Everybody Wants To Rule The World

Итачи смотрел на неё. Нет, даже не так. Он смотрел. Не моргая почти. Не всматриваясь пытливо, но словно охватывая не двигающимся зрачком всё её лицо. Мягко, оглаживающе. Как прикасался порой – тыльной стороной ладони к скуле, шершавыми кончиками пальцев по подбородку и носу. Не анализировал, не выглядывал требуемое, словно опять находился на миссии. Любовался, как мог только видами любимой деревни. — Ты прекрасна, — выдохнул он, наконец, спустя несколько долгих секунд тишины. Вероника искренне смутилась, краснея ушами и отводя взгляд в сторону. — Ну что ты такое говоришь. Я совсем не… — Произведение искусства, — перебил он её почти беспардонно, и на губах его появилась улыбка. Итачи протянул к ней руку и застыл, едва касаясь, порозовевшей кожи на скулах. Он вздохнул, задерживая дыхание. Взгляд, наконец, сфокусировался, буквально въедаясь в следы её смущения. Веронике казалось, он её этими глазами раздевает. Но не физически — на совершенно другом уровне. Заползает под кожу, исследует… — У тебя не такой большой опыт работы с искусством, чтобы утверждать подобное. — А я думаю, что… — Мы вам не мешаем? Вероника вздрогнула и отвернулась от него, смотря на раздражённого больше обычного Саске. Юноша топал нервно ступнёй по кафельному полу и буравил их взглядом. Рядом с ним стояла, прижав планшет к груди, Харуно Сакура, и улыбалась так счастливо, что впору было вжать голову в плечи ещё сильнее. Красный, как рак, Наруто переминался с ноги на ногу и не знал куда деть себя от смущения. — Ой, простите, — она немного нервно хихикнула, пряча руки за спиной. — К тебе претензий меньше, — продолжил Саске всё тем же тоном. Шпилька явно была прицельно брошена в Итачи. Но тот её проигнорировал, потому что всё ещё бессовестно рассматривал Веронику, гуляя немного мечтательным взглядом вдоль её профиля. — Саске-кун, позволь Итачи-сану привыкнуть к новым глазам, — вежливо прервала поток возмущений младшего Учихи Сакура, — он впервые за долгие годы видит настолько чётко. Тот в ответ фыркнул и, развернувшись на пятках, направился к выходу из палаты. — Вокруг меня вы так не плясали, — по-детски надулся он и хлопнул за собой дверью. Наруто посмотрел ему озадаченно в спину. — А он хотел, чтобы мы плясали? – спросил Узумаки немного растерянно. Сакура отмахнулась от него рукой и всё же сделала осторожный шаг в сторону Итачи, сидящего на своей койке легко и почти свободно. Она мягким жестом попросила Момо отойти в сторону и склонилась к Учихе, вынимая из кармана халата небольшой фонарик. Девушка оставила их двоих и ушла к Наруто. — Итачи-сан, мы закончили со всеми тестами и проверками. Но, на всякий случай, пожалуйста, ещё раз посмотрите на меня. Для моего спокойствия. Мужчина кивнул, отрывая взгляд от удаляющейся спины и переводя его на Сакуру. Он покорно позволил помучить себя, даже не поморщившись от слишком интенсивного света, сделал небольшую зарядку, размял глазные яблоки, следя за движениями ручки, и даже активировал пару раз по её просьбе шаринган. — Точно никакого дискомфорта? – спросила Харуно. — Никакого, Сакура-сан, — кивнул Итачи всё с той же мягкой улыбкой на губах, — Благодарю вас ещё раз. Вы – профессионал своего дела. Сакура улыбнулась ему довольно, делая финальные пометки на прикреплённых к планшету бумагах. Она собрала с простыней длинные ленты бинтов, ещё недавно опоясывающих голову Учихи, и с видом победительницы отправила их в мусорный контейнер. — Несмотря на то, что это первая моя подобного рода операция – я невероятно довольна результатом, — она взмахнула планшетом в руках, — глаза прижились очень быстро. Возможно, из-за сильной эмоциональной связи. Уверена, Цунаде-сама будет рада увидеть результат. «Ещё бы», — подумала с лёгкой долей странного, приобретённого за последние месяцы цинизма, Вероника. Теперь в деревне было два вечных мангекьё шарингана. И оба на службе Пятой. Наруто рядом с ней снова помялся на месте и мягко потянул её на себя за рукав. Момо тут же качнулась в его сторону: — Что-то случилось, милый? Он дёрнул плечом в сторону коридора, без слов предлагая выйти следом за Саске, чтобы не торчать без дела и не отвлекать больше Сакуру от работы. Вероника с улыбкой согласилась, вкладывая свои пальцы в его большую сухую ладонь под внимательным, прищуренным взглядом чёрных глаз. Они выскочили из палаты и прислонились к стене рядом, наблюдая за снующими туда-сюда людьми. Наруто улыбался каждому проходящему мимо, жал руки тем, кто протягивал свои в знак приветствия, кивал вежливо головой и даже заводил короткие беседы, не переставая улыбаться. Он так переменился с того дня. Выросший пуще прежнего. Уверенный в себе и своих силах, изменившийся в некоторых жизненных взглядах. Притихший будто, но всё ещё тёплый, мягкий и светлый, как фестивальный бумажный фонарик. Не мальчик больше, не юноша. Молодой мужчина, готовый сражаться за будущее Конохи и каждого, кто нашёл в ней свой дом. Однажды он станет прекрасным Хокаге, мудрым и справедливым. Но главное – отрицающим ту тьму, что однажды сломала судьбы последних из клана Учиха. Разумеется, к началу этого пути ещё нужно добраться. Наруто ждало впереди немало выматывающих тренировок для того, чтобы для начала официально получить звание джонина, изучить основы управления, а затем и внести свою кандидатуру в список претендентов на пост. Дайме совершенно точно отдаст ему свой голос – тяжело игнорировать ученика одного из трёх саннинов и спасителя Конохи. А сам Наруто после этого выберет себе верных советчиков и помощников, с которыми разделит бремя правления. Угрозы подобного рода он уже в шутливой форме кидал то Шикамару и Какаши, то братьям Учиха. Все четверо в своей манере открещивались. Наруто дулся. Планы на пост Хокаге были долгоиграющими и вдохновляющими. Но были и другие, более приземлённые. Ведь для начала Наруто хотел жениться на Хинате и купить для неё отдельный дом, съехав из восстановленной Резиденции. Та, словно поцелованная Ками, была уничтожена лишь частично. Из-за того, что