимаю, что моя голова забита всякой дрянью. Но места семье там почти не осталось. Они будто стираются, выцарапываются, тускнеют… И я почти ничего не чувствую по отношению к ним, только ностальгию. Разве так бывает с хорошими людьми? Около минуты рядом с ней было тихо. Итачи едва ощутимо гладил её предплечье костяшками пальцев и размышлял. А затем он выдохнул и сказал: — Как-то ты сказала, что мне вредно много думать. Сейчас самое время вернуть этот упрёк, — она обернулась к нему и увидела, как мужчина едва заметно дёрнул уголком рта, — Я знаю тебя почти два года и, кажется, достаточно изучил, чтобы однозначно сказать – ты хороший человек, в сердце которого много любви и света. И этого достаточно. Не тревожь и так изрешеченную душу. Позволь ей исцелиться. Дай себе время. Вероника знала, что будь они наедине – он сказал бы куда больше. Наверное, поделился своими мыслями касательно природы её поведения или же дал пару советов. Но даже от этого на сердце стало легче. Ненадолго, но достаточно для того, чтобы уснуть беспокойно, думая о том, какой долгий и сложный путь теперь предстоит всей Конохе. Той, что теперь была её единственным пристанищем. — Вернёмся обратно? – предложила она в настоящем Наруто, дёргая его за рукав потрёпанной чёрно-оранжевой куртки. Тяжело было представить, как ткань смогла пережить весь кошмар сражения. Юноша промычал что-то тихо и сел, утягивая её за собой. Он посмотрел рассеянно на могилу и неожиданно предложил: — Сходишь со мной глубже в лес? — А нас не хватятся? – Она приняла протянутую им руку и поднялась на ноги, отряхивая одежду. — Всё же работы полно, да и Итачи будет нервничать. Ты же знаешь, какой он… Наруто хмыкнул и закатил глаза к небу. Он, как и Саске, негодовал от обострившейся мании контроля Учихи, проснувшейся уже на следующий день после победы. Мальчики видели в этом недоверие к собственным силам и демонстративно игнорировали простые просьбы отчитываться о своих планах на день и часе возвращения в общую палатку. Вероника с их бунтом была не согласна и каждый божий день пыталась уговорами унять растущее в беспокойных головах восстание. Она хмурилась каждый раз, стоило этим двоих снова начать вести себя, как малые дети. Потому что прекрасно понимала, что попытки коршуном следить за домочадцами имели за собой веские основания. Ведь в день их победы, она не знала, плакать или смеяться. Сначала она, конечно, рыдала, едва сдерживая рвущуюся наружу истерику, когда осознала, что посерели глаза Итачи неспроста. С трудом поднявшись на ноги со своего футона, чтобы встретить брата, он покачнулся и наступил в пустоту, неловко оступившись. Мужчина растерялся, нахмурился, пошёл дальше в сторону выхода и чуть было не сбил собой стоявший на пути стул. Он всеми силами старался выглядеть уверенным в себе и своих силах. Щурил отчаянно глаза, двигаясь в направлении родного огонька чакры, огибал другие, почти не врезаясь в снующих вокруг людей. И шёл немного пьяно. Вероника списала бы это на его нечеловеческую усталость, проигрывавшую желанию обнять Саске и убедиться в том, что с Наруто всё в порядке. Если бы не одно «но»: он едва заметно держал руки разведёнными в стороны, словно готовился в любой момент уцепиться пальцами за оказавшийся на пути объект. Сжав челюсти до скрипа от накрывавшего её осознания, болезненного, бьющего под дых, Вероника нагнала его и подхватила под руку, молча ведя за собой и шёпотом предупреждая о препятствиях. Он поморщился и сказал тихо: — Я сам. Она упрямо осталась рядом. Потому что Итачи весь свой резерв потратил на техники, которые в обмен на победу над Тоби и возможность запечатать его с помощью клинка Тотсука но Тсуруги лишили Учиху зрения окончательно. Работать дальше в таком состоянии он не мог, как ни храбрился. Выученное годами тело всё ещё способно было сражаться, ориентируясь на малейшие колебания воздуха и движения чакры. С активированным шаринганом он так и вообще вполне самостоятельно передвигался по отстраивающейся Конохе, выполняя несложные поручения и пропадая целыми днями в штабе. Но ко всему остальному мужчина оказался совершенно не готов. Помня свою мантру о том, что всё наладится, Вероника просто продолжала делать свою простую работу. Она вручала ему палочки, помогала промывать и расчёсывать волосы, подавала завалившиеся за футон вещи и шёпотом сообщала о незаметных на пути препятствиях. Итачи поджимал каждый раз губы, открывал рот, чтобы что-либо сказать, но тут же захлопывал его обратно и просто молча принимал её заботу. Стискивая при этом свободной ладонью ткань на брюках до треска. С каждым днём всё меньше. Итачи быстро осваивался со своей слепотой. Но чувствовал себя при этом лишённым привычного контроля. А потому пытался компенсировать это мягкой тиранией над домашними. — Ничего с ним не случится, — Наруто подцепил её за руку и потащил от берега в сторону деревьев. – Мы ненадолго. Я хочу тебе кое-что показать. Вздохнув, Вероника кинула последний взгляд на безмолвный памятник бывшему наставнику, мысленно попрощалась с ним и позволила Узумаки утащить себя вглубь чащи. Шли они обратно в сторону деревни, резво перебирая ногами. Рядом пробежал деревьями патруль, торговую дорогу проверяли на наличие «сюрпризов» маленькие чуунины. Шиноби трудились на благо Конохи, едва успевая отдыхать. На их фоне собственное безделье, пусть и законное, казалось верхом безответственности. Вероника пообещала себе мысленно растянуть предстоящую смену в палатке госпиталя до глубокой ночи. — И куда мы идём? – спросила она у Наруто. Юноша пожал плечами и немного ускорил