Квартал находился на окраине деревни, до него взрывная волна дошла последней, уже утратив свою основную силу. Конечно, помучиться с расчисткой пришлось немало, но, когда весь строительный мусор был запечатан в свитки, выяснилось, что часть домов бывшего клана Учиха после ремонта даже пригодна для проживания благодаря особенностям конструкций. Так что оставшиеся в живых наследники, ни капли не сомневаясь, дали разрешение на заселение всех, кому крыша над головой была нужнее. Вернулись в родные стены они спустя месяц после начала строительных работ. Ещё через три недели торжественно повесили на холодильник потрёпанное общее фото и закончили помогать многочисленным соседям, которых теперь было в избытке. К тому моменту нанятые рабочие из Суны завершили капитальное строительство обновлённого госпиталя, и Вероника вышла на службу официально, снова надев белый халат. Работы было невпроворот – большая стройка влекла за собой большое же количество травм разной степени паршивости. Но после литров крови, заливавших её руки, новая работа вызывала только странную щекочущую радость. В коридорах больницы она уставала телом и отдыхала душой. И готовилась к персональным занятиям с Цунаде-сама, которые должны были начаться с приходом осени. К собеседованию с ней она готовилась долго. Нервничала так сильно, что заставила волноваться ставших слишком внимательными домочадцев. Пускай она не была серой посредственностью, Момо всё же полагала, что ей могут отказать. У Каге было полно своих неотложных дел, и помощь начинающим иръёнинам туда не входила. Девушка ночами сидела за конспектами, игнорируя попытки Итачи уложить себя в кровать и судорожно заучивая всё, до чего могла дотянуться. Она допрашивала Сакуру, ходила тенью за Шизуне, даже пару раз беседовала с Кацуро-саном, наматывая на палец пояс медицинского халата. В день, когда она получила желаемое одобрение и дату начала занятий, Вероника разрыдалась. Никто её за это не осудил. Случившееся в день нападения Пейна имело целый спектр неприятных последствий, с которыми почти не удавалось бороться. Ночами её мучили порой кошмары и фантомные боли в шее, днём — накрывало временами беспричинной тревогой. Если после возвращения из плена Орочимару слёзы лились ещё не так часто, то теперь она пару раз в неделю обязательно ловила себя на попытках разреветься по совершенно безобидным причинам. В конце июня Момо на ровном месте поймала паническую атаку, напугав находившегося рядом Наруто до заикания. Ещё через неделю — очнулась посреди ночи в баюкающих руках Итачи, судорожно прижимавшего её к себе и мягко затыкающего ладонью девичий рот. Своими криками она чуть было не перебудила весь дом. Убеждать окружающих в том, что всё наладится у неё получалось просто великолепно. Но вот с собой вышла заминка — подсознание всеми силами противилось, не слушая доводы рассудка. Оно отказывалось расслабляться, отказывалось погружаться в мирную жизнь. Мешало ей наслаждаться настоящим днём и отдыхать ночью. Устав наблюдать за её страданиями, Итачи одним тёплым вечером взял её за руку и предложил забрать часть боли через гендзюцу. — Это не лекарство, — предупредил он, поглаживая нежную кожу запястья, — но временный выход. Способ приглушить боль и найти в себе силы бороться. Цунаде-сама одобрила. — Ты говорил об этом с Цунаде-сама? Он улыбнулся грустно, притягивая девушку к себе. — Я хочу помочь тебе, а не навредить. Уже...проходил через это в прошлом. Доверишься? Она понимала, о чём он просил. Довериться не ему, но силе, что вызывала страх. Той, что когда-то ставила подлые подножки иллюзий и дарила мигрени. Той, что управлял человек, до последней капли чакры сражавшийся за её бездыханное тело с Тоби. Дав своё согласие, она смело посмотрела в его рассеянные из-за слепоты глаза. И даже не дрогнула, когда увидела, как они краснеют. В ту ночь она спала без кошмаров. И злилась наутро, что ничем не может помочь ему в ответ. Потому что пока она работала, как никогда раньше, Итачи просто был. Притихший, смирившийся со своим новым положением, выверяющий каждый шаг по знакомым с детства комнатам. Отчаянно думающий о том, как сохранить текущую должность и остаться нужным Конохе. Наблюдать за его молчаливыми рассуждениями было тяжело. Веронике всё казалось — он только делает вид, что привык. А потому она донимала его порой чрезмерной заботой и попытками сделать его жизнь проще. Итачи же в ответ просто оборачивался, смотря куда-то сквозь неё, и сводил брови к переносице, без слов прося прекратить. Момо знала, что он чувствует себя порой беспомощным. Что его проснувшийся после победы неконтролируемый почти тактильный голод и желание постоянно касаться её стоят на двух слонах — невозможности нормально видеть и страхе снова упустить, позволить ей пострадать. Итачи и раньше не держал между ними положенное правилами приличия расстояние, а сейчас так и вовсе сократил его до минимума, смущая порой своими действиями Наруто. Листая справочники и архивы госпиталя, задавая коллегам вопросы, она искала способ ему помочь. Беседовала с Шизуне, консультировалась с Сакурой, листала вместе с ней архивы операций и исследований, к которым, по идее, не должна была иметь доступа. И однажды нашла: — Мне Изая на днях рассказал, что когда они захватили Данзо, то обнаружили под повязками десяток обычных и один мангекьё шаринган. Он хранится у Хокаге сейчас, и он принадлежит Учиха. – Она подпрыгнула от нетерпения на месте, прижимая к груди медицинский справочник. После смерти Шимуры светловолосый АНБУ за посиделками часто делился с ней всеми возможными новостями. – Какаши-семпай сказал мне, что ему шаринган пересадили, может и ты вернёшь себе зрение? Хотя бы наполовину. Итачи отвлёкся от своего обеда, посмотрел на неё устало и выдохнул: — Нет. В груди кольнуло. — Что? Но...почему? Это же возможность... — Вероника, — немного с нажимом, но всё ещё мягко. Сжимая её пальцы и поднося их к своим губам: — Нет. Причины его упрямства выяснились позже, когда она узнала, что этот глаз принадлежал его покойному другу Шисуи и обладал очень опасными техниками. Но даже это знание не помешало Веронике обратиться за поддержкой к Саске, а затем и к самой Хокаге. Она знала, что поступает не совсем правильно, решая что-либо за его спиной, но ничего не могла поделать с зудящим под кожей желанием вернуть прежнего Итачи. Того, кто не смотрел сквозь неё, не боялся касаться даже мельком слишком хрупкой девичьей шеи и не заставлял от бессилия отчитываться о своих планах каждый раз, стоило ей покинуть дом. Того, кто не чах, медленно погружаясь в мазохистическое болото вины и принятия собственного недуга, как искупления за всё, совершённое ранее. Конечно, он обо всём узнал. Но не стал винить за чрезмерную самодеятельность, а просто обнял и попросил прекратить лишние телодвижения. — Если это так для тебя важно – я поговорю с Хокаге, — сдался он всё же, когда понял, что этот поезд невозможно остановить. — Это не для меня важно, Итачи, а и для тебя тоже, — Вероника, кажется, опять разозлилась. – Ты же сам чувствуешь, что многое потерял вместе со зрением. А до этого терял и без него. Так может, хватит этих самых потерь? Может, пора перестать жертвовать впустую? Ты уже искупил свой грех, многократно. Пожалуйста, отпусти прошлое и позволь себе быть счастливым. Он думал над её словами несколько долгих дней, взвешивая что-то в своей голове. Она знала – опять боролся с демонами, обгладывавшими душу почти десяток лет. Взвешивал собственное счастье, возможность по-настоящему жить. Решался на то, чтобы заплатить за это соблазном пользоваться техниками, способными манипулировать незаметно каждым, кто его окружал. Вероника понимала, что для человека его характера подобное действительно является риском. И отчасти потому он так решительно отказывался, сводя к переносице тонкие брови. Но вместе с тем, она видела, что светлая, незапятнанная тьмой часть его души рвётся к этой возможности, видя в ней шанс оберегать тех, кого Итачи считал своей семьёй. Итогом этих размышлений стал визит в новенький, ещё пахнущий лаком кабинет Пятой. Беседовали эти двое, судя по слухам, долго. И благодарная за помощь в победе над врагом Цунаде согласилась на пересадку сразу же, как узнала, что это вернёт зрение одному из лучших её шиноби. А послушав больше о механизме развития додзюцу, предложила сразу же провернуть этот фокус и с Саске, чтобы тот спокойно осваивал новые способности без вреда для окружающих и самого себя. Младший предложение воспринял с готовностью, и даже самоотверженно вызвался быть первым, чтобы иръёнины отточили на нём технику. Удивляться прагматичности Цунаде Вероника уже давно перестала, просто смирившись с тем, что Сенджу по щелчку пальцев радикально решила их проблему. Глаза Итачи пересаживались Саске, а сам старший забирал себе глаза Шисуи. Да, глаз оказалось двое. И то, что один из них Итачи всё это время таскал с собой, вживив призывному ворону, вызывало в равной степени восхищение и страх. Странно, что Цунаде его за этот фокус не отчитала. Операции были назначены на август. И оба они прошли через них легко, без доли волнения и страха. — Как думаешь, теперь у них будет много работы? – спросил Наруто в настоящем, запрокидывая руки за голову и сцепляя замком у затылка. В коридоре было шумно, так что он говорил на повышенных тонах, — Ну, с этими шаринганами теперь можно что угодно творить. — Кто бы говорил, — она шутливо пихнула его в бок, — освоил режим отшельника, подавил восемь хвостов… Через пару лет будем твою инаугурацию отмечать. Узумаки захихикал беззаботно, почёсывая себя по отросшим за этим месяцы волосам. Он пожал плечами и сказал только: — Я не ради поста это делал, ты же знаешь, сестрёнка. Ох, она это знала. Потому что была слишком близко знакома с его слишком открытой, слишком любящей душой, способной объять своим светом каждого в этом мире. Дай ему только немного времени. Наруто пришлось тяжелее всех. Внутри него жила опасная сила, так и норовившая порой вырваться на волю. И в битве с Пейном он потерял над ней контроль, едва ли не погубив всех мощью своего гнева и горя. Лишившийся наставника, чувствовавший в режиме отшельника каждую смерть окружавших его людей, своими глазами увидевший, как лидер террористической организации убивает дорогую его сердцу Хинату... Итачи говорил, что когда он высвободил первые хвосты, их всех буквально сбило с ног взрывной волной. Но Наруто укротил эту ненависть, не без помощи встроенной в печать подстраховки. И силой своего характера и убеждений, твёрдых, как камень, смог одолеть врага, истинное имя которому было Нагато. — Осталось только убедить в этом твоих фанаток. — О-о-о, — он демонстративно сморщил нос и поджал губы, — проходу не дают порой. Я так зазнаюсь. Они вместе захохотали, вспоминая коробочки со сладостями, полные пакеты рамена, рукодельные открытки, украшения и письма, которыми Узумаки теперь осыпали девчонки всех возрастов. Слава пришла к нему внезапно, накрыв сверху волной женского обожания. Наруто эти знаки внимания всегда вежливо принимал, наученный Вероникой, но никому не давал ложных надежд. Он ждал, когда их бесконечный бег закончится, чтобы пригласить на свидание Хинату. Перед этим он обещал обязательно побриться, хотя необходимости в этом пока не было. — Госпожа Момо! Вероника обернулась. Перед ней стоял немного нервный мужчина из клана Хьюга. Смотря на неё во все свои бледно-фиолетовые глаза, он улыбался немного неуверенно, пряча руки за спиной. Его внешность казалась ей подозрительно знакомой. — Да? Вам нужна моя помощь? — Что вы, помощь не нужна. Вы уже пытались спасти меня. Перед глазами кадрами проплыли воспоминания о многочисленных за эти месяцы пациентах. Она напряглась, пытаясь припомнить, где ещё видела эти глаза. И охнула, когда, как наяву, увидела распоротый живот и собственные руки, по локоть испачканные в его крови. Вероника вздрогнула от образов одного из самых страшных дней своей жизни, чувствуя подступающую боль в грудине. Наруто рядом с ней напрягся, чувствуя переменившееся настроение подруги. Он