шаг. — Хочу поделиться с тобой кое-чем. Отодвинув мешавшуюся на пути крупную ветвь, он выскользнул на небольшую укромную поляну, скрытую от посторонних взглядов высокими стволами раскидистых криптомерий и сосен. Землю укрывала ровным слоем густая дикая трава, по периметру рос колючий кустарник. Света здесь почти не было, только тот, что пробивался через листву. Пахло влагой и смолой. Но не природа привлекла внимание Вероники. В углу, у самых корней поросшего мхом лиственного дерева, стоял камень, до боли похожий на тот, что часом ранее установила она. Этот был не в пример аккуратнее, имел правильную форму и был явно подобран неподалёку, а не украден из Конохи. По бокам от него стояли ещё два – поменьше, и в каждый из троих было воткнуто по кунаю, соединённому между собой леской. Ещё одна самодельная могила. Но не для товарища – для учителя. — Они так и не нашли тело, — сказал тихо Наруто, подходя к камню и опускаясь рядом с ним на корточки, — да и не до красивых похорон сейчас. Но я просто хотел, чтобы Сенсею Извращенцу тоже кто-то сделал памятник. Он поддел пальцем леску и вздохнул необычайно тяжело, слишком по-взрослому. У Вероники сжалось сердце. Ками, он ведь прав. Готовясь к нападению, они позабыли о трауре. А теперь негде и некому. Кладбища разрушены также, как и жилые здания. Мёртвым не было покоя, равно как и живым. И с этим им тоже предстоит разобраться. Она опустилась на колени и огладила кончиками пальцев памятник. Ещё один символ бесконечной войны, в которой они все жили. Ещё одна могила для чудесного человека, доброго, щедрого душой. Для прекрасного шиноби, для мудрого наставника и верного друга. Прошло больше двух недель с того дня, когда они получили известие о гибели Джирайи. Но боль от утраты всё ещё не ушла до конца. У могилы принято говорить хорошее и доброе. У Вероники не было других слов об одном из великой тройки саннинов. — Недавно я думала о том, что жива только благодаря ему, — произнесла она тихо. Наруто заинтересованно посмотрел на неё. – Тогда, когда мы познакомились… Он ведь мог не слушать меня и тебя. Мог остаться глух и слеп к размазывающей сопли по лицу девчонке. Но он был милосерден. И доставил нас в Коноху, где люди оказались столь добры, что смогли принять такую, какая есть – без роду и племени, подружку нукенина. Он спрашивал потом даже, всё ли хорошо. Не забыл. Это удивительно благородно. Как в книгах. Наруто хмыкнул и опустил свою ладонь рядом с её. Накрыл выцарапанные наспех иероглифы пальцами, свёл большой и средний неровным кругом и резко разжал, будто хотел щёлкнуть дух Джирайи по носу. — Да, он сам, как герой романов. Эротических, конечно, но всё же. — Наруто… Он хохотнул тихо. Похлопал камень беззаботно и поджал задрожавшие губы. Вероника знала – так он сдерживает слёзы. Она наклонилась к нему и обняла буйную голову руками, прижимая к своей груди. Наруто позволил себе немного слабости. Заплакал тихо, обняв её крепко. Стравливая накопившееся внутри горе, выплёскивая боль от потери важного, слишком важного для себя человека. Они провели в тишине больше десяти минут. По их истечению, Наруто отстранился, вытер мокрое лицо рукавом многострадальной куртки и неловко улыбнулся. — Ты извини, сестрёнка, я тут расклеился. «Тебе не за что просить прощения. Ты имеешь право на грусть и злость. Ты такой же человек, как и все. Пожалуйста, не забывай об этом. Береги свой свет». Язык споткнулся о собственные непроизнесённые слова. Вероника улыбнулась ему и огладила шершавую щёку. — Спасибо, что показал мне, милый, — почти прошептала она. Наруто всхлипнул в последний раз и кивнул, плотно зажмурив веки. Ему понадобилось ещё немного времени для того, чтобы окончательно прийти в себя. После он умылся в реке, растирая кожу до красноты, попросил её никому не рассказывать об увиденном и всё же решил вернуться в Коноху. Обратно она вела его, крепко сжимая сухую мальчишечью ладонь в своей, а по приходу – поцеловала в щёку, махнула рукой и убежала в госпиталь. Пора было работать на благо деревни. Точнее того, что от неё осталось. «Коноха» теперь представляла собой большой палаточный лагерь у одной из стен, окружённый плотным кольцом АНБУ. Несколько импровизированных улиц состояли из общих столовых, жилых казарм, шатров снабжения, административных центров, полевого госпиталя и «песочниц», где могли безопасно проводить время гражданские и шиноби с совсем беззащитными малышами. Мылись в речке или импровизированной бане, также организованной в шатре. Стирались там же, а порванное старьё сдавали мастерицам, которые выдавали взамен стандартную униформу из резерва, а бывшее имущество рвали на заплатки и перешив. Между жилыми и общественными шатрами, грудились разобранные леса, строительные материалы и изготовленные прямо на месте брусья и балки. Шиноби валили ближайший лес и обрабатывали древесину, подготавливая под стройку. Прибывали из округи и добровольцы, наслышанные о горе, союзные страны присылали в помощь своих солдат и специалистов, датировали денежные средства. Политика Цунаде дала свои плоды – с ними охотно сотрудничали. Сама же деревня походила на кратер от падения метеорита. Уровень грунта просел на добрые десятки футов, и нарастить его по всей огромной территории попросту не представлялось возможным. Из-за этого от ворот теперь приходилось спускаться по хлипким подмосткам, а затем идти, внимательно смотря под ноги, чтобы не сбить строительные колышки и натянутые паутиной нити, обозначавшие границы будущих улиц и домов. За несколько дней основную часть мусора разобрали, примерно сровняв