мягко сжал её пальцы и легонько дёрнул, посылая ей немного своей чакры. Сразу стало легче. — Ох, — опомнившись, она склонила перед ним голову, извиняясь, — прошу прощения за то, что не смогла сохранить тогда вашу жизнь. Хьюга мотнул головой, странно воодушевлённый. Улыбнувшись, он протянул к ней руку, ранее спрятанную за спиной. В ней был скромный, но собранный с душой букет из полевых цветов. Мужчина резким движением свёл ступни, по военной выправке, и склонил свою голову в ответ. — Вам не за что извиняться, — он выпрямился и протянул букет настойчивее. В спину Веронике потянул сквозняк – кто-то открыл дверь в палату, — Вы осветили последние минуты моей жизни своей улыбкой и добрым словом. Светлый ангел, вы были похожи на маленькое божество. И я безмерно счастлив, что увидел вас. Примите же этот скромный букет в качестве благодарности. Отказывать было невежливо, так что она забрала из его выпачканных в соке ладоней уже немного увядающий букетик. Нужно было поставить его в вазу. — Благодарю вас, господин Хьюга, — она вежливо кивнула, — ваше здоровье в порядке? — Более чем. Я ожил полностью здоровым, пусть и слабым физически, — он снова спрятал ладони за спину, — Я подумал, что обязан найти вас и выразить свои чувства. А также пригласить на прогулку и угостить чашечкой чая. В голове сам по себе возник простой вопрос: «Это ведь не то, о чём она думает»? Но завидев светящееся тихим огоньком обожание в его бьякуганах, Момо с долей грусти поняла – именно то. Пациентам западают порой в душу иръёнины, спасавшие их жизни. Они видят в этом знак судьбы и, только встав на ноги, начинают флиртовать, ухаживать или заваливать понравившуюся девушку цветами. Иногда такие истории действительно заканчивались красиво. Но не в её случае, конечно. — Я безмерно благодарна за вашу доброту и польщена приглашением, — она дёрнула за рукав насупившегося Наруто и прилепила к губам вежливую улыбку, — Но, к сожалению, вынуждена его отклонить. Мужчина словно потух. Улыбка стекла с его лица, открытое лицо стало смурным и грустным. Он растерянно покачал головой. — Могу я узнать причину отказа? Ей было немного обидно за него – пережившего такую большую боль. Оттого она решила ответить ему предельно честно. — Я уже выбрала человека, с которым разделю свой жизненный путь, — она прижала к груди букетик, — И мой выбор не изменится в ближайшую вечность. Он поджал губы, прикидывая что-то в своей голове, и смирился с этими словами, как мог только настоящий шиноби — тихо и спокойно. — Раз так – желаю вам долгого жизненного пути. Надеюсь, ваш избранник позаботится о вас. — Благодарю, — она верила, что он действительно будет таким, — Желаю счастья и вам. Мужчина снова поклонился ей. Развернувшись на пятках, он молча ушёл прочь, гордо держа спину прямой. Вероника надеялась, что отказ его не расстроит и не сломает. В старинных кланах воспитывали строго, потому выбор пассии тоже был занятием непростым. И странно, она снова не узнала его имени. Как невежливо. — Как ты красиво с ним, — протянул молчавший всё это время Наруто, — у меня так не получается с девчонками. — Ничего, научишься, — она погладила его по предплечью. – Все мы растём. Сзади полыхнуло знакомой чакрой. Плечи словно накрыло мягким покрывалом жасмина. Итачи закрыл за собой дверь палаты и подошёл к ним — расправивший плечи, уверенный в себе. Вероника поймала себя на том, что улыбается. В этом Итачи она узнавала прежнего. — Кто это был? – спросил он между делом, косясь в сторону зажатых в девичьих пальцах цветов. Узумаки фыркнул, пряча ладони в карманы. Вероника беспечно пожала плечами. — Благодарный пациент. — Пытался увести сестрёнку, на свидание звал, — сдал её Наруто без тени стеснения. Брови Учихи взлетели вверх, он снова покосился на букетик. — И как, успешно? — спросил он у Узумаки так, словно Вероники рядом не было. — Не, — он ухмыльнулся белозубо, — она ему вежливой лапши от рамена на уши навесила и отказала. — Навык отказа входит в обязательную программу на базовых курсах иръёнина, — протянула Момо максимально серьёзным голосом, вдыхая запах разнотравья. Сейчас за пределами Конохи было хорошо. В следующем году нужно будет выбраться на пикник, — где-то между искусственной вентиляцией лёгких и скручиванием буйных пациентов. Иначе никто не смог бы проработать в госпитале больше года — все вышли бы замуж, забеременели по третьему кругу и лечить было бы некому. — Правда? — повёлся на её провокацию Наруто, но секундой позже, увидев её улыбку, тут же захихикал: — Ладно, поймала. Я даже сначала поверил. Вероника подмигнула ему, пряча улыбку в цветах. — Такое случается, — фыркнула она. Итачи предложил ей свой локоть, и она мягко обхватила его ладонью, позволяя утянуть себя вдоль коридоров. — Пациенты психологически привязываются к своим врачам. Но это не такое частое явление. На моей практике это второй жених. Первому было девять лет, и он грозился увезти меня жить на берег океана, чтобы мы вместе собирали ракушки. — Это тот, что несколько недель таскал тебе из дома печенье? — в сияющих глазах Итачи плясали смешинки. Он немного вертел головой из стороны в сторону, заново знакомясь с коридорами госпиталя, — Серьёзный конкурент, мне пришлось побороться с ним за твоё сердце. — Ты не боролся, — она шутливо пихнула его в бок локтем, вспоминая, — ты просто зашёл забрать меня после смены и нагло поцеловал у него на глазах. Это была нечестная победа — ты даже не принёс мне ничего вкусного. — Я искупил свою вину, выкупив вечером половину витрины в лавке Хоку-сана, — хмыкнул он спокойно, — часть пирожных в итоге испортилась, потому что ты не смогла всё съесть. — Мальчики были заняты, так что помогать было некому, — пожала она плечами. Наруто рядом беззаботно хихикал, слушая их болтовню. На сердце было тепло от осознания того, что больше не нужно было прятаться по углам, как преступникам. Саске сдал их Узумаки при первой же возможности, аргументируя это простым «Ты не просила молчать». В день возвращения маленький паразит наклонился к другу за столом и сообщил между делом, что скоро станет дядей. Узумаки краснел и бледнел несколько минут, обрабатывая полученную информацию. Меняла цвета вместе с ним и Вероника, пиная Учиху в голень, пока тот ухмылялся ей, показывая на пальцах цифру «три», и косился в сторону вытянувшегося от удивления лица брата. На неловкие объяснения ушло несколько минут, после чего Саске получил палочками по голове, а прибитый своей слепотой Итачи просто выдохнул с облегчением, сжимая её пальцы в своих и отпуская копившееся долгие месяцы напряжение. Наруто нервно хохотнул и сказал, что будет рад новым сестрёнкам и братишкам. После этого получил палочками и он. Вероника тогда была похожа цветом лица на салатный помидор, и не переставала шипеть на веселящегося Саске. Улыбался он, правда, недолго. Момо поймала его за ухо часом позже и пригрозилась, что если он не прекратит зубоскалить, то не увидит племянников до тех пор, пока сам не станет отцом. В любом случае, с того дня они больше не скрывались. Итачи крепко держал её за руку и смело придерживал за талию, утоляя свой непрекращающийся тактильный голод, растущий, кажется, с каждым новым днём. Большего они себе на людях не позволяли, но даже такое свободное проявление своих чувств грело душу и напоминало том, что всё происходящее – реально. — Мы были не просто заняты, — заявил Наруто с важным видом, — мы патрулировали окрестные леса. И искали способ потушить Аматерасу, потому что Саске случайно подпалил вековую сосну. — От вас нельзя отворачиваться, — вздохнул Итачи, — сразу находите себе приключения. — Так в этом и смысл. Самое интересное начинается, когда сходишь с тропинки. Это основа сюжета любой хорошей истории, — Момо воздела палец кверху, тоном лектора поучая Учиху. — В книжках Сенсея Извращенца так и есть, — подтвердил Наруто с готовностью, — там столько приключений. И не только их, правда. — Давайте без новых в ближайшие месяцы, — дипломатично свернул этот разговор Итачи, — мы только оправились от старых. На этой позитивной ноте они покинули стены госпиталя и вышли на залитые солнцем улицы деревни. Итачи подвис, рассматривая раскинувшуюся перед ним картину любимой Конохи, всей в строительных лесах. Он проводил взглядом несколько случайных прохожих, вчитался в вывески ближайших магазинов и перевёл взгляд на щурящегося Узумаки. И стоило неделями бодаться с ней и отказываться от пересадки, когда он так откровенно наслаждался возможностью снова видеть. Упрямец. — У тебя и правда пробивается щетина, Наруто-кун, — отметил он внезапно. Юноша белозубо улыбнулся, оглаживая свой подбородок. — А то. Всё думаю, какую бороду отрастить. Хлопнув себя по бёдрам, он махнул ладонью и убежал догонять Саске, уже наверняка разминавшего глаза на полигонах. Кажется, их тренировки пора переносить за пределы стен, а то скоро прибавят работы строителям. С этими двумя Коноха могла спать спокойно. Особенно после недавнего заявления Саске о том, что он хочет в память о родителях возродить полицию. Вероника сложила ладонь козырьком и посмотрела вдоль улиц, наблюдая за скрывающимся силуэтом в чёрно-оранжевой куртке. Волшебная, чарующая юность. Они были так молоды и свободны. И оба во власти своих первых симпатий. Наруто уже решился на своё первое свидание, теперь осталось дозреть вредному Саске. — Ну, какие планы? Итачи перевёл на неё взгляд и снова застыл, любуясь, как в палате. Вероника сначала привычно смутилась, но затем осознала с пугающей ясностью, что даже в момент знакомства он уже видел её в приглушённых тонах и полном расфокусе. Наверное, на его месте она также часами рассматривала бы, заполняя пробелы и дорисовывая образ, раньше похожий лишь на эскиз. В памяти ещё долго будет храниться забавная сцена того, как только открывший после операции глаза Итачи увидел Саске и чертыхнулся: «Ты вырос копией матери. Даже нос такой же». Поймав брата за локоть, он подтянул его к себе и просто обнял ладонью за шею, вглядываясь. Итачи улыбнулся и неожиданно легонько, играючи ткнул его двумя пальцами в лоб. Саске надулся было, но затем улыбнулся брату в ответ, потирая ушибленное место. — Просто жить, — отмерев, он огладил её растрепавшиеся волосы, отросшие немного за долгие месяцы лета, — жить вместе. Строить своё будущее. — А конкретно на этот день? — сердце подпрыгнуло к горлу, когда его пальцы скользнули немного ниже, касаясь мочки уха, — Может, сходим поедим данго? Потом поможем Сузу-баасан, у неё сёдзи всё съезжают, охает целыми днями. А вечером я запеку рыбу и мы посмотрим телевизор. Итачи улыбнулся. — Звучит, как прекрасный день. Согласен со всеми пунктами. — Правда? — Если ты добавишь в него несколько шумоподавляющих печатей на стенах моей спальни и саму себя, лежащую в моём футоне без одежды. Вероника покрылась красными пятнами смущения. Судорожно оглядевшись по сторонам, она наклонилась к нему и прошептала: — Итачи, мы же не одни! — Прости, — он рассмеялся тихо, утягивая её на шумные улицы Конохи, — я ещё в палате заметил, что ты очаровательно краснеешь. Не смог удержаться. Она ущипнула его свободной рукой за бок, бубня что-то под нос. Но условия его выполнила с превеликим удовольствием, со шкодливой улыбкой наклеивая печати, пока он плескался в душе и готовился ко сну. Последняя как раз удобно легла у подоконника, когда Итачи вошёл внутрь и заметил её манипуляции. Они застыли на несколько долгих секунд, изучая друг друга взглядом. А затем Итачи спокойно прикрыл за собой сёдзи, выключил свет, щёлкнул пару раз пальцами, активируя печати, как-то нехорошо улыбнулся и в несколько широких шагов сократил между ними расстояние. Её визга и криков о помощи никто не услышал — установлено было очень качественно. — Знаешь, — протянула Вероника часом позже, болтая в воздухе ногами и вытягивая немного ноющую от неожиданной нагрузки спину, — я в настоящем замешательстве. Итачи лениво хмыкнул и перевернулся на бок, не переставая оглаживать кончиками пальцев её поясницу и спину. Кругами, спиралями, как любил всегда после близости. Иногда он даже писал что-то, словно