ландшафт для предстоящих работ, и теперь жители спокойно копались в завалах, выискивая своё имущество. Но, к сожалению, это пока не касалось окраин, где как раз и стоял бывший Квартал. До них джонины обещали добраться только к концу недели. Вероника теплилась надеждой на то, что они смогут сохранить хотя бы часть имущества. Большая стройка влекла за собой большое количество травм. Решением Кацуро-сана иръёнины посменно дежурили внутри стен, чтобы на месте оказывать первую помощь при не самых сложных, но требующих внимания травмах. Держа руку на пульсе, они сокращали количество пациентов в палатках, где теперь лежали только самые тяжёлые. Сегодня честь исцелять отбитые пальцы и проткнутые гвоздями руки была оказана Веронике. Кивнув головой патрулю, Портер бодро проследовала мимо многочисленных дорожных рабочих к котловану одного из первых домов в новой деревне. Строители закладывали фундамент для обновлённой Резиденции. Рядом мялось несколько шиноби, вызвавшихся помощниками. — Момо-сан, вы как раз вовремя! Бодрый голос Рока Ли, махавшего ей ладонью, она узнала бы из тысячи. Тот тащил на плече три бруса, общим весом в пару сотен фунтов, умудряясь параллельно переговариваться о чём-то с товарищами. Шиноби подошёл к котловану и одним движением скинул туда материалы. Вот кому любые трудности – повод испытать себя. С годами Вероника всё больше понимала, что по-доброму завидует оптимизму воспитанника Гая-сенсея. — Добрый день. Кому-то нужна помощь? Ли пару раз подпрыгнул на месте, разминая ноги, прогнулся в спине и указал ладонью куда-то назад. — У нас там пальцы раздавило одному из гражданских. Не помешали бы ваши исключительные таланты. Исключительными она бы свои навыки не назвала, но всё же улыбнулась в ответ. Она знала, что в словах Ли не было ни капли лукавства – он правда вкладывал в свои слова то, что думал. Слишком высокого мнения об окружавших его людях. Они были чем-то похожи с Наруто. Пострадавший сидел на камне и тоскливо осматривал посиневшую кисть. Случай непростой – сращивать мышцы, сосуды и сухожилия медицинским дзюцу удавалось значительно легче, чем кости, особенно тонкие. Те нередко дробились, оставляя десятки мелких осколков, застревавших в тканях. И даже с помощью чакры организму требовалось время, чтобы срастить всё окончательно. Шикамару, вот, потребовался десяток пилюль и четыре дня, чтобы уверенно встать на ноги без риска заработать новые трещины. С этим также будет непросто. — Расслабьтесь, — посоветовала она молодому мужчине в одежде гражданского. Тот зашипел что-то про адскую боль и напряг кисть ещё сильнее, сжимая челюсть. – Если перестанете упрямиться – боль уйдёт. Свои слова она подкрепила действиями – чакрой попыталась принудительно расслабить мышцы. Вышло не с первого раза – пациент сопротивлялся. Однако, как только Вероника преуспела, дело пошло в разы лучше. Головчатая, крючковидная и гороховидная кости почти не пострадали, заработав несколько крупных трещин. Фиолетовая опухшая кожа оказалась крупным ушибом, который она также сняла за несколько минут. Достав из рабочей сумки-почтальонки эластичный бинт, она плотно перевязала кисть и зафиксировала пальцы. — Пару дней не двигайте без лишней нужды. И на этом можно было бы закончить. Но мужчина нахмурился, осматривая свою руку, и демонстративно сжал ладонь в кулак. Радостным он не выглядел. Скорее, раздражённым. — А работать я как, по-вашему, буду? – спросил он так, словно это лично Момо раздавила ему инструментами кисть, — Исправляйте давайте, мне семью кормить. Вероника набрала полные лёгкие кислорода и медленно выдохнула, собираясь с мыслями. В госпитале таких, как этот, иръёнины называли между собой «сказочниками». Те, как персонажи романов и эпосов, мечтали по мановению руки избавиться от всех проблем, игнорируя анатомию и естественный ход вещей. Тактик общения с ними было несколько. Вероника предпочитала ту, что не включает в себя раболепие. — К сожалению, лучше медики страны ещё не изобрели техники, способные окончательно сращивать кости за считанные секунды, — она нарочито медленно моргнула и натянула самую вежливую улыбку, — Я могу ещё немного простимулировать сращивание, но вам в любом случае необходимо будет завтра явиться на осмотр, чтобы другой иръёнин дал заключение. В противном случае, вы усугубите травму и точно не сможете работать. — Но мне нужно сейчас! — Сейчас я сняла отёк и почти срастила трещины. Но кости нужно время на полное склеивание, как пище нужно время для переваривания. Я ответила на ваш вопрос? Судя по недовольному взгляду – «нет». Пострадавший встал и с гордым видом направился прочь. Видимо, искал на стройке более компетентного дежурного медика. Вероника знала – не найдёт. Старшая сестра должна была подойти только через час. Вздохнув, она попрощалась со спиной нерадивого пациента, поднялась на ноги и отряхнула халат. Мужчины. Ну что за упрямцы. — Ну как, Момо-сан? Быстро заживёт? Рок Ли передал строителям новую партию балок и подошёл к ней, утирая со лба пот. Солнце палило беспощадно, так что находиться долго без тени было тяжело. Момо сделала себе в голове пометку попросить разнорабочих натянуть между объектами несколько простых тканевых навесов. Какими бы солдаты Каге не были выносливыми – тепловой удар всё ещё никто не отменял. — Сегодня нужно будет отдохнуть, — ответила она, протягивая ему из своей сумки флягу с водой. Шиноби с благодарностью принял и тут же жадно припал к горлышку. — Надеюсь, завтра он дойдёт до нашей палатки и честно получит разрешение на работу. Если трещина разойдётся, то может случиться перелом. Ли тряхнул головой и, козырьком прислонив ко лбу обмотанную бинтами ладонь, посмотрел куда-то на противоположную сторону котлована. Там Тен-Тен рассматривала что-то на картах вместе с прорабом, пока Майто Гай активно помогал ставить леса с несколькими неизвестными ей чуунинами. Неджи она не видела. Наверное, патрулировал окрестности вместе с АНБУ. Бьякуган сейчас очень помогал держать границы под контролем. — Не переживайте, Момо-сан. Клянусь вам, если не будет бумаги, то мы с Гай-сенсеем не позволим ему взять в руки молоток. Мы здесь как раз за старших. — Спасибо, Ли-сан, — искренне поблагодарила она отзывчивого юношу. – Вы очень этим выручите. Я больше никому здесь не нужна? Пройдусь к Академии, а потом по стандартному маршруту. Он отпустил её с лёгким сердцем, тут же находя себе новую работу. Откуда только столько энергии? Обход занял больше часа. Затем Вероника поздоровалась с прибывшими на подмогу коллегами и дело пошло веселее. Они курсировали между объектами, обмениваясь новостями, и тут же бежали к пострадавшим, если те получали травмы. Джонины однозначно постановили, что сейчас нужно уделять время даже мелким и незначительным ранениям. Ушибы, вывихи и занозы могли тормозить и затягивать грандиозную стройку, так что медики находились внутри стен постоянно, уделяя своё внимание всем нуждающимся. Присесть было практически негде, остыть и сбить жар – тоже. На третий час Вероника одолжила у одного из строителей устаревший план и сделала из него бумажный веер, на четвёртый – допила последнюю воду и сняла халат, скручивая его на манер чалмы. Примерно в то же время у них появился первый обморок из-за теплового удара, и вот уже этого несчастного отправили на плечах товарищей отдыхать в общую палатку. Шиноби всё ещё оставались обычными людьми. К вечеру на территории появилось несколько генинов, разносивших еду и воду, а когда стемнело окончательно – рабочий день официально завершили, оставив на дежурстве только охрану. Иръёнины с поклоном попрощались со старшими и отправились отчитываться перед Кацуро-саном. Тому даже апокалипсис не помешал бы писать отчёты и заполнять карты. Этим девушки и занялись в дружном порыве, кое-как записывая необходимые данные, раскачиваясь на кособоких табуретах при свете свечей. Глаза практически пекло от напряжения. Закончив с докладом о прошедшем дне, Вероника потянулась, запрокидывая руки за голову, и вовремя ухватилась ладонями за стол – табурет не выдержал и с треском лишился одной ножки. — Считается ли это производственной травмой? – спросила она у хихикающих коллег, осматривая лопнувшее дерево. Судя по виду, мебель откопали на завалах одного из жилых домов. — Даже если так – кого это сейчас волнует, — пожала плечами сестра Матахиме, косо глядя в противоположный угол палатки. Там младшие иръёнины осматривали вернувшихся с дежурства АНБУ, успевая между манипуляциями бессовестно флиртовать с мужчинами. И правда. Кого сейчас волнует отсутствие нормального рабочего места. — Кажется, за ними нужно приглядывать. — Всяко лучше, чем бесконечные сплетни, — Матахиме позволила себе улыбнуться, — пусть порадуются немного. Может ещё и замуж их выдадим. — Коварство вам не к лицу, Матахиме-сан. Медик подмигнула ей и вернулась к своим записям. Ей, верной жене и матери двух детей, было не до заигрываний. Бумаги легли на самодельный стол Кацуро-сана. Вероника отметилась в журнале, сдавая смену. Желудок требовал пищи, хотелось поскорее проверить домочадцев и сходить в столовую. Перед глазами стояла, как наяву, полная плошка риса, исходящая паром. Туда бы ещё мяса побольше, но с продуктами до сих пор были перебои – мощности генераторов не хватало на холодильные камеры. Уже у выхода из палатки она почувствовала смутно знакомое присутствие. — Момо-сан. Голос раздался из-за спины. Вероника вздохнула и развернулась на пятках, сталкиваясь с полным недовольства взглядом Юки. Девушка смотрела на неё поверх стёкол очков и немного натянуто улыбалась. — Добрый вечер, Юки-сан, — вполне вежливо ответила Вероника, — что-то случилось? — Мне нужна ваша помощь. Она была одета по форме. Скорее всего, вернулась с остальными, что сейчас хихикали и строили глазки медикам. Но отчего-то не спешила на общий медосмотр, а стояла безучастно посреди прохода и словно поджидала одного конкретного сотрудника полевого госпиталя. Кажется, они уже проходили через это. — Разумеется, — Вероника имела право отказать, в конце концов, у неё закончилась смена. Но отвернуться не позволяла совесть. Даже если перед ней стоял человек, виновный в похищении Саске. – Вас что-то беспокоит? Улыбка стала ещё неестественней, хотя куда уж больше. Юки кивнула и отошла к одной из кушеток, расслабленно присаживаясь на самый край. В сочетании с крайне недружелюбным взглядом это смотрелось несколько тревожно. — Просто стандартный осмотр после четырёхдневной миссии. — Вы могли попросить любого другого иръёнина. Эта процедура занимает не больше пяти минут. — Но мне нужен особый иръёнин, — она подчеркнула интонацией предпоследнее слово, — тот, кому не страшна смерть. Как оно, кстати? Говорила Юки негромко, чтобы не привлекать внимание окружающих. Интонации в голосе тоже были вполне нейтральные. Не знай она её – сочла бы за простое любопытство. Но она явно чего-то добивалась. Осталось только узнать чего. — Тихо, спокойно, видятся галлюцинации, — она поймала её ухмылку и улыбнулась в ответ, — Звучит страшнее, чем на самом деле. Повернувшись к Юки всем корпусом, Вероника взяла с ближайшего побитого жизнью столика чистый планшет, вооружилась карандашом