невидимыми чернилами. Но у неё никогда не получалось расшифровать. — Что-то случилось? Вернув себе зрение, Итачи будто очнулся от того уныния, в котором пребывал последние недели — сегодня он много улыбался, почти дразнился, чего не позволял себе раньше. Он выглядел свободным. Прожившим внутри конфликт, длинной в десятилетие, пережившим его и оставившим позади. Наконец, предоставленным самому себе. И вольным выбирать то, как поступит дальше с жизнью, принадлежавшей только ему одному. Он опять любовался. Но не навязчиво, не так, что она чувствовала неловкость. Взгляд Итачи был едва ощутимым, ласковым, как касание пера. Он любовно гулял по её обнажённому телу там, где ещё недавно были его губы, поднимал за собой лёгкие мурашки. Уже смирившаяся с тем, что этот красноглазый демон не собирался ни на секунду отводить от неё глаз в ближайшую вечность, она приподнялась на локтях и заглянула ему в лицо, кусая нижнюю губу. — Я просто…Вспомнила кое-что, — она заправила ему за ухо прядь неприлично длинных волос и продолжила, когда поняла, что завладела его вниманием, — когда мы только встретились, то вели беседу на троих о комиксах и их сюжетах. И я кулаком себя в грудь била, что моя история, она не про любовь. А вышло совсем наоборот. Момо усмехнулась про себя, вспоминая, как начинала этот путь. Маленькой напуганной девчонкой с нечёсанными волосами, бегающей за двумя нукенинами в безразмерной юбке и рассказывающей о Микки Маусе. Тогда она мечтала о том, чтобы найти в этом мире своё место и предназначение. Сейчас же понимала – ключом ко всему этому оказался один очень инициативный тогда, когда не нужно, Учиха. И её желание стать ему другом. Итачи её паузу воспринял по-своему. Прочистив горло, он повёл ладонью выше, накрывая её талию. — Ты расстроена? Уловив настоящий смысл его слов, она нахмурилась и ответила тут же: — Нет, конечно, нет, — для того, чтобы придать своим словам значимости, Вероника поцеловала его играючи и тут же добавила: — Но это действительно странно. Потому что я, выходит, напророчила себе судьбу. Итачи усмехнулся и покачал головой. — Я вовсе не принц, — сердце заныло от того, с какой лёгкостью он вспомнил беседу, которой было два года. — Отчего же? Ты – старший наследник клана. Считай, принц. — И при этом беглый нукенин. — Чертовски привлекательный беглый нукенин. Она заставила его улыбнуться снова. Итачи упал на спину и мягко потянул её на себя. Вероника легла ему под плечо, привычно опуская ладонь на грудь, и замычала довольно, когда почувствовала, как он накрывает их одеялом. Немного остывшее тело уже начинало мёрзнуть. За окном была ночь, так что пора было ложиться спать и готовиться к следующему дню. У Вероники была поздняя смена, у Итачи – первая планёрка в роли главы объединённых сил АНБУ и Корня. О новой должности знали только домашние, для остальных он всё также оставался ещё одним винтиком системы в сером жилете. Простое правило безопасности и хороший способ уберечь Цунаде от гнева соседних деревень, которые до сих пор не отпустили нукенинское прошлое Итачи. Сначала он от поста отказывался. Но, посовещавшись с Хокаге и прочими джонинами, всё же принял его на первые годы, пока не взрастит себе достойную замену. После смерти Данзо, совершившего ритуальное самоубийство, руководить его организацией было некому, да и ставить кого-то изнутри было опасно — Цунаде им попросту не доверяла. Итачи преклонил перед ней колено и в который раз поклялся в верности, принимая новые обязанности, которые делил теперь с ещё одним шиноби, имени которого знать было не положено. На связи он обязан был теперь быть круглосуточно. Координировать группы, принимать отчёты и отдавать приказы, руководствуясь политикой своего Каге. Следить за чрезвычайно полезным в шпионаже, но шумным бывшим сокомандником, получившим в качестве отступных собственный отряд, и одной молчаливой женщиной, уже который месяц пытавшейся своими способами вымолить у него прощение за совершённый на фестивале проступок. Упрямая Юки даже несколько раз пыталась заходить к ним в гости. Но не менее упрямый Итачи просто выходил вместе с ней на улицу и уже спустя минуту возвращался обратно, оставляя разозлённую очередной словесной пощёчиной девушку одну. Безразличный к её душевным страданиям, он совсем её не щадил, раз за разом напоминая о статусе безликой не коллеги теперь — подчинённой. Ей было даже немного жалко Юки. Однажды она на одной из посиделок поделилась этими мыслями с Изаей, на что мужчина хохотнул только, едва не давясь ложкой с мороженым. — Нашла о ком печалиться. Напоминаю: её прошлого парня нашли мёртвым в ванной. И не то, чтобы у него были поводы сделать это самому, — заметив, как она уныло елозит в своей креманке, он вздохнул и наклонился к ней ближе: — У тебя слишком доброе сердце, Кицуне-чан. Правда, не нужно лить по ней слёзы. Даже опуская историю с вашим похищением — она всё ещё не самый лучший человек. И вообще, разве ты не должна радоваться? Вероника набрала в ложку немного подтаявшего мороженого и вылила его обратно. Отставив посуду в сторону, она поставила локти на стол и упёрлась кулаками в собственные щёки. — Радость — это неуместное чувство. Она всё ещё безответно влюблённая в собственного начальника девушка. Это грустно. АНБУ фыркнул, не скрывая своего веселья. Он спокойно забрал её креманку себе и принялся доедать, не переставая улыбаться: — Мне никогда не понять вас двоих, серьёзно, — протянул он, облизывая ложку, — любая другая ревновала бы и грозилась выцарапать глаза. А ты из-за неё аппетит теряешь. — Ревность — это страх потери, — невольно процитировала она Итачи и пожала плечами, — А я конкуренции не боюсь. Как и он. Если ты не заметил, мы с тобой прекрасно проводим время вместе. На его губах на краткий миг появилась улыбка. Вероника знала — пускай Изая старался быть ей другом, он всё ещё не до конца отпустил свою влюблённость. Но принимал эти чувства с достоинством истинного шиноби. — Я бы проводил с тобой больше времени, но у меня с новой должностью стало так много