и подошла к пациентке. Заполнив графы имени и должности, она быстро продезинфицировала руки. Натянула на ладони перчатки Портер немного небрежно и уже за это от души влепила себе мысленный подзатыльник. Работа – всегда работа. Она должна быть объективной и не знать личных предпочтений. — Жалобы есть? — Никаких, — ответила она спокойно. Бегло осмотрев фигуру медика, не скрытую халатом, Юки тут же продолжила, — Так, значит, тебе не было страшно? — А должно быть? Долг шиноби – защищать деревню до последней капли крови. И не страшиться погибнуть в бою. Она, конечно, немного лукавила. Вероника отчётливо помнила, что успела испугаться, как перед смертью, так и после, уже когда вела диалоги с нечеловеческой сущностью. Но эти чувства, оглядываясь назад, были несколько инородными, словно её дёргали за ниточки и не давали нырнуть в них окончательно. Не давали распережеваться, погрязнуть в тоске по утраченному, заняться паникой. Проводник контролировала даже её эмоции. Но Юки, очевидно, ожидала услышать именно это. — Ты права, — признала она спокойно, послушно следя взглядом за ручкой, — мёртвым не страшно. Им уже всё равно. Сложнее тем, кто остался. Ему было сложно. Вероника застыла, настороженно смотря на неё из-под нахмуренных бровей. Стоило ожидать – она опять сведёт всё к разговорам об Итачи. В прошлый раз это не закончилось ничем хорошим. Хотелось свернуть разговор, попросить её молча коснуться кончиками пальцев носа, потыкать молоточком в колени и отпустить на все четыре стороны. Но любопытство всё же подняло внутри свою растрёпанную голову. Учиха отказывался рассказывать о том, что случилось после. Быть может, она узнает об этом от Юки. — Любому было бы тяжело, — взяв молоточек, она быстро проверила работу нервных окончаний. Юки немного насмешливо склонила голову к плечу, наблюдая за тем, как она прячет взгляд. Вскинув голову, Вероника с долей замешательства отметила, что не видит в её глазах больше презрения и антипатии. Только странную, едва знакомую ей грусть. — Убитых посреди боя принято оставлять, а он принёс тебя к госпиталю на руках, хотя сам едва держался вертикально. Чакра на исходе, весь в крови, во взгляде – пустота. Абсолютная. Передал в руки Сакуре-сан, как раненную. Верил, наверное, что тебя ещё можно спасти. Хотя бошка моталась будь здоров, сразу было видно, что позвоночник перебит. Шею снова скрутило. Вероника сглотнула и накрыла горло ладонью. Глубокий вдох и выдох. — Не самое приятное ощущение, к слову. — Верю, — она хмыкнула, — Но, как ты помнишь, помочь тебе не смогли. А я не смогла помочь ему. Сжав пальцами планшет, Вероника сглотнула. — Отправился дальше сражаться? — Отказался от медицинской помощи, отмахнулся от всех и просто ушёл разбираться сам, как смертник. Я попыталась помочь, так он просто одной иллюзией отправил меня в отключку. Не слушал никого, даже Шикаку-сана. Услышать подобное было вполне ожидаемо, пусть и больно. Она честно пыталась не тонуть в мыслях о том, как её близкие чувствовали себя после её смерти. Вероника знала: потеряй она кого-то из них – не смогла бы оправиться никогда. Смогли бы они? Судя по демаршу Итачи – вряд ли. Оттого гнала непрошенные образы обеими руками. Не стоило нырять в прошлое и поднимать болезненные воспоминания. Быстро написав заключение и подтвердив своей подписью удовлетворительное физическое состояние пациентки, Вероника вручила ей лист осмотра и кивнула головой на выход. — Можешь приступать к выполнению боевых заданий с завтрашнего дня, — она кинула планшет на столик и предприняла новую попытку пойти на ужин. Вот только Юки, сложив бумагу в несколько раз, спрятала её в карман жилета и последовала за ней, быстро перебирая ногами. Вероника напряглась. — Тебя что-то беспокоит? Юки обогнала её и преградила дорогу. Она серьёзно посмотрела на неё поверх очков и неожиданно сказала: — Я всё ещё считаю тебя жалкой, — и, не дав себя прервать, продолжила, — тебе не место рядом с ним, ты делаешь его слабее. Однажды, он это поймёт и вспомнит, на что действительно способен. И тогда рядом буду я, а не дрожащая маленькая птичка. Он простит мне всё. Если в первый раз её угрозы ещё вызывали долю беспокойства, то сейчас даже не тронули. Потому что за фасадом её высокомерия Вероника увидела несчастную влюблённую девушку, больную в своей безответной привязанности. Срывающую злость на той, кто не мог оскалить зубы в ответ. «Ревность – это страх потери», да? — Подождёшь, когда наиграется? – припомнила она ей старые слова. Юки хмыкнула и поправила слегка отросшие волосы. Жест немного нервный, уже не такой элегантный, как прежде. — Да. Потому что мёртвым иногда лучше оставаться мёртвыми. Развернувшись на пятках, Юки ушла прочь, оставляя последнее слово за собой. Несчастная. Да, именно такой она была. Веронике отчего-то стало её почти жалко. Никому не пожелаешь гореть от чувств, на которые никогда не получишь ответа. Могла ли она ей помочь? Нет, потому что было нечем. Размышления прервал треск. Футах в двадцати послышались крики, глухое гудение, а затем прогремел взрыв – громкий, поднимающий собой ударную волну. Она была несильной, но всё же подняла мусор с пылью, повалила на землю несколько людей и пошатнула палатки. В лагере поднялось волнение, шиноби заспешили к источнику шума, держа наготове оружие. Вероника побежала тоже – выполнять свой долг иръёнина. Она надеялась, что это не была диверсия. Всё же Коноха сейчас была поразительно беззащитна. Уже у самого места происшествия она застыла поражённо, осматривая разорванную изнутри палатку Ибики-сана. Отдел дознания не стал рисковать и обосновываться на Скале, где неподалёку находились архивы и убежища. Под временную тюрьму была отведена простая палатка. Небольшая горстка преступников была надёжно закутана в печати и цепи. Этого, как думали джонины, вполне хватало. Но оказалось, что нет. Рядом уже раздавали приказы Шикаку-сан и Иноичи-сан. Несколько АНБУ залили водными техниками образовавшийся пожар и ринулись внутрь разгребать последствия. По периметру выстраивались солдаты, у несущих балок соседнего шатра стояло несколько раненных взрывом мужчин. Среди них она увидела два до боли знакомых лица. — Итачи! Он дёрнул головой в её сторону, обеспокоенно сводя брови к переносице. Липкие от крови пальцы зажимали глубокий порез на предплечье. На скуле алела ссадина от удара. Не замечая никого вокруг, она ринулась к нему, на ходу доставая из сумки антисептик. Кацуро-сан учил всегда носить с собой медикаменты. — Как ты здесь оказалась? Почему не в своей палатке? – спросил он тихо, открывая доступ к ранению. Игнорируя нотки недовольства в его голосе, Вероника быстро сконцентрировала чакру в ладонях и принялась за лечение. Из-за темени на улице ничего толком было не рассмотреть, но диагностика не показывала наличие посторонних предметов внутри пореза, так что она просто оперативно останавливала кровь и сращивала ткани. Цепкий взгляд осматривал окружавших людей на наличие травм. Из несчастных был только застывший рядом с Учихой Изая. У него опять были проблемы с ногой – одну из икр насквозь пробил осколок деревянного кия длиной в несколько ладоней. Мужчина стоял на одной ноге, морща нос, и косился в их с Итачи сторону. Вероника запоздало улыбнулась ему и кивнула в знак приветствия. Изая тепло и искренне улыбнулся в ответ. — Задержалась на смене. Что у вас тут случилось? — Помогали вести допрос, — ответил за Итачи его товарищ, кое-как переминаясь с ноги на ногу, — дело Шимуры Данзо всё ещё на рассмотрении. Было. Не знаю, что они будут делать теперь, без главного подозреваемого. Вытянув любопытно шею, Вероника покосилась на место взрыва. Среди пара, осколков дерева и мокрой ткани копошилось около десятка шиноби. Ибики-сан орал на своих подчинённых, кто-то за локоть выводил на улицу скованного цепями мужчину. Спустя несколько секунд до неё дошёл смысл сказанного. — В смысле? Данзо мёртв? — Как мои стыд и совесть, — отшутился беззаботно Изая, но тут же зашипел от боли, — я так и не понял, что это была за техника. Ты рассмотрел, Итачи-кун? Вряд ли это было сказано, чтобы задеть, но Учиха всё равно немного нахмурился. Невидящий взгляд метнулся в сторону товарища, он активировал шаринган. — Скорее всего, одна из печатей, вроде той, что были на твоём языке. Спасибо, что успел выставить щит и подавить часть волны. — Это мой долг, — Изая снова пожал плечами. Ибики-сан прекратил отчитывать молодёжь и обратил на них своё внимание. Суровое лицо в шрамах немного расслабилось. Мужчина жестом попытался подозвать к себе Итачи, но потом, вспомнив, повысил голос: — Итачи-кун, мы в Штаб. Подойди, нужно зафиксировать показания. — Буду через минуту, — самонадеянно заявил Учиха. Мелочно хотелось заявить, что без ампутации не обойтись и придержать его при себе, но Вероника прикусила язык. Она знала, что ночью он всё равно будет беспокойно спать рядом, сжимая пальцами её запястье. А утром – первым делом поведёт за собой в «душ» и столовую. Только ослепнув, Итачи осмелел настолько, что теперь постоянно находил поводы и причины держать с ней непрерываемый тактильный контакт. Жаль, конечно, что часть этой смелости была, в сущности своей, тревожностью и бессилием. — Я закончила, — она кое-как смыла часть крови антисептиком и смотрела заживлённый порез. Останется небольшой шрам, но завтра она сможет стереть и его, — Будь осторожен, пожалуйста. — Ты тоже, — он, словно забывшись, поймал всё ещё мокрыми пальцами её подбородок и, наклонившись, поцеловал в уголок губ. Нахмурился – немного промазал, — Как закончишь здесь, пожалуйста, возвращайся в палатку. И присмотри за мальчиками. — Хорошо-хорошо, — она огладила в ответ покрасневшую скулу, одним движением снимая боль, и с неспокойным сердцем отпустила его, — И вымой руки, а то всё вокруг испачкаешь. Итачи махнул рукой в знак прощания. Активированный шаринган помогал идти почти твёрдо, огибая людей и препятствия. На повороте он споткнулся об натянутую в неположенном месте верёвку для остова палатки, но тут же вернул себе равновесие и двинулся дальше, словно ничего и не было. Сердце сжалось против воли. Нужно было перед следующей сменой в деревне наведаться в архивы и поискать информацию о медицинских глазных техниках. Наблюдавший за ней Изая демонстративно прокашлялся, привлекая к себе внимание. Опомнившись, Момо тут же бросилась ему помогать. Ну что за безалаберный медик. — Садись, — скомандовала она. Мужчина послушно плюхнулся на землю и вытянул раненую ногу. Сколотый кий, как копьё прошёл через икроножную мышцу, чудом не задев кость и крупные сосуды. Безжалостно разрезав штанину, Вероника пальпировала воспалившуюся кожу и прикинула, под каким углом достать посторонний предмет. Можно было даже не тащить товарища в палатку. — Жить буду? — Недолго, как и все мы. Изая хохотнул и тут же ойкнул, когда она одним резким движением вытащила кий из мышцы. Отбросив лишнее в сторону, девушка накрыла ногу обеими ладонями и пустила внутрь мощный поток чакры. Пару минут – и кровь будет остановлена. С мышцей же придётся повозиться. — В сумке стеклянный бутылёк, возьми там чакровую пилюлю, — попросила она. — Ага, — он послушно полез