работы, — пожаловался он спокойно, зная, что теперь имеет на это право. Мужчина потянулся, запрокидывая руки за голову и, словно его осенило, посмотрел задумчивым взглядом в стену: — Я бы даже сказал слишком много работы. Странно это. Вероника снова пожала плечами и попросила принести им счёт. У неё через полчаса начиналась смена — нужно было успеть привести бумаги в порядок. — Не ищи заговоров там, где их нет, — она позволила ему оплатить счёт и положила сверху чаевые. В этом мире такая практика была новой, так что ей всегда было приятно видеть сияющие благодарностью лица официантов, — Ты просто попал в подчинение к трудоголику. — Сочувствуешь мне? — Не-а, — хихикнула Вероника беззаботно. Кажется, ей придётся выслушать ещё немало жалоб о том, как одержимый порой работой Итачи гоняет своих солдат по деревне без сна и отдыха. Но она знала — это временное явление. Стоит ему освоиться, и Учиха тут же снизит нагрузку, чтобы разгрузить и самого себя. Перед операцией он обещал, что будет уделять ей больше времени. На подоконнике стоял в вазе большой букет летних цветов, распространяя по помещению едва ощутимый нежный аромат. Вероника не лукавила — Итачи действительно не был ревнив в привычном понимании этого слова. Но отчего-то каждый раз, стоило кому-то проявить хоть тень заинтересованности в ней, тут же находил повод пригласить её на свидание, приготовить самому ужин или просто порадовать небольшим подарком, словно напоминая о себе. Портер считала это по-своему трогательным. Она с благодарностью и любовью принимала его внимание. И доверяла ему в ответ, слишком знакомая с его безоговорочной верностью близким. Ночная Коноха была прекрасна. За окном вовсю стрекотали цикады, рядом шумели соседи, отмечавшие чей-то день рождения, вдалеке мигали огни вновь открывших свои двери идзакаев. Деревня за три летних месяца почти полностью отстроилась и вернулась к привычному ритму жизни. Из памяти начали стираться страшные картины залитых кровью рук и чужих криков, звоном стоявших в ушах. Вдоль улиц снова носились беззаботные дети, а шиноби стали проводить время со своими близкими и выбираться за пределы стен и барьера. Черепица прогнулась под чьим-то весом — от их крыши кто-то оттолкнулся и прыгнул, уносясь дальше. — Напомни мне не забывать закрывать шторы, — протянула она лениво, — Не привыкла раздеваться для каждого пробегающего мимо. Итачи сонно хохотнул ей в макушку и бегло поцеловал. Он немного сдвинулся в сторону, устраиваясь поудобнее. — Как скажешь. Напомни мне завтра с утра про подарок, — прохрипел он тихо, — Сегодня...не успел. Сон как рукой сняло. Вероника тут же встрепенулась и приподнялась, опираясь ладонью о его грудь. — Что за подарок? Она отчётливо видела, что он уже жалеет о том, что произнёс это вслух. Итачи обхватил её рукой за талию и попытался уложить обратно. — Завтра узнаешь. — Но я хочу узнать сейчас. Он немного прищурил глаза и попытался напугать её хмурым взглядом. Но Веронику, прошедшую через пару Цукуёми и полгода тренировок с его гендзюцу, подобным было уже не пронять. Она заёрзала и попыталась выкрутиться из его объятий. Итачи, немного подумав, отпустил, сдаваясь. Вздохнул устало и указал ладонью в нужную сторону. — Крайняя створка к окну. Нижняя полка. Под его разочарованным, полным боли взглядом она нащупала домашнюю одежду и быстро надела её, скрывая за тканью наготу. Выскользнув из тёплой постели, девушка подползла к встроенному шкафу с непроизносимым названием и отодвинула в сторону нужную фусума. Там прятался завёрнутый в ткань крупный предмет чуть ли не в половину её роста, формой напоминавший грушу. Она достала его и неловко повертела в руках. — Что это? — спросила Вероника, не скрывая удивления. Пока она возилась, Итачи накинул на плечи юкату и небрежно её запахнул. Мужчина сел, скрестив перед собой ноги, и поставил согнутую в локте руку на бедро, подпирая ладонью скулу. — Это — подарок. Я заказал его ещё весной, но торговец вёз требуемое с континента, так что... — Ты заказал мне что-то с Континента? Он беззаботно пожал плечами, смирившись с тем, что проиграл её любопытству. Итачи склонил голову к плечу и неожиданно мягко, почти нежно улыбнулся. — Открой. Перед глазами яркой вспышкой всплыл вечер перед фестивалем. Его крепкие объятия и уязвимая честность, подрагивающая ладонь с плотным свёртком, в котором пряталась удивительной красоты праздничная юката. Тогда он сделал ей почти без повода дорогой подарок просто потому, что хотел порадовать. Тогда они даже не были вместе. Что в тот раз? Повертев предмет в руках, Вероника нашла уголок ткани и принялась слой за слоем разматывать упаковку из мягкого хлопка, заинтригованная его напутствием. Сердце забилось быстрее, когда из-за плотного материала выглянула подозрительно знакомая голова с металлическим колковым механизмом. Следом показался гриф со слегка расслабленными струнами, а когда последняя ткань упала к её ногам, ладони сжались на корпусе из тёмной древесины, покрытом блестящим новеньким лаком. Она застыла в неверии. В груди всё сжалось от волнения и неуверенной щемящей радости. Пальцы пробежались вдоль деки, постучали по ладам, нырнули в резонаторное отверстие. Она повертела инструмент в руках, словно выискивая признаки подделки, проверила, насколько гриф ровный и как хорошо подклеена подставка. Опомнившись, как от видения, Вероника быстро, почти не думая, подтянула струны и провела по ним отвыкшими подушечками, чувствуя приятную боль. Звук получился просто отвратительным, но она всё равно счастливо рассмеялась, прижимая к себе обеими руками практически точную копию собственной гитары. Глаза сидящего напротив Итачи светились изнутри от радости за неё. — Как? — только и спросила она немного дрожащим голосом, — Я же не рассказывала... Она осеклась, когда вспомнила. Собственную детскую комнату, воссозданную с помощью гендзюцу, и одного любопытного нукенина, трогавшего без спроса её одежду и рассматривавшего всё вокруг с цепкостью привыкшего замечать детали солдата. Он назвал её тогда