внутрь, — спасибо тебе. — Всегда пожалуйста. Она подождала, пока он прожуёт, морщась, противную на вкус пилюлю. На языке вертелся десяток вопросов, и на каждый из них хотелось получить свои ответы. К тому же, Изая так и не рассказал ей о том, как Данзо сбежал из подземелий в день нападения. — Так… — Не захотел с нами дружить, — лаконично ответил мужчина, наблюдая за её манипуляциями с чакрой. Вероника нахмурилась. — Звучит не совсем правдоподобно. Он пожал плечами и немного наклонился назад, опираясь на вытянутые руки. — Цунаде-сама собрала очень много компромата. Ибики-сан только листал всё около часа. Там хватило бы на пожизненное заключение. Но, думаю, Данзо-сама на такой исход был не согласен. Весь допрос требовал выпустить его, ругался, обвинял всех в предательстве и грозился дайме. А как понял, что список инкриминируемого слишком длинный – попытался ликвидировать себя. Из палатки как раз выносили на носилках чьё-то прикрытое тканью тело. То в сопровождении АНБУ отправили в госпиталь. Шиноби помялись ещё немного вокруг, вытащили всё имущество и разошлись, оставляя «тюрьму» до утра. Изая устало выдохнул, махнув кому-то из них рукой. — Если задуматься, то он в чём-то прав. Я, вот, ослушался приказа своего господина. Итачи-кун месяцами копал под него, собирая информацию для Хокаге-сама. Ибики-сан арестовал одного из самых уважаемых людей Конохи, всю жизнь оберегавшего деревню. — Если задуматься, то для каждого из нас можно найти своё обвинение, — убедившись, что кровь больше не заливает собой землю, Вероника перевела дух и полезла в сумку за бинтами. Стоило изолировать рану от внешней среды перед тем, как дзюцу наращивать утраченное, — Но проблема в том, что в своих решениях он руководствовался не столько благом деревни, сколько собственной выгодой. Видел перед собой не живых людей, а просто ресурсы. Ну, если говорить о тех решениях, которые известны мне. — И в чём-то ты права, — она заинтересованно подняла брови. Изая продолжил, — Знаешь, я работал на него долгие семь лет. И не могу сказать, что жалею об этом. Иногда принимаемые им решения действительно спасали Коноху и ослабляли нашего противника. Данзо – шиноби старой школы, он прошёл две мировые войны. Оттого нет ничего удивительного в том, что он решал всё путём насилия. Как делали раньше. — Но ведь сейчас другое время. — И другой Каге. Но чем старше человек, тем менее гибким он становится в своих взглядах. В его словах было зерно истины. А ещё тот самый взгляд со стороны, который помог, поборов неприязнь, увидеть этого человека под другим углом. Орочимару в первые месяцы плена казался ей злодеем – опасным и пугающим. Но, присмотревшись к нему получше, она поняла, что он являлся также величайшим исследователем и учёным, принесшим в этот мир не только ужас, но и блага. Пейн фанатично верил, что через насилие и захват джинчуурики приведёт всех к извращённому миру, лишённому страданий и боли. Данзо мечтал надеть шляпу Хокаге и уберечь Коноху. Правда, устаревшими, безумными для текущего времени методами. Каждый из них добивался власти и господства не просто ради себя, но ради большой цели. Человек ведь ко всему привыкает. К лишениям, боли, крови. Так и Шимура Данзо за десятки лет привык не считаться с чужими судьбами и жизнями, видя в собственных солдатах только безликие фигуры, обречённые служить ему и гибнуть покорно, заслышав приказ. А потом не смог жить иначе, приняв этот образ жизни за единственно верный. Если бы кто-то остановил его раньше… — Может, в сложившейся ситуации, мы злодеи? – улыбнулась она невесело. Изая хмыкнул. — Увы, не в этом случае. Даже приказы Каге могут быть преступны. А у него этих приказов оказалось слишком много. К тому же, благородный человек позволил бы арестовать себя и предстал бы перед трибуналом. Он же прятался в подвалах неделями, полагаясь на верность собственных солдат. Дико было оправдывать, — в мыслях и на словах, — человека, который в прошлом обрёк Итачи на годы мучений, а её с Саске продал в руки врагу Конохи. Но, подумав об этом однажды, она не могла перестать теперь размышлять о причинах его поступков. Неужели, Итачи был прав, и Данзо просто поддался жажде власти? — Интересно, на что он рассчитывал, сбегая? — Кто знает, но бежал красиво. Вокруг него кольцом стояло около десятка солдат. Все неслись к границе, хотели скрыться как можно скорее. Шикаку-сан считает, что он искал Орочимару. Итачи-кун думает, что планировал добраться до дайме. Какаши-сан вообще поставил на то, что у него на территории страны есть убежище, оставшееся после старых экспериментов со Змеем. — В любом случае, до своей цели он не добрался. Мягкий зелёный свет вокруг ладоней погас. Вероника глубоко вздохнула и запястьем стёрла со лба выступивший пот. Наращивать мышцу на пустой желудок после целого рабочего дня было крайне тяжело. Воровато оглядевшись по сторонам, она принялась впитывать в себя природную чакру. Чтобы не смущать временного пациента заминкой, Момо снова полезла в сумку. Где-то у неё валялось несколько сложенных в четыре раза бланков. После такого стоило бы дать Изае день покоя. Быстрое исцеление хорошо только в экстремальных условиях, но в более мирное время уставом полагалось всегда давать шиноби отдых и время на полное естественное восстановление. Тогда организм не испытывал лишних перегрузок. Достав лист осмотра, она лениво вручила его Изае вместе с карандашом. — Клади на землю и заполняй основные данные, пока я заканчиваю, — она размяла пальцы и вернулась к прерванной процедуре, — и, кстати, ты так и не дорассказал, как вы его