слишком доверчивой и попросил напеть что-то. А затем ещё не раз вслушивался в то, как она мурлычет на незнакомом языке, даже не скрывая своего интереса. — Я же говорил — я запоминал всё, — он хмыкнул добродушно, — Ты любишь петь на своём языке и порой неосознанно перебираешь пальцами, как по струнам. Ты скучала по своему инструменту. Неужели он сделал это только потому, что она скучала за прошлой жизнью? Вероника почувствовала, как печёт глаза от накатывающих слёз. Весной они только начинали идти рука об руку вместе, и он не обязан был вовсе делать подобные широкие жесты. — Но она же стоит, наверное, сумасшедших денег, — она любовно огладила корпус гитары, — Я узнавала у местных торговцев — о таком здесь даже не слышали. Это индивидуальная работа. — На самом деле, нет, — разбил её фантазии Учиха спокойно, — я просто нашёл мастера, который был настолько увлечён музыкой, что знал не только о традиционных инструментах, но и о тех, на которых играют за пределами земель шиноби. Это заняло больше времени, чем я рассчитывал, но... Договорить он не успел. Отложив гитару в сторону, Вероника сократила расстояние между ними и, обняв ладонями лицо, прижалась к его губам своими. Застыв в этом движении на пару секунд, она отодвинулась немного и боднула его нос своим, не скрывая счастливой улыбки. — Спасибо, — она попыталась вложить в это простое слово всю накопленную за месяцы благодарность. За его заботу о ней, за беспокойство, за навязчивое почти желание оберегать и делать её жизнь комфортней. Она знала — он не учился этому, почти не умел. Но старался день ото дня, просто потому, что любил её. — Я не заслужила всего этого. Как я могу отплатить тебе? Итачи свёл брови к переносице и сморщил немного нос, словно сам факт того, что она считала себя должницей, расстраивал его. Он вздохнул, оглаживая костяшками пальцев её нижнюю губу, и признался на выдохе: — Просто сыграй для меня. Вероника пообещала самой себе сыграть для него минимум тысячу раз. Она взяла гитару в руки и провела несколько долгих минут за её настройкой. По прошествии лет навык должен был притупиться, но пальцы отчего-то всё помнили. Она аккуратно подтягивала струны и прислушивалась к звучанию, пока брала простые аккорды. Тонкая кожа на подушечках пальцев ныла, ногти были немножко длинноваты, но она упорно продолжала приводить инструмент в рабочее состояние. Немного мешали свободе руки Итачи, обхватившего её поперёк талии и прижавшегося со спины. Но она не жаловалась — просто улыбалась едва заметно, пока он водил губами по её затылку и касался едва ощутимо мочки уха. Внутри было спокойно, тихо и так безмятежно, что хотелось ущипнуть себя за руку и удостовериться в том, что это точно не сон. Ками, просидела бы с ним так всю ночь. Но ему завтра нужно было вставать на службу. Когда Вероника убедилась в том, что струны в порядке, она обернулась к Итачи и спросила тихо: — Я помню не так много песен. Что ты хочешь услышать? Он посмотрел на неё с долей лукавства во взгляде, улыбнулся и неожиданно в лоб сказал: — Что-то, после чего я попрошу: «Выходи за меня». Гитара чуть было не выпала из её пальцев. Опешив, Вероника застыла в его руках, изумлённая до такой степени, что практически потеряла дар речи. Ками, так мог только он. Ещё пару лет назад — ненавистный всеми нукенин, убийца и палач. Ещё год назад — живущий тихой жизнью теневой стороны Конохи шиноби, презираемый половиной деревни. Лишившийся однажды всего, что имел. Отказавшийся от будущего и просто плывущий по течению, пока его таланты были нужны Каге. Долгими годами ожидающий собственной смерти от рук единственного человека, которого искренне любил. И оттого, очнувшись от этого долгого кошмара, вцепившийся обеими руками в то, о чём боялся раньше даже мечтать. Его путь был куда длиннее, чем её. Он проделал его медленным, крадущимся шагом, неуверенный в том, что идёт в правильную сторону. И дошёл до финиша победителем. Моргнув пару раз, она попыталась совладать с волнением настолько сильным, что позорно взмокли ладони. Сердце колотилось где-то в горле, дышать удавалось через раз, мысли разбегались во все стороны. На какие-то жалкие секунды она запаниковала, почти испугалась, крепко зажмурив глаза. Всё ещё не отпустившая до конца прошлую жизнь, Вероника напряглась всем телом, словно его слова несли в себе неизвестную ей угрозу. Но, опомнившись, поняла, что никакой опасности нет. Итачи по-прежнему мягко прижимал к себе, оглаживая пальцами живот и заглядывая ей в лицо с долей ответного волнения. Не нападал, не угрожал — просто ожидал ответа. Уверенный в своём выборе. Почти спокойный. И под его взглядом она медленно расслабилась, опуская плечи. Отпуская прошлые установки — лишние уже, отжившие своё. Потому что сделала свой выбор тоже. И не собиралась отказываться от произнесённых слов. Вероника сглотнула и, собравшись с силами, всё же выдавила из себя, прерывая неприлично затянувшееся молчание: — Есть одна песня. Глаза Итачи снова заблестели. Он наклонился к ней, целуя в висок, и прошептал на ухо: — Тогда я с удовольствием её послушаю. Подавив дрожь в пальцах, Вероника перехватила гитару поудобнее и мысленно нырнула в мелодию. Вспоминая последовательность аккордов, по памяти подбирая их, чтобы дать привыкнуть рукам. На лице против воли снова появилась улыбка. Она прикусила нижнюю губу, подбирая первые ноты, и поняла, что от попыток унять мимику у неё ноют щёки. Из груди рвалась наружу какая-то странная, всеобъемлющая, почти детская радость. Его тёплая грудь, к которой была прижата её спина, казалась ей самым мягким, самым уютным на свете одеялом. Его объятия были её домом. Прислушавшись к ощущениям, она осознала с пугающей ясностью, что почти счастлива. И уже заранее знает ответ на его вопрос. — Stars shining bright above you Night breezes seem to whisper «I love you» Birds singin' in the sycamore tree Dream a little dream of me Say nighty-night and kiss me Just hold me tight and tell me you'll miss me While I'm alone and blue as can be Dream a little dream of me...