поймали. — А, — мужчина нажал грифелем карандаша на язык, размягчая, и принялся выводить собственное имя, — Ну, мы прибыли отрядом, думали отловим быстро, а они дали нам полноценный бой. Потеряли три бойца. Я помнил, что по протоколу, нужно стоять стеной, пока лидер бежит вперёд, так что мы рассредоточились и постарались обойти живой кордон. Шума подняли много, видимо, привлекли внимание. И на этот шум привлекли Саске-куна. Они с Итачи-куном неслись мимо с тобой на руках, но мелкий решил остаться с нами, как только завидел Данзо-сама. Тебя задело тогда? — М-м, — признаваться отчего-то не хотелось, не сейчас, — да, порядком. Хорошо, что вовремя доставили в госпиталь. Так Саске хорошо помог? — Взял всё на себя, — в голосе Изаи слышалась едва различимая гордость, — Я не знаю, как он тренировался и чему учился, но местами было даже страшно. За него, конечно. Оказалось, что Данзо-сама держал в рукаве несколько козырей, о которых рассказывал только самому ближнему кругу. Задержать получилось только совместными усилиями. Кацую-сама очень ругалась, но больше на Саске-куна, конечно. Он вообще жару дал – и шаринган, и молнии, чёрный огонь с щитом Сусаноо. Ума не приложу, где он успел так натаскаться. И правда. Едва пробудил мангекъё и уже в бой. Не удивительно, что он морщил лоб, как от мигрени. И тут по стопам старшего брата. Поставив себе в голове галочку напротив пункта «Достать обезболивающее», Вероника ещё раз прошлась по икре диагностическими чарами и облегчённо вздохнула. Основная работа позади. — Готово. Можешь перестать прохлаждаться и идти следом в Штаб. — Я? Прохлаждаться? Фу, кицуне-чан, такого ты теперь обо мне мнения, да? Наигранно-возмущённый тон его вызвал улыбку. Изая вручил ей практически полностью заполненный лист, в котором оставалось только внести пару корректировок и поставить подпись. Даже тут выручил. Дописав необходимое, она вручила её обратно пациенту и, отряхнув колени, поднялась на ноги. — Заскочи завтра к старшим сёстрам, пусть ещё посмотрят. — Как прикажешь. Ты в сторону жилых палаток? Хотелось бы, конечно. Но ещё больше – поесть. Опустив ладонь на живот, Момо неловко улыбнулась, наблюдая за тем, как он с опаской подпрыгивает на раненной ноге, проверяя её работу. Разодранные форменные брюки забавно барахтались в воздухе. — Я бы в столовую зашла. Почти ничего сегодня не ела. Ты только Итачи не говори, хорошо? Изая улыбнулся, остановившись. Неожиданно тепло, мягко, с безграничной радостью и любовью. Он мягко обхватил её пальцами за предплечье и, наклонившись ближе, сказал: — Я рад за вас. Внезапная откровенность ударила сильнее требований о племянниках. Вероника моргнула и постаралась отмахнуться от него. Она ведь разбила ему сердце, почему он так искренен? — Изая, ну ты чего… — Правда, рад, — перебил её он, продолжая улыбаться, — Не стану отрицать, когда вы только появились в Конохе мы шутили на эту тему чуть ли не всем военным составом. Иногда зло шутили, иногда за спиной. Но я видел, как он на самом деле смотрел на тебя. Как говорил о тебе, как жёстко пресекал слухи и не давал произнести дурного слова. Однажды дошло до драки. Он оборонялся, конечно, больше, но всё же. Внутри словно разбилось что-то. Горячее, тягучее. Оно обволокло собой всё внутри, как топлёное масло. Набрав полные лёгкие воздуха, Вероника попыталась стряхнуть с себя неуместное волнение. Вот же... Он же никогда ничего не рассказывал. Отмахивался, говорил не прислушиваться к пересудам. А сам тайком работал над её репутацией, муштруя коллег. Невыносимый. — Это было так заметно? — Увидит тот, кто захочет, — Изая явно кого-то цитировал, — Забавно, что вы сами не хотели замечать. Если когда-нибудь напишу книгу, обязательно упомяну вашу историю. — Ты только согласуй со мной текст. А то открою и увижу, что ты решил обозвать меня Медовым Голоском. — Звучит, как хорошая идея. Она без зазрения совесть ткнула его пальцем под рёбра. Изая расхохотался, отсалютовал ей и хотел было уже уйти, как она крикнула ему вслед: — С первым днём свободы! И спасибо! Он обернулся, показывая ей со смешком абсолютно чистый язык. Да, вот одна из причин его болтливости. — Спасибо. А меня за что? — За то, что не держишь зла, — ответила она просто, — За то, что в тебе столько света. За то, что присматривал за ним. — Ну, — он как-то странно отвёл взгляд в сторону, словно заметил кого-то во тьме – это, в конце концов, моя работа. Если бы не ты, и не он… Кто знает. Улыбка стекла с его губ. Изая на миг показался ей куда старше, чем выглядел. Незнакомец, надевший личину друга, истинный шиноби. Странное предчувствие поддело что-то изнутри рыболовным крючком, дёрнуло несмело. Но тут же утихло, не оставив после себя ни следа, когда он опять беззаботно улыбнулся и подмигнул ей. — Не бери в голову. Увидимся, ты ещё должна мне посиделки за чаем! И он растворился между палаток. Вероника посмотрела ему вслед, потирая висок. Сказанные мужчиной слова крутились в голове всё то время, что она ужинала, оттирала себя жёсткой губкой в бане, беседовала ни о чём с мальчиками в палатке и помогала Итачи найти среди сваленной в кучу одежды ту, что была для сна. Было в них что-то странное, не привычное, почти тревожное. Что он имел в виду, говоря о работе? Цунаде тайно приказала ему присматривать за товарищем? А может, это был Данзо? И что значило то самое «Если бы не ты…»? Решив не добавлять себе лишней головной боли, она плюнула на эти рассуждения, привычно упала на футон и улыбнулась несмело, когда почувствовала мягкое касание к запястью, оборачивающееся целомудренной лаской. Всё завтра.